***
«Мы любим друг друга» - чушь. У нас звучит не так. «Ты все, что мне нужно…» Тоже не то. Совсем не то. Потому что ты больше, чем нужен мне. Потому что я больше, чем люблю тебя. Ты так смотришь на меня, даже не говоря ничего, что я как будто попадаю во власть твоего взгляда, как будто ты заменяешь мне все и всех вокруг. Я рассказал бы тебе так много… если ты готов услышать. Хотя, у тебя есть неизвестная мне сила, из-за которой ты обретаешь контроль надо мной - необъяснимый, безоговорочный, и такой… добровольный, да, я сам хочу, чтобы ты не отпускал меня никуда от себя ни на шаг. Я хотел бы рассказать тебе так много - так много о том, что в моей душе, а том, как сильно дрожит у меня все внутри, когда я могу вот так просто держать тебя за руку, пока никто не наблюдает за нами. И я обязательно, обязательно расскажу тебе обо всем… Но не сейчас. Когда ты будешь готов. Когда ты будешь готов услышать.***
Я искал тебя настоящего в тебе, - и до сих пор не нашел. Я не знаю, какой ты настоящий, там, в глубине твоего сердца. Но я нашел тебя в себе. Я не знаю, как это возможно, - но я заглянул в себя, в свои мысли, в свою душу, - и нашел тебя там. Это так странно. Но это… успокоило меня. Не смущайся больше передо мной никогда - я знаю тебя, ведь ты во многом такой же, как и я. И это так… В твоих глазах - всё. В них - всё. Поэтому я почти ничего не говорю тебе: я вижу, что ты чувствуешь это и так, молча, без слов, даже когда просто держишь мою руку, пока никто не видит - у меня такое странное чувство возникает, как будто в груди что-то дрожит. Не думаю, что стоит говорить тебе об этом, - но я уверен, что ты чувствуешь то же. А если и нет - то обязательно почувствуешь, когда будешь… когда будешь готов. Когда будешь готов полюбить меня так же сильно, как и я тебя.***
You got power, you got power, you got power over me. Я больше не боюсь. Даже когда ты причиняешь боль, о которой я прошу иногда и сам, эта боль так красива. Я так… люблю ее. Потому что она - от тебя. Когда Юнги зовет меня по-имени, мне хочется бросить все и в ту же секунду побежать к нему, даже если он совсем рядом: я хочу оказаться как можно ближе и как можно скорее… Не знаю, откуда у тебя эта суперспособность, эта суперсила - заставлять меня отдавать тебе всю свою жизнь, и притом добровольно. И радоваться этому больше всего на свете.***
Почему же ты не хочешь уйти? Стать свободным от меня? Ты мог бы жить куда более правильно и счастливо, ты мог бы… Ох, нет, эти мысли слишком тяжелы. Я не пережил бы такого, серьезно. Все эта нелепица про «счастив за тебя», «я отпускаю тебя», и прочая чушь - настолько больно даже просто думать о ней, потому что ну какая может быть жизнь без тебя? И как ты можешь быть счастлив с кем-то еще? Я всегда гоню от себя эти мысли, отравляющие мою голову изнутри, заставляющие переживать о том, чего нет и никогда не будет, - ведь я никогда тебя не отпущу. Я не позволю тебе уйти от меня. Ни за что. Нет. Нет. Нет. Но все равно я иногда думаю об этом, - не могу не думать об этом, глядя на кончики пальцев Чимина, выглядывающие из широкого рукава теплой кофты, на эти маленькие аккуратные ногти, сжимающие мою ладонь… У меня внутри все рушится, от одной только мысли, что этого может не быть… Я никогда, я ни за что, я никому и никуда и никогда не отдам Чимина, я не отпущу его, даже если он будет просить, он будет со мной, что бы не случилось, сколько бы времени не прошло, - он мой, он для меня. Эти пальцы - мои. И точка. Я осторожно сжимаю ладонь и прячу руку Чимина в своей - и моментально успокаиваюсь. Вот он, он здесь, он со мной, он… со мной. Все хорошо.***
You got power, you got power, you got power over me... Я не сплю, я просто закрыл глаза. Моя голова все еще на плече Юнги; я чувствую, как он поглаживает мои пальцы своими, и мне… становится… так тепло. Так приятно. Так… тихо. И спокойно. Эта осторожность и эта нежность так редки для Юнги, и если я получаю эту мягкость сейчас - значит, он снова думает о чем-то нехорошем. С ним бывает: он всегда себя накручивает, думает о несуществующих проблемах… О самой вероятности этих проблем. Я до сих пор не могу отучить его от этого, и мне так грустно: я не могу научить Юнги верить в то, что все хорошо… Я так стараюсь, я так хочу, чтобы он забыл обо всем со мной, - но он все равно продолжает беспокоиться о чем-то… Мне так обидно за него. Он заслуживает легкости и счастья. Он заслуживает уметь быть счастливым. Я буду пробовать снова и снова. Я буду стараться изо всех сил, чтобы Юнги перестал бояться чего-то плохого. У нас ничего плохого не будет. Я никогда и ни за что не сдамся, я не успокоюсь, потому что он - мой, он придуман, он создан для меня. Я буду оберегать его от всех неудач. И даже если на это понадобится еще много, много времени и сил, - я дождусь того дня, когда Юнги позволит себе просто быть счастливым, и перестанет беспокоиться... о чем-то. Я не знаю, кто сделал его таким. Я не знаю, почему он так боится... Но я всё исправлю. Поворачиваю голову, не открывая глаз, и упираюсь лбом в его неудобное жесткое плечо: это плечо - для меня. Оно для меня, оно мое, и точка. Юнги вздыхает, но тут же перекидывает руку за мою спину и слабо прижимает меня ближе к себе. Я моментально успокаиваюсь. Вот он, он здесь, он со мной, он… со мной. Значит, в безопасности... значит, все хорошо.