***
— Ты поговорил с ним? — Юнги видит удручённое и вместе с тем раздражённое состояние супруга, который, войдя в их общую спальню, даже не удостаивает взглядом поправляющего жабо возле зеркала вампира и плюхается на кровать, зарываясь лицом в подушку — Поговорил. И ни к чему это не привело, — приглушённо, не отлипая от подушки, отвечает омега и обречённо простанывает в неё же. — И не должно было, — Мин накидывает бордовый жилет поверх блузы, оценивая свой внешний вид. — Достаточно того, что завтра он будет присутствовать на казни. — Гильотина? — интересуется омега, пусть самого одна только мысль об этом страшном инструменте приводит в ужас. Вампир отрицательно качает головой, застёгивая на сюртуке пуговицы. — Не пропадать же крови, — ухмыляется Мин. — Она здесь высоко ценится. Из преступников её просто выкачивают живьём. Казнь крайне жестокая и продолжительная. Они пожалеют о содеянном. — Вот как… понятно, — юноша устраивается на широком подоконнике, прижимая к груди ноги, которые не прикрывает длинная ночная рубашка, устремляя взгляд на полюбившийся дворцовый сад, виднеющийся из окна. То, что супруг бесстыдно пялится через зеркало на обнажённые выше колен длинные стройные ноги омеги, Тэхён замечает лишь спустя несколько минут, когда неловкое ощущение постоянного наблюдения достигает своего апогея. — Твой запах сводит с ума весь дворец, — как бы невзначай подмечает Юнги, не прекращая смотреть на прекрасное тело омеги даже заметив, что тот видит, куда устремлён его взгляд. Ким с покрасневшими от смущения щеками натягивает рубашку как можно ниже, но помогает, честно признаться, едва ли. — Зачем ты мне это говоришь? — голос юноши подрагивает, а румянец только больше приливает к щекам. — Затем и говорю. Ты сладкий до безумия, не ходи так. Метка принадлежности это, конечно, значимо, но если кому-нибудь голову от твоего аромата сорвёт, вам обоим будет очень и очень неприятно. Я об этом позабочусь. Всё ясно? Омега неуверенно качает головой в соглашении и спешит удалиться, спрыгнув с подоконника, но знакомый голос приостанавливает намерение уединиться: — Ты помнишь о сегодняшнем приёме? В недоумении Тэхён вспоминает все прошедшие за последние несколько дней диалоги, разбирает, и в одном из них находит необходимое слово. — Приём оброка? — улыбка на лице вампира расцветает ожидаемо, но приятно. Эта новость для него определённо не кажется плохой. — А тебя ведь о нём не уведомляли. Ты узнал, когда подслушивал нас с Ай? Услышав своё имя, фея, прикладывая немало сил, немного отталкивает ящик комода и с сонным видом, кажется, едва ворочая крылышками, подлетает к Мину и садится на его плечо. Её тёмно-каштановые кудрявые волосы небрежно взлохмочены после сна, огненно-рыжие глазки с толикой раздражения бегают от альфы к омеге и по новой. — Кроха, прости, если разбудили, — аккуратно произносит вампир, на что Ай машет рукой, мол, ничего, всё равно собиралась вставать. Тэхёну всё ещё непривычно видеть своего супруга рядом с «крохой», с которой Юнги гораздо ближе, чем со своим собственным омегой.flashback
— Чонгук нашёл её в лесу, когда ещё был подростком, — Ай присаживается на руку альфы, выставленную для неё, и приветливо улыбается Тэхёну. — Он хотел её съесть, но сам глянь, он бы костями подавился. Вампир получает микроудар в запястье и смеётся. — Такую слабую кроху каждый может обидеть. Я не позволил. С тех пор она живёт здесь, во дворце. «Кроха» подлетает к уху вампира и что-то шепчет, вызывая у него самодовольную ухмылку. — Прелестно. Молодец, кроха. — Что она сказала? — интересуется Тэхён. — Эльфийский принц умирает.end flashback
— Мне не даёт покоя новость о том, что принц Энрике при смерти, — поникнув, оглашает Ким. — Мы часто пересекались в детстве, даже дружили, а тут… — Ничего не поделаешь, — резко и с холодом обрубает кронпринц, чем немало удивляет Тэхёна, но поняв всю неожиданность своих слов, добавляет: — Мы все не вечны. Даже вампиры со своим хвалёным бессмертием. Неудобная минута молчания затягивается, но прерывает её уверенный стук в дверь. Стучащий входит, не дожидаясь разрешения. В любой другой момент омега бы начал разбрасываться возмущёнными тирадами, но в этот раз и накопилось немного, и статус не позволяет. Чонгук выглядит окрылённым. Он облачён в простую одежду из свободных штанов грубой ткани и небрежно заправленной в них белой рубашки, по виду своему повидавшей немалое. Так одеваться себе аристократы, тем более носящие в себе королевскую кровь, не позволяют никогда, но принц Чонгук — это второе имя свободы, поэтому спорить насчёт внешнего вида с этим независимым вампиром утомительно и бесполезно, вот и родители не стали. — Приехали, — довольно оглашает Чон и скрывается во тьме коридора, оставляя после себя лишь топот быстрых шагов. — Идём, — Мин берёт омегу под руку, как и подобает королевской супружеской паре.***
Все новоприбывшие приклонены к полу на коленях, смиренно опустив глаза. Чьи-то тихие всхлипы перемешиваются с настороженными перешёптываниями и грязными ругательствами, только вот тонкий вампирский слух улавливает каждое небрежно брошенное слово. Следуя жесту короля, русоволосую эльфийку за непристойные слова стражи выталкивают вон из ряда прямиком к ногам Итыка. Впервые Тэхён в глазах правителя читает гнев и кажется, будто кожей чувствует — ни к чему хорошему это не приведёт. Грузная золотая корона блистает рубинами в тёплом свете свечей на голове вампира, когда тот наклоняется к наглой девчонке, столь дерзкой, что даже родные родители не пожалели отдать её в руки бессмертных. — Повтори, мерзавка, — цедит сквозь зубы король, уже ощущая, как болезненно прорезаются из дёсен клыки, но рука супруги на плече сбавляет свирепый пыл. — На торги её, — бесстрастно приказывает королева и ретиво сопротивляющуюся девушку двое вампиров утаскивают прочь из зала. — Что за особы пошли… — с досадой цокает языком мужчина и возращается к рассмотрению «товара», про себя подмечая, что уж больно это мероприятие походит на рынок работорговли, и что в этот раз высшая каста эльфийского государства не поскупилась на молодую кровь. — На торгах обеспеченные вампиры могут приобрести для себя жертву, — негромко разъясняет Юнги, чтобы слышны были слова лишь Тэхёну. Киму безмерно жаль всех этих невиновных людей, но самой по себе природе вампиров свойственны и даже естественны убийства, и такой «оброк» кажется наиболее гуманным способом, нежели чем если бы бессмертные устраивали частые варварские набеги на соседние королевства. Король из тридцати и двух человек оброка выбирает для себя тихую, неприметного скромного вида девушку и на лицо милого остроухого эльфёнка-омегу с покрасневшими от нескончаемых горьких слёз глазами. Юноша оказался одарен большой благосклонностью короля. Тех, кого королевская семья обделила вниманием, ждёт два выхода: торги или быстрая, но мучительная смерть, когда из хрупкого тела буквально выжмут всю кровь до последней капли, а от тела избавятся, как от мусора. В случае же торгов есть маленький шанс попасть к благородному хозяину и за примерное поведение даже получить какой-никакой статус на чужой земле в качестве личной игрушки или донора. Есть и плохие господа, в чьих руках сгорают быстрее, чем бумага в открытом пламени, и попади к ним — упадёшь и более не поднимешься. — Тэхён, — тёплая рука юноши оборачивается чужой, холодной, но от этого на душе Кима отчего-то становится спокойнее, чувство защищённости мягко обволакивает, страх остужает своим морозом. — Выберешь кого-нибудь для меня? Несколько мгновений юноша старается осмыслить брошенные супругом слова. — То есть? — но чёрный плащ уже хвостом вьётся за своим владельцем и скрывается меж колонн тёмного мрамора. «Ну что ж… хорошо» Вскоре, когда линия из тридцати смиренно стоящих коленями на промёрзшем полу эльфов и эльфиек сокращается до тринадцати человек, подходит очередь выбирать сосуд для кронпринца. Густая ненависть, боль царит в душном воздухе сумрачного помещения, словно физически каждый ощущает лезвие косы Смерти, прижатое к своей глотке. Останавливается дыхание, сжимаются сердца, укрощая своё упорное биение. — Ваше Величество, — с изящным реверансом Тэхён обращается к королю, восседающему на престоле бок о бок с королевой. Нехотя вампир откладывает шептание нежностей своему новоиспечённому омеге и всё внимание достаётся подошедшему оборотню. — Да? — мужчина улыбается свежо и ярко, только его взгляд бегает, то и дело сватается за юного эльфа, чтобы тот не посмел сбежать. — Можно увидеть ту дерзкую эльфийку, которую вы приказали отправить на торги? Выражение лица вампира в миг омрачается, но всё же мужчина приказывает привести эльфийку, пусть делает это и без особой охоты. Девушку бросают на колени перед величественно восседающим на троне королём и королевой, чей вид тоже не выражает радушия. — Извинись за свои слова, — приказывает, словно вынося смертный приговор изменнице, холодно и презренно. — Простите, Ваше Величество, — но и намёка нет на раскаяние. Лишь бы не быть выпотрошеной здесь и сейчас, лишь бы не умереть от рук проклятых кровопийц. Ради своей никчёмной жизни можно и унизиться, и признать упыря своим полномочным хозяином. Тэхёну позволяют подойти к девушке, сесть на колени напротив неё и смотреть в опущенные от безысходности глаза. Природа не поскупилась одарить чарующей внешностью это чудное остроухое создание: женственные черты лица с вычерченными скулами, чуть смугловатая карамельная кожа с присущей эльфам девственной чистотой, русые волосы, завязанные тугой бечёвкой в высокий конский хвост. Отдельное внимание глазам — они у эльфов необыкновенные, насыщенные, зачастую неестественных цветов, как например сейчас: ярко-, почти кислотно-зелёные, словно любимые Тэхёном леса родного королевства в разгар лета. И воспоминания из дома, покинутого не так давно, начинают душить оборотня, немыслимым образом находя отклик в этой эльфийке, в её чертах, свободолюбии. Да, она так же свободна, как и вольные птицы, звери в лесах Золотого королевства. Ветер, вьющийся в волосах девушки, приносит с собою знакомые просторы, размеренность простой задворцовой жизни, не изощрённой роскошью и богатством. В этой девушке всё, что так ценит омега в краях своего детства, к чему привязан навечно и безвозвратно. — Как твоё имя? — паточным голосом юноши только и делать, что убаюкивать младенцев. Безотказный ход. — Арабелль, — не без обиды ворчит девушка, с недоверием посматривая на Кима. — Тоже вампир? Юноша неподдельно удивляется, но вспомнив, что эльфы, в отличие от оборотней, вампиров и прочих рас мощным обонянием, орлиным зрением и развитым шестым чувством обделены, расслабляется и одаряет мягкой улыбкой, неизменно положительно влияющей на восприятие принца другими людьми. — Нет, я оборотень. Ким Тэхён. Можно задать тебе вопрос? — тон охладевает и становится значительно серьёзнее, а у самого омеги между бровями появляется складка. — Естественно, — происходящее не пугает — достаёт. Ни смерти девушка не боится, ни боли, ничего. Смерть — явление естественное, неотвратимое, все когда-нибудь умрём. А боль… а что её бояться? К ней привыкнешь, от неё и помрёшь. — Хочешь жить? — Пф-ф-ф… — названная Арабелль, посмеявшись от души, вновь возвращается к выражению привычной апатии — Ответ всё тот же. Но убьёте быстро — буду благодарна и польщена. Человек из стражи — её хрупкий на вид темноволосый молодой начальник — неожиданно аккуратно освобождает из оков тугой верёвки руки девушки, от потёртости уже начавшие слабо кровоточить. С облегчением эльфийка разминает затёкшие мышцы, в своих мыслях уже благодаря этого красноволосого юношу перед ней за, кажется, спасённую от нелестной участи сестёр и собратьев жизнь. В сопровождении того же начальника и двух амбалов-вампиров девушку уводят в спальню будущего короля. С завтрашнего дня начнётся её новая жизнь в качестве узницы королевства вампиров, кронпринца, в качестве его основного и постоянного источника крови. Только она, пока что, об этом не догадывается.***
Вечер в тёмном одеянии встречает Юнги холодным ветром и гнусавой пустотой, будто в самом центре бескрайнего увядшего пшеничного поля. Точно так же безжизненно, сухо и давяще одиноко. Только полюбившийся тонкий ванильный шлейф кремово-белой лентой тянется с этажа выше, развращая обоняние, мысли, само бессмертное естество окуная в брешь из запретных образов и картин, достаточно редко в размеренно тянущейся мрачноватой жизни посещающих вечно занятого будущего короля. И главный и самый желаемый герой этих запретных сцен всего один... — Дьявол, — вампир устремляет взгляд к лестничному пролёту, на приветливо кивающего головой в знак приветствия и светло, живо улыбающегося Тэхёна. Его запах проникает под кожу, оседает на языке, ощущается его вкус, им пропитан весь воздух и весь разум принца. Ваниль. Прекрасная, столь же нежная, игривая и невинная, как сам омега, ваниль. Но течки ещё нет. Течные чувствуются насыщеннее, их хочется яростнее, быстрее. Только нельзя было, никогда не позволялось отцом под страхом смерти. Хотя какая смерть вампирам? Костлявая сама их породила, а забирать — не заберёт. Юнги не может, нет. Нельзя. Бесстрастие на лице, в душе пустошь, только в сердце огонь, настоящий, всепоглощающий, беспощадный пожар. Нельзя. Нельзя поддаваться пламени. Оно сожжёт, испепелит и себя, и своего хозяина, и всех, кто к этому хозяину подойдёт слишком близко, смертельно близко. Как Тэхён сейчас, на краю обрыва, носками на красной черте, с петлёй на шее. Как был когда-то Лили... Пожар гаснет в миг от двух слогов, вносящих в душу вечную мерзлоту. Нельзя. Нельзя даже пытаться разжешь маленький тёплый костёр, чтобы грел и спасал, сохранял жизнь — станет пожаром, жадно, без жалости поглотит всех и вся. Юнги кивает в ответ и встречается глазами, ищет в них нечто сокровенное, что видит в своих, но в чужих только теплота, открытая для каждого, звёзды, цветастые искры и бесконечная, нескончаемая, самая искренняя и бескорыстная любовь ко всему и всем. К чёрту этот холод, если огонь всё равно восстанет из пепла — Поднимайся в нашу спальню и раздевайся.