Юнмины

      Когда я засыпаю вместе с Юнги - или когда он засыпает вместесо мной, - мы уже не думаем о том, что будет дальше. Мы просто устали, и просто хотим спать.       Но иногда Юнги мало одного раза со мной. Иногда мало и двух. Иногда с ним что-то происходит ночью, когда я уже давно сплю; иногда на него находит что-то, и он просыпается, и...       Он предпочитает меня не будить - он просто придвигается ближе, и, отодвинув с моего плеча край одеяла, целует: целует много, тепло, тихо и осторожно, вроде и боясь разбудить, и вроде и надеясь на это. Он целует шею, затылок, плечо, - везде, куда только может дотянуться, пока я все еще лежу с закрытыми глазами, продолжая дремать; даже тогда, когда Юнги приподнимается на локте и нагибается вперёд, чтобы чмокнуть и в щеку.       Но вскоре его поцелуи становятся более долгими, задерживаются то за ухом, перебивась глубоким и тихим дыханием, то почти сползают ниже к спине, почти между лопаток... Его руки, уже проскользнувшие под одеяло, обнимают, едва прижимая к себе, скорее гладят, - гладят подушечками пальцев, ладонями... исследуют все заново, как будто и не знают уже наизусть, как будто не найдут вслепую... уверен, у него сейчас закрыты глаза. Он не смотрит, когда упирается лбом в мой затылок; он не смотрит, как я, прикусив язык, сжимаю рукой простыни едва заметно.       Он остаётся аккуратным и заботливо-нежным, все еще стараясь не разбудить меня - и все еще втайне надеясь именно на это, наверное; водит сверху по коже, оттягивая тот свмый момент, хотя я конечно же чувствую, как сильно ему хочется, и как трудно, наверное, быть таким медлительным. Я как бы невзначай ворочаюсь вдруг во сне - потеревшись еще сильнее о него задом - и, кажется, Юнги догадывается о том, что я не сплю. Хотя, возможно, и нет.       Входит так медленно, совсем-совсем медленно, и мне хочется скулить от одного только этого ощущения. Я буквально чувствую каждый миллиметр, от начала и до конца... Юнги замирает, вставив его весь, и легко целует край моей скулы. Начинает двигаться - так же медленно, так же мягко, почти не вынимая, задевая изнутри все мои самые любимые и чувствительные точки. Невыносимо. Это просто невыносимо... Как он сам только все это терпит? Дышит так прерывисто, но так сдержанно. Уже не жмется к моей спине, но я все равно слышу...       Наконец выходит и все начинается снова. Ужасная пытка... И все эти поцелуи, которые то похожи на едва ощутимые касания, то задерживаются вдруг на одном месте, мокро задевая горячим языком кожу, - и тут же торопливо уходят дальше, выше, ниже... Повсюду.       Вставляет снова - поначалу не до конца, только наполовину, и тут же - обратно; и так несколько раз, снова и снова.. Я задерживаю дыхание, я перестаю дышать, лишь бы не застонать или не сказать что-нибудь. Каким-то чудом продолжаю лежать спокойно, хотя меня всего разрывает желание податься бедрами назад, опустить свою руку - вниз, и умолять, просто уже умолять Юнги... позволить мне... почувствовать его в себе. Хочется хныкать и унизительно выпрашивать.       ...Он снова прижимается сзади, он снова,упираясь лбом и кончиком носа в мою спину, двигается едва ощутимо, практически совсем не вынимая, а я не понимаю, просто не понимаю, откуда в нем эта выдержка? Зная его, он наверняка хотел бы разодрать меня уже пополам, до жалких всхлипов, которые вырываются сами собой, до боли на весь завтрашний день, до сорванных громких возгласов, - так, чтобы я опять испортил себе голос, исходясь почти на слезы; но он так медленно делает все сейчас, что это просто... это слишком... это...       Я больше не могу так, я не могу молчать, я выдыхаю громче, постанывая, и накрываю своей ладонью его руку, которая удерживает мое плечо.       Юнги наверняка поднимает голову - и смотрит на мое лицо, но я все равно не открываю глаз. Тогда он обнимает меня сзади ещё крепче, заставяя выдать еще один свой сдержанный стон; я чувствую его улыбку рядом со своей щекой, и поворачиваю голову, и целую его губы, - да, это совсем неудобно, но это стоит того. Юнги, оперевшись на подушку, тянется мне навстречу - отвечая на поцелуй так же медленно, так же слабо, и так же... горячо, заставляя плавиться от бессилия и удовольствия под любым из его касаний.       На привычный, немного резковатый темп он так и не переходит, продолжая мучать меня, - и меня, и себя самого, - и обнимать сзади, и целовать медленно и рассеянно в шею, оставляя горячие мокрые следы. Я едва слышно скулю и постанываю, не открывая рта, - то опуская голову вперёд, когда чувствую, что не могу, не могу больше выносить это, - то опять отвожу ее назад, подставляясь под эти мучительные, ленивые, бесконечные поцелуи Юнги.       Он сам позволяет себе сделать всего лишь пару резких толчков вперёд, крепче сжав мою талию, - и сдавленно и прерывисто медленно, шумно выдохнуть мне почти прямо на ухо, - только в самом конце, когда устанет терпеть мои отчаянные попытки удержаться и не начать умолять о чем-то более быстром и более привычном.       Вынимает - так же осторожно - и оглаживает ладонью каждый мой изгиб. Молчит какое-то время, переводя дыхание, собираясь с мыслями, пока лежит на смятой подушке и упирается виском в мое плечо, - потом бурчит что-то своим низким, слегка сиплым, голосом, встаёт с кровати и уходит в ванную.       Я остаюсь один, мне совсем не хочется двигаться и ничего не хочется говорить. Я только потягиваюсь хорошенько, выгибая спину, и разминая уставшую шею, - и остаюсь лежать все так же, прикрыв глаза и слушая шум воды, ожидая своей очереди идти в душ.       Юнги таким сексом отмечает каждую последнюю ночь в каждом отеле, где мы останавливались. Понятия не имею, почему.