***
- То, чем мы занимаемся… Это так грязно… хах… Юнги слушает голос Чимина, затаив дыхание и прижав телефон к уху, боясь упустить хоть одно слово, хоть один звук… - Черт, единственное, что меня волнует на данный момент… Это твое тело без одежды… Юнги закатывает глаза и глубоко вдыхает. - …твоя светлая кожа и синие прожилки вен… на руках, и шее… и… - Я хочу послушать твои сладкие стоны сегодня. И... громко. Чимин замолкает - он закусывает губу, стараясь скрыть свою бешеную радость. - Ммм… Вряд ли получится громко. Юнги медленно закрывает глаза, стараясь успокоиться… Отвлечься… Бесполезно. - Мне продолжать? Или же остановиться? - Юнги упускает момент, когда стоило бы ответить, и Чимин добавляет: - Как твой чл*н ответит на этот вопрос? Помедлив, голос Юнги неразборчиво бурчит в трубку: - Он зайдет к тебе пожелать спокойной ночи сегодня.***
Днем Чимин ярко улыбается, но, встретившись со взглядом Юнги, как-то робеет и отводит глаза, не решаясь посмотреть в ответ. А ночью Чимин становится для него самой настоящей бл*дью: стонет так громко и так старательно, как только попросят, берет чл*н в свою глотку с готовностью, жадно и опытно, виляет задом перед возбужденным Мин Юнги и в нетерпении просит тр*хнуть как можно грубее. Таков Чимин - по крайней мере, для Юнги: демон в обличии ангела, которого уже язык не поворачивается назвать «маленьким» или «малышом» с наступлением сумерек. Чимин запрокидывает голову назад, прося Юнги схватить себя за волосы, оттянуть затылок назад еще сильнее; и с наслаждением приоткрывает губы в легкой улыбке, расслабляя шею, когда просьба оказывается выполнена. Просит шлепнуть сильнее… Да нет же, сильнее!.. И прогибается в спине, когда ладонь Юнги с рельефно выступающими из-под кожи венами с силой опускается на мягкие расслабленные ягодицы Пак Чимина, раз за разом оставляя на них розовеющие следы и оглушая комнату резким звонким шлепком. «Каждый раз я буду стараться утолить твою жажду… Но вдруг когда-нибудь мне это надоест?» - Отвлеченно размышляет Юнги, пока Чимин, закрыв глаза, выстанывает его имя из-под кожи своего покрывшегося мурашками горла. «Всего лишь ненасытная шл*ха… Как много людей успели тебя попробовать?.. Вновь и вновь возвращаясь ко мне, прощая мне любую боль, ты будешь жадничать, лезть на меня сверху, заглатывать все глубже, принимать все больше... Когда-нибудь он определенно мне надоест. Игрушки портятся, если часто в них играть; тебя же явно имели слишком много людей еще до меня. Даже жаль, что твои страх и неуверенность, что были поначалу, были, судя по всему, всего лишь разыгранным представлением…» - Что мне сделать? Как мне тебя порадовать, ммм? - Быстро шепчет Чимин, повернув голову к плечу. - Скажи, чего ты хочешь… - Ты знаешь. - Ах… да… Но ведь могут услышать… - Ты спросил - я ответил. Ты знаешь, что я люблю больше всего. Изогнувшаяся талия Чимина кажется еще тоньше, кажется женственной и такой элегантной, изящной в плавности своих изгибов; бархатно-розовые следы от ладоней Юнги, оставшиеся на ягодицах, придают коже едва заметный румянец, странный, но такой… Завораживающий и прекрасный. Юнги сдается - он не в силах больше отвлекаться на размышления: он запрокидывает голову, бессильно опустив веки и едва заметно приоткрыв губы, продолжая тр*хать Чимина ненасытно и жадно, как будто гонясь к недосягаемому эфемерному финишу несуществующей гонки; кажется, что вся реальность растворяется мутным кальянным дымом, и остается только… это… желание… Но не выиграть, а проиграть. Странное и болезненно навязчивое. Как болезненный полубезумный бред… «Не могу сдержаться», - в голове Чимина проносятся галопом разрозненные отрывки мыслей: «Я, черт возьми, не могу сдержаться. Он так близко… Стонать, как с*ка? Да, это я могу… Он так любит эти стоны… Раздвинуть ноги еще шире? С удовольствием - только продолжай тр*хать меня, только не останавливайся. Брать в рот глубже? Пф, ты еще и просишь… Я хочу… тебя… так сильно…» Чимин отдается полностью. Отдает всего себя в распоряжение Мин Юнги - не только тело, но и каждое из мельчайших ощущений; всем своим видом, всем своим звучанием и каждым своим движением Чимин умоляет воспользоваться собой, как только Юнги захочется, так и просит поиметь себя, даже когда за стенами находятся другие люди, невольные свидетели… Чимин отдает Юнги каждый из своих рискованно громких и провокационных стонов, выпрашивая разрешение к*нчить - и получая взамен равновесную взаимную отдачу: Юнги заботит сейчас только реакция Чимина, отнюдь не собственное удовольствие… Это для Юнги как-то непривычно и даже немножко странно. Но это так приятно: тонуть в бездонном море разврата и густой беспросветной похоти не одному, а держа за руку такого же точно «психа», погружаясь к темному вязкому дну все ближе; бежать к финишу не за призовым первым местом, а тянуть своего соперника следом, чтобы разделить триумф, чтобы каждый получил… заслуженную награду. Каждый из них двоих хочет, чтобы другой сделал его своим во всех смыслах. Каждый - и Юнги, и Чимин - зависит от другого, наслаждаясь этим… Готовый выполнить все, что угодно. Чимин готов сделать всё… Юнги - тоже, но он никогда не скажет об этом. Хотя это и не нужно - ведь Чимин и так понимает… Юнги вытр*хивает тело Чимина грубо, с привкусом обжигающей распутной горечи - и сладкого послевкусия ни с чем не сравнимых пошлых стонов. «Твое тело принадлежит мне»,- любимые мысли Мин Юнги. «Ты принадлежишь мне - ты ведь согласен с этим? Ты так охотно отвечаешь на мои движения… Ты готов к*нчить от одних лишь прикосновений - как же тебе трудно сдерживаться теперь, должно быть… Но ты продолжаешь помнить, что я не люблю, когда ты к*нчаешь раньше меня, и ты продолжаешь терпеть… Все потому, что ты целиком и полностью мой, милый… мой… ты лучше всех.» Чимин инстинктивно двигается навстречу Юнги, продолжая пошло стонать, изнывая от предвкушения приближающегося удовольствия… Юнги любуется всем этим, сжимая подвижные - но податливые - бедра ладонями, не планируя останавливаться. В стену слышен стук и чей-то чужой приглушенный голос: - Да можно потише?! Прежде, чем успевает осознать происходящее, Юнги машинально выкрикивает какие-то слова в ответ, - не снижая темп, не позволяя долгожданному моменту ускользнуть, потеряться, исчезнуть…***
- Что означает «kutabare»? - Спрашивает Чимин, поворачивая голову и рассматривая лицо Мин Юнги. - «Kutabare»? Это «пошел ты нах*й» на японском. А почему ты спрашиваешь? - Ты крикнул это соседу за стенкой, который стал стучать в стену, - улыбаясь, Чимин прищуривается, подвигаясь ближе к Юнги. - Правда?.. Юнги в смятении заглядывает во влажно блестящие глаза Пак Чимина - и видит там благодарное восхищение, какой-то сладкий обжигающий восторг, заставляющий губы самого Чимина разъезжаться в наглую двусмысленную улыбку, и заставляющий Юнги также улыбнуться в ответ. «Упругая и сочная з*дница, тонкая талия, притягательный взгляд блестящих изумрудных глаз, - это все ты, котёночек, мой самый любимый, самый сладкий малыш…» - но ни слова из всего этого Юнги не произносит вслух. Только перебрасывает руку в сторону, хватая Чимина за з*дницу и притягивая его ближе, и целует - мокро и жадно, страстно - но не без нежности, перебирая губы одну и вторую и сжимая их своими, ласково поглаживая то верхнюю, то нижнюю… То встречаясь вдруг с острым кончиком горячего податливого языка. Ты мне никогда не надоешь, ты мне никогда не наскучишь. Ни-ког-да.