carol of the bells

Книжный магазин в Сохо, Лондон 2019 Так всегда. Выпал снег – хватай лопату и соль. Кроули мог бы чудесным образом расчистить ступеньки книжного магазина, если бы захотел. Он мог бы не утруждать себя размахиванием лопатой и заползти вовнутрь, куда-то, где безопасно. Куда-то, где тепло. Но тогда ему придется говорить. Ему придется перестать двигаться. У снега странные свойства. Он накрывает все белым покрывалом изоляции и тишины. Рождественские песни зовут это «тихой ночью». Даже пения птиц не слышно. Не слышно и машин, буксующих в снегу, и рева моторов. Очевидно, никаких плохих последствий (кроме Кроули). Лондон не двигается. Лондон не говорит. Достаточно тихо, чтобы расслышать биение его тревожного сердца. (Словно рождественская песня, да, и даже, как церковные колокола.) Азирафаэль стоит рядом с окном, его тень прерывает вольфрамовый свет лампы, опускаясь четкой фигурой на снег. Кроули замирает, оперевшись на черенок лопаты. Всевышняя, как же он желает выкурить сигарету сейчас. Кроули не совсем уверен, почему ему нужно было переставать курить, (ведь являясь оккультным сверхъестественным существом, было бессмысленно переживать о раке легких), но Азирафаэль поднял шум, и Кроули бросил дурную привычку. Он смотрит на Азирафаэля, уткнувшегося носом в книгу. Своим чуть вздернутым носом в близко притянутую к себе книгу. На нем эти абсолютно ненужные серебряные очки, а его волосы – неопрятные дебри (ничто земное не в силах их укротить). Я расскажу вам историю. Возможно, это не та история, о которой вы подумали, не та, которую вы ожидали услышать. Сейчас второе декабря, и в Сохо снегопад. В дверном проеме книжного магазина висит омела. Кроули на улице, темное пятно среди белизны. Азирафаэль выглядывает в окно на Кроули, что стоит, сгрузив свой вес на лопату, а его ярко-красные волосы, словно оскорбление спокойствия улиц. Он улыбается ему уголками своих губ. Азирафаэль кивает в сторону пустых бокалов на столе, закупоренной бутылки портвейна, который они выпьют вдвоем. Кроули кивает ему в ответ. Дай мне еще одну минуту. Сейчас, ангел. Я почти закончил. Свечи горят в каждом окне. Гирлянды обвивают колонны. На улице декабрь. Пора уходить с холода. Как стряхнуть с себя весь снег? Как расчистить проходы, посыпать солью свою кровь, как растаять? Как разморозить слова, которые так долго были во льду? (Чтобы отогреться нужно время. Чтобы оттаять тоже.) Он сглатывает ком в горле. "Я люблю тебя", - ревет его сердце. Несказанное, умолчанное. Но услышанное. Иногда мы говорим целыми томами, на самом деле молча и без касаний. Кроули расчищает ступеньки, гремя оцинкованной сталью по бетону, чтобы заглушить свой собственный шум. Его сердце шумит. Когда-нибудь ночь растянется покрывалом тишины. Когда-нибудь снег победит. Наступит тихая ночь (ничего не будет слышно, кроме подвижной крови Кроули). Он отряхивает с себя остатки снега. Выпутывает снежинки из своих винных волос. Его длинные пальцы обхватывают дверную ручку, он открывает дверь. Здесь всегда открыто (только для него, ну что за милое дело). Как я должен сказать это? Просто заявиться и сказать? Спасибо за вино, кстати, я тебя люблю? (Люблю с самого сотворения этого мира). Как мне просто поцеловать тебя? Как начать? (Там висит омела, Кроули. Не забывай. Поцелуй может быть невинным. Сверни эту мысль и положи ее в задний карман. Она – твой путь отступления. Ты ведь попытаешь сбежать, спрятать свое раскрасневшееся лицо, наступающее смущение. Эта мысль, сжав руки на твоем воротнике, потянет тебя прочь в свои распростертые объятия.) Вокруг него на землю опускается снег. Словно второй конец света, лишь они вдвоем и тишина. Кроули шипит на самого себя, веля собраться. Это не рассказ о разбитом стекле. Не здесь, не сейчас. Это рассказ о звоне колоколов.