Огонь и Лёд

Чимин резко поворачивает голову в сторону, заслышав приближающиеся к открытой двери его спальни тяжёлые, грубо волочащиеся по полу шаги. Он откладывает гребень, прикрывает ставни туалетного столика и осторожно подходит к двери, уже догадываясь, кто может его столь неожиданно навестить. Любой слуга бы непременно постучался, даже если бы дверь была открыта. Ожидаемо, ещё до того как выйти за порог комнаты, Чимин замечает тускловато-рыжую макушку Феликса, заглядывающую внутрь. — Если ты думал, что я на почве беременности ходить разучился, то ты ошибаешься, — предугадывая будущие чиминовы саркастично-издевательские вопросы, фыркнул гамма. Действительно, по его внешнему виду очень трудно сказать, что он уже не один месяц носит в себе чужого, стремительно развивающегося и уже подающего мало-мальские признаки жизни ребёнка-полукровку. Конечно, это является одной из причин того, почему ходить на собственных ногах для Феликса проблематично, но истощение, отсутствие аппетита, частые звуковые или редкие визуальные галлюцинации высасывают из него энергии значительно больше, чем пока ещё не рождённое, мирное, отнюдь не капризное дитя, не желающее ещё больше портить жизнь своему будущему родителю. — Я так и не думал, — пожал плечами Чимин. — Но делать этого тебе всё равно не стоит. Ты и так слаб. Видел себя в зеркале? — Видел, — закатил глаза принц. — Вроде симпатичный. — Ну вот. А будешь себя перенапрягать — и малочисленное имеющееся потеряешь. Так что иди в кровать, подумай о малыше. — Он же мой, выживет. Ещё меня переживёт. — Так, — немного повысил голос Ким. — Слушайся старшего брата и будущего короля! Приказываю тебе идти в кровать и хорошо поесть, а то как скелет! Мучаешь бедного ребёнка. — Он толкается в последнее время много, — негромко пробурчал себе под нос гамма. — Это больно. Я боюсь, он просит крови. — Правда? — удивлённо уставился на младшего Чимин. — А если… Так, стой, ты, сказал, что он просит крови? — омега нахмурился. — Откуда ты знаешь? — Эм-м-м… я… — Феликс и забыл, что кроме него и Тэхёна о том, что ребёнок вампир-полукровка, не знает никто. И сейчас Ким откровенно выдал то, что знает, какова вторая сущность малыша. Чудно. Чимин дожидается внятного ответа с минуту, но врать младший не умеет совершенно. По его неуверенным, сбивчивым сказкам понятно, что он знает, чьего ребёнка носит в утробе. Ким в тихом бешенстве из-за того, что всё это время Феликс просто молчал, уходил от ответа или лгал, чтобы не выдать истинного отца малыша. — Феликс, — в гневе Чимин страшен, но увидеть его таковым можно редко. Гамма и счастливчик, и неумелый лгун-неудачник одновременно. — Ты знаешь, что твой ребёнок наполовину оборотень, наполовину вампир. Скажи честно, ты ведь знаешь, кто его отец. Если даже тебя привлекают альфы, я тебя винить не буду, ты же сам полуомежка, это нормально. Но скажи, от кого у тебя ребенок? — Даже если скажу, — тихо рыкнул Ким, — какой с этого толк? Всё королевство будет знать о том, что младший наследный принц чёртова шлюха, трахнутая вампиром? — Раз для тебя это так важно, — выдохнул Чимин, пытаясь усмирить злость, — можешь не говорить, кто именно. Скажи, почему и как это произошло, и знает ли он об этом. — То, что он меня трахнул — естественно, знает. То, что я будущая мамаша — нет. Я был в темнице в Тёмном королевстве, попытался убить его, но не смог, а он в благодарность меня трахнул на грязном сыром полу, как последнюю дешёвую блядь. — Не выражайся непристойно, — поморщился старший и уселся за небольшой столик для чаепития в своей комнате, пригласив присесть и Феликса. — Хорошо, что он не знает, вдвое меньше проблем. Плохо, что тебя изнасиловали. Я уж было подумал, что ты действительно завёл любовь с вампиром. У тебя, случаем, не после этого проблемы с головой начались? — У самого у тебя проблемы с головой. Лекарь сказал, что проблемы были всегда, но какой-то катализатор заставил их вырваться. После этого всё и пошло. Может, закончим уже этот допрос? Ненавижу это обсуждать, а всё, что тебе нужно, ты уже выяснил. Так что я пойду, как ты и хотел. — Я рад, что мы прояснили такие важные вопросы, — удовлетворённо кивнул Чимин, провожая слегка раздосадованного, покидающего комнату Феликса.

***

Днём и ночью рядом с Кимом вертится множество людей, начиная от Чимина и врача-вампира, проверяющего здоровье растущего малыша, которое, к слову, не оставляет желать лучшего, и заканчивая меняющими постельное бельё и приносящими лекарство слугами. Ребёнок, хоть довольно мал по своим размерам, — так что, если не присматриваться, вообще сложно сказать, что Феликс носит в себе маленькую жизнь — всё равно растёт сильным и крепким, как истинный потомок двух могущественных рас. О здоровье малыша Феликс особенно не печётся, понимая, что он силён так же, как и его будущая мамочка, (иначе Ким себя назвать и не может) но то, что он действительно успел полюбить своего ребёнка уже не оставляет сомнений. Юноша разговаривает с ним и изливает душу даже чаще, чем Чимину, у которого с момента появления собственного альфы в лице Чонгука времени на младшего брата осталось не так уж много. Несколько раз Ким заставал их за занятием любовью в самых разных местах: на балконе чиминовой спальни (и класть они хотели на то, что до заключения брака даже целоваться не принято); в саду, прямо на постепенно увядающей и желтеющей траве, среди упавших с дерева спелых яблок; на столе в банкетном зале, когда большая часть обитателей дворца давно спала. Феликс только ворчит себе под нос и уже даже не удивляется, видя, как эти двое сплетают руки под столом или откровенно флиртуют друг с другом на публике. Даже неприязнь к Чонгуку ввиду его расы как-то поутихла: на самом-то деле, более безобидного вампира ещё нужно поискать. Величественный на публике или на охоте, рядом с Чимином и в быту Чон становится самым невинным и неуклюжим из тех, кого себе вообще можно вообразить. Иногда Феликс даже умиляется, видя абсолютно растерянный взгляд чёрных глаз, непонимающе бегающих по отчаянно отчитывающему Чонгука Чимину за очередную неверную мелочь. В целом, со временем взгляд Кима на вампиров понемногу смягчается, но в том, что они — самая жестокая, низкая и бездушная раса, он уверен до сих пор, и вряд ли от своего мнения откажется. Комната вновь встречает застоявшимся воздухом, который, ввиду недолгого отсутствия в помещении самого хозяина комнаты, кажется ещё более удушливым, чем до этого. За окном мелкими каплями начинает неуверенно касаться земли дождь, а небо постепенно лишь гуще сереет, в совершенстве передавая собой состояние души оборотня. Потерянность, досада, страх — краткий список чувств, в последние недели охвативших сердце Феликса и отказывающихся покидать его, приевшись намертво. Толикой света в темновато-серой дымке проглядывается лишь ещё не рождённый малыш, (уж кто бы мог подумать, что первым, кто подарит королевской семье наследника в третьем поколении, окажется второй альфа семьи Ким) Чимин, уделяющий не так много времени брату, и чуть-чуть Арабелль, от которой еженедельно прилетает коричневато-белый почтовый голубок с письмом о жизни фамильяра кронпринца в вампирском обществе с вопросами о жизни и пожеланиями крепкого здоровья «папаше» и его будущему «кровососёнку». Феликс только улыбается и каждый раз пишет ответное письмо, порой едва не досмеявшись до первых схваток, катаясь по кровати от собственных остроумных изречений. Жизнь, как ни странно, налаживается. Возможно ли, что причиной тому стал ещё не рождённый ребёнок принца? Такую вероятность Феликс тоже допускает, поскольку до насильного зачатия жизнь у него шла далеко не самым лучшим образом. Первое своё убийство Ким совершил в возрасте двенадцати лет, будучи ребёнком, не по годам серьёзным и обозлённым на мир. Что уж говорить, в то время тринадцатилетний Тэхён и четырнадцатилетний Чимин ещё носились по королевской спальне, играя в догонялки, не слушались нянь и родителей, а усмирить их мог лишь грозный голос уже достаточно ставшего самостоятельным альфой Намджуна. Феликс не был приучен к тому, чтобы сдерживать эмоции или другим образом загонять себя в рамки; его не наказывали за мелкие шалости и не заставляли ощущать собственную низость ради воспитания покорности. Феликс воспитывал себя сам. История была его слабостью: вместо сказок на ночь он просил воспитательниц прочесть ему очередную главу учебника истории, где сильный и храбрый оборотень-полководец освобождал свои родные земли от захвата бессмертными. Зачастую моменты насилия описывались настолько подробно и изощрённо, что читать подобное ребёнку отказывались, но принц настаивал на обратном. Замкнутый, беззащитный в глубине своей души и на фоне старших братьев, Феликс привык демонстрировать силу внешностью и поведением, не задумываясь о том, насколько на самом деле его трудно сломать. Постоянная подпитка ненавистью к вампирам, давление собственной противоречивой натуры и упрямое следование заданному направлению сделали своё дело — служанке-вампиру с колом в груди никто удивлён не был. Даже родители отнеслись к инциденту более чем спокойно и быстро его замяли, однако убийства не прекратились, а лишь перенеслись из королевского замка в более глухие места — мелкие города, леса, деревушки. Феликс был не единственным, кто жил ненавистью к вампирам. Для него, признающего себя как единственного «всадника веры и правды», наличие подобных ему поначалу казалось невозможным, однако он встретил Сунхи — девушку-изгоя, потерявшую родителей и младшего брата в очередном набеге вампиров. Сунхи была скромна, хорошо воспитана и чистоплотна, однако это не помешало девушке стать сиротой и нищенкой. Узнав её историю, Ким не поскупился обеспечить нищенку всем необходимым для жизни и взять под своё крыло. Феликс ненавидел вампиров — Сунхи была их жертвой, и в глубине своей души тоже желала мести. Вместе они совершили несколько убийств бессмертных, так или иначе причастных к тем, кто лишил девушку семьи, однако до самих виновников они так и не добрались. Но зато встретили тех, кто также был на их стороне — Ён — бывшую торговку своим телом, жених которой был очарован и убит вампиршей, — и Сонеля, обыкновенного деревенского парня, жаждущего славы, богатства и справедливости, встречавшего на своём веку вампиров лишь в мифах о кровожадных чудовищах с ужасающими клыками, питающихся кровью невинных девиц. Вместе они были идеальной командой. Феликс особенно уверенно признаёт это сейчас. Сонель был парнем, не глубоко образованным, но отлично физически развитым, смекалистым и шустрым — с устранением бессмертных путём грубой силы он справлялся на «ура». Сунхи была внимательна, осторожна, тиха, как мышь, и, невзирая на низкое происхождение, удивительно умна, имела отличную память. Девушка идеально справлялась со слежкой и разведкой, могла рассказать всё о потенциальной цели, начиная от того, какого цвета глаза фамильяра предпочитает вампир и заканчивая перечнем всех его родственников вплоть до четвёртого колена. Не родился ещё тот вампир, который мог бы устоять перед очарованием Ён — большие глаза, губки бантиком, декольте, открывающее вид на внушительный и пышный, далеко не кукольный бюст, резко разнившийся с внешней хрупкостью девушки, но, впрочем, являющийся основным её оружием в соблазнении похотливых кровопийц. Ён была лучшей приманкой, какую только можно вообразить, и затуманить разум очередного ухажёра, полностью отбив у него любое ощущение опасности, ей не составляло труда. Но, пусть её роль и может показаться пустяковой, зачастую она получала сильнее, чем Сонель в рукопашном сражении с вампиром. Часто девушке приходилось проводить ночи с настоящими тиранами, воспринимавшими её не более, чем очередной подстилкой, и позволявшими вести себя с Ён откровенно по-свински до тех пор, пока в их груди не оказывался осиновый кол. Феликс был лидером, распределителем, разделяя не только обязанности охотников, но и имущество, оставшееся после очередного убитого состоятельного вампира. Ким составлял план местности и подробнейшие действия, устранял тех, кто был не под силу Сонелю, — человеку — и даже распространял ненависть к кровавой расе среди простого населения, наглядно показывая всю жестокость и алчность бессмертных. Вместе они были идеальной командой. Но Феликс не сумел спасти даже их. Ён повезло больше остальных — её тело быстро и почти безболезненно осушил Чонгук, лишив возможности созерцать казнь самых близких друзей. Сунхи и Сонель, Феликс уверен, тоже умерли не самой жестокой смертью, но самомý оборотню досталось худшее — жизнь в постоянном чувстве вины, ненависти к себе, ненависти к своему статусу, к Сокджину, даже к будущему ребёнку — ко всему. Феликс просыпается посреди ночи, распахнув глаза и не чувствуя ничего, кроме своего бешено колотящегося сердца, а перед глазами расплываются лужи крови, оторванная голова Сунхи катится к его ногам, с испачканными алым соком волосами, бездыханное тело Сонеля валится к телу Ён. Кошмары преследуют оборотня постоянно, и одно время он даже боялся спать, но со временем даже кровавые кошмары перестали быть диковинкой. Феликс просто привык. — Ублюдочный кровосос, — сжимая перила балкона до побеления костяшек, прорычал гамма. Ребёнок толкнулся особенно сильно, заставив Кима усмехнуться. Малышу не нравится, что мамочка не любит папочку? Забавно. — Это ты про Юнги, Сокджина или про меня? — с улыбкой и вопросительно поднятой бровью спросил стоящий в дверях Чонгук. Неожиданное и совершенно бесшумное появление вампира Феликса уже давно не пугает. — Про вас всех, — с ответной издёвкой произнёс оборотень. — Все кровососы одинаковые. Просто ты смог охмурить моего брата, поэтому ещё живёшь. Ни Чонгук, ни даже сам Феликс не понимает, всерьёз ли сказаны эти слова. В любом случае, даже если Ким до сих пор желает смерти Чону, то пока отношения Чимина с Чонгуком в полной гармонии, он не сумеет причинить вампиру вреда. Моральных сил не хватит, да и положение не то, чтобы бороться с «нечистью». Поэтому Чон без страха встаёт рядом, облокачиваясь на перила балкона. В воздухе витает земельно-влажный запах только наступающей осени, а кожу приятно обдаёт прохладным ветром. Феликс прикрывает глаза, вслушиваясь в редкую дворцовую тишину, и даже запах крови, исходящий от Чонгука, никоим образом не портит сложившееся минутное подобие идиллии. — Никого я не охмурял, — запоздало отвечает вампир. Феликс молчит, ожидая продолжения чоновой речи. — У нас с Чимином любовь. Я хочу создать с ним семью, вопреки нашим королевским традициям о браке по расчёту. — У вас с ним только секс и ничего более. Тебе, кроме его задницы, ни черта не нужно. О семье не может быть и речи. Наши родители хотят заключить одну дорогостоящую сделку с русалками, ради которой готовы обвенчать Чимина с русалочьим кронпринцем. — Русалки? — Чонгук заулыбался от подобной нелепицы. — Одно дело: межрасовый брак вампира и оборотня, совершенно другое — брак русала с оборотнем. Это даже звучит бредово. — В наше время кентавры женятся на феях, а ведьмы принимают в свои узкие круги супругов-нагов. При том, что веками ведьмы не подпускали к себе даже человеческих мужчин. За Чимина не один альфа готов войну разжечь, так что твои шансы заполучить его откровенно мизерны. Смирись с тем, что у вас дальше постели ничего не зайдёт и наслаждайся, пока он, юный и безрассудный, с удовольствием подставляет тебе свою задницу. Кое-как сдержав за клыками рык, Чонгук сжимает до треска каменные перила, готовый выдать оборотню тысячу причин, почему они с Чимином должны быть и будут вместе, но каждая из тысячи растворяется под напором тайфуна ревности и ненависти к потенциальным претендентам на сердце возлюбленного. — Я и сам любого убью за Чимина, — выдохнув, дабы остудить пыл, произнёс вампир, вздёрнув губу в беззвучном угрожающем рычании. — И плевать мне на всё и на всех, но ради Чимина я… — А я думал, ты сильнее этого, — усмехнувшись, непонятно для Чона, оборвал Феликс, спеша пояснить: — Вот слабое место вас, кровососущих. Стоит вам только отдать кому-то своё сердце, вы становитесь просто жалкими. Любовь — ваша главная слабость. Готовы сотни голов класть к ногам возлюбленных, чтобы вас самих по итогу отшвырнули, как бездомных котят с порога. Или готовы бросить всё ради одного-единственного существа, засевшего в сердце, но по сути своей являющегося абсолютным ничем. — К чему ты всё это? — вскинув бровь, спросил вампир. — А к тому, — Феликс положил руку на едва выпуклый живот, поглаживая и чувствуя биение сердца слабо толкнувшегося ребёнка, — что любовь — зло, особенно в случае вампиров, которое нужно вытравливать на корню. Я не просто бездумно убивал вампиров, будучи охотником. Я анализировал и наблюдал и, знаешь, когда даже самый грехообильный, самый беспощадный вампир влюблялся в Ён, он становился смехотворно лёгкой целью. Ён — девушка-охотник, которую ты прикончил в лесу, — добавил гамма, заметно помрачнев. — Надеюсь, ты хотя бы не глумился над её трупом. — До трупа я опускаться не опускался и не собираюсь, но вот последние минуты её жизни мы провели весело, — злорадно улыбнулся вампир, краем глаза следя за реакцией принца на открытую провокацию — месть за слова о Чимине. Феликс глядит в пустоту, погрузившись в воспоминания, так, словно она — виновница всех попыток жизни сломать его. — Грех было бы не поласкать такие внушительные прелести перед едой. — По краю ходишь, упырь, — рыкнул оборотень, однако Чонгук никогда не отличался способностью притормозить в нужную секунду и продолжил распалять терпение гаммы, выпустившего когти. — А этим бёдрам позавидовал бы даже Чимин. Я не мог не воспользоваться возможностью… подарить такой красавице последний опыт. — Ты — что?! — вскричал оборотень сквозь грозный рёв, схватив вампира за грудки и обнажив клыки. Чонгук скалит клыки в ответ, готовый принять на себя первый удар и достойно устоять, однако лицо напротив в миг вытягивается в изумлении, а после искажается в гримасе боли. Феликс отпускает Чона и хватается за живот, сгибаясь пополам и едва не падая на колени прямо на балконе. Обескураженный, принц оказывается рядом в мгновение, кажется, понимая, в чём дело. Слишком очевидно. — Блядь, какого… какого дьявола так рано? Чон, позови кого-нибудь, пожалуйста. Быстрее. Закрыв глаза на минутную перепалку, Чонгук сопровождает Кима к кровати и пулей вылетает из комнаты, сбивая с ног юного слугу. Тот учтиво кланяется и лишь после этого позволяет себе отряхнуться, даже не успев извиниться, перебитый расторопным «Зови всех знающих слуг. У принца Феликса начались схватки».