***
Громче, давай, поторопись - так мало секунд, когда ты можешь быть громким; так мало времени, чтобы я успел расслышать твои стоны. - Времени мало. Чимин вдыхает - быстро - и прогибается в спине еще, и упирается локтем в стену, положив голову на руку, и я вижу, как блестит кожа на изгибе его поясницы. - Прости, - и я вцепляюсь в его запястье, заводя вторую кисть за спину до болезненного «ммм». Сам отклоняюсь назад, подняв голову выше - времени нет, мы давно должны были вернуться… С*ка, я не уйду, пока не получу свое. И Чимин не уйдет тоже.***
Я оставляю по четыре полукруглых кровавых следа от моих ногтей на его боках - а кожа вокруг вся в крупных мурашках и мелкой дрожи; наконец-то я могу разглядеть. Царапин - россыпь, я дышу хрипло, как астматик; если бы я не был причиной того, что происходит сейчас с Чимином, я бы подумал, что у него нервный припадок. - Ты плачешь? Он не отвечает, продолжает так же всхлипывать, мотает отрицательно головой - значит, все в порядке, значит, его ноги трясутся еще не так сильно, чтобы это могло беспокоить. Мы опаздываем, мы непоправимо опаздываем, - две минуты, всего лишь две минуты. - Две минуты!.. Стук в дверь прекращается, - и Чимин оглядывается на меня: его волосы упали вперед, он как будто только-только закончил очередную долгую и мучительную тренировку в студии, глаза блестят так ярко, что мне становится даже не по себе; он счастливо улыбается, черные тени размазаны под веками, а блестящие влажные губы настолько красные, что я удивлен, что они искусаны не до крови. Я не думаю ни о чем, когда хватаю пальцами его подбородок - горячий, мокрый, скользкий, - и тяну к себе; Чимин выгибает шею левее и так послушно открывает рот, когда я целую его… Когда я не целую даже, а кусаю. Сжимаю зубами, закрываю глаза и делаю медленно и больно - тяну, выпуская в самый последний момент эту бядскую и мягкую горячую губу. Грубо отвешиваю громкий вульгарный шлепок по его голой ягодице: - Все?.. Но не все - Чимин резко выпрямляется и разворачивается ко мне, обхватывая ладонями мои щеки, - и отвечает мне точно так же. Ах ты… Такой же, как всегда; я сжимаю со всей силы его задницу, я чувствую каждую мышцу, чувствую как напрягся он весь, - и как упрямо Чимин просовывает язык в мой рот… Мы не смотрим друг на друга - зачем - мы просто причиняем друг другу боль сильнее и сильнее, упрямее и злее, мы спорим, кто из нас больший ублюдок; и побеждает тот, у кого нет синяков, на которые невыносимо больно нажимать - побеждаю я. - Идти… - Угу. Я прижимаюсь животом к его животу, размазывая горячее, мокрое и вязкое сильнее, грязнее, пошлее, а он так плавно двигается, пуская почти волну по всему своему телу. Это только день, у меня все внутри начинает трястись, как только представлю, что будет, когда наступит ночь; две минуты давно превзошли всего лишь две.***