***
- Слушай, это уже слишком, - белые участки передавленной кожи приобретают голубовато-лиловый оттенок, а тон Мин Юнги приобретает нотки искреннего беспокойства. Я не отвечаю. Я просто смотрю на его упрямую возню, покачивая ногой, оперевшись локтем на спинку своего стула. За окном садится солнце. Я лениво поворачиваюсь к окну, жмурясь от яркого потока солнечных лучей, и любуюсь позолоченными облаками, проплывающими мимо высотных зданий, сияющих сотнями однотипных окон, как стеклянной серебристой чешуёй… Комнату заполняют пунцовые и оранжевые отсветы. И недовольное бормотание привязанного к стулу Юнги. - Развяжи меня, я серьезно, ты мне все руки передавил… У меня уже пальцы отекли… Я раздраженно вздыхаю. Ну что за жалобы? Я, помнится, на его месте был куда терпеливее. Правда, потом целые сутки не чувствовал ничего подушечками пальцев… Ну ладно. Я встаю и подхожу ближе. Всматриваюсь в следы веревки, врезавшейся, пожалуй, и в самом деле достаточно сильно… На некоторых участках кожа уже прилично покраснела от раздражения. Ну, тут он сам виноват - не надо было дергаться. - А как ноги? - Спрашиваю я. - Ноги еще ничего… Конечно «ничего». Я хотя бы разрешил ему оставить джинсы. «А ты мне тогда не разрешил… И сам потом разминал мне икры, когда я мучился от судорог», - промелькнуло вдруг в голове старое воспоминание. Ну что ж… Я обхожу Юнги вокруг и развязываю узел за его спиной. Веревка становится слабее; но мне все равно приходится распутывать каждый из десятка остальных узлов вручную. Я слышу расслабленный вздох; я вижу, как Юнги пытается поднять руки, но у него не получается даже согнуть их в локте. Пытается сжать пальцы - но они покраснели и отекли слишком сильно. Приток крови к передавленным частям тела слишком резкий. - Можешь пошевелить руками? - Спрашиваю я, прикасаясь пальцами к безвольно свисающей ладони Мин Юнги. - Кажется, нет… - С тревогой в голосе отвечает он; пытается сжать мою руку в ответ, но не может. Отлично.***
Я помогаю Юнги встать и практически перетаскиваю его на кровать. Он падает на спину. Я любуюсь своим замечательным подарком: встревоженное лицо и испуганно бегающие глаза, бессильные руки и расстегнутые джинсы… Широкие плечи и обнаженный торс, почти атлетический. Хочется прикоснуться к нему, хочется медленно провести рукой во гладкой коже… Пройтись ладонью по еще заметным следам-полосам. Наверняка на некоторых местах кожа горячее на ощупь, наверняка на таких местах каждое прикосновение будет отдаваться воспаленной болью. - Мне так нравится мой подарочек… Но чего-то ему не хватает, - я задумчиво прохаживаюсь вдоль края кровати. - Ты о чем?.. - Ммм… Подожди-ка, - я отхожу к одной из сумок с вещами, что брошены в углу комнаты. И вскоре возвращаюсь. Прошу Юнги перевернуться на живот. Он приподнимается на локтях и недоверчиво хмурится, поглядывая на мой наверняка интригующе-хитрый вид. - Ну пожалуйста! Он все еще нерешительно молчит. Пытается рассмотреть, что я прячу за спиной. Я вздыхаю и медленно опускаюсь на колени, осторожно подползая к Юнги. Приближаюсь к нему аккуратно, - такое впечатление, что он боится; боится, что я снова сделаю что-то слишком… Что-то слишком. Я улыбаюсь одной из своих самых невинных и доброжелательных улыбок, и тихо, подчеркнуто нежно и максимально безобидно, проговариваю: - Ну разреши мне поиграть с тобой, Мин Юнги… Ну разреши, ну пожааааалуйста. Я прекрасно знаю, какое впечатление эта интонация оказывает на всегда серьезного и строгого со мной Юнги. Не подводит она и в этот раз. Юнги позволяет мне сесть к нему на колени, расставив свои ноги по обе стороны, и протянуть руки к его шее. Я нежно оборачиваю вокруг длинной и ровной шеи моего самого лучшего сегодняшнего приза мягкую атласную ленту. Ярко-красную. Блестящую. Прохладную и очень приятную на ощупь. Особенно - для горящей от раздражения покрасневшей кожи. Даже не спрашивайте, откуда она у меня. Оттуда же, откуда и десятиметровая веревка Юнги из натурального волокна. Такие вещи у нас просто есть. Как и возможность у каждого из семи иметь сумку с частным багажом, такую, которая всегда избавлена от досмотров и абсолютно неприкосновенна. Уголки губ Мин Юнги подрагивают, а взгляд неотрывно следит за каждым моим неспешным движением. Один оборот вокруг шеи… Пожалуй, еще один. Так… Теперь вот этот конец ленты сюда… А другой - обернем вот здесь. Хммм… Я завязываю большой пышный бант на задней части шеи. - Ну вот… - Я закончил упаковывать самый лучший из своих подарков. - Ты издеваешься? - Ухмыляется Юнги, чуть прищурившись. Этот низкий голос так странно звучит... Так не подходяще для этой роли. Но меня это практически не смущает. Потому что я понимаю, что Юнги уже не так напряжен; через секунду он уже радостно улыбается мне, а его глаза поблёскивают от предвкушения и любопытства. Я тоже широко улыбаюсь и обхватываю его лицо обеими руками, и наклоняюсь к самым его губам, и с наслаждением целую их, и Юнги падает на спину, и я падаю на него сверху. Он больше не боится, что я сделаю что-то «слишком». А стоило бы.***
Сидеть на его бедрах становится все менее комфортно, и я вынужден просунуть свою руку между ног назад, чтобы нащупать то, что упирается мне в зад, рискуя порвать джинсы. Я на ощупь расстегиваю ширинку Юнги, а он расстегивает мой ремень. Моя рука без труда проскальзывает дальше и нащупывает то, что нащупать просто невозможно. Рука Юнги ловко залезает ко мне в… - Нет-нет, - уверенно шепчу я, и вынимаю руку Юнги обратно из своих штанов. Он удивлен, он поднимает брови и вопросительно смотрит на меня. - Разве не… - Нет. Я продвигаюсь ближе, мои колени слабо сжимают ребра Юнги с обеих сторон; я отклоняюсь чуть назад, и начинаю двигать рукой по его члену вверх-вниз, достаточно уверенно и достаточно умело, чтобы у Юнги не оставалось ни малейшего желания задавать какие-либо вопросы. Вскоре я и сам достаточно увлекаюсь и начинаю как-то машинально двигать бедрами вперед-назад. Юнги прикрывает глаза, его дыхание становится громче. Я знаю, о чем он думает. Он думает, что я просто хочу действовать в рамках одного из своих фетишей - фетиша на нежность, - что я просто хочу доставить мягкое и глубокое удовольствие другому, а самому получить удовольствие только лишь от наблюдения за происходящим. Но Юнги ошибается - сейчас я просто хочу обезоружить свою жертву.***
Я - заложник собственной внешности. Я выгляжу слишком милым и слишком мягким, и совсем безобидным… Юнги знает меня достаточно хорошо, и знает, что на самом деле я совсем не такой. Но иногда и он забывает о моей истиной натуре. Как это случилось и сегодня. В какой-то момент Юнги начинает двигать бедрами в такт быстрым движениям моей руки. Я облегчаю ему задачу и начинаю тихонько постанывать - и моя рука вскоре становится мокрой. Что-то вязкое стекает по пальцам, а Юнги упирается затылком в матрас, сминая простыни. Я быстро стягиваю с себя футболку и вытираю о нее руки. Потом отбрасываю ее куда-то за спину. Наклоняюсь вперед, прижимаясь грудью к тяжело вздымающейся груди Мин Юнги, и кладу ладони на его плечи. Нежно целую его шею, ласково поглаживая ее губами, задевая иногда поверхность мягкой красной ленты… Она все еще опутывает верхнюю часть его тела, хотя уже изрядно ослаблена. - Разреши мне… Разреши… Мне… Поиграть с тобой… - Мурчу я между поцелуями. Мин Юнги смотрит перед собой, тяжело дыша, взгляд его глаз устремлен в потолок.***
Я быстро перемещаюсь к краю постели, и начинаю стягивать джинсы с Мин Юнги. И окончательно раздеваюсь сам. - Перевернись на живот, - прошу я.***
Вскоре я сижу верхом на бедрах Мин Шуги, точно так же, как и минуту назад, но только теперь передо мной - не кубики пресса и накачанная грудь, а рельефная спина и красная лента. Самое время снять упаковку с моего подарка… Я с замиранием сердца тяну один из концов блестящей атласной полосы ткани - и слабый узел с легкостью распускается. Хотелось бы сказать, что я сдерживаю сейчас визгливое ликование, предвкушение и радостное нетерпение, - но в моей голове лишь злорадный смех, который становится все громче.***
Я наклоняюсь к самой спине Юнги. Я чувствую, как мое дыхание отражается от его кожи. Мои ладони ложатся на его талию, мои губы касаются его лопаток. Не поцелуй, нет - только касание губами. Я веду руками выше, скользя по бокам Юнги. Мое лицо приближается к его затылку. Я поворачиваю голову чуть в сторону и оставляю поцелуй на его шее. Следом - еще один. Не останавливаюсь ни на секунду, продолжая дарить его тонкой коже отпечатки своих губ. Я чувствую, как по спине Юнги пробежали мурашки. Значит, ему нравится. Значит, он сосредоточен только на этом ощущении - на заботливой нежности, на аккуратной мягкости… Значит, он не чувствует, куда делась моя вторая рука. Я оставляю чуть ниже мочки его уха последний такой поцелуй. Легкий, как тень настоящего поцелуя. Как извинение за то, что будет дальше. И внезапно с силой прикусываю эту беззащитную шею, плотно сжав зубы - и каждый миллиметр этой кожи, болезненно втягиваемый губами, режется о грани моего жадного оскала. Я делаю одно резкое - очень резкое и грубое - движение бедрами вперед. Одновременно с этим одна из моих рук с силой дергает за мягкую ленту, что уже переплетена с моими пальцами, что уже обернута вокруг моего запястья. Я слышу сдавленный хрип, и вижу, как каждая из мышц шеи Юнги моментально напрягается. В ту же секунду я чувствую, как тесно и как трудно проникать сзади в того, кто к этому свершено не был готов. С днем рождения меня.***
Ты не можешь двигаться. Твои ноги обездвижены весом моего тела, твои руки стянуты этой лентой (разве не ты научил меня правильно располагать узлы и переплетения? Стоит потянуть за край - и вся лента превращается в жесткий корсет, в строгий ошейник…) Я втрахиваю это такое желанное мной тело в упругий матрас гостиничной кровати. Сегодня мой день. Ты не можешь ничего сказать. Не можешь кричать, ругаться, требовать прекратить. Я держу твой голос на коротком поводке. Буквально. Я контролирую каждый вдох и каждый выдох. А ты ведь в чем-то прав: иметь такую власть над кем-то другим - и правда опьяняюще приятно. Ты не можешь контролировать ситуацию. Потому что эту возможность ты сам подарил мне сегодня - пусть и всего лишь на один день. Я тяну атласный поводок на себя и медленно отступаю дальше - и Мин Юнги вынужден приподняться, и встать на четвереньки. Он встает передо мной на колени. Я делаю глубокий вдох - и выпускаю конец ленты из пальцев. Обернувшись вокруг моего запястья несколько раз, красная полоса серпантином падает на измятую простынь, стекая по молочно-белой спине Юнги. Я слышу, как он хватает ртом воздух. Я готовлюсь получить уйму пощечин и десятки ответных болезненных засосов… Но вижу лишь, как его поясница выгибается сильнее, а нижняя часть тела начинает двигаться в ответ. Ему… Ему нравится.***
Я вижу, как длинные пальцы Мин Юнги хватаются за белый фон постельного белья, оставляя на простынях новые крупные складки. Между этих пальцев застревает моя подарочная лента, всё ещё обвитая вокруг локтей. Я поглаживаю спину Юнги сверху вниз, от плеч и лопаток до талии; эти плавные движения - полная противоположность рывкам моих бедер. И именно эта разница - между диким, практически насилующим, темпом эгоистичной сегодняшней ебли и мягкими поглаживаниями по спине, почти неосознанными, - именно эта разница в ощущениях отвлекает Юнги от желания остановить меня. И остановиться самому. Он не хочет, чтобы я останавливался; да я и не смог бы, даже если бы и захотел. Потому что я чувствую, что уже начинаю проваливаться в какое-то бархатное ощущение - такое же мягкое и эфемерное, как те облака, что были за окном совсем недавно… Это приближение той финальной части сегодняшней программы, когда обычно одним резким выдохом задувают все свечи на праздничном торте. Мне даже жаль, что этот день должен так скоро закончиться. Но я отвешиваю заднице Юнги парочку звонких шлепков - настолько сильных, что мне самому начинает жечь пальцы… Пожалуй, в этот раз снова получилось «слишком». Но Юнги привык. Мы оба уже привыкли. Я делаю несколько последних движений вперед, до упора вжимаясь в измученное чужое тело - и резко прикусываю губу до боли в самый последний момент: не хочу всё испортить своим слишком высоким голосом. Поэтому просто прерывисто выдыхаю свой стон, и устало падаю рядом с Юнги.***