***
Хосока Тэхён застаёт в его небольшом домике неподалёку от конюшни, отведённом при дворе специально для постоянных слуг. Повезло, что лакей не придерживается режима сна и уже несколько часов на ногах. Основная работа происходит ночью, когда всё королевство просыпается. К утру приходит очередь бодрствовать низшим слоям населения столицы: людям, оборотням, феям с эльфами, ведьмам и другим расам, которые невесть как попали в общество бессмертных. Чон, обратив внимание на юношу, на его замученный вид и кривую улыбку, откладывает книгу в сторону и коротко кланяется. — Ваше Высочество, не изволите прилечь вздремнуть? Выглядите не очень, — ласково подмечает, приглашая к кровати. — Было бы неплохо. Ночь была тяжёлой, — Мин проходит в спальню и с интересом осматривается. Кучер явно любитель собирать безделушки: вся комната уставлена статуэтками разных животных всех размеров, стены украшают красочные картины, некоторые из которых принцу даже знакомы. В рамках, которыми увешано свободное от картин пространство на стенах, гербарий из листьев, сухие, прекрасные когда-то цветы, один из которых привлекает внимание. Это чистый, совершенно не иссохший цветок. Закрытый, с сияющими белыми лепестками с бордовыми вкраплениями, незамысловато напоминающими капли крови. Ничего подобного ранее оборотень не видел. Он рассматривает необычное растение, не скрытое под стеклом, и любуется его юношеской свежестью. — Ах да, у вас же такого нет, — Чон подходит ближе и встаёт рядом. — Это devoratrix vita*, исконно вампирский цветок. Бессмертник в простонародье. — Почему исконно вампирский? Я бы тоже хотел видеть такие при нашем дворе. — Они считаются сорняками, но просто взгляните. Как может такая красота быть сорняком? — Чон подходит к рамке, снимает её со стены и без колебаний отдаёт в руки оборотня. — Бессмертники потому и бессмертники, что питаются жизнями других цветов и никогда не увядают. Позволяют вырасти, потомство оставить, а потом убивают растение в считанные минуты. Чем не цветок вампиров? — Да… — в руках у Тэхёна жизнь и смерть в одном флаконе. Теперь цветок не кажется таким чарующим, есть в нём и отталкивающая фальшивость. Всё прекрасное не вечно, а что вечно, то не подлинно и вовсе не прекрасно. — Давно ты его сорвал? Он совсем свеж. — Скоро исполнится два года. Глядя в раскрывшиеся от удивления и без того немаленькие глаза, Хосок, улыбаясь, аккуратно берёт рамку из чужих рук и освобождает бессмертник от неё. Чон нежно перебирает зелёный ствол между изящными пальцами, боится повредить, но знает: цветок не умрёт, хоть закопай его под землю, скрой навеки от лучей солнца, ему лишь лучше будет. А Тэхён смотрит заворожённо и видит перед собой не простое растение, а словно живой организм, всё чувствующий и понимающий. Хосок прикладывает указательный палец к губе, зажимает его между зубов до тех пор, пока от острого клыка на коже не выявляется тёмно-алая капля. Бессмертник, словно чуя её, тянется ближе, желает вкусить. Он добирается корнями, тонкими, как нити паутины, до раны, впитывает медленно кровь, распускается на глазах и предстаёт перед юным принцем во всей своей красе. — Невероятно… — Ким принимает волшебное растение в свои руки, восторженно глядя на него, как на высшее сокровище. — Можно я… возьму его себе? — Конечно, — Чон одаряет тёплой улыбкой, закрывает цветок в ладони Тэхёна своей. — У вас таких не найти, храни как зеницу ока. Договорились? — Договорились. Спасибо, но ты мне изначально предлагал поспать и, надеюсь, это предложение ещё в силе, — усмехается Тэ и садится на кровать, с непривычки кажущуюся ему жестковатой. — Конечно, — Хосок подходит к небольшому настенному зеркалу, пару раз наспех проходится гребешком по угольно-чёрным волосам, бросает взгляд на принца, уже спрятавшегося под двумя одеялами. «Сладких снов» — желает он мысленно, и тихо, с тонким скрипом прикрывает за собой входную дверь.***
— Господин Мин? Простите? Служанка ещё раз несмело стучит в дверь спальни. Наконец, спустя несколько долгих секунд, хриплый после сна голос позволяет девушке войти. Полоса тёплого света заползает в комнату, опускается на широкую кровать с балдахином, мягко ложится на вампира, который щурится, отвыкнув от освещения. Он садится спиной к спинке кровати, так и не сменивший одежду со свадьбы, бездумно смотрит в сторону вошедшей молодой прислуги. — Что нужно? Девушка кланяется, не осмеливаясь поднять глаза. — Господин Сокджин и господин Чонгук предлагают вам поучаствовать в казни охотников. Мне передать, что вы идёте? Мин поднимает лицо к потолку, вздыхает и без толики интереса смотрит на служанку, у которой сердце заливается ударами, из глубины души пронзающий холод по телу расползается. Она взгляд остро чувствует, не поднимает глаз, не показывает непокорности, и вампира это подкупает. Он тех, кто без боя сдаётся, прощает, только уважения к ним не питает. Но девушка хрупка, неопытна, только на днях была переведена из Игниса, города эльфов, в Беллум — столицу королевства вампиров. Поэтому будущий король снисходит и отсылает девушку к братьям, отвечая отказом на их предложение. Молодая эльфийка поспешно покидает комнату кронпринца и передаёт ожидающим её в гостиной Чонгуку и Сокджину, что Юнги отказался составить им компанию. Сокджин вовсе не расстраивается, он вообще не умеет разочаровываться, в отличие от Чонгука. Альфа мгновенно мрачнеет, и старший брат это видит, поэтому предлагает вариант, который искрой вспыхивает в голове. — Может, тогда предложим Тэхёну? Уверен, ему будет интересно. — Что интересно? — грубо отвечает младший, подперев рукой голову, — Как мы живьём кромсаем приговорённых ? Мин пожимает плечами, но взглядом показывает Руби, чтобы та ушла на поиски омеги Юнги. Девушка только накидывает лёгкое пальто и отпирает входную дверь, как прямо на пороге встречает вместе с потоком холодного воздуха прелестного юношу, ещё не знакомого в лицо, но понимает сразу: он — королевских кровей. Очень немногие даже среди народа эльфов имеют от природы неестественный цвет волос, и чаще это выходцы высших слоёв общества. Волосы Тэхёна ярко-багровые, насыщенные, идеально подходящие к его нежным ангельским чертам лица и мягкому, светлому цвету кожи. Эльфийка быстро кланяется и пропускает принца в прихожую. Он ей улыбается и благодарит, рассказывает, что решил навестить лакея, с которым познакомился всего как день, и уснул у него же, но его энтузиазма девушка не разделяет и, услышав последнее, ахает, прикрывая ладонью рот, и начинает суетиться, что-то невнятное шепча под нос на языке эльфов. Она жестом показывает Тэхёну наклониться к ней, и шепчет на ухо: — Немедля отправляйтесь в купальню, Ваше Высочество. — Зачем? — непонимает Ким, отстраняется от девушки, но та, уже грубее, притягивает голову юноши к себе. — Запах! Смойте немедля! Что про вас подумают, услышав чужой запах? Даже я слышу! — Ладно, ладно, иду я. Уже через полчаса Тэхён нежится в мраморном подобии бассейна, лишь иногда отвлекаясь на служанок, что раз в несколько минут подливают в купальню горячей воды. Несмотря на то что принц принимал ванну буквально за пару часов до начала свадебной церемонии, меньше удовольствия он не получает. — Ваше Высочество, — голос из-за спины заставляет вздрогнуть от неожиданности, но, увидев знакомое лицо, Ким вновь расслабляется и провожает вошедшую служанку, что ради его же безопасности отправила мыться, тёплым взглядом. — Простите, что прерываю, — девушка проносит в душное помещение ведро, полное едва ли не кипящей воды, шагая медленно и крайне осторожно, боясь пролить на себя хоть каплю. — Ох, что ты! А если бы обожглась!? — не задумываясь, оборотень, чуть не поскальзываясь на мокрых мраморных ступенях, подбегает к девушке и помогает ей наполнить водой купальню, не смущаясь своей наготы. Служанка, как только удаётся управиться с ведром, тут же отводит взгляд и отворачивается. — Простите-простите! Залезайте в воду, я не смотрю! — она закрывает ладонями глаза, позволяет себе повернуться лишь тогда, когда принц по грудь прячет обнажённое тело в мутной от масел и трав воде. Её лицо ещё не отошло от прилившей к щекам крови. Девушка торопится покинуть юношу, но тот окликает её перед самой дверью. Это то, чего она больше всего боялась. — Скажи, пожалуйста, своё имя, — неподдельно дружелюбно просит Ким. — Руби, Ваше Высочество, — отвечает шёпотом, зная, что её услышат. — Руби, не беспокойся. Всё хорошо, я рад, что ты не обожглась. Ступай. За дверью девушка вспотевшими от волнения ладошками старается остудить пылающие щёки. «Какая ты идиотка! Тебе лишь в публичный дом, негодяйка!» — пронзают по новой пламенными иглами сердце слова, сказанные когда-то матерью и, осев на пол, Руби вновь позволяет слезам забрать её страдания и стекать на пол, питая его многолетней болью, чёрной змеёй преследующей её с того самого дня, когда она, ведомая нестерпимым отчаянием, покинула родной дом в поисках лучшей жизни. Как жаль, что долгожданного покоя на чужой земле она так и не нашла.***
Глаза снова открываются, и им плевать, что их обладатель предпочёл бы скорее бездыханным трупом из-под сомкнутых век глядеть оставшуюся вечность только на гниющую крышку гроба. Смерти, собственно, тоже никакого дела нет до желаний её подопечных. Она знает срок каждому, и простое, почти ничтожное желание срок этот, как ни старайся, сократить не в силах. — Я ещё не сдохла? — высокий и чистый обычно, сейчас хриплый от обезвоживания голос девушки едва ли можно узнать. — Нет, к сожалению, — бездушно отвечает знакомый низкий голос из другого угла камеры. — Парни, вы здесь, что ли? — третий голос из третьего угла женский, дрожащий от волнения, — Какого чёрта произошло?! — Знать бы, — пожимает плечами первая, морщась от противного ощущения своих рук, от которых давно отлила кровь, — Кэп, как там? Парень, что закован в кандалы в последнем углу, возле решётки, вглядывается в даль, где в полумраке и огне свечей к камере приближается знакомый до отвращения силуэт. — Главный упырь идёт, — все четверо смолкают в ожидании. Камеру отпирает ключник — угрюмый вампир средних лет, с презрением глядящий на заключённых, как на жалких крыс. Он позволяет пройти вперёд статному принцу, уже прекрасно знакомому как свои пять пальцев каждому из четырёх лиц. Он вдыхает мерзкий запах темницы, стараясь в этом букете из сырости, земли и людских страданий выделить запахи находящихся именно в этом помещении, и тут же инстинктивно шипит. — Кто из вас псина? — ответ приходит плевком из тёмного угла к его ногам. — Только ты, — девушка с нескрываемой злостью без страха глядит в чёрные глаза. Даже если она ответом обрекла саму себя на смерть, плевать. Умрёт достойно. Но ответа той же монетой она не получает. На лице вампира расцветает широкая улыбка. Он присаживается напротив дерзкой леди так, чтобы она, отчаянно старающаяся ударить длинной стройной ножкой принца, до него не дотянулась. — Такая красавица и убиваешь невинных? — говорит с напускным добродушием юноша. Девушку это распаляет ещё больше, и вот уже она едва ли не срывается с оков, рвёт голос, лишь бы больнее сделать кровопийце, но взамен получает только ласкающий взгляд и ненавязчивую, но оттого ещё больше распаляющую улыбку. — Ладно, выпроводите их отсюда, — кивает принц ключнику, и тот подзывает мощных охранников, которые выводят двух юношей и двух девушек за территорию дворца.***
— Чтоб вы с нами ещё играли, твари? — низко рычит юноша, из всей шайки казавшийся до этого момента самым тихим. — О, мы заговорили! — Сокджин подходит на расстояние вытянутой руки к оборотню, улыбаясь так, что от бешенства Феликс желает разодрать глотку не только этому выскочке, но и себе. — Игра это только для нас, а для вас это прятки на выживание. Полчаса, безлюдный лес и возможность спасти свою вкусную кровушку — это то, что вы имеете. А, ещё вы можете забрать свои осиновые колья, распятия, или что там у вас ещё в запасе имеется… В общем, мы безоружны, вы — нет. Всё честно. Итак… Один. Два. Три. Почувствовав ослабевшую хватку стражей-вампиров, девушки и крепкий юноша с ними бросаются бежать. Один только хрупкий молодой оборотень, как понял Чонгук по запаху, не трогается с места, несмотря на отсутствие сковывающей стальной хватки вампира. — А ты сдаёшься без боя, щеночек? — с улыбкой интересуется Сокджин, приподнимая голову юноши за подбородок. Тот не страшится, смотрит смело и со злостью в глаза вампира, видит там и жестокость, и нежность, а главное: раздражение, всеми силами скрываемое под маской издёвки и напускной ласки. — Мой брат. Где он? — говорит он, вкладывая в каждое слово всю накопившуюся за многие года ненависть к бессмертным. — Для начала скажи своё имя, малыш. И прояви хоть немножко уважения к старшим. — Горите в Аду со своим уважением. Я Ким Феликс. Где Тэхён?***
Юный омега ещё долгое время после принятия ванны раздумывает над ближайшей своей судьбой. Прежде всего ему требуется разъяснить некоторые подробности о супружеской жизни вампиров, поскольку ранее он убедился, что в постели своему мужу он не нужен. Безмерно обидно. А как же наследники? Это ведь и есть основная составляющая брака. К тому же жизнь оборотней, пусть и редко короче трёхсот лет, но всё же не так длинна, как вампирская. Ещё очень хочется прокатиться в карете по городам королевства, взглянуть на жизнь своих подданных, узнать больше о быте простых вампиров. В одной из многочисленных рукописей Тэхён читал, что обыкновенные вампиры, ограниченные от людской крови, чаще охотятся на животных и живут засчёт них, а если и удаётся ощутить вкус настоящей крови, то опыт бесследно не проходит и перерастает в страшную зависимость, неся за собой ужасающие последствия. Поэтому позволяют себе такую роскошь лишь высшие слои общества. Раздаётся стук в дверь и в комнату заглядывает одна из служанок с тряпкой в руках. Девушка переводит дыхание после долгого бега на каблуках, торопясь передать принцу новость, что уже успела охватить половину дворца. — Ваше Высочество, великодушно прошу прощения, но это очень срочно. На днях на окраине Беллума была поймана шайка охотников на вампиров, которая несколько месяцев истребляла невинных крестьян и даже покушалась на высокопоставленных лиц... — Извини, но давай ближе к делу. — Один из охотников оборотень, он представился Ким Феликсом. Его вот-вот убьют. Тиски в груди сжимают сердце, превращая его в отвратительное месиво из крови и плоти. На деле же биение его стократно усиливается, питаемое болью, волнением и горячей любовью, сейчас огненной лавой бегущей по сосудам, готовым лопнуть от напряжения. — Подать мне лошадь сию же секунду.