Юнмины

      - Спрячься со мной ото всех.       - Спрятаться? Где?       - Хотя бы вот здесь. - Юнги отодвигается, уступая Чимину больше места на кровати. - Иди сюда.       - Я и так… здесь… - Но Чимин все же подвигается ближе к Юнги.       - Еще чуть-чуть… Да. Дай обниму тебя…       - Ты такой стра…       - Странный? - Перебивает Юнги. - Не называй меня странным. Не тебе указывать мне на странность, не так ли? - Примирительно улыбается Юнги, смягчая грубоватый смысл сказанных им слов.       - Ты хочешь, чтобы я остался здесь?       - Да.       - Хорошо. Только мне надо…       - Нет-нет, нет… Останься.       - Я останусь, только мне надо сначала…       - Останься.       - Ладно.       Этот тихий разговор смолкает, уступая густой крупитчатой тишине и полумраку - без единого источника света, кроме слабого желтого сияния уличного фонаря откуда-то за оконным стеклом.       Юнги ведет себя и впрямь странно, - он никогда не хватал так пальцы Чимина, сжимая их в своих руках, никогда не смотрел в глаза так близко и так обезоруживающе искренне, как сегодня, когда произносил: «Останься»… Это необычно, но это так честно. Без масок. Без фильтров. Без напускного равнодушного спокойствия и хладнокровного вранья.       И Чимин остается. Подтягивает колени к груди, и устраивается на самом краешке своей подушки - как можно ближе к лицу Юнги: смотрит долго в блестящие глаза, и позже все же спрашивает шепотом, едва слышно:       - Что с тобой такое.       Взгляд Юнги мечется из стороны в сторону, то опускаясь, то снова возвращаясь к глазам Пак Чимина; Юнги как будто не знает, что ответить.       - Я… не знаю… Ты - всё, о чем я мечтал, ты даже больше: о тебе я не смел и мечтать. Правда. Всегда думал… но не верил, что так бывает. Что ты бываешь. Я боюсь, что ты уйдешь; не уходи…       - Я не уйду.       - Я ведь совсем не подхожу тебе. Я делаю тебе только хуже: вспомни только дебют, когда…       - Не надо. - Закрывает глаза Чимин. - Не говори об этом.       - Но я до сих пор виню себя за это…       - Не вини. Ты дал мне потом больше: ты показал, как сильно меня можно любить, и теперь мне стало гораздо легче.       - Тебе нужен кто-то другой.       - Замолчи.       - Кто-то, кто будет заботиться о…       - Ты заботишься обо мне, - нетерпеливо повышает тон своего шепота Чимин. - Слушай, прекрати все это. Я серьезно. Почему ты не можешь просто позволить себе расслабиться и перестать беспокоиться? Почему ты не можешь просто…       «…любить и принимать любовь» - показалось Чимину слишком нелепым и глупым, чтобы произносить это вслух.       Юнги отвечает задумчиво после короткой паузы:       - Мы так долго шли к этому. Я так долго шел к этому… принятию. А ты так долго ждал. Что теперь я просто не знаю, что будет, если вдруг…       - Никаких «вдруг» не будет, Юнги. Закрой свой рот.       И Чимин, не дожидаясь следующих возражений, быстро перехватывает все последующие слова поцелуем: прижимается к губам Юнги, и замирает так на короткое мгновение; а после, не отстраняясь, а только ослабляя поцелуй, тут же начинает новый, не давая Юнги опомниться.       Чимин чувствует, как его ладони оказываются сжаты длинными пальцами Юнги уже крепче, как успокаивается нервная мелкая дрожь и беспокойные движения рук сходят на нет - дыхание Юнги тоже становится как будто спокойнее… Хорошо.       «Ты - всё, о чем я мечтал, и даже больше», - думает Чимин. В самом деле: трудно было даже представить себе, что где-то когда-то найдется человек, способный понять настолько точно и настолько правильно, а после не отвернется, узнав слишком много; но такой человек действительно есть, и он - не эфемерная мечта, несущаяся где-то вне времени и пространства, на уровне тонкого, воздушного, едва уловимого очертания искусства в золоченых рамах, - он реален, и он здесь, рядом, и всегда был. Только вот теперь, правда, почему-то боится все потерять…       - Я не уйду от тебя, ты слышишь? - Внимательно заглядывает в глаза Юнги Чимин. - Прекрати бояться этого. Не думай об этом. Как я могу… как я могу без тебя?

***

      Нежность и мягкие поцелуи, кончики пальцев Чимина, осторожно придерживающие острый подбородок Мин Юнги, подрагивающие ресницы Юнги, оставляющие трепетные щекочущие прикосновения на коже Пак Чимина - все это быстро переросло в нечто большее, чем просто мечтания о лучшем будущем и обещания не уходить.       В этот день - точнее, в этот поздний вечер - Юнги впервые не хотел секса от Чимина.       Он хотел заниматься любовью с ним.       Любовь всё портит, - но всё уже и так окончательно и безнадежно испорчено. Поэтому никаких цепляющихся за шею, скулы укусов и поцелуев: только по-прежнему опущенные веки и подёргивающиеся ресницы, только перебирание чужих теплых расслабленных губ своими, только медлительная плавность движений, не вставая с постели и не меняя положения - Чимин так же на самом краю своей подушки, и так близко к лицу Юнги… Почти неподвижность, но ритм все же есть - слишком неторопливый, даже рассеянный… Так мягко и так осторожно Юнги любит Чимина, придерживая его за талию, опуская руку иногда и ниже, пока тот на каждое следующее движение отвечает следующим касанием губ, все так же не открывая своих глаз… Это - не пытка, как бывало прежде. Это - искренне. Это - мечта. Которую мечтают одновременно двое.       …Юнги не в силах справиться с накатывающими на него волнами удовольствия: они накрывают с головой, они смывают все мысли своей немеющей теплотой и тяжестью. Они так безжалостны… Они отнимают реальность окончательно.       В этот день - точнее, в этот поздний вечер - Чимин чувствует, как сильно его любит Мин Юнги. Чимин не знал до этого момента, что так вообще можно кого-то любить - разве что в кино, в фильмах… А еще Чимин не знал истинного смысла фразы «заниматься любовью»: ведь как вообще можно заниматься чувством?.. Но когда Юнги вдруг поднимает брови и начинает дышать сбивчиво, почти постанывая в нежность очередного поцелуя, когда дыхание Юнги становится прерывистым и неровным, а рука замирает где-то в самом низу талии Чимина, и прижимает его теснее к своим бедрам - Чимин понимает, что значит фраза «заниматься любовью с кем-то». Она значит выражение любви без всяких слов - и притом максимально красноречивое выражение.       Юнги шумно выдыхает и опускает голову; Чимин поднимает лицо и кладет подбородок сверху, почти на его макушку. Когда дыхание Юнги становится более ровным, Чимин притягивает лицо Мин Юнги к себе и целует его: долго и мягко, не требовательно - благодарно, ненадолго сжимая своими губами то одну, то другую губу Юнги... поглаживая ладонью тонкую бледную кожу его щеки; кажется, это было в каком-то фильме?..       …Это - не пытка, как бывало прежде. Это - искренне.       Это - мечта.