Огонь и Лёд

Сокджин давно потерял счёт времени. В комнате нет ни часов, ни окон, чтобы сориентироваться со временем суток, зато просторное помещение полно роскошной мебели из розового дерева Байя, стены его обиты развратно-бордовыми обоями, ароматические свечи наполняют апартаменты ненавязчивым ароматом роз. Вампир, лёжа на поистине королевских размеров кровати, не стесняется своей наготы и поглаживает мягкие волосы донора-омеги короля, приластившегося головой на коленях Мина. Редко случается, когда старшего принца посещает плохое настроение. Пара удачных партий в покер или бокал качественного вина обычно спасают ситуацию от плачевности, однако ничто так не приходится по сердцу вампиру, как ночь с одним, а лучше двумя невинными мальчиками-омегами, только-только переступившими порог возраста согласия. Сокджин старается быть нежным с этими молодыми, едва раскрывшимися цветами, чтобы не повредить хрупкие корни, и, как правило, у него получается, но брать насильно, оставлять отметины на девственно-чистой коже, наслаждаться близостью юного тела — это другая сторона развратных пристрастий. Немногим ранее вампир с огромным удовольствием пробовал это непорочное тело, входил до упора и изливался семенем внутрь, не предохраняясь — мальчики совсем юны, и лишь немногие из них уже пережили первую течку. И сейчас омега, чьё достоинство было красиво грязно опорочено нелюбимым альфой, покоится на коленях принца и ластится к его рукам, ища защиты от такого жестокого мира. Слова не нужны, слёзы высохли, неприязни и не было. — Господин… зачем вам это? — впервые за долгое время подаёт голос юноша, тихий, но отнюдь не расслабленный, а просто изнурённый. — Глупый вопрос, — усмехается Мин, продолжая ласкать нежные волосы. — Так мне нравится. От этого я получаю удовольствие. — Пожалуйста, не делайте больно, — почти умоляет омега, готовый, кажется, стоять на коленях перед тем, кто может причинить ему боль, лишь бы он не совершал этого. — Я не буду, сладенький, — Мин аккуратно обхватывает пальцами тонкий подбородок юноши, утягивая того в глубокий поцелуй. Ответных действий принц не получает, но главное, что сопротивления не встречает тоже, поэтому заходит дальше, пытливым языком изучая стенки чужого рта. Несмотря на то, что было обещано не причинять боли, когда клык вампира пронзает губу эльфа едва ли не насквозь, омега принимает это, как должное. Будто знал, что обещание бессмертного не стоит ни единого гроша. Сокджин отстраняется, слизывая небрежно вытекшую слюну в перемешку с кровью с губ юноши. — Если сейчас сделаешь мне особенно приятно, я позабочусь о том, чтобы тебя вернули на родину, — подмигивает Мин, и в этот момент омега, словно новорождённый феникс, восставший из пепла, оживает. Его глаза в миг озаряются искрой надежды, и Сокджин соврёт, если скажет, что подобное зрелище ему не по душе. Вампир нешироко разводит ноги в стороны, позволяя эльфу пристроиться между. Решимости в нём гораздо больше, из-за чего и принца распаляет сильнее. — Смелее, детка. Покажи, на что ты способен. Радует, что вампиры не имеют никакого естественного запаха, исключая, наверное, разве что, заметный запах крови, однако эльфы не владеют столь сильным обонянием, чтобы почувствовать, а тем более ощутить отвращение от него. Сокджин откидывается спиной назад и прикрывает глаза. Пусть омежка учится, такой опыт любому в жизни когда-нибудь да пригодится. Этому юноше, поскольку его тело осквернено, не удастся быть отданным замуж за состоятельного альфу, но это не отменяет того, что он может встретить простого эльфа, оборотня или даже вампира, которого полюбит и захочет принести немного физического удовольствия. Тут-то навыки, полученные в вампирском королевстве, и пригодятся. Омега несмело касается губами головки и целует, проходясь по всей длине, позволяя себе привыкнуть к ощущению чужой плоти. Сокджина Бог не обделил терпением, поэтому вампир позволяет медлить, растягивая удовольствие и для себя. — Приступай к делу, детка, полно тянуть, — томно простанывает принц, плавно подаваясь бёдрами навстречу эльфу. Тот обхватывает тонкими губами головку, не ощущая отвращения, хотя сам того не предполагал. — Я дам тебе знать, если будешь идти в правильном направлении, — Мин чувствует, как его член достаточно резко вбирают в рот наполовину и, не скрывая своего удовлетворения, стонет. Благо, многочисленные ночи, проведённые с привлекательными особами различных рас и полов, быстро учат показывать, не стесняясь, своё наслаждение партнёру. Юноша воспринимает это как знак, что он всё делает правильно, и начинает активнее работать ртом, постепенно захватывая губами больше, но так и не осмеливается вобрать до основания. Горло и без того несильно саднит, а щёки ноют от долгого напряжения, но стоит лишь пронестись в голове одной мысли о доме, о родине, как открывается «второе дыхание» и омега приступает к действию с новой силой. Разрядка подходит неожиданно быстро. То ли это эльфёнок так постарался, молясь, чтобы обещание принца не осталось пустым звуком, то ли Сокджину давно не делали приятно. В любом случае, принц, окутанный послеоргазменной негой, разваливается на кровати, нежась на шёлковом белье, которое сейчас по ощущениям не уступает золотым пескам пляжей Гротта, Королевства Драконов, а уж какие там райские пляжи, м-м-м… Через силу омега проглатывает семя вампира, которое, слава Небесам, имеет лишь слабый горьковатый привкус крови и острого отвращения не вызывает. Видя, как расслаблен и разнежен на кровати принц, эльф, немного размявшись, опускается на пол и, быстро откланявшись, желает поскорее покинуть помещение, однако его резко хватают за руку и одним движением он оказывается лежащим прямиком между ног ласково улыбающегося Мина. Улыбка у него по-настоящему прекрасная, такая, что только на бессмертных картинах талантливейших художников запечатлять, а когда юркий язык поочерёдно проходится по каждой полной губе, оставляя влажный блеск, отражающий в себе мягкий персиковый огонь свечей, омега и вовсе забывается. — Тебе тоже нужно сделать приятно, сладенький мой, — шепчет принц, и юноша смущается, строя догадки, как и где ему «сделают приятно», но предположения не оправдываются, когда Мин, не тратясь на церемонии, без промедлений притягивает за затылок ближе к себе и тянется к взывающе пульсирующей артерии на шее. Чего вампир точно не ожидал, так это того, что омега, как кипятком ошпаренный, отпрыгнет от него на другой конец постели и прижмёт колени к груди, защищая руками шею. — Нет! Я знаю, чего вы хотите! — у юноши глаза полные страха, и Сокджин смотрит на него изумлённо, ожидая дальшейшей реакции, но эльф постепенно успокаивается и, видя, что насильно пить его кровь никто не собирается, понемногу успокаивается и тихо просит прощения. — Однако, ты непредсказуемый, — усмехается принц, слезая с кровати. Он накидывает на себя шёлковый халат баклажанового цвета, лежащий неподалёку, на стопке его дорогой одежды, в которой он пришёл, чтобы развлечься с девственным омегой. — Не беспокойся, у меня полно тех, кто с удовольствием предоставит свою кровь, — он поднимает глаза на юношу, ожидающего чего-то. — Ты можешь быть свободен. — Спасибо, — омега кланяется и поспешно собирает свои вещи с пола. Сокджин был очень резок, торопясь освободить пленительное тело своего одноразового партнёра от одежды, но, несмотря на это, не спешит помогать ему с одеванием или поиском ботинок, за туалетным столиком ожидая прихода того, кто не посмеет ему отказать в своей крови. Буквально в ту же секунду, как эльф застёгивает последнюю, нижнюю пуговицу рубашки, раздаётся скромный стук в дверь. — Входи, — отвечает принц, и на пороге появляется миниатюрный омега и, стоит лишь эльфу взглянуть на него, становится страшно и невыносимо жаль брата по несчастью. Его шея, начиная от линии подбородка и заканчивая тонкими ключицами, вдоль и поперёк изуродована следами укусов, рваными ранами от зубов. Однако гость смиренно проходит в комнату, не удостоив даже поворотом головы несостоявшегося кормильца самого короля. — А теперь, будь добр, покинь нас, — безучастно бросает вампир, а эльф и не против, поскорее покидает пару, аккуратно прикрывая за собой массивную дверь. Словами не передать, как он сочувствует этой жертве забав бессмертных. Совсем не удивительно, если он тоже оказался здесь не по своей воле. Похоже, эльф счастливчик, раз получил от принца обещание быть возвращённым на родину, пусть это обещание стоило ему невыносимого смущения и непорочности. Коридор встречает тьмой, приглушённым красноватым светом свечей, редким скрипом пола и бесшумностью алого коврового ворса. И да, кто-то в близлежащих комнатах очень весело проводит время, поскольку стены, хоть и не из бумаги, но звук проводят очень хорошо, и стоны, порой до глупости наигранные, юноша слышит отчётливо из нескольких комнат. «Господи, забери меня отсюда» — проносится в голове и эльф закрывает уши, чтобы сберечь девственность хотя бы своего слуха. Омега слышит негромкие разговоры, доносящиеся из одной комнаты, и давит на тяжёлую высокую дверь. Та со скрипом открывается и все присутствующие оборачиваются, чтобы взглянуть на нежданного гостя. Быстро пробежавшись глазами по каждому из десяти человек, присутствующих в помещении, юноша делает для себя вывод, что вампиров или альф среди них нет, и закрывает дверь, прислоняясь к ней спиной. Атмосфера в комнате такая же, как и во всём крыле дворца: мрачная, развратная, выполненная в красно-винных тонах. Это уже кажется привычным, и словно каждый уголок этого места пропитан мускусным запахом секса. В центре комнаты висит огромная хрустальная люстра, на которой зажжены десятки свечей, и хрусталь от этого сверкает сотнями солнечных зайчиков. Прямо под люстрой, на обитой бордовой кожей кушетке, расположились двое омег, и один из них — тот, длинноногий, что величественно разлёгся, растянувшись вдоль всей кушетки, — наверное, самый прекрасный омега, которого юноша когда-либо видел. Он, как и все остальные здесь, одет в нечто, напоминающее рясу священника — чёрная лёгкая ткань обволакивает всё тело, открытой оставляя лишь голову, шею и кисти рук. — Ты новенький? — громко спрашивает он, от чего эльф вздрагивает, — Иди сюда, — на лице красивого омеги расцветает улыбка. — Я… Меня зовут Пак Ынджи, — несмело представляется гость, подходя ближе и вставая напротив кушетки в центре комнаты. Он тут же приковывает к себе ещё восемь заинтересованных глаз, с ужасом осознавая, что единственный здесь, чья шея цела и невредима. У остальных же кожа украшена от нескольких небольших, до огромного количества укусов, начиная двумя аккуратными дырочками от клыков, заканчивая тем, что у одного из омег вовсе нет куска плоти на шее. Это выглядит ужасающе, пусть рана совсем старая и кожа успела восстановиться. — Приветствую, Ынджи, — длинноногий омега встаёт перед Паком, и тот понимает, что ниже этого прекрасного эльфа на две головы. Его кожа бледная, почти белая и безупречно чистая, а в больших глазах плещется спокойное тёмное море. Если бы не длинные острые уши, присущие исключительно эльфийской расе, Ынджи бы без сомнений назвал существо перед собой бессмертным. Волосы омеги такие же чёрные, как и глубокие глаза, в которых с первого взгляда и не разглядишь лукавости. С кушетки поднимается ещё один омега, одаривая укоризненным взглядом юношу и априори дружить им не суждено. Этот эльф ещё ниже, чем Ынджи, ауру излучает дерзкую и неприятную, а ещё он немного более полноват, нежели его друг, но нет, это вовсе не портит его фигуру, а наоборот, именно таких чаще всего называют аппетитными. — Я Хёнджун, это Ачжон, — так первый омега называет поочерёдно каждого из находящихся в зале. — Собственно, здесь мы работаем. — Работаете? — юноша не скрывает удивления. — Я думал, вы здесь кто-то вроде… игрушек для вампиров. Хёнджун улыбается, но не без толики грусти, и какой-то огонёк тускнеет в его глазах, ведь точнее и не скажешь. Их работа — быть игрушками за деньги и позволять делать с собою всё, что заблагорассудится, только бы это не привело к смерти. — Оно почти так, — спустя небольшую паузу разбавляет угнетающую тишину омега, лежащий на диване в другом конце комнаты. — Только за это мы получаем неплохие деньги. Высокий красивый молодой человек вдруг обращает внимание на одежду Ынджи и отсутствие на его бледной шее каких-либо ран. — Ты девственник? — спрашивает он так просто, будто речь идёт о наличии дождя на улице. Ещё сегодня утром Пак бы ответил, что да, он невинен, но, к сожалению, за короткий промежуток времени он лишился единственного, что принадлежало ему, и омега неуверенно качает головой в отрицании. — Ты спал с вампиром? Почему твоя шея нетронута? — недоумевает он, большим пальцем проводя вдоль артерии шеи юноши. — Я отказал в крови принцу Сокджину, — после слова «принц» по комнате проходит волна шуршащего шёпота и Хёнджун распахивает глаза в изумлении. — Вместо меня пошёл другой омега. — Бедняжка Сынгван, — сочувственно вздыхает кто-то в зале. Пак и сам видел, каким изнеможённым выглядел тот хрупкий паренёк. Наверняка ему пришлось ещё хуже, чем невольно лишившемуся девственности Ынджи. — Не беспокойся, — Хёнджин пытается подбодрить поникшего юношу обнадёживающей улыбкой, и получается отменно, — Принц Сокджин не допускает смерти своих… мотыльков, — хихикает омега. — А за убийство наказывает жестоко. — Ну… хорошо. Он сказал, что если… — юноша обдумывает, как бы опустить условия их своеобразного «контракта» с вампиром в обмен на свободу. — В общем, он сказал, что позволит мне вернуться на родину в обмен на кое-что. — Секс, минет или что пооригинальней? — доносится глупый и откровенно противный скрипящий смех с дивана, и омеге хочется возразить что-нибудь, но он лишь прячет покрасневшее лицо в ладонях, вдруг осознавая, насколько низко он опустился перед вампиром, наивно поверив в его слова о свободе. Какая свобода? Ему ещё повезло оказаться сначала под покровительством короля, а потом принца, ведь большинство его сородичей стали просто сосудами с кровью для простых вампиров, из которых либо быстро и болезненно выжмут весь драгоценный багровый сок, либо продадут на забаву кровопийцам-аристократам, а там уже... как повезёт. Так что катить бочку на свою судьбу омега просто не может. Он — настоящий любимчик судьбы. — Так, — Хёнджун с суровым видом поворачивается к обидчикам и, поведя пальцами вдоль губ, как бы приказывает болтливым жертвам закрыть ротики и выбросить ключики. — Господа, будьте поприветливее к нашему собрату. Некоторые закатывают глаза, но возразить что-либо в ответ не смеют. Этот омега определённо пользуется уважением. А если судить и по его фигуре, красоте лица и количеству следов от укусов на шее, не только уважением. — Если ты об этом, — он, словно прочитав мысли юноши, указывает рукой на шрамы на своей шее, — то я здесь самый популярный и дорогой, — с гордостью объявляет омега, усаживаясь назад на кушетку, и хлопает по месту рядом с собой. Ынджи несмело приземляется рядом, а к нему подсаживается тот самый невысокий молодой человек, Ачжон, полностью игнорируя присутствие Пака. Хёнджун оказывается очень приятной, но немало болтливой, даже слегка высокомерной личностью. За треть часа, потраченную на их с Ынджи диалог, Пак узнаёт об, как позже выяснилось, эльфе-полукровке многое. Прежде всего природу его расы: отец вампир, мать — низкородная эльфийка, их дитя — тёмный эльф, живущий, как и бессмертные, за счёт крови других существ, но относящийся к числу низших рас. Именно его способность не только давать кровь, но и самому потреблять её, сделала работу омеги такой успешной, ибо вампиры специально заказывают его для того, чтобы ощущить эйфорию, испытываемую жертвой во время укуса — Был до меня один, — начинает он, закинув ногу на ногу, — Он был простым человеком, но более свободной и страстной личности я не встречал. Его заказывали по несколько раз на дню, но, представляешь, его шеи не коснулся ни один вампир. Запястья — да, были все искусаны, но шея — нет. Он берёг её для своего возлюбленного. Это так романтично, — хихикает омега. — Он ушёл спустя два месяца после нашего знакомства, а жаль. Теперь я стремлюсь к его уровню. Знаешь, такой кокетливый, немного загадочный, притягательный... Ынджи улыбается, радуясь виду счастливого эльфа, пусть сам в это пламенное повествование не смог вставить ни слова. Просто он испытывает ужасный недостаток вида счастливых лиц, и возможность лицезреть хоть кого-то, кто улыбается искренне и от души, щекотливо греет сердце. Но в один момент, когда раздаётся скрип двери, Хёнджун резко обрывает свой поток слов и надевает маску холодности и пустой вежливости, вставая с дивана и кланяясь вошедшему. Запоздало, но и Ынджи суетливо кланяется Сокджину, пришедшему за ним. Вампир манит его пальцем и, коротко попрощавшись с новоприобретённым другом, Пак покидает помещение, напоследок ещё раз махнув Хёнджуну рукой. — Иди быстрее, — непривычно ледяным тоном поторапливает омегу принц, когда они идут по тёмному коридору. Ынджи ускоряет шаг, едва поспевая. — Куда мы идём? — страшась, спрашивает Пак и старается ненавязчиво показать Мину, что идти у него под боком гораздо безопаснее, чем на удалении. — Дракон доставит тебя на границу королевств, там мой человек даст тебе лошадь и на ней доберёшься куда нужно, — всё тем же каменным голосом разъясняет вампир, будто желая поскорее избавиться от юноши, как от балласта. Пак не смеет сказать, что с ездой на лошади он категорически на Вы. — Хорошо. Большое спасибо Вам, — омега поднимает голову и ищет взгляд принца, чтобы подарить ему хотя бы благодарственную улыбку, но Сокджин холоден и непробиваем, как статуя, гордо смотрит вперёд, убийственно сверкая чёрными глазами. Совершенно чёрными до белков глаз, словно залитыми смолой. Омега не показывает страха. Его не тронут. — Что случилось? — всё же задаёт вертящийся на языке вопрос Пак, когда вот, в паре десятков шагов от них распахнутая настежь дверь на выход из дворца. — Омега, который пришёл ко мне после тебя, скончался от потери крови, — бездушно парирует принц, а Ынджи от этих слов замирает на месте, останавливая шаг. По телу из глубин сердца разливается холод и глаза начинают пощипывать от желания проронить слезу. Юноша увидел этого омегу лишь раз, даже мимолётно, так почему в груди сворачивается камень и тянет на дно сердце? Пелена слёз застилает глаза, но Пак не позволяет каплям сползти по щекам и быстро смаргивает их, переводя свои мысли в совершенно другое русло. Лицо Сокджина безэмоционально. Неужели именно так он прячет свои чувства? Больше по пути они не обмениваются ни словом. Принц за руку ведёт Ынджи в дворцовый сад, где уже ждёт, притаившись, белый, как снег, дракон, размером чуть больше лошади, но с огромными крыльями, способными поднять небольшое тело на воздух. Вампир помогает эльфу оседлать послушное существо и надёжно закрепляет его запястья у поводий. Драконы — существа своенравные, и если ещё кто-то умрёт по вине Сокджина, придётся идти на что-то большее, чем просто спасать несчастную шкурку маленького эльфёнка. Мин отходит назад и дракон, часто махая крыльями так, что деревья вокруг прогибаются под напором ветра, поднимается ввысь над дворцом. Белый, как сегодняшняя убывающая луна на фоне чернильно-черного неба с крохотными вкраплениями звёзд, силуэт дракона постепенно удаляется и теряется в розовом озере предрассветного небосвода, но даже на таком немыслимом расстоянии вампир приподнимает уголки губ, когда видит самую искреннюю и, кажется теперь, единственную настоящую в своей долгой жизни улыбку маленького эльфа. Скоро он доберётся домой.