***
Юнги: Я не то что бы расстроен - нет, у меня нет для этого причин. Просто… Ты перестал быть собой, ты снова стал обычным. Твои волосы тщательно уложены, и совсем не такие мягкие и пушистые, какими бывают по утрам… Твое лицо перестало быть настоящим твоим лицом - оно теперь выглядит обычным твоим лицом: слишком идеальным, неестественным, красивым, конечно, но красивым совсем не так… Я опять пропустил свою очередь говорить. Чимин: Я не могу выносить твой взгляд. Просто не могу. Поэтому отсел как можно дальше. Ты выглядишь грустным, - но пусть уж лучше так, чем будешь смотреть мне в глаза, и растворять в своих блестящих зрачках остатки моего самообладания. Я бы не вынес этого. По крайней мере, публично. Ты слишком влюблен в меня, - настолько, что это, как я подозреваю, может стать проблемой для нас обоих. Я не хочу, чтобы твоя влюбленность бродила по моим чертам лица, по рукам и плечам - везде, куда только может дотянуться твой взгляд через этот стол, - я хочу, чтобы эта волна скрытного внимания… Бродила по моей коже прикосновением кончиков пальцев и губ. Везде, куда ты смог бы дотянуться… Этой ночью. Я пропустил свою очередь отвечать на вопрос. Юнги: Я всего лишь произношу твое имя, подавшись чуть вперед и ища тебя взглядом - и уже чувствую, как мое дыхание становится прерывистым, пульсирующим, нечетким… Прям как той ночью, когда от твоих волос исходил запах французских роз. «Всего лишь духи», - но я от красоты этого тонкого аромата чуть не ослеп: всё зажмуривался посильнее, чтобы оставить только эту сладость в своем воспоминании, и старался вдохнуть каждый раз поглубже, сохранить этот чудный запах в себе навсегда… Ты улыбался мне в шею. А я так и не запомнил тот… Какой он был?.. Я снова выпал из реальности. И уже становлюсь объектом глупых шуток… Надо сосредоточиться. Чимин: Раньше я думал о тебе хотя бы только по ночам. Или вечерам. Или когда оставался один. Или когда замечал очередной маленький синяк на коже, который, слава богу, не был никем замечен. Сейчас я думаю о тебе почти все время. Меня затягивает глубина… Этого всего. У этого бездонного океана чувств твои руки и твои пальцы. О, просто сумасшедшие пальцы. Им можно всё… Даже… Это… И это… И… - Да-да, я здесь… Извините. Я буду внимательнее.***
Позже вечером: Исход этого дня был очевиден. Не очевидны были лишь подробности.***
Юнги: Я, как и договаривались, прокрадываюсь в пустую, никому не нужную сегодня гримерку. Я знаю, кто меня там ждет - и в то же время не знаю, кто сегодня. Осторожно прикрываю за собой дверь - и оказываюсь в тусклом свете непривычно пустой комнаты. Горит только одна рама из лампочек вокруг самого дальнего зеркала - и я направляюсь как раз туда; в крутящемся кресле напротив сидит Чимин, - я прекрасно узнаю его затылок. Он не оглядывается, но я уверен, что его глаза следят за мной из этого квадратного зеркала, блестя от радости и предвкушения. Подхожу еще ближе, протягиваю ладонь из-за его плеча к его лицу - и охреневаю от его отражения. Тяну руку к его щеке неуверенно, практически на ощупь, не поднимая глаз - не хочу сталкиваться с его взглядом… И Чимин тут же отвечает моим пальцам прикосновением своих губ. Эти губы… накрашены. Они не влажные, и не липкие, и не мокрые - они… такие мягкие... матовые. Если бы ощущение прикосновения могло быть матовым, то это было бы именно оно. Чимин поднимает свое лицо, выгнув шею назад - и я вижу его приоткрытые полные губы с ярко-красной помадой на них; но не вульгарно-вызывающей и дешево блестящей, а приглушенно-тусклой, эти губы как будто нарисованы… на его лице. Вот это да. Он вдруг открывает глаза, смотря на меня самодовольно и нагловато, так по-сучьи, так соблазнительно… и легко улыбается мне уголками рта. И я пропал.***
Я вжимаю его в стену. Я трахаю его так быстро и так пошло, так грязно… так аморально… предосудительно. Он оставляет на мне следы своей (хотя вряд ли «своей») красной помады… Широко открывает губы и скользит ими по моей шее вверх-вниз. Там наверняка уже вся кожа перемазана красными разводами… как последствие кровавых военных действий… Хотя истинная война происходит ниже. Нет, даже не так… Война Пак Чимина и альтер-эго Пак Чимина. Битва его мужественных рук, скользящих по моей спине - с женственностью и гладкостью его фигуристой ноги, обнимающей меня за талию. Сражение его голоса с широким жемчужным ошейником… А нет, тут как раз все гармонично. Каждый стон и каждый выдох - такой аккуратный, такой… какой-то округлый… не то что бы нежный, не то что бы слишком высокий - сияющий. Драгоценный. Только для меня. И больше ничей. Не белоснежный, а золотисто-тусклый, как каждая… из… проклятых… бусин… на его шее… Целую ее каждую. Он так грациозно двигает бедрами мне в такт, что я вынуждаю себя замедлиться, чтобы подстроиться, чтобы влиться в этот ритм… О, это так восхитительно… Я как будто пьянею с каждым толчком всё сильнее. Я как будто пьянею от каждого стонущего выдоха Чимина в мою шею… Он задевает языком мою кожу. Я чуть наклоняю голову назад, - и я не в силах сдержать свой хриплый стон, похожий на удивление, похожий на… забвение. Остановка во времени. Я обожжен этими блядскими губами. И я не жалею. Чимин: Я слишком занят прекрасной шеей Юнги, чтобы открыть глаза. Я слишком сильно хочу… прикасаться к ней… Дать ей всю нежность каждого своего скользящего поцелуя… Я чувствую, как Юнги впивается губами в мою кожу, оставляет наверняка синяки, захватывает иногда ожерелье… Мне стоило немалых трудов выкрасть его. Но это того стоило… Оно шикарно. Оно такое… красивое… А на мне, пожалуй, - еще лучше. Я нехотя приоткрываю глаза - и вижу нас с Юнги в отражении зеркала напротив. Мне приходится слегка прищуриться, чтобы рассмотреть хорошенько - и я вижу свои руки на широкой спине Мин Юнги, что поглаживают пальцами его сияющую в тусклом желтоватом освещении кожу, поднимаются вверх к плечам - и опускается вниз… Вижу самого себя, вижу и блёклое сияние жемчужного ошейника на своей шее, что проскальзывает иногда из-за постоянно двигающегося передо мной плеча… Я придирчиво разглядываю свою ногу. Я остаюсь доволен собой. Это не зеркало. Это - моя триумфальная арка. И я любуюсь в нем… Отражением своего триумфа. Юнги: Я старательно сдерживаю свое навязчивое желание усадить Чимина на темную деревянную полку, что так близко от нас, впечатать его задницу в холодную поверхность зеркала… И смотреть на отражение этой великолепной спины... Нет, это будет слишком шумно, слишком опасно… Плевать, плевать! Я обхватываю талию Чимина, сдавив ее локтями, сжимаю пальцы на его заднице; рывком приподнимаю все это великолепное тело - и через секунду забрасываю его на поверхность, уставленную целой кучей всяких баночек, бутылочек и коробок… Все это летит вниз. С диким грохотом и звоном. Я слышу испуганный вздох Чимина - и тут же хватаю его за затылок, притягиваю ближе, и закусываю его кожу, скользнув языком по ряду жемчужных бус. Испуганный вздох перекрывает сорванный стон. Так-то лучше, так-то лучше… С новой силой врываюсь в Чимина; снова притягиваю к себе его бедра, прижимаю к себе его ноги - и наконец-то получаю желаемый обзор, которого недоставало: вот она - эта чудесная лоснящаяся спина в тусклом свете мелких лампочек, вот она - и мое напряженное лицо, и мой взгляд исподлобья на самого себя… Всё ещё ни о чем не жалею. И вряд ли пожалею когда-нибудь. Смотрю на наше отражение, слушая приторно-сладкий скулёж у самого уха… Чувствую, как Чимин сжимает пальцы на моей спине. Если будут царапины… То они будут моей благодарственной медалью. За сегодняшнюю войну… Которая разворачивается несколько ниже. А пока я смотрю в поверхность зеркала перед собой… Мой взгляд скользит по этой спине, и бокам, и талии… По собственным бледным пальцам, что сжимают затылок Чимина… По мягко блестящим мелким жемчужинкам на его шее. Это не зеркало. Это - моя триумфальная арка. И я любуюсь… отражением… своего триумфа. L.E.J - Acrobates