***
Чимин сжимает пальцы, вцепляясь в простыни, пуская темные складки на собранной в кулак ткани, - эти мягко-округлые полосы видны даже в темноте ночи. Чимин стонет от ноющего, болезненного желания к*нчить, умоляет, хныча и почти рыдая, остановиться, прекратить причинять боль… Которая так невыносима… Которая так приятна… Но все же нестерпима, просто нестерпима… - Нет уж, детка. И Юнги снова, в самый последний момент, сжимает руку, и слышит с трудом сдерживаемый тихий скулёж. Юнги наблюдает, как лежащий под ним Чимин выгибает поясницу, - и Юнги наслаждается той почти что судорогой, что прокатилась секунду спустя по всему телу Чимина, когда оказывается вдруг, что ему нечего даже хотя бы задеть чл*ном - и возбуждение становится таким сильным и таким раздражающим, что ноющая боль, прошибающая все тело, притупляется до немеющей тяжелой волны… лишая остатка всех чувств и ощущений. - Юнги, пожалуйста… Вся кожа Чимина уже блестит от пота; кажется, вся комната стала такой жаркой и такой душной, что в ней даже не ощущается воздух. - Мне плохо… На Юнги это не производит впечатления. Юнги наслаждается всем этим: он нежно целует внутреннюю сторону бедра Чимина, мимолетно зацепив токую кожу зубами, - и ухмыляется, тут же отстраняясь, едва ощутив, как эта солоноватая кожа подалась навстречу скользящему прикосновению губ… Какому угодно прикосновению. Чимин перед Юнги полностью открыт. На нем только цепочки украшений на шее и руках, и кольца, и больше ничего. Он так беззащитен, и так беспомощен, и так… нестерпимо сексуален. Он не любит быть таким - без ничего - но Юнги хочет его прямо сейчас. Хочет сделать ему настолько же больнее, насколько и приятнее. И потому Юнги придвигается ближе, разводя ноги Чимина шире, и входит в него резко и довольно грубо. Чимин зажимает себе рот рукой, запрещая себе вскрикнуть, и каждая из его и без того напряженных мышц как будто сжимается еще сильнее. - Расслабься, - Юнги не просит, он требует; его голос строг, а слово «расслабься» произносится четко и ясно. Чимин медленно выдыхает, и в самом деле послушно старается… расслабиться. Юнги становится легче двигаться; с каждым грубым толчком его бедер вперед у Чимина внутри начинает горячо саднить - то ли от быстрого и резкого темпа, что был взят с самого начала, то ли от все еще сводящего с ума возбуждения, что так и остается неудовлетворенным: Юнги все еще следит за тем, чтобы Чимин не к*нчил слишком рано. Юнги тр*хает Чимина долго и очень быстро, - пока у Чимина не начинает срываться голос. А потом в какой-то момент ложится на Чимина сверху, позволяя обнять себя за шею, - позволяя измученному мягкими прикосновениями ладоней чл*ну прижаться к твердому прессу Юнги… Чимин ждал этого так долго. И хотел этого так сильно. Что по-настоящему плохо Чимину становится, когда он получает то, о чем просил - когда, зажмурившись, едва не теряет сознание, дергаясь бедрами навстречу бедрам Мин Юнги, поднимая колени выше… Оставляя полосы теней от своих пальцев уже не на постели, а на плечах Юнги.***
pov jm Но после того, как я к*нчил, Юнги не остановился. Он продолжает меня тр*хать и дальше, так же сильно, и резко, и больно, и… глубоко… хотя я уже и почти задыхаюсь. Я слышу его шумное прерывистое дыхание совсем близко, у самого своего лица… Так похоже на отрывки неразборчивого шепота, но нет - лишь дыхание, не более. И того движения, того ощущения, которого так мучительно не хватало всего минуту назад, становится вдруг так много, так… слишком много… И тяжесть горячих плеч Юнги, и быстрые задевающие касания его мокрого живота - совсем недавно так хотелось всего этого, а теперь - неизвестно, как прекратить, как остановить… это... Но Юнги знает, что на самом деле я не до конца уверен, хочу ли остановить его. Юнги знает, что я люблю так. И не останавливается, даже когда я уже попросту оказываюсь на грани срыва, - и тогда Юнги чуть приподнимается надо мной и тянет свою руку к низу живота - и заставляет меня испытывать такое, что я сам не ожидал, что могу испытывать. Я пытаюсь остановить Юнги хотя бы своим тоном, хотя бы протестующими возгласами - но ничего не выходит: всё это только сильнее заводит его. Рука, опустившись вниз, мгновенно достигает цели, пальцы сжимаются вокруг моего чл*на, и начинают… двигаться… сначала медленней, но потом эти движения становятся почти такими же быстрыми, как и движения бедер Юнги. Я к*нчаю еще раз. Мои ноги трясутся от крупной дрожи, - а Юнги продолжает вбиваться в меня своим бешеным темпом… Внизу живота уже ноет, мои губы уже пересохли, а голос на грани того, чтобы сорваться на хрип окончательно, - но Юнги уже не остановится. Не остановится, я знаю… Зря я показал ему, что такое cum control. Юнги ведь всегда привносит что-то новое, что-то свое, неожиданное для меня, - так получилось и на этот раз: он контролировал не только наступление моего оргазма, но теперь контролирует и его завершение.***
Я не могу объяснить, что за звуки я издаю. Это похоже на отрывочное «нет, нет, стой, хватит… Не… О, нет! По-жаа-а-луй-ста, Юнги...»; похоже на возгласы, на сиплое дыхание - резкие жадные вдохи и стонущие выдохи; похоже на… Это похоже на возрождение чего-то давно утраченного, как будто я и сам забыл, а теперь обрёл это чувство. В то же время, это ощущение - нечто совершенно новое для меня: оно создалось только что, его не было в природе до этой самой секунды. Оно абсолютно, оно превосходно… Но каждое движение пальцев Юнги вверх-вниз режет и саднит. Расползается снизу вверх по всему телу, по всем нервам, по всем моим венам - и это до слез… приятно… и это до слез больно. Это - cum control от Мин Юнги, и я уверен, что я - первый, кто испытал это. И последний, скорее всего. Первый и последний. И я ни капли не жалею, что научил Юнги этому.***
В конце Юнги звонко целует мою вспотевшую спину, лежа позади, пока я пытаюсь отдышаться, опустив лицо вперед; в моих глазах слезы, мне так больно, и мне так не по себе… но Юнги легко приобнимает меня сзади, устало и медленно поглаживая кончиками пальцев мои ребра. Продолжая оставлять рассеянно-невесомые поцелуи на моей спине… Я кусаю губы практически до боли, что сравнима по своей остроте, быть может, разве что только с уколом иглы; я не хочу показывать улыбку, которая - свидетельство моего полубезумного счастья: я едва дышу, моя голова кружится, я готов сойти с ума от этого резкого контраста Мин Юнги: его грубость, хладнокровность и даже жестокость, и тут же следом - извиняющаяся нежность и самая искренняя забота и сожаление… Юнги знает, что я люблю так.