Советская история любви

В квартире Гуро творилась совсем непривычная для этих стен суматоха. Коля понял это ещё за дверью, когда услышал симфонию из пары голосов вместо привычных негромких шагов Якова. Мужчина распахнул перед Колей дверь, и атмосфера праздника ударила в нос чудесным запахом пирога, а в уши — знакомым бодрым голосом женщины, которая появилась перед парнем буквально через мгновение. Мать Гуро всегда приносила с собой это ощущение тепла. — О, Коленька! Какой взрослый стал! Привет, привет, — женщина заключила юношу в объятия и по-матерински расцеловала в раскрасневшиеся на холоде щёки. — Здравствуйте, Людмила Александровна, очень рад вас видеть! Прекрасно выглядите, — ответил Гоголь, расплывшись в улыбке. Женщина прямо-таки засветилась от таких тёплых слов и ещё раз крепко обняла парня. — Очень приятно слышать от тебя комплимент, дорогой, — Людмила потрепала Колю по волосам и скрылась на кухне, оставляя Гоголя наедине с хозяином квартиры. Яков улыбнулся юноше и опёрся боком о косяк, наблюдая как Коля раздевается. — Не знал, что вы ждали гостью, — с улыбкой проговорил Николай, развязав шарф и небрежно запихнув его в рукав пальто. По квартире разносились звуки радио, из которого диктор с помехами вещал о предновогодних поступлениях импортных конфет и игрушек. Только начало декабря, а все уже спешат купить подарки. Одна суета кругом. — Вообще-то, гостей. Мои брат с сестрой тоже приехали. И, если быть честным, я и сам до последнего не знал, что они приезжают, — со вздохом проговорил Гуро, забирая у Коли пальто и спеша повесить его в свободный шкаф, чтобы не загораживать коридор лишней верхней одеждой. Коля подхватил свою сумку и внимательно посмотрел на Якова — на его лице явно прослеживалась усталость и некоторая тревожность. И так было абсолютно всегда. Если семья Гуро приезжала погостить, мужчина вёл себя настолько необъяснимо-нервно, что не заметить этого было попросту невозможно. И каждый раз Коле казалось, что Яков скрывает от него что-то, и этот секрет ни в коем случае не должен был раскрыться. Это немного… расстраивало. Эта необъяснимая скрытность от человека, которому ты полностью доверяешь. — Да? Ну тогда пойду поздороваюсь, — Коля на секунду повернулся к зеркалу и поправил растрепавшуюся причёску. Яков нервно сглотнул. — Они вышли прогуляться за хлебом. Должны уже скоро прийти, — проговорил мужчина и незаметно вытер вспотевшие руки о светлые вельветовые брюки. Коля пожал плечами и кивнул. — Можно мне воспользоваться туалетом? — спросил юноша, глядя, как Гуро неловко начал поправлять стоящие немного криво ботинки. — Конечно можно, Коль. К чему такой вопрос? Ты же у меня чуть ли не живёшь, — ответ мужчины прозвучал несколько ломано, а последние слова он как-то странно заглушил. Было очевидно, что Яков не на шутку взволнован. Весьма странно видеть человека, работающего детективом и умеющего сохранять лицо даже в самых опасных и напряжённых ситуациях, таким встревоженным. — Просто вы так нервничаете… Я подумал, что молча уйти будет неправильно, — Гоголь окинул мужчину сочувственным взглядом, в котором прослеживался немой вопрос. Гуро выпрямился и накрыл лицо ладонью, растирая глаза. Коля ничего лучше не придумал, кроме как просто приблизиться к мужчине на пару шагов и аккуратно обхватить его тонкое, жилистое запястье. В последнее время такие жесты стали довольно привычными для них обоих, но сейчас Яков отчего-то незаметно дёрнулся. Гуро будто бы тянуло что-то сказать, но он так и не смог вымолвить ни слова. — У вас пульс бешеный, Яков Петрович. Может валерьянки выпьете? — тихо проговорил Гоголь, с нахмуренными от беспокойства бровями глядя в чужие глаза. Яков выдохнул и покачал головой. Его успокаивали такие прикосновения, но дело в том, что причина беспокойства мужчины косвенно заключалась и в них. Через секунду раздалась трель звонка, и Гуро быстро выдернул руку, спеша открыть дверь пришедшим. В груди у Коли неприятно кольнуло. «Что происходит?» — завертелась тревожная мысль в юношеской голове, но её заглушили голоса пожаловавших родственников. — Коля, привет! — не очень синхронно, но зато радостно поприветствовали Гоголя раскрасневшиеся и весёлые брат с сестрой. Яков поторопился помочь им с одеждой, Оля согласилась, а Миша, отшутившись чем-то наподобие: «Я, конечно, необыкновенно важная персона, но руки всё ещё имею», сам стянул с себя пальто. Коля много раз видел их всех вместе, но только сейчас понял, как сильно они похожи. Вот такие, стоящие в одном коридорчике — темноглазые и улыбчивые, они казались такими схожими и близкими. Коле подумалось, что когда они с Яковом останутся одни, надо будет расспросить его о детстве. *** Они сидели за раздвижным столиком, для удобства перетащенным в гостиную, и разговаривали. Вроде всё начиналось с расспросов о работе, а после разговор перетёк в совершенно иное русло. Коля не особо встревал в развернувшуюся беседу, с удовольствием прихлёбывая чай и хрустя привезённым гостями печеньем. С пирогом, испечённым Людмилой Александровной, было уже покончено, поэтому сытого парня невероятно разморило, а негромкий разговор старших навевал дрёму. Гуро, сидящий рядом, вроде как успокоился и теперь без стеснений рассказывал об изменениях в его жизни. Атмосфера была крайне приятной и раскрепощённой, смех частенько разрывал воздух, как и приятные постукивания чайных ложечек. Потом речь зашла о детях: Оля разглагольствовала о своей дочке, Миша о сыне, а Яков же с силой сжал ткань своих брюк. Тема о значении детских садов для развития ребятишек миновала, а Гуро с каждым словом всё больше походил на бомбу, вот-вот готовую взорваться. Попытки мужчины перевести тему не увенчались успехом. — Сыночка, тебе тоже уже пора семью завести. Ну или жениться хотя бы, — Людмила отпила чаю и с сожалением посмотрела на Якова, подняв брови «домиком». Гуро нервно улыбнулся. У Коли в животе неприятно кольнуло, стало не по себе. — Мам, ну я же тебе всё объяснял. Что ты снова начинаешь, — хрипловато проговорил Яков, а Гоголь словно почувствовал, как человек рядом до жути взмок. Мужчина нервно водил ногтями по полосочкам вельветовых брюк и словно вот-вот был готов выпрыгнуть в окно, лишь бы только не находиться в этой комнате ни секунды больше. — Да знаю я, что ты голубой. Но вдруг что-то изменилось, может, нагулялся, — вздохнула женщина, а за столом повисло молчание. У Коли дёрнуло где-то под рёбрами, выбило весь воздух, он коротко выдохнул. Миша потупил взгляд, а Ольга осуждающе посмотрела на мать, глазами указывая на Гоголя. Яков побледнел и сжал кулаки так сильно, что на внутренних сторонах ладоней наверняка остались отметины от ногтей. Николай завис на своей тарелке и крошках от печенья на ней. В голове гудело от нахлынувших вопросов и хотелось немедленно подышать свежим воздухом. Или покурить. Или всё вместе. — Прошу прощения, мне нужно выйти, — голос выдался каким-то паршивым, хриплым и, Коля почти на все сто процентов уверен, ошарашенным. Юноша поднялся из-за стола, ноги немного не слушались, но он всё же смог дойти до проёма, а после выйти в коридор. Быстро одевшись, Николай вышел из квартиры, захлопнув за собой дверь. В гостиной в это время разворачивалась странная ситуация. Людмила неловко извинялась, Михаил с Олей пытались подбодрить застывшего мрамором Якова, правда, девушка ещё и прерывалась, чтобы сказать матери, что она поступила неправильно. Через пару минут такой суматохи Гуро поднялся на ноги и проследовал на кухню. Ледяная вода из-под крана охладила лицо и привела мужчину в чувства. Гуро вцепился в раковину и не смог сдержать полувсхлип-полувздох. Он выглядел до ужаса непривычно. Если бы кто-то, знакомый с мужчиной, увидел его такого — сгорбленного и со слезами на глазах — он бы был крайне удивлён. Яков прерывисто выдохнул и шмыгнул носом, успокаиваясь. Нужно было привести себя в порядок и разобраться со всем тем, что натворила его мать. Через секунду мужчина уже выпрямился и поспешил обратно в гостиную. — Думаю, мне стоит объяснить ему, чтобы не было никаких проблем, — проговорил Гуро родственникам. — Посидите тут без меня? Вопрос не требовал ответа, поэтому Яков сразу вышел из комнаты, оставляя трёх гостей наедине друг с другом. Тепло квартиры осталось за дверью, мужчина поёжился от внезапной прохлады подъезда и поспешил спуститься вниз. В голове тем временем выстраивался примерный диалог, но Гуро серьёзно сомневался, что сможет поговорить с Колей по плану. Если парень вообще согласится с ним говорить. Такой расклад событий не стоило исключать, мало ли что. Но если быть честным, Яков вообще не был готов расстаться с Гоголем. Наверное звучит совсем не по-взрослому, но это действительно было так. Упустить нить добрых и доверительных отношений, построенных за долгие десять лет знакомства и нескольких лет крепкой дружбы казалось абсолютным безумием. И мужчина готов был что угодно отдать, чтобы удержать Николая. Дверь подъезда открылась, выпуская Гуро на улицу, тревога, растущая с каждой пройденной до этого ступенькой, превратилась в нечто огромное, неприятно ворочавшееся в животе. Яков подумал сразу идти к Гоголям домой, но взгляд зацепился за стоящий под окном первого этажа силуэт. Мужчина резко обернулся и наткнулся взглядом на Колю. Юноша нечитаемо уставился на Якова и выпустил дым сделанной за пару секунд до этого затяжки. Гуро застыл взглядом на парне и наверное в сотый раз подумал о том, что Коля невероятно повзрослел. — Опять куришь, — проговорил Яков, неловко засунув мелко трясущиеся руки в карманы. Николай не ответил, а лишь ещё раз приблизил сигарету к губам. Молчание разрывало воздух между ними, и только сирена скорой помощи через пару улиц напоминала, что этот мир далеко не немой. — У вас глаза покраснели, Яков Петрович, — заметил Гоголь, а Гуро рвано выдохнул. Все подготовленные до этого слова вылетели из головы. — Коль, я пойму, если ты захочешь убрать меня из своей жизни, но давай поговорим, — голос у Якова чуть дрожал, а в горле поселился гадкий ком. Вся эта ситуация выглядела крайне абсурдной. Тридцатилетний мужчина, хорошо зарабатывающий на должности детектива, с высшим образованием и собственной двухкомнатной квартирой, сейчас, нервничая, как чёртов грешник в церкви, пытался оправдаться перед пацанёнком почти вдвое младше себя. — Давайте, — Николай кинул окурок на ледяной асфальт и прижал его носком ботинка. Яков вздохнул, собираясь с мыслями. Нужно объяснить всё правильно. Когда Гуро готов был уже начать, из подъезда выскочил какой-то мужик, и Яков понял, что двор многоквартирного дома совсем не подходит для таких разговоров. Все окна словно уставились на них двоих, и с этим срочно нужно было что-то делать. — Думаю, нам стоит переместиться в другое место, а то перед входом стоять не совсем… безопасно, — проговорил мужчина, а Николай, немного подумав, кивнул. — У меня есть ключи от машины, можем… — начал Яков, но Коля перебил его быстрым: «Хорошо» и тут же зашагал в сторону «Волги». Через минуту Гуро уже выруливал из двора на главную дорогу. Гоголь не знал, куда они едут, но спрашивать почему-то не хотелось. Поездка прошла в молчании. Минут через пятнадцать Яков припарковался возле какого-то парка и заглушил двигатель. — Хочешь выйти? — вопрос мужчины наверное был странноватым, ведь для этого они, собственно, и ехали, но ответ Коли тоже не отличался логикой: — Если честно — нет, — парень говорил так мало, что Гуро это начало пугать, он совсем не знал, что это может значить. — Хорошо, Коль. Насчёт того, что ты услышал от моей матери. Это правда. Страшная и горькая для моих родителей, привычная для меня, — мужчина не мог смотреть на сидевшего рядом юношу, поэтому усердно сверлил взглядом руль. — Я знаю, что незаконно быть таким человеком, но что поделать, ведь я таким родился. Народ в нашей стране считает, что это болезнь и что все люди, испытывающие любовь к своему же полу — психопаты, но это же просто абсурд, — Яков нервно сжимал баранку и пытался подобрать слова. — Я не хотел, чтобы ты узнал… Да, я в какой-то степени эгоистичен, но я всё ещё человек. А люди хотят близости: дружеской, романтической, семейной — абсолютно любой. И иногда, чтобы кто-то оставался в твоей жизни, приходится скрывать некоторые вещи. Пойми, я совсем не хочу причинять тебе вред ни в каких его проявлениях. Мне правда жаль, что это случилось именно так, — Гуро кашлянул и закусил губу. — Правда жаль. — тихо закончил он, утыкаясь лбом в руль. Гоголь молчал. Казалось, что это молчание длилось целую вечность, и прервать её мужчина просто не мог — он сказал всё, что могло хоть как-то смягчить данную ситуацию. Сейчас был черёд Коли выбирать, что ответить. Ещё несколько секунд тишины заставили сердце мужчины сжиматься всё сильнее и сильнее. Яков медленно повернул голову к парню, ожидая увидеть на его лице злость или испуг. Но, к удивлению мужчины, у Гоголя на щеках лишь красовался густой румянец, а лицо выражало крайнюю степень растерянности. Таким смущённым Гуро не видел его ещё никогда. — Э, ну, то есть… Вы всё это время были, ну, заинтересованы во мне? — на последних словах Николай с силой вжался в сиденье. Яков округлил глаза. — Коля, я, вообще-то, не педофил, — ответил Гуро, сведя брови к переносице. Юноша быстро заморгал. — Но и я не ребёнок, Яков Петрович, — Гоголь искоса посмотрел на мужчину. Яков совершенно не понимал к чему ведёт парень, каждая новая фраза сбивала с толку. — Я не понимаю, что ты хочешь от меня услышать, — на выдохе проговорил Гуро, наблюдая за парнем. — Правду, — прошептал Коля. — Я не понимаю своих чувств по этому поводу. Я так… растерян. Но я просто знаю, что не хочу слышать от вас ложь. Гоголь нервно сжал ремень безопасности и уставился на собственные ноги, ожидая ответа. Перед Яковом встало два варианта выбора: первый — действительно сказать правду и, скорее всего вычеркнуть Колю из своей жизни, и второй — сказать, что он воспринимает его, как младшего брата, что, по правде говоря, не совсем так. Два выбора — правда и ложь. И, к сожалению, правда горька. Через какое-то время в раздумьях, Гуро вдруг понял, что то, что он вообще думает над вторым вариантом — это верх эгоизма. И в очередной раз врать Коле ради собственной выгоды было бы просто отвратительным поступком с его стороны. — Я не идиот и уж тем более не психопат. А ты всё ещё несовершеннолетний парень. Хоть у меня и есть некоторые привилегии, по которым меня не могут посадить за мужеложество, я не опускаюсь до приставаний ко всем подряд. И уж тем более к тебе. Ты просто подумай, мы знакомы с тобой тринадцать лет, ты буквально вырос у меня на глазах. Про какое влечение может быть речь? — способность правильно говорить вернулась к Якову очень вовремя, он говорил сдержанно, правдиво, но границ особо не пересекал. — Не буду скрывать, мне приятно делать тебе подарки и видеть тебя счастливым. Мне нравится прикасаться к тебе и слушать твой голос. Я безумно беспокоюсь о тебе и боюсь, что что-то может случиться. И я действительно очень привык к твоему присутствию в своей жизни, — проговорил мужчина и облегчённо-грустно улыбнулся уголками губ — он, по крайней мере, сказал правду. Коля рядом надрывисто выдохнул и ошарашенно заморгал. И он продолжал молчать. Это уже в который раз тянулось несколько минут, и Гуро понял, что облажался. Мужчина сжал зубы и схватился за ручник, собираясь отвезти Колю домой. Но через секунду его остановила немного неуверенная рука юноши, опустившаяся поверх его ладони. Сердце у обоих с силой застучало. — Вы мне тоже нравитесь, Яков Петрович.