So for once in my life let me get what I want. Lord knows it would be the first time. Так что, хоть раз в жизни, дай мне получить то, что я желаю. Госпожа тому свидетельница, это будет впервые.
Коробка коричневого сахара давно слиплась в один не разбиваемый кирпич. Под взглядом Кроули вся влага испаряется, сахар запуган до дрожи и рассыпается на песок. Его пальцы тоже дрожат. — Так-то лучше, — шипит он, добавляя полчашки бурого сахара в сухую смесь. Смешать все между собой. Хорошенько смешать, и можно начинать. Достать масло из холодильника. Европейское и желтое. Восемьдесят два процента жирности. Холодное и пластичное. Как его сердце, что хранится на льду, словно отрубленный палец, который пришьют на место. Так и его сердце ждет, когда его вернут к жизни. Ты можешь быть моим прикуривателем. Если хочешь. Он замешивает тесто руками, мараясь. Ради этого стоит мараться. (Он не может передать словами то, что хотелось бы. Они пересыхают, как речное русло. Бесполезные, как молитва в Аду. Да, он не может сказать этого, поэтому он возьмет самое лучшее масло и муку мелкого помола. Он сделает это своими руками.)Please, please, please. Молю, молю, молю.
Пора добавлять чашку сушеной клюквы. Чашку измельченного ореха-пекана. Смешать между собой и вмешать в тесто. Немного смочить молоком (три четверти чашки, если быть точнее). Пора вложить туда сердце. Измельчённое, мелко нарезанное. Оно красное и засохшее от безделья. Совсем не отличить от клюквы. Если не приглядываться, то совсем незаметно. Кроули прикусывает язык от усердия. Его кухня наполнена солнечным светом из длинных окон, отражающимся от мрачного гранита и нержавеющей стали. Никаких звуков, кроме издаваемых им и работающей духовой печью, звука теста выложенного кружочками на бумагу для выпечки. Его волосы сверкают на солнце, и он дергается от огня, видя свое отражение. (Это не огонь. Только он сам, все такие же волосы цвета огня.) Выпекать при ста девяноста градусах Цельсия. Через двадцать минут Кроули вонзит зубочистку в центр. Сухая. Верхушки сконов золотистые. Уже пора. Кроули не рискует заходить через главный вход. Нет, вместо этого он чудесным образом оказывается внутри, минуя коварную омелу, а в его раскрытых руках, в его длинных пальцах коробка клюквенных сконов. — Кое-что принес тебе, ангел, — говорит Кроули, опуская коробку на стол Азирафаэля. Он демонстративно уходит прочь, запугивая вино на стеллажах. Каберне-совиньон будет в самый раз. Сира в крайнем случае. — Это — рождественские сконы? — Ты сказал, что хочешь их, а у меня нет желания слушать твои капризы весь вечер. Азирафаэль, улыбаясь, приподнимает бровь. Крышка коробки тоже приподнята. — Ты приготовил их сам. — Неа, — Кроули паникует. Он опускает взгляд. — Мой дорогой, у тебя мука под ногтями. — Не глупи, — краснеет Кроули, — ешь их уже быстрее. Ничего особенного. Я люблю тебя. Это неважно. Я перестану, если ты хочешь. Но я ведь не скажу тебе об этом. (Ты не против? Я могу уйти, если хочешь. Я не слишком быстр? Не слишком резв? Мне уйти?) Азирафаэль берет скону и откусывает. Глаза закрыты, горло сжимается и проглатывает. (Молю, молю, молю.) — Ох, они прекрасны. — Правда? Скажи мне это еще раз, скажи, что ты понимаешь, что я пытаюсь сказать. У тебя мое сердце в горле, ты поймал его между зубами. — Неси вино? Посидим. Кроули кивает в ответ. Вино как всегда на стеллаже. Штопор как всегда в ящике. Прежние места, прежние привычки. Ничего нового, ничего не изменилось. В гостиной Азирафаэля играет музыка. Хор песен, звук серебряных колокольчиков. (И спросил ночной ветер у маленького агнца: «Видишь ли ты то, что вижу я? Высоко на небе, агнец, видишь ли ты то, что вижу я? Звезду, звезду, танцующую в ночи».) Он заходит обратно с двумя бокалами между осторожными пальцами одной руки и с бутылкой вина в другой. Его бровь вздымается высоко, как звезда в ночи. Азирафаэль сидит на диване, то, чего он никогда не делает. Кивает на свободное место рядом с собой, то, чего он никогда не делает. — Иди сюда, — приглашает его Азирафаэль, потянувшись за бутылкой. Я здесь, я отдал тебе мое сердце. Запек его в сконы. Слышишь ли ты то, что слышу я? (Позволь принести тебе серебро и золото)