Самозванка

      Нерисса посетила город глубокой ночью, спустя пару дней после побега Галгейты с принцессой в другой мир. Кондракар уже знал о том, что наследница Меридиана попала на Землю — и этого было достаточно для того, чтобы Совет Равновесия вновь оставил планету без внимания. Теперь старейшин куда больше интересовала Земля и ее безопасность. Нериссу вполне устраивал такой расклад — наконец-то Оракул и его гадюшник больше не будут мешаться под ногами.       Нерисса толкнула входную дверь в дом Джулиана — но, к ее удивлению, та оказалась закрыта. Обычно на Меридиане не запирали двери, и меньше всего подобного стоило ожидать от Джулиана — его дом всегда был открыт для всех, кто нуждался в помощи. Нерисса несколько раз постучала в дверь — ей никто не открыл. Она заглянула в окна на первом этаже — там было темно и безлюдно. Нерисса насторожилась — это было плохим знаком.       Нерисса услышала тяжелые шаги и чужие голоса: из проулка приближался патруль стражников. Нерисса не хотела, чтобы ее обнаружили гвардейцы, к тому же, у дома Джулиана. Из-за обезображенной внешности Мага и ритуальных татуировок Фобос и Темные не могли не догадаться, что это она помогла заговорщикам перенести принцессу в другой мир. Да и Фобос наверняка до сих пор не забыл нанесенное ему оскорбление. Если Фобос поймает Мага, то обязательно захочет обезвредить ее и допросить. И если с нее снимут кольцо и узнают, кто Маг на самом деле… О, принц и его свора не преминут сдать Нериссу Кондракару в обмен на помилование для себя.       Боясь, как бы стража не заметила ее, Нерисса телепортировалась внутрь дома. Угли в камине еще догорали — ровно настолько, чтобы поддерживать в помещении тепло. Значит, внутри были люди. Нерисса призвала небольшой энергетический разряд, чтобы осветить себе дорогу, и поднялась по лестнице. Половицы чересчур громко скрипели под ногами, хоть Нерисса старалась ступать тихо и осторожно.       Она невольно вздрогнула, столкнувшись в тесном коридоре с темным силуэтом, выскочившим ей навстречу с мечом наголо.       Разглядев Нериссу ближе, Джулиан опустил оружие. — Что ты здесь делаешь? — изумленно спросил он. Похоже, приход Нериссы разбудил его — он был босиком, в одной лишь ночной рубашке. — Я хотела переговорить с тобой, но дом оказался заперт, — ответила Нерисса. — Почему ты закрылся?       Джулиан нахмурился. — Не стоит нам стоять в проходе, — он приглашающе махнул рукой на дверь слева.       Джулиан привел Нериссу в свою комнату — его спальня была еще меньше тесной лаборатории подземного города, в которой когда-то поселила ее Маг. В отличие от нижнего этажа, уютного и гостеприимного, здесь царила лаконичная скромность, граничащая с аскетизмом. В дальнем углу стояла деревянная кровать с грубым матрацем, устланная шерстяным покрывалом, в ногах у которой находился простой платяной сундук, напротив, у окна — небольшой письменный стол и грубо сколоченный стул. Слева горел камин, на выщербленной полке которого стояли несколько книг и вырезанные из дерева статуэтки, представлявшие собой причудливо сплетенных из растительных орнаментов животных и птиц.       Прикрыв дверь, Джулиан указал Нериссе на кровать, а сам, прислонив к стене меч, пододвинул стул и сел напротив. — Побег Галгейты не остался без внимания, — произнес Джулиан. — Фобос ищет пособников похитителей принцессы. — Тебя в чем-то подозревают? — нахмурилась Нерисса. — Нет, — покачал головой Джулиан. — Стража, кажется, сама не знает, кого следует искать. Похоже, у короны и не стоит цели найти настоящих виновных — Фобос хочет запугать нас и вымещает собственную злобу. — Этого стоило опасаться, — кивнула Нерисса. — Ведь принц неуравновешен и вспыльчив.       Джулиан глубоко выдохнул. — Позавчера по приказу Фобоса казнили моего друга, — глухо произнес он. Его голос был ровным и тихим, но Нерисса понимала, как непросто Джулиану озвучивать это. — Айден помог Галгейте сбежать, и Фобос прилюдно изувечил его, а затем бросил в Бездну Теней. Я не могу не думать, что это я попросил его помочь нам… — Я знаю, тяжело терять близких, но твой друг знал, на что шел, — твердо перебила Нерисса. — Не стоит жалеть мертвых, Джулиан. Нам нужно заботиться о живых.       Джулиан тяжело кивнул. — Ты права. Но, боюсь, это только начало всех потерь, что нам доведется пережить. — Ты жалеешь о том, что мы сделали? Думаешь, наше решение подставило под удар народ Меридиана?       Джулиан печально усмехнулся. — Проявление жестокости Фобоса было лишь вопросом времени. Мы все были под ударом после смерти Вейры. Фобос и Темные легко бы решились обратить силу девочки против нас. Я не сомневаюсь, что мы поступили правильно, — Джулиан немного помолчал, а затем добавил: — Исчезновение наследницы ослабило позиции принца — Фобос отстранил от власти Примроуз. Теперь его главным советником стал лорд Седрик. — Ты полагаешь, это хорошая новость? — Нерисса вспомнила свои впечатления о лорде: во время их единственного разговора Седрик предстал перед ней умным, проницательным и хладнокровным, и это не считая его дара Кернунна. Такого человека не хочется иметь во врагах. — Я не силен в знаниях о придворных советниках, но, если судить по рассказам Алборна и Мириадель, Примроуз подла и непредсказуема. Седрик же последователен и рационален, и, в отличие от своей родственницы, предан тому, кому служит. Я предпочитаю честного врага. — Честный враг — понятие относительное, — возразила Нерисса. — Седрик жесток. Он никогда не пойдет на примирение с поданными. Он не захочет разбираться, кто прав, а кто виноват — для него народ виновен только потому, что якобы не считается с оборотнями. Мужчины и женщины, дети и старики… Он не станет делать различий. Седрик будет поощрять злобу Фобоса к простонародью. — Я тоже думал об этом, — согласился Джулиан. — Седрик захочет спровоцировать нас, чтобы оправдать свою жестокость законами богов и людей. Но никому не нужна война. Я хочу сохранить равновесие и не жертвовать невинными. — Ты веришь, что его удастся сохранить? — изогнула бровь Нерисса.       Джулиан выразительно посмотрел на меч в углу. — Мне остается только на это надеяться. Кровопролитие не принесет покоя никому. Людям еще есть что терять, — Джулиан перевел взгляд на Нериссу, и она поняла: он говорил о Калебе. — Или кого. Иногда лучшая защита — это не ввязываться в конфликт. — Я пришла сказать, что больше не смогу помогать городу. Фобос станет вести охоту на меня — он ненавидит меня, и наверняка догадался, что это я помогла перенести принцессу на Землю. Я не стану подставлять вас под удар. — Я понимаю, — кивнул Джулиан. — Но мой дом всегда открыт для тебя, — он усмехнулся. — Хоть тебе и не требуется открывать дверь.       Нерисса хотела ответить, но вдруг в коридоре раздался протяжный скрип.       Нерисса встревоженно посмотрела на Джулиана. Джулиан перехватил ее взгляд и коротко кивнул, сообщая, что тоже слышал нечто странное. Он жестом указал Нериссе молчать, а сам, поднявшись, резким движением открыл дверь.       На пороге стоял Калеб — взлохмаченный, с опухшим невыспавшимся лицом и в длинной ночной рубашке. Калеб растерянно дернул головой — явно был застигнут врасплох тем, что его обнаружили, однако не стал отнекиваться и отступать. — Пап, что происходит? — спросил он слишком серьезно для ребенка, которому не было и пяти. — С кем ты разговариваешь?       Нерисса удивленно вскинула брови: этот разговор совсем не предназначался для ушей их сына.       Джулиан отошел в сторону, показывая сыну свою собеседницу. Калеб ошарашенно посмотрел на Нериссу и побледнел — он впервые видел ее изуродованное обличье, но все же признал в ней Мага и неловко поклонился. — Простите, — произнес Калеб дрогнувшим голосом. — Я лишь хотел узнать, что случилось. Нерисса ответила ему прохладным кивком. Ей было интересно понаблюдать, как Джулиан поведет себя с сыном в столь неудобной ситуации. Успокаивающе попросит Калеба пойти спать? Отчитает за подслушанный разговор? Запретит ему рассказывать о том, что услышал? — Я позволю тебе присоединиться к нашему разговору и все объясню, — спокойно произнес Джулиан. В его голосе сквозила необъяснимая смесь строгости и заботы. — Если ты пообещаешь, что впредь не станешь подслушивать разговоры близких людей. Это — проявление неуважения.       Калеб посмотрел на отца, и на его лице отразилось взволнованное смущение. — Обещаю, пап, — Калеб сосредоточенно кивнул.       Джулиан приглашающе взмахнул головой.       Калеб вошел в комнату и осторожно сел на платяной сундук. Было заметно, что разрешение отца остаться произвело на него впечатление. Калебу явно было приятно, что Джулиан допустил его до участия в таинственных и очень интересных делах взрослых. Вероятно, сын бы вел себя более раскованно и смело, однако присутствие Нериссы сдерживало его. Калеб исподлобья посматривал на нее, и в его взгляде сплетались страх и детское любопытство.       Нерисса сочла, что в сложившихся обстоятельствах ее устраивает такое отношение сына к ней. Джулиан хорошо воспитывает его: в столь юном возрасте Калеб уже приучен чтить чужой статус и знает, что необходимо проявлять уважение к старшим. — Раз уж ты решил воспользоваться своими большими ушами и узнать, что происходит, расскажи, что ты понял из услышанного, — слегка усмехнувшись, попросил Джулиан. Калеб посмотрел на отца. — Я слышал не все, но… — он задумчиво склонил голову набок. — Вы говорили про войну. О том, что никто не хочет ее, но она может случиться, — Калеб немного помолчал, а затем спросил: — Пап, это как-то связано с казнью, о которой все говорят в городе?       Джулиан заметно напрягся. — Что ты знаешь о казни? — Какого-то человека наказали за то, что он обокрал принца. И помог похитить принцессу, — Калеб бросил на Нериссу опасливый взгляд, а затем вновь взглянул на отца. — Пап, зачем кому-то похищать принцессу?       Джулиан слегка нахмурился, видимо, раздумывая, что ответить сыну. — Калеб, принцессу похитили для того, чтобы спрятать и защитить от тех, кто может причинить ей вред, — слегка помедлив, произнес он. — Зачем кому-то причинять ей вред? — удивился Калеб. — Она ведь принцесса, а ее брат — принц. — Калеб, те, кто спрятал принцессу, спасали ее от ее же брата.       Калеб растерянно встряхнул головой. — Но ведь Фобос — ее семья. Зачем ему обижать сестру? — Иногда то, что люди — родственники, не означает, что они хорошо относятся друг к другу, — покачал головой Джулиан. — Почему, пап?       Джулиан печально улыбнулся. — Боюсь, я не знаю ответа на этот вопрос, Калеб. Каждый сам выбирает, как относиться к другому человеку. — Получается, из-за того, что принц Фобос плохо относится к своей сестре, может начаться война? — И из-за этого тоже, — подала голос Нерисса. Слушая, как легко и просто Джулиан отвечает на вопросы их сына, ничего не утаивая от него, но и не рассказывая больше того, что он способен осознать в силу возраста, Нерисса почувствовала в себе горячее желание привлечь Калеба и тоже поучаствовать в разговоре. Она ждала, что Калеб спросит у нее о подробностях, однако мальчик лишь одарил ее смущенным вопросительным взглядом и, прежде чем Нерисса успела бы ему что-то ответить, вновь повернулся к отцу. — Если никто не хочет войны, почему она может случиться? — Война случается, когда люди не могут договориться между собой, — ответил Джулиан, — и это не повод для гордости. — Но ведь многие герои воевали, — сказал Калеб. — Луг победил Балора, великий Эсканор победил короля Моргона, а Кухулин в одиночку разгромил целую армию! — Калеб, все они воевали не потому, что хотели прославиться. Они воевали, чтобы защитить свой народ от тех, кто посягал на его свободу. Они считаются героями, потому что использовали свою силу правильно. — А как правильно использовать силу? — поинтересовался Калеб. — Ты должен понимать, зачем она нужна, — ответила за Джулиана Нерисса. — Некоторые боятся силы, но тебе не следует делать этого. Сила дает возможности для совершения великих деяний. Если бы герои, которых ты перечислил, не умели распоряжаться могуществом, их бы никто не запомнил. — Ценность силы не в том, чтобы использовать ее при первой возможности, — добавил Джулиан. — Если у тебя есть шанс решить проблему мирно, ты должен воспользоваться им. Но тебе необходимо быть готовым защитить себя и своих близких — ведь другие люди не всегда захотят поступить благородно.       Нерисса сочла, что такое объяснение звучало несколько беззубым из уст человека, который участвовал в заговоре против узурпатора, но для ушей пятилетнего ребенка озвученная трактовка происходящего была вполне приемлема.       Калеб нахмурился, видимо, пытаясь осмыслить сказанное. — Пап, что нужно сделать для того, чтобы война не случилась? — спросил он после некоторой паузы. — Хотел бы и я знать ответ на этот вопрос, — грустно усмехнулся Джулиан.       Нерисса пристально посмотрела на сына. — Калеб, тебе никому нельзя говорить о том, что ты слышал здесь, — строго предостерегла она. — Это потому, что принц хочет вас наказать? — робко спросил Калеб, а затем смущенно добавил: — Я слышал, как вы говорили это папе. — Да, Калеб, — сказал Джулиан. — Это должно остаться тайной. Никому нельзя знать о том, что Маг приходила в наш дом. — Даже Олдерну? — нахмурился Калеб. — Даже ему. Мы храним секрет Мага, а она посвятила в него только нас. Мы не имеем права рассказывать чужой секрет кому-то еще.       Калеб серьезно закивал и посмотрел на Нериссу. — Я обещаю, что никому не расскажу.       Нерисса слегка улыбнулась. — Я в тебе не сомневаюсь. ***       Нерисса собирала травы в Сером лесу, когда разглядела вдали знакомые силуэты мужчины и мальчика. Не мешкая, она пошла им навстречу — не хотелось упускать столь удачную возможность встретиться с семьей. Крайний раз Нерисса виделась с Джулианом семь месяцев назад, Калеба она не видела больше года. Даже издалека она заметила, как изменился и вырос ее сын. Сейчас ему было почти десять — он заметно вытянулся и был довольно высоким для своего возраста. Он уже носил оружие: за спиной у него висел лук, а на поясе — охотничий нож.       Первым Нериссу заметил Джулиан. — Приветствую, Маг, — слегка улыбнувшись, Джулиан склонился в поклоне. Калеб механически повторил движения отца. — Приветствую, — Нерисса кивнула им в ответ. — Охотитесь? Вижу, ты взял с собой сына. — Возвращаемся с охоты, — ответил Джулиан. — Я охочусь вместе с отцом больше года, — слегка нахмурился Калеб. — И как успехи? — поинтересовалась Нерисса. — Не сомневаюсь, ты отличный охотник.       Калеб нахмурился еще больше. — С мечом я справляюсь куда лучше.       Джулиан усмехнулся. — Калеб, я не раз говорил, что ты слишком строг к себе. — Пап, ты и сам видел, как я стреляю! — недовольно воскликнул Калеб. — Я не смог попасть в дурацкого загрызайца, хотя он был прямо у меня перед носом! — Зато у тебя получаются отличные силки на мелкую дичь, а в прошлом месяце ты выследил целый выводок оленей. Ты талантливый следопыт. — Что толку в следопытстве, если я мазила? — проворчал Калеб. — Что толку в хорошей стрельбе, если не можешь отыскать цель? — парировал Джулиан. — Хорошему охотнику необходимы выдержка и осторожность. А с этим у тебя все в порядке. — У каждого человека есть сильные и слабые стороны. В этом нет ничего постыдного, — произнесла Нерисса. — Тебе необходимо адекватно оценивать собственные силы. Если тебе не дается стрельба, то не стоит изводить себя. Лучше сосредоточиться над тем, к чему у тебя есть способности. — Вы предлагаете мне перестать практиковаться в стрельбе? — удивился Калеб. — Стрельба — это полезный навык, и думаю, тебе следует повысить его до сносного уровня, — пояснила Нерисса. — Но ты сам сказал, что с мечом управляешься куда лучше, а отец отметил твои таланты в выслеживании. Не лучше ли стать хорошим мечником и следопытом, чем посредственным стрелком?       Калеб задумчиво склонил голову набок, но затем вдруг вопросительно дернулся. — Что это там? — он махнул рукой вперед. — Лиса?       Нерисса обернулась — в паре десятков метров от них, у покрытого лишайником валуна, алело рыжее пятно. Похоже, в еще не успевшем растаять весеннем снегу, грязном и сероватом. Снег странно облепил шерсть животного — какими-то причудливыми крупными комьями.       Джулиан нахмурился, пристально вглядываясь вдаль. — Держись позади меня, Калеб, — он достал лук и двинулся к лисе. — Возможно, она бешеная.       Калеб вытащил охотничий нож и осторожно пошел за отцом. Нерисса, слегка помедлив, последовала за ними.       В нос ударил тошнотворный запах земли и гноя — кажется, лиса была мертвая. Видимо, ее труп пролежал в снегу всю зиму, и теперь, от весеннего тепла, начал разлагаться. Нерисса едва сдержалась от того, чтобы не сморщиться: если, как предполагал Джулиан, лиса была заразна, зачем идти осматривать непригодную мертвечину?       Однако Джулиан и Калеб были другого мнения. Слишком уж сильно увиденное привлекло их внимание — они куда быстрее Нериссы преодолели расстояние, пока та неспешно шла за ними.       Джулиан ошарашено остановился в паре метров от лисы. — Пап, что там? — спросил Калеб, выглядывая находку из-за спины отца. — Не подходи, — жестко произнес Джулиан. Он вытянул руку вперед, преграждая Калебу путь.       Калеб несколько мгновений изумленно вглядывался в увиденное, а затем испуганно протянул: — Они огромные!...       Нерисса приблизилась — и поняла, что заставило Джулиана остановиться. Джулиан повернул к ней голову — Нерисса еще ни разу не видела его таким бледным. — Что это такое? — сдавленно спросил он.       Нерисса ошиблась — лиса была еще жива. Распластавшись на земле, она хрипло дышала, едва слышно поскуливая от боли. Ее тело было усыпано красными круглыми отметинами. А то, что Нерисса издалека приняла за снег, оказалось бледно-серыми слизняками — каждый из них был чуть больше белки. Облепив шкуру лисы, они пожирали животное заживо. — Это меридианские слизни, — растерянно ответила Нерисса. — Но они не должны… Если только…       Она склонилась над умирающей лисой.       Нерисса не раз встречала меридианских слизней — они использовались как ингредиент во многих медицинских настойках. Для их добычи приходилось изрядно повозиться — они как огня боялись света, обитали глубоко под землей, и выманить в верхние слои почвы их удавалось лишь при помощи магии. Некоторые паразитировали на кротах, но, как правило, они были безвредны — их пропитанием были жуки или личинки.       Но сейчас, среди бела дня, они стаей напали на здоровое животное и бухли от чужой крови буквально на глазах.       При помощи квинтэссенции Нерисса подняла в воздух одного из слизней — тот явно был недоволен тем, что его оторвали от желанной добычи. Его ротовая полость представляла собой присоску, усыпанную несколькими рядами мелких острых зубов, а усики тянулись к Нериссе, улавливая в воздухе новый запах.       Учуяв Нериссу, остальные слизни тоже закопошились — похоже, люди привлекали их куда больше животных.       Не мешкая, Нерисса пустила в выводок паразитов электрический разряд — достаточный для того, чтобы поджарить заживо и их, и лису. Нерисса рассудила, что облегчила страдания несчастного животного — с такими ранами оно все равно не выжило бы, но еще долго мучилось в предсмертной агонии. — Я никогда не видел такого раньше, — произнес Джулиан, подойдя ближе, осмотрев остатки плотоядных слизняков. — Это кровососы? Откуда они появились? — Меридиан меняется, — ответила Нерисса. — Я чувствовала это уже несколько месяцев, но я не думала, что все будет настолько… — она нервно осеклась. — Что чувствовали? — спросил Калеб. — Что происходит?       Нерисса не знала, что ответить. Она соврала: совершенно не чувствовала ничего из того, что следовало ощущать настоящему Магу. Нерисса вспомнила предупреждение Оракула: Меридиан, оторванный от собственного сердца, начнет медленно умирать. — Я должна была предположить подобное развитие событий, но не думала, что это начнется так быстро, — произнесла Нерисса, тщательно подбирая слова так, чтобы не выдать себя, но и не соврать Джулиану и Калебу. — Видите ли, никто никогда не отрывал Меридиан от его магического источника. Без сердца Меридиана гармония мироздания искажается. И, боюсь, это, — она указала на обугленный труп лисы, — только начало. — Насколько все станет хуже? — тяжело спросил Джулиан. — Предсказать невозможно, — ответила Нерисса. — Разрушенная гармония подобна безумию. Несколько лет Меридиан сопротивлялся скверне, но теперь она набирает силу. И рано или поздно она уничтожит все вокруг. — Но ведь должен быть выход! — воскликнул Калеб. — Способ все исправить! — Гармонию может восстановить только сила истинной наследницы, — сообщила Нерисса.       Джулиан пристально посмотрел на Нериссу. — Почему ты не сказала о последствиях раньше? — нахмурился он. — Еще пять лет назад?       Нерисса на мгновение растерялась: не хотелось признаваться, что, принимая решение помочь меридианцам, она ничего не знала о вероятных последствиях. Оракул сообщил ей об этом слишком поздно; тогда не было возможности поворачивать назад. — У нас не было выбора, — холодно ответила она. — Либо это, либо отдать силу девочки Фобосу. Ты не хуже меня знаешь, что во втором случае Меридиан пострадал бы куда больше. — Но ты не предупредила нас, — отчеканил Джулиан. — Почему ты умолчала об этом? — Если бы ты знал о последствиях, выбрал бы иной путь? — поджала губы Нерисса. — А твои друзья? Мы оба знаем ответ на этот вопрос. Ты и сам сказал, что не жалеешь о содеянном. — Дело не в моем выборе, — покачал головой он. — А в твоем. Не поставив нас в известность, ты фактически выбрала за нас. — Когда я пришла в твой дом, вы уже приняли решение. Я всего лишь поддержала вас. Вы нуждались в моей помощи, и я дала вам ее, — надменно произнесла Нерисса.       Калеб изумленно слушал их разговор, бросая взгляды то на Мага, то на отца. Он не понимал истинную суть их спора, и он совсем не знал, как реагировать: еще никогда не видел, чтобы отец открыто перечил кому-то намного важнее и сильнее него самого. — Ты так и не ответила на вопрос, — продолжил напирать Джулиан. — Почему ты не предупредила нас о последствиях еще пять лет назад? — Это бы ничего не изменило, — отмахнулась Нерисса, желая закрыть неприятную тему. — Полагаешь? Ты не имела права выбирать за нас. Это решение должно было быть общим. — Я — хранитель Меридиана! — вспыхнула Нерисса. Холодная обида Джулиана и его уверенность в собственной правоте выводили из себя. — Только я имела право решать это! Будь благодарен за то, что я сделала для Меридиана и чем пожертвовала ради вас!       Джулиан неприятно дернулся от ее слов. — Простите, Маг, — Джулиан едко усмехнулся и склонился в издевательском поклоне. — Если хранитель Меридиана снизошла до народа Меридиана, то народу Меридиана не следует задавать неудобных вопросов, но следует вымаливать ее благосклонность. Я правильно уяснил ваши слова?       У Нериссы перехватило дыхание — она только сейчас поняла, в чем именно упрекнула Джулиана. Сказала, что он ей не ровня и совершенно не оценил ее жертвы, на которую она пошла ради... Меридиана? Ради него и сына? Или ради общего блага для всех? Джулиан ведь жертвовал не меньшим — они оба знали это. Он был прав — дело было не в его выборе. Джулиана задевало, что Нерисса не считалась с ним.       Но ведь Нерисса не хотела его оскорбить! Ей всего лишь не хотелось выказывать перед ним слабость и признаваться в собственных промахах.       А вдруг Джулиан развернется и уйдет, оставив Нериссу одну? Если это произойдет… У Нериссы внутри все похолодело. Она не знала, что ей делать в таком случае. Джулиан был ее связью с Меридианом, связью с сыном и единственным человеком, который искренне любил ее.       Ей нельзя было терять его. — Я не знала об этих последствиях, — выдавила Нерисса. Ей было невыразимо неприятно говорить правду — казалось, постыдное признание унижает ее в глазах любовника и сына, выставляет глупой и беспомощной, а потому она не удержалась от ядовитого упрека: — Ты это хотел знать, Джулиан? В очередной раз услышать, что хранитель Меридиана не так могущественна, как о ней говорят?       Джулиан судорожно выдохнул. — Я хотел услышать правду, — примирительно ответил он и слабо улыбнулся. — Похоже, вы даете Калебу советы, которым сами не следуете. Нет ничего постыдного в том, чтобы признаваться в собственных слабостях. ***       Нериссе пришлось изрядно поработать локтями, чтобы выбить себе место с пристойным видом и протиснуться в первые ряды — в толпе зрителей яблоку негде было упасть.       Над полосой ристалища возвышался деревянный помост — трибуны для знати. Меридианская аристократия, в причудливых и красивых одеждах из кружева, шелка и атласа, ухоженная и холеная, производила странное впечатление — больше половины свиты Фобоса составляли перевертыши, едва ли не бравирующие своим нечеловеческим обликом, и сочетание дорогой роскоши с их внешностью было зрелищем столь же жутким, сколь и смешным.        В центре помоста, под тяжелым красным пологом, на резном деревянном троне, сидел Фобос, с ленивым интересом осматривая толпу. Его голову украшал тонкий золотой венец, пальцы были усыпаны драгоценными кольцами, а из-под тяжелой темной мантии проглядывал бордовый бархатный дублет, расшитый золотом и серебром. В последний раз Нерисса видела Фобоса наглым жестоким ребенком, только вкусившим власть, и теперь, рассматривая не мальчика, но молодого мужчину, она не сомневалась: все его дурные наклонности лишь усугубились.       Впрочем, стоило отдать Фобосу должное: он был хорош собой. Конечно, это была не столько его заслуга, сколько заслуга его родословной. Во внешности принца сплетались образы обоих родителей: аристократическая грация матери и изящная стать отца. У Фобоса были приятные тонкие черты лица, стройное телосложение и безукоризненная осанка. Никому бы и в голову не пришло сомневаться, что Фобос занимает королевский трон по праву крови. Но через аристократическую красоту принца проступала некая болезненная манерность, а величавая надменность то и дело сменялась странной дерганностью, смесью брезгливости и нервозности. В такие моменты Фобос наклонялся и что-то запальчиво спрашивал у своего главного советника.       Лорд Седрик, сидящий по левую руку от Фобоса, ниже королевского трона, но выше остальных аристократов, был холоден и собран. Одетый в темно-зеленый камзол с острыми широкими наплечьями и жестким стоячим воротником, с тяжелой цепью из рубинов на груди, лорд почти не смотрел на толпу, вежливо улыбался дворянам, порой устало тер переносицу, отдавая распоряжения гвардейцам, а на эмоциональные вопросы Фобоса отвечал коротко и сдержанно. Его непоколебимая бесстрастность, похоже, передавалась и Фобосу: после обращений к Седрику принц позволял себе вновь безмятежно рассматривать толпу и любезничать с собственной свитой.       Город немало удивился объявлению о том, что Фобос решился устроить грандиозные празднества в столь тяжелые для Меридиана времена. Леса, полнившиеся чудовищами, гниль на плодоносящих деревьях, поражавшая фруктовые сады уже третий год, перебои в рыбных промыслах и небо, несколько месяцев закрытое желтовато-грязными тучами, ненастное и пасмурное… Все эти события совсем не навевали радости и веселья.       С другой стороны, повод для празднеств у короны был более чем стоящим — минуло ровно пятнадцать столетий с того момента, как Эсканор и его всадники появились на Меридиане. Дата была знаменательна для всех — одно из немногих событий, которое могло бы сплотить и простонародье, и высокородную знать — и именно поэтому, несмотря на некоторое недоверие и ожидание подвоха, все приняли новость о празднествах с воодушевлением. Все-таки, Фобос чтил традиции своего рода и знал цену великим деяниям прошлого, и его решение подданные расценили как шаг к примирению, раз принц впервые за столько лет позволил себе устраивать пиршества не только для знати, но и для простолюдинов. К тому же, в самые темные времена людям так необходима надежда… Конечно, были и те, кто полагал происходящее пиром во время чумы, но скептиков было ничтожно мало. В менталитете Меридиана странно сочетались свободолюбие и слепая преданность королевской власти. Простонародью очень хотелось верить в благополучный исход холодной войны, длившейся между ними и короной больше десяти лет. Кроме того, толпа всегда была охоча до хлеба и зрелищ — а во время празднеств и того, и другого было в избытке.       Впрочем, Нериссе хотелось верить, что кроме возвышенных патриотических идеалов и наивной веры в образумившегося Фобоса, людьми движет и практический интерес: столь грандиозные мероприятия давали невероятные возможности для того, чтобы проявить себя, да и победителям выплачивали награду серебром... И потому слова Джулиана о том, что Калеб изъявил желание участвовать в королевском турнире, она приняла с молчаливым одобрением. Калебу было почти шестнадцать, и его сочли достаточно взрослым, чтобы допустить до выступлений юниоров.       Нериссе очень хотелось посмотреть на дебют сына, но она понимала, как опасно появляться Магу в городе в это время — даже спустя десять лет Фобос едва ли забыл нанесенное ему оскорбление. Нерисса решила, что явится на турнир в обличье непримечательной простолюдинки. Ее воображение нарисовало образ недалекой, простодушной, но доброй и понимающей женщины, обыкновенной и безобидной. Нерисса даже придумала некое подобие легенды, если к ней пристанут с ненужными расспросами — назовет себя Трилл и скажет, что приехала в город посмотреть на развернувшиеся празднества и, возможно, останется здесь подольше; все-таки из-за творящихся напастей в городе куда безопаснее, чем в безвестной деревушке на юге, откуда она родом.       Выступления юниоров назначили на последний день турнира; им предшествовала общая пешая схватка. Она вызывала у зрителей бешеный азарт: в толпе живо обсуждали бойцов и делали ставки на победителя. — Ставлю три бронзовых на горца, — услышала Нерисса мужские голоса в толпе. — Горец продует. — Это почему? — удивился первый голос — он принадлежал другу Калеба, Олдерну. — Вчера Фрост выиграл ристалище, почему бы ему не победить и сегодня? — Без своего носорога он не выстоит и минуты. Все знают: хороший наездник — плохой пехотинец. — А на кого ты ставишь, Дрейк? — Я ставлю на Ватека. Он самый здоровый — а в общей схватке нужна стойкость. — Самые здоровые громче всех падают, — хмыкнул Олдерн. — С таким же успехом мог бы оставить свои деньги мне. — Вы ставить или спорить?! Драка скоро начаться! — прервал их визгливый голос паслинга. — У меня клиенты кроме вас!       Наконец, глашатаи объявили участников схватки — их было больше двадцати, и Нерисса не запомнила и половины имен. После того, как были зачитаны правила поединка, бойцы поклонились короне, и Фобос легко взмахнул рукой. Герольд протрубил в рог, давая сигнал для начала битвы.       На турнирном поле развернулось настоящее побоище — звон мечей, топоров, булав, щитов, крики бойцов и гвалт возбужденной толпы смешались в чудовищный невыразимый шум. Воины валились с ног, в зрителей летел песок, пыль стояла столбом, и в какой-то момент Нерисса перестала понимать, что происходит на ристалище. Она даже не могла сказать, сколько точно длилась схватка — слишком суматошно и неразборчиво было для нее это зрелище.       Однако герольд вновь протрубил в рог, извещая, что поединок окончен. Через несколько мгновений пыль улеглась, и простым зрителям представилась возможность увидеть победителя общей схватки — он единственный остался стоять на ногах.       Это был мужчина лет тридцати пяти, подтянутый и сухопарый, с обветренным грубым лицом. Его левую скулу пересекал шрам. Он выступал без нагрудника — на его обнаженной груди темнела лишь кожаная перевязь. Нериссе подумалось, что никому бы и в голову не взбрело ставить деньги на победу этого человека. — Честь и слава чемпиону общей схватки — Рейтору!       Толпа приветствовала победителя восторженными криками, свистом и хлопками, однако Рейтор лишь окинул толпу тяжелым взглядом и едва заметно дернул уголками рта. Его поверженные противники покидали ристалище мрачными и недовольными — те, кто смог уйти на своих ногах. Некоторых пришлось выносить.       Поднявшись на помост перед трибуной знати, Рейтор снял шлем — на голом черепе остроухого полукровки темнел клок жестких волос.       Фобос наклонился к лорду Седрику и что-то тихо спросил у него — Седрик коротко кивнул и передал поручение одному из слуг. — Ты превосходно сражался, Рейтор, — в голосе принца читался неподдельный интерес. — Признаюсь, меня сложно удивить, однако твое мастерство поистине впечатляет. — Спасибо, повелитель, — Рейтор поклонился. — Большая честь слышать это от вас. — Половина твоих противников была вдвое больше тебя. Ты сумел одолеть всех, несмотря на то, что совсем не озаботился броней. Как тебе это удалось? — Броня замедляет, — просто ответил Рейтор. — Я предпочитаю маневренность защите. К тому же, умелый воин не боится ранений — если он хорошо владеет оружием, не даст противнику изувечить себя. — Я бы счел тебя излишне самоуверенным, если бы не видел твое мастерство в деле, — усмехнулся Фобос. — Хорошо, что не выгляжу пустословом в ваших глазах, повелитель. — Мне нравится, что ты предпочитаешь дела словам, Рейтор, — Фобос слегка взмахнул головой. — Готов ли ты делом доказать свою преданность короне? Готов ли ты поклясться в верности мне и принять рыцарский титул? — Да, повелитель, — откликнулся Рейтор, прижимая кулак к сердцу. — Перед богами и людьми Рейтор клянется в верности принцу Фобосу.       Фобос довольно улыбнулся. Поднявшись с трона, он взял преподнесенный ему серебряный меч с золотой, усыпанной рубинами рукоятью и спустился к Рейтору. — Пусть этот удар станет единственным, который ты не станешь возвращать, — произнес Фобос, замахнувшись по лицу Рейтора. Послушно подставив щеку под удар принца, тот опустился на колени перед ним.       Фобос поднял меч и провел лезвием по пальцам, а затем коснулся лба Рейтора, оставляя на его лице кровавую полосу. — Законами богов и людей и по праву крови я, Фобос, первый этого имени, нарекаю тебя рыцарем, — принц поднял меч и плашмя коснулся лезвием чужих плечей. — Да пребудут с тобой добродетели великих всадников: доблесть Хоэля, стойкость Грендаля, верность Брандис, прозорливость Дидье и благочестие Великого Эсканора. Воззови к богам — пусть они даруют тебе удачу, и рука твоя не узнает промаха.       Рейтор что-то быстро и лихорадочно прошептал. — Встань, Рейтор, — объявил Фобос. — Отныне и навсегда — ты рыцарь Меридиана! — Повелитель, — Рейтор поцеловал Фобосу ладонь и поднялся с колен. — Клянусь, я не подведу вас.       Фобос покровительственно улыбнулся Рейтору и приглашающе взмахнул на трибуну. Рейтор благодарно кивнул и последовал за принцем.       Нерисса усмехнулась, понимая, что Фобос, устраивая турнир, убивал несколько зайцев одним махом: не только заигрывал с подданными, пытаясь выправить свою скверную репутацию, но и вербовал себе сторонников. Патетика Фобоса, взывающая к воинской чести и культу силы, привлекала как фанатиков, так и честолюбцев. Многие хотели бы быть посвященными в рыцари, да и перспективы, предлагающиеся к титулу, были очень заманчивыми.       После недолгого перерыва глашатаи объявили о выступлении юниоров. Поединки были парными — после серии схваток двум вышедшим в финал наездникам предлагалось в решающей схватке определить, кто станет победителем. Победителем разъезда считался тот, кто сумеет вышибить противника из седла или первым преломит свое копье.       Калеб оказался единственным юниором-выходцем из простонародья — все остальные, как на подбор, были дворянами. На общем выезде рядом с ними Калеб выглядел почти нищим — простая стальная броня без украшений, герба и плаща, а на непородистой гнедой кобыле сидело потертое седло. Нерисса видела, как знать даже не старается сдерживать презрительных смешков. «Небось отдали целое состояние, лишь бы их дети покрасовались в золоте и шелках перед принцем». Смотря на столь вопиющий контраст роскоши дворянских детей и скромной амуниции своего сына, Нериссе подумалось: не допустили ли Калеба до турнира только для того, чтобы сделать его мальчиком для битья для отпрысков знатных господ?       Впрочем, ее опасения были напрасны: Калеб хорошо показывал себя. В первом поединке он легко выбил противника из седла, во втором — первым преломил копье. В третьем поединке пришлось сложнее — оба всадника крепко держались на скакунах, и после третьего съезда никто не сумел сломать копья, однако победу присудили Калебу — Фобос счел, что «всадник на гнедой кобыле был более точен в нанесении ударов».       Люди были приятно удивлены таким решением принца — ведь многие приписывали Фобосу предвзятость и считали, что он только и ждет возможности, как бы удалить с ристалища неугодного бойца. Разумеется, толпа заочно избрала Калеба своим фаворитом — по скупым отрывкам разговоров Нерисса поняла, что сына собирал на турнир буквально весь город.       Дворяне, в свою очередь, были недовольны вердиктом Фобоса, однако благоразумно помалкивали. Однако Нерисса заметила, как скривилось лицо лорда Седрика, когда принц позволил Калебу продолжить состязание в финале в обход знатного человека. Лорд что-то сказал принцу, однако Фобос лишь отмахнулся, легко усмехнувшись. — Калебу так идут доспехи, — услышала Нерисса девичий голос за спиной. — Мне кажется, никто на этом турнире не выступает так, как он. — Он непременно должен выиграть турнир, — вторил ей другой голос, выше и звонче. — Тогда Фобос посвятит его в рыцари, — Нерисса различила мечтательный вздох. — А у каждого рыцаря должна быть своя королева любви и красоты. — Если Фобос посвятит Калеба в рыцари, он выберет кого-то симпатичнее тебя, Джейни, — хмыкнул третий голос. — Это не тебе решать, Айна, — обидчиво возразила вторая девочка. — Ты просто завидуешь, что меня он приглашал на танцы, а тебя нет. — Чему тут завидовать? — излишне вызывающе хмыкнула Айна. — Ты весь вечер липла к нему как мокрый лист. Он пригласил тебя на танец, лишь бы поскорее отвязаться от тебя. — У Калеба есть дела важнее, чем думать о всяких глупостях вроде танцев, — прервала их первая девочка. — То-то ты смотришь на него глазами недоенной коровы, Сайри. И через день бегала в конюшни, лишь бы полюбоваться, как Калеб тренируется. — Откуда ты знаешь?! — вспыхнула Сайри. — Я ведь тоже бегала, — беззастенчиво призналась Айна. — И видела, как ты подглядывала за ним. — Постыдились бы таких речей, — раздраженно прервала их Нерисса, оборачиваясь. Она чувствовала внутри глухую материнскую ревность — ни одна из этих сопливых дурех и в подметки не годилась Калебу! — Делите мальчика, будто он товар на прилавке.       Одернутые, девчонки смущенно потупили взгляд и умолкли.       Финальным противником Калеба стал рослый зеленокожий перевертыш в золоченых доспехах на крупном вороном жеребце. Казалось, он считал собственную победу делом само собой разумеющимся, и даже не глядел в сторону Калеба — видимо, полагал выше своего достоинства допускать мысль, что может проиграть простолюдину.       Перевертыш ударил Калеба первым — Калеб принял удар на щит, заметно покачнувшись в седле. На мгновение Нериссе показалось, что сын вот-вот упадет, но тот сумел удержать равновесие. Разъехавшись с противником, Калеб поднял копье и пришпорил свою кобылу.       Копье Калеба разлетелось в щепки от столкновения с чужим щитом — осколки древесины едва не долетели до зрителей за барьером. Герольд протрубил, извещая о завершении схватки. — Честь и слава чемпиону-юниору — Калебу!       Толпа взорвалась восторженными овациями, приветствуя победителя — Нерисса была уверена: простые зрители не могли кричать громче. Калеб медленно развернул лошадь и стянул шлем — из-под батвата торчали взъерошенные волосы, а на лице сияла улыбка. Он окинул толпу глазами, будто искал кого-то, а затем подъехал к барьеру, слез с лошади и прильнул к ограде, что-то запальчиво выкрикивая — Нерисса не разобрала, что именно. Если бы не ограда, сына бы поглотила толпа — рядом с ним сразу же образовалась толкучка. Нерисса различила силуэт Джулиана — перегнувшись через барьер, он порывисто обнял сына и что-то сказал ему — Калеб, улыбаясь, выкрикнул что-то в ответ. Затем Джулиана сменили друзья Калеба — очевидно, поздравляли его. На мгновение и Нериссе захотелось оказаться рядом, сказать сыну, как она гордится его выступлением, но она сразу же отмела эту мысль — зачем Калебу поздравления какой-то незнакомой женщины? Похвала из уст хранителя Меридиана произведет на него куда большее впечатление. Нерисса решила, что ради этого даже готова появиться в городе — наверняка в ближайшие дни люди будут отмечать победу Калеба.       Нерисса повернулась к трибуне дворян — те мнительно поджимали губы и желчно переговаривались, наблюдая за радостью простонародья. Из-под маски холодного спокойствия лорда Седрика проступало мрачное раздражение — он что-то тихо сказал Фобосу. Фобос окинул советника насмешливым взглядом — тихая злоба Седрика явно веселила его — и, взмахнув рукой, ответил ему.       Седрик помрачнел еще больше, однако выдержанно кивнул и отдал приказ герольду.       Гудок турнирной трубы привел зрителей в чувство — глашатай объявил, что принц Фобос хочет видеть чемпиона на помосте победителей.       Калеб оторвался от барьера и, взяв лошадь под узцы, предстал перед королевской трибуной.       Фобос окинул Калеба внимательным взглядом. — Прими мои поздравления, Калеб, — довольно произнес Фобос. — Ты достойно проявил себя. Скажи, сколько тебе лет? — В пору Белтайна мне исполнится шестнадцать, — ответил Калеб. — Шестнадцать? Занятно. Ты самый молодой участник турнира, и к тому же, единственный претендент-простолюдин в состязании юниоров. От этого твоя победа ценна вдвойне. — Спасибо, принц, — ровно ответил Калеб. — Но моя победа — это не личная заслуга. Я многим обязан своим близким — тем, кто помогал и поддерживал меня. — Однако турнир выиграл именно ты, — возразил Фобос. — И награду принимать тебе. Готов ли ты поклясться мне в верности, Калеб?       Калеб задумчиво склонил голову. — Принц Фобос, вы хотите, чтобы я присягнул лично вам, или же я должен присягать короне?       Фобос слегка нахмурился — вопрос Калеба будто застал его врасплох, — но затем снисходительно рассмеялся. — Ты, кажется, не совсем понимаешь суть рыцарской клятвы, мальчик. Я — Эсканор и правитель Меридиана. По законам богов и людей присяга мне и присяга короне — это одно и то же. — Но ведь законный правитель Меридиана не вы, а ваша сестра, — возразил Калеб. — И вы обязаны уступить ей трон, когда она вернется… — Если она вернется, — жестко перебил Фобос. Его лицо неприятно скривилось, но он мгновенно взял себя в руки. — Забавно, что об этом упомянул именно ты, простолюдин. Выходцы из черни выкрали мою сестру, и этим поступком едва ли не короновали меня. Я — единственный оставшийся потомок Эсканора, и по праву крови занимаю королевский трон.       Калеб ничего не ответил. — Что же, если я доходчиво объяснил тебе смысл рыцарской клятвы, присягни мне, Калеб, — взмахнул рукой Фобос. — Ты станешь самым юным рыцарем Меридиана за последние двести лет.       Калеб запрокинул голову, посмотрев на принца снизу вверх — Нериссе подумалось, что силуэт сына в стальных доспехах похож на острую, тянущуюся вверх иглу. — Принц Фобос, я отказываюсь становиться вашим рыцарем, — совсем не вызывающе произнес Калеб. Казалось, сын вежливо отказывался от чужой просьбы — так, будто действительно ничем не мог помочь просящему.       В толпе пронеслись судорожные вздохи, роптания и перешептывания, а затем, будто кто-то выключил звук, повисла странная тишина — жуткая и неестественная. — Ты отказываешься присягать принцу Меридиана, мальчик? — спросил лорд Седрик. В его ровном голосе с шипящими интонациями угадывался оттенок некоего зловещего удовлетворения. — И позволяешь себе сомневаться в его власти? Тебя следует высечь розгами и вырвать язык за такую дерзость. — Принц Фобос спросил меня, готов ли я присягнуть ему, — ответил Калеб. Он даже не дернулся от слов Седрика, хотя лорд явно хотел напугать его. — Я сказал, что не стану. Это мое право. — Чернь знает свои права — но не обязательства перед троном… — Мальчик прав, Седрик, у всякого есть право на отказ, — перебил Фобос, взмахивая рукой и приказывая советнику замолчать. — Он выиграл турнир, и розги и увечья — не награда для победителя, — принц улыбнулся — хищно и неприятно. — Сегодня я дарую тебе милосердие, Калеб. Стража, отберите у мальчишки коня и амуницию.       Прежде, чем Калеб сумел бы хоть что-то предпринять, к нему подскочили стражники. Схватив его, будто тряпичную куклу, солдаты прилюдно начали срывать с Калеба доспехи — жестко и грубо. Калеб пытался сопротивляться, но тщетно — что мог сделать пятнадцатилетний мальчик против троих взрослых мужчин? — Если ты отказался от присяги правителю, значит, тебе не нужно оружие! — объявил Фобос, наблюдая за наказанием. — Отныне тебе запрещено брать в руки меч, а любой, кто вооружит тебя, поплатится головой!       Наблюдая за тем, как Фобос издевается над Калебом, Нерисса поймала себя на мысли, что хочет отвести глаза — ей было стыдно смотреть на сына в таком состоянии. Это было невыразимо унизительное зрелище — настолько, насколько и несправедливое. Внутри все кипело от обиды и гнева — никто не смел так обращаться с ее сыном! Как бы Фобос не кичился золотым королевским венцом, внутри он остался злобным обиженным ребенком, готовым уничтожить каждого, кто напомнит ему о незаконности его власти. Калеб не заслужил быть прилюдно опозоренным — он ведь сказал правду!       И простой люд был согласен с Нериссой.       Возмущение толпы было столь же сильным, сколь и ее недавнее ликование — Нерисса едва ли не физически ощущала озлобленность народа. — Это нечестно! Мальчик выиграл турнир, а у него отнимают право меча! — Калеб не совершил ничего, чтобы быть наказанным! — Фобосу правда глаза режет! — Ничтожество на троне!       Неожиданно в трибуну знати полетел камень — он с гулким стуком отскочил от одной из балок и упал в песок. Камень на мгновение отвлек стражников, и этого хватило Калебу для того, чтобы вырваться. Отсутствие большей части брони позволило ему использовать собственную ловкость: Калеб укусил одного из стражников — дернувшись от боли, тот замешкался и ослабил хватку. Вырвав руку, Калеб жестко ударил его металлическим наручем по лицу.       Этот удар был подобен искре над сухим хворостом. Люди, будто сорвавшиеся с цепи звери, кинулись к барьерам, круша и перепрыгивая их, пересекли полосу ристалища и двинулись к королевскому помосту. — Стража! — взревел жуткий нечеловеческий голос с королевской трибуны. — Именем короны, сдержите чернь!       Но стражи было явно недостаточно — разъяренный простой люд был подобен живой волне, от которой невозможно было ни укрыться, ни спастись. Нерисса заметила, как к Калебу подскочили Джулиан и Дрейк — но через несколько мгновений потеряла их из виду. Ее несло вперед в потоке беснующейся толпы, и все, чего хотелось Нериссе — как можно быстрее исчезнуть отсюда. Зацепившись рукой за один из вертикальных столбов ограды, Нерисса подтянулась, с трудом выныривая из человеческой лавины. Не оборачиваясь, она кинулась прочь от площади, в переулки. Спрятавшись за углом, Нерисса с завороженным ужасом наблюдала за происходящим, пытаясь восстановить сбившееся дыхание.       Простонародье громило королевские трибуны — и наверху творилась настоящая паника. Сверху мелькнула черная мантия Фобоса — тот что-то остервенело прокричал. Рядом с принцем оказался Рейтор — они оба скрылись в потоке испуганных дворян.       С трибуны спустился лорд Седрик. Он странно выгнулся и затем задергался, оборачиваясь. Тело Седрика было подобно глине, из которой невидимый скульптор лепил нечто новое — оно росло и растягивалось, поглощенное жутким зеленым свечением, и через несколько мгновений над прореженной толпой возвышался чудовищный четырехметровый наг в жесткой чешуе с грязновато-желтыми разводами и красными наростами по телу.       Седрик издал устрашающий вопль, обнажив жуткую пасть с рядом острых хищных зубов. Взмахнув огромным хвостом, он оттолкнул людей от трибуны, будто те были игрушечными солдатиками. Раздались душераздирающие крики — но Нерисса уже не слышала их. Волшебная вспышка перенесла ее в Заветный город — после кошмарного шума на площади мерное журчание водопадов отдавалось в ушах зловещим звоном.       Нерисса тяжело осела на край мраморного фонтана; в висках стучал животный страх, а перед глазами мелькали жуткие картины только что пережитого: разгневанные люди, безумная толпа и жестокая давка, моментально сменившая беззаботные празднества и роскошь королевского турнира.       Посеявшие ветер рано или поздно пожнут бурю. И теперь все были равны в агонии разгоравшейся гражданской войны.