Советская история любви

Настроение было ни к чёрту. Коля быстрым шагом спешил убраться подальше от школы, стараясь не дать слезам злости и обиды вырваться наружу. Думать о гадком однокласснике совершенно не хотелось, но мысли, как назло, зациклились на словах и действиях обидчика. Парень со злостью пнул валявшийся на дороге окурок и уже было поспешил дальше, как в голове вспыхнули не очень правильные мысли. Гоголь вспомнил о купленных когда-то сигаретах, пачка которых бездельно валялась на дне сумки, всё ещё не распечатанная и ни разу не тронутая после покупки. Николай остановился и медленно открыл школьный портфель. Из уголка, забросанная тетрадями и учебниками, на юношу глядела красная, яркая «Прима». Коля протянул руку, чтобы достать этот привлекающий внимание в черноте портфеля предмет, но тут же отдёрнул ладонь и захлопнул сумку. До дома Гуро Коля шёл как-то даже чересчур быстро, он был расстроен, поэтому спешил на скорую встречу с Яковом, который всегда мог его подбодрить. Дверь подъезда осталась за спиной, а ступеньки стали быстро меняться под ногами. Пролёты и ступеньки, ступеньки и пролёты… И вот нужный этаж встретил родимой привычностью. Коля перевёл дыхание и устремился к двери. Стук. Гоголь прислушался, надеясь услышать привычную возню за стеной. Ничего. Ещё стук. Тишина. Николай, не шевелясь, простоял так ещё с десяток секунд, а после со вздохом опустился на корточки. Из глаз предательски брызнули слёзы, но пальто смогло укрыть их от ненужных свидетелей — стен и дверей. Парень шмыгнул, подтёр нос рукавом и опустился на пол возле двери, оперевшись спиной о посеревшую стену. Через мгновение в руках оказалась та самая красная пачка. Коля покрутил картонную коробочку в пальцах, думая о том, что такой завитой шрифт совсем не сочетается с простотой картона и дешевизной сигарет без фильтра. Юноша надорвал упаковку и выудил оттуда одну светло-бежевую палочку, набитую табаком. Загремели спички, потревоженные достающей их дрожащей рукой. Через секунду огонёк затрещал на дереве, а после на конце сигареты. Коля кинул спичку на бетонный пол, и та тут же потухла, отдавая воздуху последнюю крохотную порцию тепла и дыма. Руки у Гоголя дрожали, сердце колотилось, а слёзы всё также срывались с длинных ресниц и исчезали в одежде. Короткая затяжка. Дым прошёлся по горлу, залез в лёгкие, неприятно защекотал. Николай выпустил дым и кашлянул. Гадко. Следующая затяжка, мерзкое тепло и жжение. Коля всхлипнул, уже не пытаясь сдержать рвущийся из него плач. Перед глазами вновь вспыхнуло лицо одноклассника, искривившееся в усмешке. А ведь всё было нормально — Коля просто писал сцену убийства героя для своего рассказа. Но подошёл этот Самойлов, вырвал тетрадь, начал смеяться и читать вслух. Гоголь на него накинулся, но мало того, что сделать ничего не смог — он уступал негодяю по всем параметрам — так ещё и по голове получил. И лица у других ребят насмешливые, а у одноклассниц жалостливые, но пытающиеся скрыть улыбку. Коля тогда зло рявкнул на обидчика, на бледном лбу выступили вены. Одноклассник не остановился, а только задорней захохотал, комментируя происходящие на страницах. Первое обзывательство. Второе, третье. Николай яростно поджал губы, уже не пытаясь отобрать собственность из рук крепкого хулигана. Он остановился, чувствуя как от злости начинают трястись руки. Самойлов вновь засмеялся, кто-то поддержал его, Гоголь сжал кулаки. Через мгновение из Колиного рта вырвалось яростное шипение: «Сучий выблядок — вот ты кто». Казалось, эту ругань услышал каждый из присутствующих. Озлобленные слова будто зазвенели в стенах класса, рассеивая по нему всю ненависть и обиду, исходящую от Гоголя. Самойлов округлил глаза, переставая читать и скакать между партами. Люди вокруг замолкли, на секунду повисла гробовая тишина. Коля чувствовал, как бешено стучит пульс в висках, и как слёзы закипают где-то в горле. Через пару секунд подошла староста и попросила их успокоиться, а Самойлова вернуть тетрадь. Получив свою вещь обратно, Коля запихал её в сумку и выскочил из класса до конца перемены. Тогда он еле сдержал себя, но факт того, что кто-то мог заметить его покрасневшие глаза, не давал слезам увидеть этот свет. Совсем малюсенький окурок догорал в юношеских пальцах, грозясь их обжечь, но Гоголь быстро потушил его о пол. В руке снова оказалась сигарета, и Коля даже не успел подумать о том, стоит ли выкуривать и её, как на конце затанцевал огонёк. Снова затяжка, Николай и не заметил, как начал успокаиваться. Обжигающий жар от сигарет и тепло подъезда разморили его, парень сделал ещё одну затяжку и прикрыл глаза, подольше задерживая дым в легких. Мерзко и жжётся, но есть в этом какое-то особое спокойствие. Эта монотонность и простота действий завораживали. «Красивая гадость» — мелькнуло в голове у Коли, и стало как-то отвратительно смешно. Захотелось, чтобы Яков побыстрее вернулся. Гоголь потушил сигарету и вновь прикрыл глаза, прислушиваясь к чувству прожжённости в груди. Спокойствие пока не отпускало, тепло — уж тем более, и разум быстро погрузился в дремоту. — Коль, ты чего сидишь тут? — послышался мягкий голос сверху, а после на макушку легла ладонь, пробуждающе потрепав Колю по волосам. Гоголь открыл глаза, но поднимать голову со сложенных рук не спешил, вдруг поняв, что не хочет показывать Гуро своего заплаканного лица. Яков убрал руку и негромко позвал его по имени. Коля не ответил, стыдливо сжимаясь. Мужчина вздохнул и, чуть присев, подхватил парня под мышки, ставя того на ноги. Николай быстро отвёл взгляд и перехватил свою съезжающую с плеча сумку. Яков отпер дверь и пропустил так и не посмотревшего на него юношу в квартиру. Гоголь начал быстро раздеваться, думая о своём маршруте в ванную комнату, где он сможет умыться. Гуро тоже разулся и снял пальто, а после аккуратно начал: — Что-то в школе случилось или… — Яков вдруг повёл носом и принюхался. — Коль… ты курил, что ли? — Гоголь застыл, он совсем позабыл о наличии ядрёного запаха сигарет, а также о справедливой нелюбви мужчины к оным. — Я, — начал парень и развернулся к мужчине, нервно теребя ремешок на сумке. — Я просто очень сильно разозлился и расстроился, ну и… — Николай не смог подобрать слов, он понял, как сильно напортачил, ведь Гуро вообще не должен был узнать о сигаретах. К горлу снова подкатил ком и подступили слёзы, Коля растерянно заморгал, стараясь не смотреть на Якова. Стало ещё стыднее. В глазах всё-таки вновь заблестела влага. — Я это… Лучше домой пойду, Яков Петрович, — Коля наклонился, чтобы обуться, но его остановили объятья. Гоголь опешил, совсем не ожидая такой реакции на правду. — Ты можешь рассказать, что случилось. Если хочешь, конечно, — проговорил Яков, зарываясь пальцами в чужие волосы. Коля надрывисто выдохнул и нерешительно обнял мужчину в ответ. — Спасибо, — поблагодарил юноша Гуро, думая о том, что моменты объятий стали появляться в их жизни всё чаще и чаще. Размышлять о причине этого не хотелось, особенно сейчас, когда чужие тёплые руки оберегают от всех обид и раздражений, когда рядом человек, которым ты действительно дорожишь. — Простите, я такая плакса, — Коля уткнулся лицом в твёрдое плечо и незаметно втянул носом чужой запах. От Гуро пахло кофе и туалетным мылом с какими-то травами. Гоголю нравилось это сочетание, и ему совсем не хотелось отрываться от мужчины. Яков осторожно перебирал пальцами пряди угольных волос, ощущая себя одновременно растерянно и хорошо. Ему нравился Коля. Да, признаться в этом оказалось непросто. Но что может быть хуже сокрытия правды от самого себя? Яков готов был ждать, ждать сигнала, действия, фразы, да чего угодно. Готов был ничего не получить. И то это громко сказано — само присутствие Николая в жизни мужчины было невероятным подарком судьбы. Гуро был уже не так молод, чтобы нестерпимо желать человека. По молодости были и скандалы, и разбитые сердца, и невероятные влечения, из-за которых и в комнате невозможно было с человеком находиться. Ругань, секс, мужчины, женщины. Гуро наигрался. И сейчас просто хотел заботиться об этом взрослеющем, немного неуклюжем, но невероятно милом юноше, не ожидая особо ничего взамен. — Яков Петрович, — тихо проговорил Коля, а от мужчины последовало вопросительное мычание, — Я так счастлив, что вы у меня есть. Вы даже не представляете, как сильно я вами дорожу… — Гоголь оторвался от плеча мужчины и посмотрел тому в глаза. У Гуро на секунду всё скрутило в животе, а по телу раскатился жар, застывая на щеках. — Я очень рад, — Яков улыбнулся и нежно-дружественно потрепал юношу по волосам. Коля с лёгкой улыбкой на губах вновь уткнулся в чужое плечо и прикрыл глаза. Гуро понимал, что нужно быть осторожным. Этот мир слишком жесток, а Коля слишком восприимчив. Нужно внедряться постепенно, прощупывать поверхность, в случае неодобрения быстро отойти и оставить их отношения на уровне дружественно-наставнические. Яков такое умел. По молодости, когда люди уже отошли от войны, когда соблюдение законов стало отслеживаться куда внимательнее, Яков искал своих людей. Вопросы, намекающие на отношения между мужчинами, аккуратные жесты внимания… всё с ювелирной точностью мастера. Ставить вопросы так, чтобы были понятны намерения, но и чтобы всегда была лазейка к отступлению — Гуро так научился. Таких, как он, было много в театрах, их было легче распознать, но люди часто попадались скверные. Отточенные профессией, постоянно в репликах и других персонажах… Но были и фантастические экземпляры. Настолько феноменальные, что Яков в какой-то момент твёрдо решил поступать на актёрский, только бы быть ближе к одному такому человеку. Но он всё же протрезвел, не без помощи того самого парня, и продолжил учиться на следователя. И таких замашек было ещё очень много. В жизни Гуро было много приключений. Он пару раз оказывался в шаге от милиции, но всегда выходил сухим из воды. Большой жизненный опыт, взлёты и падения, отказы и жуткий страх тюрьмы из-за возможности доклада о нём в органы. Яков был благодарен жизни за весь этот опыт, но желать Коле той же участи мужчина просто не мог. Как человек, наблюдающий за парнем с детства, Гуро видел юношеские наклонности и примерно понимал, к чему всё идёт. И сейчас, когда Коля уже вырос, стоило за ним пристально следить, чтобы тот не угодил в неприятности, которые были по молодости у самого мужчины. — Пойдём есть, Коль. Мне и так обед сократили, так что нам стоит поторопиться, — Яков разорвал объятия, в конце легко оглаживая чужие руки. Коля кивнул и потёр тыльной стороной ладони всё ещё немного сонные и покрасневшие из-за слёз глаза. Как он и думал, Яков его успокоил. Не осудил и не стал расспрашивать, видя, что парень не в настроении. Как всегда проявил чуткость и внимательность. Коля восхищался этим человеком и всё больше и больше влюблялся в него.