***
Чимин: Строишь из себя короля? - но меня с моего трона ты не сдвинешь. Ты опять забываешь, что мой образ - моя добродушная мягкость, высокий голос, светлые оттенки и тихий звон длинных цепочек, что сопровождают меня повсюду, - все это лишь прикрытие для чего-то куда более опасного. И с приходом темноты грубость и жестокость, жаждущие в очередной раз вырваться наружу, берут верх над хладнокровием и привычным спокойствием, лишают всяческого контроля… Снова.***
Юнги все еще не может понять, как Чимин это делает? Ну как? Даже его голос изменился. Не такой высокий и не такой нежный, как обычно… Интересно. Алкоголем вроде не пахнет… Хотя… Есть все же какой-то тонкий запах, терпкий и крепкий, тяжелый, и… сладковатый. О, Юнги узнаёт: это же тот самый одеколон, который… о нет, О НЕТ, только не это, только не снова!.. - Нет, нет. Нет. Нет! - Юнги пятится назад, пока не чувствует холодную стену позади себя; останавливающе поднимает руки перед собой, и прижимает ладони к груди неумолимо приближающегося Чимина: - Не надо, прости, прости меня, пожалуйста, я… больше не буду. Звучит абсурдно, хотя и искренне; это, разумеется, не помогает. Чимин запрокидывает голову назад, и произносит, глядя на вжавшегося в стену Юнги: - Все еще хочешь меня позлить? ммм? - Не хочу… - Ты знаешь, что делать, - произносит Чимин, отступая на шаг. Его голос низок и груб, и на привычный голос Пак Чимина совсем не похож. Его кожа так бледна - совсем ни капли смущенной краски, залившей от стыда щеки; его глаза… О, его глаза светлые. Опять на нем линзы… слава богу, не синие, как в тот раз. Зеленые. Но это пугает Юнги не меньше. Юнги не любит смотреть Чимину в глаза, когда у того светлые линзы, Юнги не нравится эта непривычная перемена привычных черт: светлые глаза, что обычно темно-карие, выглядят, по мнению Мина, на этом лице жутко и неестественно. - Да не это, - Чимин хмурится, останавливая медленно опускающегося на колени Мин Юнги. Хватает за локоть и силой разворачивает лицом к стене. Юнги чувствует, как внутри все похолодело, а в груди как будто что-то сжалось. - Я что, еще и раздевать тебя должен? - Шипит нетерпеливо Чимин, опустив руку вниз и прижимая бедро Юнги к себе. Чимину не нужна больше маска, чтобы стать волком. И острые клыки, чтобы растерзать свою испуганную жертву, тоже не нужны. Тот, кто способен вселить страх и панику в любого, даже в самого смелого и бесстрашного, жил в сердце Чимина всегда. Он вместе с ним родился. Он смотрит сейчас исподлобья своими светло-зелеными линзами в чужой затылок, - и полные, прохладные губы разъезжаются в самодовольной ухмылке. Юнги страшно… но он ловит себя на мысли о том, что по ощущению этого непривычного, беспомощного страха он скучал. И потому послушно расстегивает ремень, опустив голову и уперевшись лбом в стену, - сам не зная, что заставляет его слушаться… Может быть, любопытство: что же будет дальше? как далеко злое и жестокое альтер-эго Чимина сможет зайти на этот раз? Или, может быть, всему виной желание… подчиниться? желание быть наказанным?.. или... - Давай-ка сюда. Из-за плеча показывается требовательно раскрытая ладонь - а мочки уха касается легкое теплое дыхание… и кончик мокрого языка проводит по уху Юнги. «Многие хотели бы увидеть тебя таким…» - думает Чимин, - «но только я могу. Точно так же, как только мне ты позволяешь делать тебе больно…» Но сегодня Чимину недостаточно просто сделать больно. Он слишком обижен: он не любит, он ненавидит, когда Мин Юнги забывает, каков Пак Чимин на самом деле, - и потому на этот раз Чимин намерен сделать Юнги еще больнее, нежели просто больно.***
POV Park Jimin: - Попроси меня получше, - и грубый удар жесткой ладонью по дёрнувшейся ягодице. Меня не удивляет твое послушание - пф, еще бы ты сопротивлялся. Меня удивляет… твое нытье. Я ждал его, но не так быстро. - Пожалуйста, давай… просто… успокоимся?.. Поговорим… Я же извинился! ААЙ! Я вхожу в него резко и глубоко - и зажимаю рот Юнги своими пальцами, зажимаю его вскрик, заталкивая его обратно в рот. Придавливаю грудью его спину, прижимаю бедра к его заднице до самого, бл*ть, упора, - и проговариваю, наклонившись поближе, задевая губами дрогнувшую щеку: - Замолчи, пока я тебя не отшлепал за твои капризы. Начинаю плавно, хотя и глубоко, двигаться в нем - и мне приходится сжать пальцы сильнее на его заведенных назад запястьях: ну хватит так дергать плечами, ну что ты… Мы ведь оба знаем, что это ни к чему не приведет. …Я наблюдаю, как ловко поддается дрессировке твой страх. Он боится боли. Он боится меня. И мне это нравится.***
Резко и сразу. Ни одной лишней секунды промедления. Ни одной паузы. Только механические движения Чимина вперед-назад и громкое придыхание где-то позади шеи Юнги. Он прав - это больнее, чем просто больно. Слова остаются где-то во рту, где-то в горле, они укладываются одно на другое кольцами невысказанных выкриков, и это так… о господи, это так пугающе, это заставляет Юнги почувствовать себя беспомощным; беспомощность, страх и слабость для Юнги - непривычная, необычная… экзотика. Он смелый, он грубый, у него страсть причинять боль - но только вот Пак Чимина это мало интересует. Чимин надавливает большим пальцем Юнги на висок - это заставляет почувствовать себя еще слабее, это вселяет еще больший страх: его пальцы всегда так коротки, так мягки, и так слабы - но только не теперь. Как он это делает? Из-за него приходится вжиматься в стену ребрами до боли - не то что бы слишком уж больно, но… Но когда он, все еще держа одну руку на лице Юнги, царапает другой его грудь, живот и бедро - тогда становится больнее. Тогда становится слаще. Становится больнее, становится… заслуженней. Ведь сам Юнги причинил в свое время Чимину столько боли… С губ Юнги слетает звонкий всхлип - и Чимин замирает на миг, его губы улыбаются восторженно: ну надо же. Ему больно? - о да. Страшно? - еще бы… Он получает удовольствие от всех этих чувств? От всех и сразу? От противоречивых, от взаимоисключающих, от режущих на части, полосуя все внутри на мелкие клочки? - Абсолютно верно. Чимин в восторге. И от Юнги, и от самого себя… не знает, кого любить больше, и кто более настоящий из них двоих в этот самый момент. Чимин раскрывает рот пошире и прижимается покрепче к шее Юнги - втягивает его кожу, и, словно забыв остановиться вовремя, Чимин стискивает тело Юнги в своих руках, и начинает двигаться в нем с новой силой, еще быстрее, еще ярче, еще больнее, еще… резче.***
Чимин: Как много боли ты еще захочешь причинить мне потом? Сколько раз я еще смогу оторваться по полной, пока ты не начнешь меня бояться, точно так же, как я тебя когда-то? Но больше я тебя, Мин Юнги, не боюсь. Теперь я тебя приручаю. </i> Никому нельзя, а мне - можно. Потому что я не спрашивал. Ты ведь меня тоже никогда не спрашивал особо, верно? О да. Ты просто тянул меня за волосы, заставляя наклонять голову назад, едва не ломая шею; ты просто вцеплялся в мою кожу, до разрывов, до царапин и ссадин, до кровоподтеков, до темноты в глазах от боли - и при этом на следующий день продолжал сидеть рядом со мной, сохраняя спокойствие и абсолютное равнодушие?.. А вот по ночам накануне ты равнодушен ко мне не был… Ты был жесток. И даже… очень. - Если бы ты только знал, как я тебя ненавижу… - Думаю, я снова потерял контроль над собой, я не чувствую его, не чувствую ничего, кроме жажды, немеющей где-то внутри, - я ненавижу, когда ты меня унижаешь! Когда думаешь… что я… слабее!.. Судя по каким-то странным всхлипываниям, Юнги страшно; судя по его дрожащим, похолодевшим пальцам, заведенным за спину, и закрытым глазам, которые я успеваю разглядеть, резко прижавшись сзади в очередной раз, - он не хочет, чтобы я останавливался.***
Чимин: - Будешь послушным? Опускайся на пол. Пока я не опустил тебя сам. И он делает это. Он опускается на колени - он меня слушается; он принадлежит мне, потому что хочет мне принадлежать. Он знает, что я не буду его жалеть больше. Сегодня. - Ты же понимаешь, да, что будет. - Я чувствую плечо Юнги под своим, когда провожу большим пальцем по его подбородку. Я чувствую, как горяча его намокшая кожа; я чувствую, как быстро Юнги дышит… Я не могу не улыбаться. Yoongi: Чимин имеет право быть таким. Я знаю. И я… этого… хочу. Я видел, как сверкали его синие глаза в тот поздний вечер, накануне съемок для «Диониса», - и я понял тогда, что так мало знаю… о себе самом. ...Это - боль и ненависть в чистом виде, он больше не любит меня сегодня. Я чувствую это всем своим существом… У меня дрожат колени от этого. Я этого хочу. Дышать - трудно, сказать что-либо - просто невозможно; сегодня его шл*ха - я, сегодня мы с Чимином поменялись местами. Сегодня грубость терплю я - снова - и мне некогда думать о том, что происходит… О том, насколько все это правильно, или нет. О том, как у меня уже все и везде болит. О том, что риск… так сладок: я зависим от него. Это я всегда оставляю двери незапертыми, пристаю к Чимину, когда нас могут заметить, - а сейчас, когда я уже стер себе колени, когда у меня уже затекли руки, когда я понимаю, что Чимин не остановится, пока не получит того, за чем пришел - даже если я к*нчу раньше - он не остановится, он… просто… - Что? Что ты там мычишь? Чимин хмурится и останавливается на секунду, наклоняется ближе откуда-то сзади, и убирает руку с моих губ. - Поцелуй… меня… пожалуйста. Поцелуй. Меня. Я хватаю жадно воздух, моя голова начинает кружиться, - я так хочу, чтобы он ненавидел меня еще сильнее. - Ах, ты хочешь поцелуя?.. Я слышу усмешку в его голосе, его мягкий и невинный голос звучит так грубо, так презрительно, так жестоко… Я почти никогда не прошу его о поцелуе, а сейчас, когда делаю это, Чимин смеется надо мной. О, ты все правильно делаешь, я именно этого и хочу… Как же сильно я люблю боль, которую ты причиняешь… мне… - Ты его получишь. Переворачивайся. И я переворачиваюсь.***
Yoongi: Дикая жажда. Мне мало. Мне все еще мало, даже когда я чувствую горячий, соленый привкус железа в этом поцелуе - он прокусил мне губы, должно быть… Я едва касаюсь его шеи и плеча, я нежно провожу пальцами по коже Чимина - а он звереет от этого еще больше. - Не смей… тебе меня не разжалобить. Я успеваю заметить красный след на его щеке - это что, кровь?.. Мне… Мне так плевать. Я извращенец? - пускай. Я сумасшедший? - я согласен и на это. Я отвечаю Чимину на его убивающий меня поцелуй, который я выпросил сам - и ни о чем не жалею… А боль от него пульсирует в моих висках. Чимин целует меня в свежую рану на моих губах - я морщусь от боли, я не могу сдержать свой стон, это… так… больно, черт возьми!.. Это так… по всему моему телу пробегает дрожь… Я поднимаю колени выше. Только не останавливайся. Чимин и не думает - что ж, прекрасно… Милый, ты просто прекрасен, когда ты жесток. Я сотни тысяч раз говорил, что люблю Пак Чимина - таким, какой он есть; со всем его блядством, со всей его склонностью к разврату и извращениям, которых не знал даже я - но, когда он смеет обращаться со мной так… я люблю его сильнее, чем когда-либо, потому что именно такой Чимин - настоящий.***
Беспамятство и самое настоящее безумие. Двойное. Высшая форма ненормальности - все перевернулось с ног на голову, все привычные роли кардинально изменились: Чимину нравится причинять боль и страдания, тр*хать того, кто выглядит жалким, измученным, слабым. А Юнги нравится почему-то чувствовать себя безвольным, чувствовать себя средством, а не первопричиной… Это иногда может быть приятным. Это иногда может доставлять такие ощущения, которые оставались нераскрытыми и казались невозможными, еще совсем недавно… Багровые пятна перед глазами и нехватка воздуха. Мычание, стоны и всхлипы, вырывающиеся из груди против воли. Мягкое рычание Чимина в горький поцелуй на губах Мин Юнги, и громкие шлепающие звуки одной пары бедер о другую - грязь, которая слишком сильно нужна им обоим, и от того так незаменима, так прекрасна, так сексуальна… Дикая жажда. Одновременный оргазм - и такое долгожданное облегчение. Конец боли, на этом всё. В глазах Мин Юнги на этот раз нет застывших слез - только искры от танцующих демонов, отражение зрачков Пак Чимина. Если бы это было возможно, Юнги хотел бы ощутить в себе Чимина дважды. Сразу. Внутри себя, одновременно. В два раз больнее, чем просто «больнее». Насилие? Жестокость? грубость? Унижение? Может быть, некая месть? - Нет, что вы. Это их любовь.