carol of the bells

Книжный магазин в Сохо, Лондон 2019 На его бедрах сидит ангел. В его волосах путаются руки, и Кроули смеется. Сегодня Рождество. Прислушайся к небу, к звону колокольчиков. О, придите и увидьте. О, придите все верующие. Двери раскрыты. Земля не освящена, не здесь. О, придите верующие. И неверующие тоже. Выходите из тьмы и света. — Ну-у-у, можно мне уже их раскрыть? — Спрашивает Кроули зацелованными губами. Сон для них не обязателен, поэтому они целовались всю ночь, раскинувшись на этом диване. Сначала кто-то сверху, потом снизу, не продвигаясь куда-либо дальше поцелуев. Чтобы дойти до этого момента им потребовались сотни лет, так почему бы не растянуть удовольствие и не наслаждаться всеми мелочами? Искусанными, припухшими губами. Опьяняющими касаниями и удовольствиями. Вином и всем остальным. Я никогда не рассчитывал на это, что ты будешь хотеть меня таким образом рядом с собой. (Надеялся. Мечтал об этом, отправлялся спать с образом тебя на веках и надеждой, застрявшей в горле. Ты знаешь кто я. Знаешь все мои чешуйки и клыки во рту. Ты знаешь, что я касаюсь тебя когтистыми лапами. Монстрам нельзя смотреть наверх. Я думаю о тебе все время. Никогда не перестану.) — Да, — отвечает Азирафаэль, улыбаясь, и целует Кроули в шею. Его глаза болят, все лицо его болит от безудержно глупой улыбки (его раскусят, поймут, насколько он гнилое существо полное надежд). Как же до смешного глупо влюбляться. Кроули утыкается лицом в теплое плечо Азирафаэля, чьи сильные руки обвивают его тощее тело, как ленты. Да, влюбляться крайне абсурдно. А он абсурдное существо. (Радостный и торжествующий.) Ты не должен видеть эту часть меня. Я не должен чувствовать себя золотым из-за тебя. Не должен сверкать, когда ты касаешься меня. Когда ты смотришь на меня. Через всю комнату на вечеринке. Другие проходят мимо, но они лишь шум. Не было и разу, чтобы я не заметил тебя. Чтобы я не заметил, как свет от свечей играет на твоих волосах, отражается в твоих глазах. Не было и разу, чтобы я не хотел взять тебя за руку под столом, шепотом сказать тебе о том, что скоро мы сможем уйти подальше. Не было и разу, чтобы я не любил тебя (я твой с самого начала времен). Длинные пальцы убирают кудри цвета соломы со влажного лба, скатываются со вздернутого носа. На лице Кроули улыбка, которую невозможно унять, огонь в его позвонках. Длинные пальцы на мягких щеках и приоткрытых губах. (Мы называли эти пальцы «ледорубами». Называли их «спицами». Но давайте сегодня будем снисходительнее, сравним их с волшебными палочками, способными на лучшие заклинания. С мостами, преодолевающими пропасти, пустоты между ними. Кто-то должен протянуться, и у Кроули очень длинные пальцы, подобные иглам, которые сошьют их вместе. Воедино.) — С чего мне начать? — Дай подумать, — Азирафаэль щурится, глядит на полузабытую елку. Бледный утренний свет просачивается через занавески, теплый и по-зимнему мягкий. Солнце сегодня светит упрямо и ярко, его свет отражается от измороси на машинах и фонарных столбах. — Любой, какой хочешь. Кроме того маленького. — Маленького? — Кроули вопросительно выгибает бровь. Он прикасается губами к уху Азирафаэля, наконец-то ему разрешено любить его. — В красной обертке. Неподписанный. — Что же, — ухмыляется он, — теперь я хочу раскрыть именно его. — Нет, Кроули! Это правило! Кроули смеется. — Да ладно, ангел, ты меня вообще видел? Какие правила, — их пальцы переплетаются. Вес Азирафаэля на нем успокаивает, обещает лучшее. Ангел, как пресс-папье, надежно держит его в безопасности. Не важно, что буря подбивает под окна, заносит за порог. Ни снег, ни ветер, ни что-либо еще имеет значения. Азирафаэль — константа, его грудная клетка прижимается к груди Кроули, теплые руки держат его. Ничего не важно, когда Азирафаэль рядом, оберегает его. Азирафаэль закатывает глаза, выражение его лица излучает тепло и поддельное раздражение. Они сползают с дивана на пол, чтобы раскрыть подарки. Разорванная бумага и развязанные банты. Книга для Азирафаэля и бутылка вина для Кроули. Да, они выпьют его. Прервутся ненадолго, съедят пирог с заварным кремом, выпьют шампанского. Под елкой становится все более пусто по мере того, как они разбирают подарки, рассказывая ими все свои секреты. Давая обещания. Говоря то, о чем молчали (в ожидании идеально момента). — Остался последний, ангел, — Кроули указывает на подарок в красной обертке бокалом. Азирафаэль пьет вино, откинувшись на диван. Его галстук-бабочка ослаблен, а цвет щек подобен цвету плодов остролиста. — Открывай, мой дорогой. — Точно? — спрашивает Кроули. Мгновенье кажется ему необычным. Во рту пересыхает. Он делает глоток вина, чтобы смочить его. (Не помогает.) — Точно, — и когда Азирафаэль смотрит на него, никто из них не в силах отвернуться. Между ними сверкающий электрический ток, что-то поет в ликовании. Мне не нужны никакие ангельские хоры. Нет, мне нужен только ты. Ты — все, ты — каждая гармония в этом мире. — Хорошо. Доброе утро, что ты нашел? Раскрой то, что ты всегда хотел, почувствуй любовь, окружающую тебя. Почувствуй радость и обещания в каждом сияющем лице, в каждом отголоске смеха любимых. Посмотри на зимнее небо, на самые длинные ночи в году, разгляди огни, которые согревают нас и освещают нам путь. Коробочка. Открой её, Кроули. — Азирафаэль, — выдыхает Кроули. У Кроули длинные пальцы, и они совсем не похожи на паучьи лапы. Они не похожи и ни на булавки, и ни на черенки метел. У Кроули длинные пальцы, подобные падающим звездам и мраморным колоннам, которые подпирают небеса. Его пальцы такие же тонкие, как крючки для елочных игрушек, и они обвивают так же, как ленты. Свободные и раскрытые ладони, ждущие, чтобы обхватить весь мир однажды. Его руки пустые и неподписанные, идеальные для этой крохотной коробочки и для этого простого и лаконичного кольца. Азирафаэль отворачивается в сторону. Его уши покраснели. — Оно сделано на заказ. О, пой, ангельский хор. Кроули отрывает взгляд от коробочки. — Правда? Когда? — В Вифлееме. — Что? Подожди, так давно? Две тысячи лет назад, ангел… — Ну, почти. Две тысячи девятнадцать лет назад. Не хочу показаться педантом, но все же. Кроули глядит на простое кольцо в его влажной ладони. Оно лежит поверх линии Жизни и линии Сердца. Все его внимание на нем. — То есть, ты хочешь… — Да, — Азирафаэль наконец-то снова смотрит на него. Он держит бокал вина между коленями, его глаза полны тепла. Как я должен был не полюбить тебя? Как кто-то может смотреть на тебя без восхищения? Позволь мне восхищаться тобой. Ты — свет, добро и красота, я буду приносить тебе какао, когда ты читаешь, и чай, когда ты работаешь. Я подарю тебе все твои любимые книги, я отведу тебя во все твои любимые места. Расскажи мне, о чем ты мечтаешь, и дай мне немного времени, я сотворю чудеса для тебя. Все, о чем пожелаешь. Абсолютно все. («Я люблю тебя» проносится шепотом среди их дыханий.) Кроули целует Азирафаэля, одна длинная рука обхватывает его нежную щеку. Другая длинная рука с молчаливым обещанием на ней и простым золотым кольцом, учиться загадывать желания (и принимать их исполнение). О, придите верующие. Придите неверующие. Придите все, один за другим, даже те, кто верят в исполнение желаний под падающей звездой. Придите все, кем бы вы ни были. И позвольте рассказать вам радостную и торжественную историю.