***
Шея Чимина напрягается, вырисовывая прямую линию жилистых мышц; Чимин оборачивается, как-то испуганно взглянув на Юнги, оставив, тем не менее, свои полные губы раскрытыми, как самый яркий из раскрывшихся к полудню алых луговых маков; Чимин улыбается едва заметно, и упирается ладонями в светлую ребристую стену перед собой, и эта чудная загорелая талия, прогнувшаяся перед Мин Юнги, становится как будто еще тоньше, а плечи - еще четче, очерчивая своими формами идеальный элегантный силуэт. Siente me. Юнги, не выдержав, отвешивает несколько звонких шлепков по округлой заднице Чимина, оставляя розоватые следы ладони - оставляя розоватые визгливые раскаты высокого, тонкого голоса… Такого шл*шьего, такого грязного, такого… Мммм, такого терпкого и сладкого, что Юнги так и выпил бы весь его залпом. Чимин отталкивается от стены все резче и сильнее, насаживаясь на чл*н Юнги старательней и глубже. Юнги держит эту золотисто-медовую талию в своих руках… и вязнет в ее ослепительно-тягучей приторной сладости. - Тише, тише… Но Чимин оборачивается в пол оборота и становится только громче. No seas tan adusto. Es muy duro?.. С такой завораживающей, как дурманящий опиумный дым, озвучкой, наигранной, утрированной, показательно-громкой, что скатывается с губ Чимина каждым новым стоном, Юнги уже не уверен, что не хочет искушать судьбу такими компрометирующими выкриками… Их двоих заметили? услышали? - ну и что? Me gusta. Именно поэтому Юнги поддается на провокацию и срывается: подается вперед и обхватывает плечо Чимина пальцами, и тянет его в сторону, на несколько шагов от стола; прижимает Чимина грудью к узорчатым белым обоям, и наступает на край белоснежного, еще мокрого, пушистого полотенца, и заворачивает локоть Чимина за спину, до упора - и до возмущенного возгласа.***
- Громче, давай… - Юнги прижимает Чимина к стене, за которой пустая соседняя комната - ее хозяин сейчас по другую сторону. Высокий голос Чимина становится не просто громким - возмутительно громким. Наглым и бесстыдным. - А еще громче можешь?.. Чимин быстро улыбается, приподнимая уголок рта, - No les tengo miedo a los grandes troncos. No les tengo miedo a los chicos rudos. - и точеная резкая линия его подбородка опускается, и громкие стоны срываются с широко раскрытых покрасневших губ, один выкрик, еще один, и еще один… до мурашек. Юнги плевать, что это уже не вписывается ни в какие рамки приличия; Чимину плевать, что этот голос еще будет нужен сегодня на репетиции, - сейчас этот голос раскалывает остатки морали и нравственности в них обоих - и постояльцев всего этажа. - Успокой свою с*ку! - Кричит кто-то раздраженно из коридора. Но эту с*ку не успокоить.***
I like the way you kiss la boca… Lets play the game of love, nos toca… Чимин скользит широко раскрытыми губами по тонкому запястью Мин Юнги туда и обратно, не оставляя на этот раз следов - лишь невесомые отпечатки своего горячего дыхания на тонкой бледной коже. И они врастают в вены и капилляры моментально, они отпечатываются у Юнги на сердце и легких изнутри - они будут отныне с Юнги всегда, как бы далеко и как бы надолго не уехал от него Пак Чимин. Чимин топит Юнги в одном из самых соблазнительных проявлений себя самого - такого, которого сам Юнги предвкушал когда-то, и которого так мечтал развратить, испортить, как только встретил нового мальчика-трейни во времена дебюта бантан; а теперь сам Чимин топит в своей позолоченной порочной грязи Мин Юнги, что, прикрыв глаза, вдыхает теперь запах еще мокрых после недавнего душа темно-синих волос Пак Чимина, прижавшись лбом к его затылку. Несколько минут назад, еще до того, как Юнги уперся ладонями в стену перед собой, Чимин смело на него обернулся, вызывающе блеснув яркой чернотой своих зрачков: Mira me, Mira, mira, mira, mira… А теперь Чимин с какой-то даже благодарностью марает запястье Юнги горячими поцелуями своих алых губ, резко выдыхая теплый воздух - и вгоняя его, кажется, под кожу… Вгоняя его так же, как жесткие движения узких бедер Мин Юнги совсем недавно. Muy elegante.