«Здравствуй, Тэхён! Опустив формальности, спешу тебе сообщить, мой любимый младший брат и новоиспечённый дядюшка, что этой ночью, ранее назначенного срока, путём долгих и тяжких мучений Феликса, на свет появился новый член нашей семьи — Ким Сонель, первый в роду Ким полукровка. Малыш родился совсем слабеньким и, к нашему изумлению, в облике щенка, но сейчас ни его жизни, ни жизни его мамочки ничего не угрожает. Феликс потерял много крови во время кесарева сечения, но ты ведь знаешь, что нашего упрямца не возьмёт ничто. Так что сейчас он в полном порядке, отсыпается и набирается сил. Хотелось бы узнать, как проходит ваша поездка в Гротт. Как тебе полёт на драконах? Каков их менталитет? Поговаривают, существа они сложные и своенравные, но оттого по-особенному очаровательные. С нетерпением ожидаю твоего возвращения. С любовью, Новоиспечённый дядюшка Чимин»
Не веря словам, выведенным каллиграфическим почерком на бумаге, Тэхён кропотливо перечитывает письмо ещё два раза, а Юнги, притворяясь спящим, чувствует, насколько частым стало сердцебиение оборотня. Письмо тому виной? — Матерь божья, — выдохнул омега впечатлённо, окончательно позволив любопытству Мина поднять его с постели и взглянуть на то, что так подействовало на оборотня. — Прочти, — Тэхён протянул вампиру бумагу и тот мгновенно вцепился взглядом в текст. Эмоции на чужом лице не изменились даже по прочтении. Юнги лишь улыбнулся уголком рта и отдал письмо всё ещё не отошедшему от шока Тэхёну. — Поздравляю с пополнением, — хмыкнул альфа. — Но, пожалуйста, на сегодня отведи свои семейные драмы на задний план. У нас всего несколько дней, чтобы отвлечься от королевской рутины и хоть немного отдохнуть. Сегодня намечаются масштабные драконьи бои — занимательное зрелище, — улыбнулся вампир, завидев чужой заинтересованный взгляд. — Драконьи бои? — принц потёр подбородок, мысленно пробегая глазами по страницам прочитанных им книг о драконах, припоминая что-то до щекотливого знакомое. — Даже сейчас среди драконов практикуются бои двух альф за внимание омеги, — пояснил вампир, прежде чем Тэхён сумел вытащить что-то из своей памяти. — Пару раз в год драконы из разных слоёв общества собираются, дабы решить, кто станет спутником омеги, чьего расположения желают добиться два соперничающих самца. Выигрывает не богатый, более статусный или харизматичный. Выигрывает сильнейший, более пронырливый и внимательный. — Звучит очень интересно! — радостно воскликнул Ким и моментально спрыгнул с кровати, звоня в колокольчик для вызова прислуги. В считанные минуты в комнате появились двое слуг с одеждой в руках, готовые выполнять самые ярые и глупые капризы гостей. Таковых у четы Мин не оказалось, а потому драконы — альфа и омега, похожие друг на друга, как брат с сестрой — наскоро помогли одеться оборотню с вампиром и удалились, не смея мельтешить перед носом. Тэхён любуется своим отражением в зеркале, рассматривая каждую деталь нового костюма, иногда поглядывая на Юнги, наряд которого ещё более роскошен: чёрный пиджак с полами до земли, с пышными оборками по рукавам и чуть ниже спины, ниспадающими почти до полов. Блуза вампира столь же глубокого чёрного цвета — носить иной для Мина просто нонсенс, — и сапоги с небольшим каблуком не выбиваются из общей гаммы, доставая до колен. Вампир подходит к омеге со спины и приобнимает за талию, глядя на отражение пары в зеркале. Они выглядят счастливыми. Интересно, счастливы ли на самом деле настоящие Юнги с Тэхёном — те, что не по другую сторону зеркала? Ответить самому себе на этот вопрос Мин не может до сих пор, хоть и чувствует какую-то особенную правильность в их отношениях. Словно вот оно — место, где они должны быть; чувства, что они должны испытывать. Но что-то не даёт покоя. Возможно, это «что-то» — приближающийся гон, во время которого альфа себя не в силах совладать ни с вампирской, хищной, ни с альфьей сущностью. Тэхён чуть откинулся назад, упираясь затылком и спиной в грудь Мина, и коснулся своими руками чужих, сложенных на его впалом животе. — Юнги? — обратился к супругу Ким, в пол-оборота повернувшись к нему лицом. — Я люблю тебя, — улыбнулся омега. А Юнги не знает, что на это ответить. Тэхён ждёт, с каждым мгновением улыбка сползает с его лица, потому что ответ для Мина не очевиден — он колеблется. Сомневается, может ли ответить чистой и искренней взаимностью, ведь словами разбрасываться не привык. Каждое слово вампира весомо, тем более слова о ненависти или любви. Бросаться такими резкими фразами не в сущности Юнги, поэтому он, затянув с ответом, касается невесомым поцелуем омежьего виска и с улыбкой произносит долгожданное: — Я тоже тебя люблю, Тэхёни. Ким улыбается ярко и счастливо, всем корпусом повернувшись к вампиру и закинув руки на его плечи. Он приподнимается на носках и соприкасается губами с чужими, несмело и неумело, но необыкновенно нежно, словно пересекая границу чего-то дозволенного. Мин отвечает, проводит языком по тэхёновой нижней губе, чуть прикусывает её и углубляет поцелуй, собственнически врываясь в рот языком и проводя им по ряду ровных зубов с выделяющимися маленькими волчьими клычками. Приятно удивлённый таким напором, Тэхён чуть отстраняется, но вампир несколькими уверенными шагами настигает омегу у самой стены, прижимает к ней, не встречая сопротивления, и вновь встречается с чужими губами в страстном поцелуе. Первом их настоящем поцелуе. И вкус тэхёновых губ так же сладок, как и весь омега, от ярко-алых волос до столь же алой крови. Юнги упивается, но держит себя в узде, зная, что, переступив единожды черту, может потерять осознание происходящего. Но Тэхён, как на зло, сам напрашивается на грубость, жаждая большего, чего всё это время Мин не мог ему дать только из-за своих абсолютно необоснованных для других принципов. Ким улыбается в поцелуй, играется со светлыми волосами и поверить не может в своё счастье. Разумеется, любовь — это не только животное желание плоти. Это в первую очередь единение душ и сердец, но когда единение это не предусматривает собой абсолютно никакого физического проявления любви, голову так или иначе посещают мысли о безответности чувств. Одно прикосновение кожи к коже заставляет Тэхёна трепетно содрогнуться, а сейчас они с Юнги впервые целуются, так неожиданно, но так головокружительно. — Это всё гон, — оторвавшись от сочных губ принца, оправдывается Мин. Честно сказать, Киму плевать, что сейчас побудило вампира ответить на поцелуй. Он лишь хочет, чтобы поцелуй этот никогда не заканчивался, бледные миновы ладони никогда не покидали его талию. Оборотень тянется за продолжением, но Юнги резко поворачивает голову в сторону, заслышав лишнее дыхание в помещении. — Кхм, — неловко кашляет в кулак дворецкий, застав пару в не очень удобном положении. Ожидаемо, но от этого не менее неловко. Дракон поклонился и, не поднимая глаз, отчеканил: — Прошу прощения за беспокойство. Его Величество король ожидает Вас в банкетном зале. — Подойдём через пару минут, — холодно ответил Мин, одним взглядом антрацитовых глаз дав понять, что посторонним наблюдателям здесь не место. Дракон покинул помещение сей же миг. Тэхён вздохнул, в его голосе Юнги почувствовал разочарование. — Мы не сможем продолжить? — с угасающими угольками надежды спросил Ким. Отрицательный моток головой вынудил омегу окатить водой последние искры. — Не сегодня точно. У нас много дел. Уже в банкетном зале Сонхва разгоряченно, во всех подробностях и активно жестикулируя рассказывал о том, как в совершенстве должен пройти сегодняшний день. Драконьи бои — мероприятие не быстрое, поэтому меньше одного дня потратить на него было бы просто нецелесообразно. — Обычно мы начинаем с полудня, но в этот раз ради благополучия наших бессмертных друзей, — дракон с улыбкой взглянул на Юнги и Исыль, сидящих рядом и выглядящих как настоящие двойняшки, пусть их и разделяет целая семейная ветвь. — Ради вас мы сделали исключение. В этот раз бои начнутся на закате. Мне кажется, это добавит особого антуража. — Непременно, — кивнул Тэхён, приступая к завтраку. Аромат свежеприготовленного специально для принца мяса кружит голову, однако омега единственный в зале, кто завтракает, и от этого создаётся ощущение лёгкого дискомфорта. Юнги привычно попивает холодную и, честно говоря, отвратительную на вкус кровь (Тэхён вообще сомневается, питается ли Мин чем-то, кроме неё) из высокого бокала, в то время как король с королевой лишь наблюдают за трапезой гостей. Минам не обязательно знать, что вчера с жизнью распрощался один из фамильяров Её Величества, а Его Величество вдоволь насытился в своём драконьем обличии паршивыми жизнями приговорённых к смертной казни преступников.***
— Ким Сонель! Ким Сонель! Ким Сонель! Ким Сонель! Ким Сонель! — смеётся Чимин, крутясь с новорождённым малышом в руках. Ребёнку от роду всего пара дней, а затискать его оборотень успел ещё на три жизни вперёд. Феликс закатил глаза, принимая сына на руки и растягивая губы в не поддающейся контролю улыбке. Маленький розовый, часто плачущий комочек, лишь сегодня утром впервые принявший человеческое обличие. Понять сколько в нём от вампира и от оборотня пока невозможно — все новорождённые малыши выглядят абсолютно одинаково, и даже внешних черт сейчас разобрать нельзя. Сонель родился довольно слабым, но здоровым, и хотя бы за это Феликс готов благодарить Небеса. Ещё будучи в положении, Ким чувствовал растущую с каждым днём любовь к малышу, но, лишь увидев окровавленную мордочку тёмно-серого щенка, хрупкого и беспомощного, он понял: вот ради чего убитыми были десятки вампиров, погибли на глазах Феликса его друзья, ставшие ближе семьи, ради кого принц гнил в подвальной комнатушке и не покончил с собой, оказавшись опороченным ненавистным Сокджином. Его ребёнок, его маленькое бьющееся сердечко, которое ценой жизни — тысяч жизней — нужно оберегать и скрывать от всех невзгод жестокого мира. Сонель стоит всего пройденного и, Феликс искренне надеется, после его появления на свет жизнь хоть немножечко, но изменится в лучшую сторону. Голоса в голове стихнут, тени перестанут выглядывать из-за углов и горящие алым глаза больше не будут пристально смотреть из темноты. Воспалённый разум Феликса наконец найдёт своё успокоение в заботе о чужой жизни, неразрывно связанной с его собственной. — Ты его совсем закружил. Маленький же, нельзя! — ворчит Ким, укачивая малыша. В руках Чимина Сонель много смеётся, но оборотень настолько беспечен, что оставлять ребёнка с ним без присмотра попросту опасно. Старший сложил руки на груди, состроил наигранно обиженное лицо и показал брату язык, пока тот не видит. Зато видит Сонель, и на проделки дядюшки отзывается звонким смехом, вызывая на чиминовом лице белоснежную улыбку во все тридцать два зуба. — А кто у нас такой очаровашка? А кто у нас такая прелесть? — вновь подбирается к малышу Чимин, на что ребёнок улыбается, а Феликс закатывает глаза. Создаётся впечатление, что Чимина Сонель любит больше, чем своего, хоть и не такого весёлого, но всё же родного папу. — Ему спать нужно, — фыркнул гамма, показательно отвернувшись от Кима вместе с ребёнком на руках. Чимин цокнул и, чмокнув напоследок племянника в макушку с мягкими волосиками, вышел из комнаты, прикрыв за собой дверь. Сонелю действительно давно пора спать. — Как малыш? — раздался голос из-за спины, а Чимин от неожиданности подпрыгнул и схватился за сердце, взглянув на улыбающегося Чонгука своим самым недовольным, убийственным взглядом. — Да когда ж ты перестанешь так подкрадываться! Я так из-за тебя копыта раньше времени отброшу! — Прости, прости, — виновато развёл руками Чон. — Просто привычка. Обычно дома все ходили очень тихо и напугать было трудно. Мы очень чувствительны к постороннему присутствию. — Да я понимаю, но, пожалуйста, прекрати так делать, — вздохнул Ким. Сделав шаг вперёд, он оказался непозволительно близко к вампиру и положил голову на его грудь, прикрытую белоснежной рубашкой. — Хорошо, как скажешь, — Чон положил руку на чиминову макушку и пропустил сквозь пальцы мягкие нежно-розовые волосы. Ким издал нечто, напоминающее мурлыкание и умиротворённо улыбнулся. — Может быть, уединимся где-нибудь? — Где, например? — оживился оборотень. — Хотя бы и в твоей комнате. Хотя… — Там скучно, — фыркнул омега. — Мы уже столько раз там… не важно. Пойдём в комнату Тэхёна? Чонгук удивлённо распахнул глаза. Где-где, а в комнате Тэхёна он ещё никогда не был, и уж тем более не занимался там с Чимином непотребностями. — А нам ничего за это не будет? — скептически взглянул вампир на омегу. На самом деле такая идея для пары, любящей заниматься любовью в необычных местах, (притом, что едва ли кто-то из обитателей замка знает об этом) не может казаться непривлекательной. — Не говори глупостей, — усмехнулся Чимин и, взяв Чона за руку, торопливым шагом повёл к одной из «чёрных» лестниц, передвигается по которым исключительно прислуга. Здесь шанс встретить кого-то из родственников сводится к минимуму. — Комната Тэ для меня как родная. К тому же, он сейчас за тысячи миль отсюда, он ничего не узнает. Чонгук кивнул, следуя за оборотнем. Чимину он верит. Комната Тэхёна кажется самой светлой из всех, и именно поэтому вампир не решается зайти туда, пока Чимин не зашторивает окна. Даже погружённая во тьму, она всё равно до тошноты светлая: обилие бежевого в резком контрасте с красным — подушками, постельным бельём и другими мелочами — режет глаз. Однако кровать Тэхёна высокая и просторная, королевская и наверняка очень упругая, идеально подходящая для… — Мх… Гук-а, может быть, не так быстро… — томно вздыхает Чимин, когда Чон начинает покрывать поцелуями заднюю часть шеи, оглаживая бледными сильными руками узкую талию. По омежьему телу волной пробежали мурашки. — Я не хочу тратиться на прелюдии. Я знаю, что ты плохой щеночек, который любит быть наказанным. Так что сегодня будешь жестко оттраханным, — прошептал вампир хриплым голосом, от которого возбуждение тугим узлом свернулось внизу живота Чимина. Чонгук поцелуями поднимается выше и покусывает мочку уха, медленно направляя расслабившегося Кима к кровати, чтобы в следующую секунду опрокинуть омегу на её край и вжаться пахом в призывно оттопыренную попку, стоя едва ли не на коленях. — Гук-и, мне кажется, так нам будет не очень… — Чонгук заткнул ладонью рот оборотня, распахнувшего глаза в удивлении, и огладил свободной рукой скрытую тканью штанов округлую ягодицу, сжав её и вырвав приглушённый стон с уст омеги. Чимину действительно нравится грубее, чтобы до срыва голоса и синяков на шее, чтобы всё тело стонало от жалящих укусов вампира, а сознание было на грани реальности и самого грязного сна. Чонгук прекрасно знает, прекрасно выучил своего возлюбленного. — Тихо, малыш. Непослушные щенки не говорят, когда не позволено. Им позволено стонать, плакать и молить о большем. Если будешь своевольничать, то я тебя… — альфа провёл остриями клыков по яремной вене на шее, предчувствуя восхитительный вкус Чимина — …съем. — Чонгук-а, — выстонал омега, полуосознанно подвиливая задницей к твёрдому паху вампира. Чонгук дьявольски ухмыльнулся и принялся расстёгивать пуговицы чужой рубашки, выцеловывая скулы Чимина. — Постой, постой, постой, — притормозил оборотень и, стоило Чону на мгновение перестать владеть ситуацией, как Ким выполз из-под него на кровать, намереваясь добраться до подушки, и вытащил из-под неё то, от чего Чонгук пару раз недоуменно моргнул, осознавая, не шутит ли Чимин, с улыбкой тряся перед собой бордовым ошейником с бантиком, чёрным кружевом и тяжелым металлическим шариком. — Мой хозяин наденет ошейник на своего любимца? — Чимин всунул вещицу в руки Чону и наклонился ближе, дабы вампиру было легче застегнуть ошейник на его шее. Чон, осознав всю выигрышность ситуации, ухмыльнулся и всё-таки застегнул соблазнительный аксессуар на карамельной шейке принца. — Я знал, что ты у меня грязный, но чтобы настолько… Мне нравится. Но учти, ты сам это начал и я церемониться не собираюсь. — Угум, — кивнул Чимин, и тут же оказался поваленным на пол. Злорадно улыбающийся Чонгук удобно устроился на краю кровати, закинув ногу на ногу и с удовольствием наблюдая за омегой, усмешка на губах которого гласит одно: игра началась, и правила я принимаю. — Для начала попробуем что-нибудь полегче. Покажи преданность. — Как угодно? — уточнил оборотень, подползая ближе к чужим ногам. Вампир кивнул. — Хорошо. Чонгук имеет обыкновение не носить обувь, не считая себя изнеженным аристократом и таким образом показывая свою причастность к наиболее выносливому и сильному классу альф. Пользуясь этим, Чимин осторожно берёт в ладони чужую ступню и оставляет несколько целомудренных поцелуев на бледной коже с темноватыми переплетениями вен. Недоумевающий Чонгук вскидывает бровь, однако не противится и с интересом наблюдает за дальнейшими манипуляциями Чимина, пока омега поднимается поцелуями выше, задирая выше чонгуковы штаны. Когда оставлять поцелуи становится просто негде, Ким поднимает на Чона затуманенный похотью взгляд, от которого принц вздрагивает, и внизу живота скручивается возбуждение. — Хозяин может приподнять бёдра, чтобы я стянул одежду? Она мешает. Столь непривычные ощущения захватывают волной, но уверенность Чимина придаёт сил. Он выглядит так, словно делает что-то обыденное, несмотря на то, что партнёров в постели в него было всего-ничего: сам Чимин и Чонгук, в то время как Чон, отстающий по количеству омег от своего старшего брата-«инкуба» всего на пару десятков, испытывает нечто абсолютно новое и незнакомое. Видимо, знания Чимина в области постельных дел многократно превосходят знания вампира. Чонгук приподнимает бёдра по просьбе, и оборотень одним ловким движением стягивает с него штаны и, к своему приятному удивлению, не обнаруживает под ними нижнего белья. Да, Чонгук определённо настоящий альфа-дикарь. — Я, знаешь ли, никогда не теряю надежду, что в самый неожиданный момент ты предложишь мне потрахаться. Рад, что ты оправдываешь мои ожидания, — хмыкает альфа и откидывает голову, возбуждённо выдыхая, когда Чимин с самодовольством продолжает оставлять поцелуи, но уже на внутренней стороне крепких бёдер вампира, постепенно поднимаясь к стоящему колом крупному члену. Чонгук и подумать не успевает, как половина его органа оказывается в тесной, влажной и тёплой полости рта омеги, который с минетами всегда справлялся по высшему классу, шустрее всех сучек Сокджина. Чимин втягивает щёки и принимает глубже, вынуждая «хозяина» хрипло простонать и откинуть голову в удовольствии, грубо сжимая мягкие розовые волосы на затылке Чимина. — Угх… вот же ж умелая шлюшка, а, — рычит альфа и сам голову омеги на член натягивает, слабо контролируя вырвавшуюся из-под контроля силу. Чимин поскуливает и хочет попросить быть помягче, но на то это и их игра — хозяин и подчинённый. Он сам принял, сам подписался, и теперь должен получать удовольствие. — Где же ты этому научился? — Чон оттаскивает омегу от себя, так и не излившись, но давая время для передышки и ответа на вопрос. У Чимина розовые губы слегка опухли и повлажнели от слюны и предэякулята, а сам он улыбается игриво, облизываясь, нарочно провоцируя. — Много на чём учился. На бананах, на своих игрушках... — Ким усмехается, переводя дыхание. — Особенно на своей прелести. Я вас обязательно познакомлю, во время следующей течки. — Жду не дождусь, — скалится вампир. — А теперь продолжай, сучонок, — и вновь направляет голову Кима к своему достоинству. Омега трётся щекой о головку, чуть ли не мурлычет и полизывает, не торопясь заглатывать целиком. Чонгук на эти действия только хмурится, поглаживая одной рукой нежную шёлковую ткань бордового бантика на ошейнике, а другой массируя напряжённую чиминову шею. — Давай быстрее, — огрызается альфа, и Чимин поднимает невинный взгляд, не понимая, что делает не так. — Иначе я сделаю всё сам. Твоим ртом. Омега кивает и, как прекрасно это умеет, заглатывает наполовину, сжимая член в тесных стенках рта и вырвав у вампира судорожный вздох. Чимин ухмыляется и вбирает глубже, до тех пор, пока не утыкается носом в холодноватый лобок, продолжая ласкать член языком и сжимать в глотке. Чонгук глухо рычит и до боли сжимает нежно-розовые волосы на затылке, когда оборотень чувствует, как крупно вздрагивает орган альфы, выстреливая спермой внутрь. Чимин без приреканий проглатывает всё, почти не ощущая вкуса, и выпускает обмякший орган изо рта, показательно облизываясь. Вампир ухмыляется, глядя сверху-вниз, подперев щёку кулаком, и поощрительно гладит ластящегося к руке омегу за ухом. — Теперь можно мне тоже? — спрашивает Чимин. Хоть их игра и до сих пор в действии, свою долю ублажения он тоже хочет получить. Чонгук цепляет пальцами ошейник и подтягивает к себе, томно шепча на ухо: — Скажи мне, чего ты хочешь? Чимин с удовлетворённым видом залезает на колени к вампиру и затягивает в поцелуй, крепко сцепив руки вокруг мощной шеи. Чонгук улыбается в поцелуй и в пару движений раскладывает омегу на кровати, оказываясь сверху и вгрызаясь в пухлые, сладкие губы. Омега сладко постанывает и подаётся бёдрами вперёд, толсто намекая на то, что ждать своей очереди ещё дольше не намерен. — Ты всё ещё мой щеночек, Чимини, — шепчет вампир, усыпая лепестками-поцелуями линию челюсти возлюбленного. Чимин кивает, едва воспринимая слова Чона. — Очень грязный и очень провинившийся. Так что встань на четвереньки и будь послушным. Ким выполняет приказание беспрекословно, прогибаясь в спине и пояснице, потираясь задом о чужое возбуждение в немой просьбе взять себя, немедленно и грубо. Чонгук не тянет и вводит два пальца в неразработанный проход, который, к не очень большому удивлению, принимает их без проблем и вполне свободно, а сам Чимин высоко стонет, когда кончики пальцев касаются простаты и удовольствие прошибает тело волной электрических разрядов. Чон с уверенностью добавляет и третий палец, грубо трахая ими скулящего омегу, и звонко шлёпает по округлой ягодице, когда Ким особенно настырно сам насаживается на пальцы. — Тр… трахни меня! Я хочу тебя, Чонг… а-ах! — второй шлепок по другой ягодице, после которого на карамельной коже остаётся розоватый след от ладони. Чонгук перестаёт двигать пальцами внутри Кима и, оказавшись ближе, шепчет на ухо так, что у Чимина мурашки от самых лодыжек к макушке пробегают: — Как ты говоришь со своим хозяином? Научись просить правильно. — М-м-м, вставьте мне, господин, пожалуйста… я так хочу почувствовать… почувствовать вас. — Так-то лучше, — довольно хмыкнул Чон и, освободив нутро от своих пальцев, приставил к нему член и вошёл наполовину, вынудив Чимина выгнуться и податься бёдрами навстречу. — Да, да, да, Чонгуки! — едва не кричит омега, когда в несколько быстрых, глубоких толчков вампир несколько раз попадает по комочку нервов. Чонгук покрывает маленькими поцелуями обнажённую спину, ускоряя амплитуду толчков всё больше, не теряя глубины проникновения. Чимин упирается локтями в кровать, пряча в них лицо и тяжело дыша, в перерывах между толчками выстанывает имя возлюбленного, тем самым придавая альфе сил. Чонгуку, на самом деле, не трудно держать быстрый темп. Мало что может по-настоящему утомить вампира, и в сравнении с этим дикий секс — это отдых и приятное провождение времени, а стоны Чимина и его томное произношение имени Чонгука — главное поощрение. Омега кончает первым, когда сил на голос уже не остаётся, и обессиленно падает на кровать. Вытащив член, альфа изливается следом и на последок оставляет поцелуй на влажном от пота затылке, присоединяясь к уставшему и готовому уснуть Чимину. Правда, Чимин никогда сразу после оргазма не засыпает — ему бы поговорить. И сейчас он тоже смотрит на Чонгука с улыбкой, безмолвно сотни раз признаваясь в любви. Для Чона улыбка любимого — святыня, и после жарких игр она кажется особенно нежной и расслабленной. Чонгук тоже улыбается смущённо, даёт волю истинной, мягкой сущности и пододвигается ближе, прижимая принца к себе, вдыхая дурманящий малиновый аромат. — Клянусь, я женюсь на тебе, Чимини, — сладко тянет Чон и оставляет поцелуй в уголке губ, такого же нежного малинового цвета, впору запаху Кима. С лица последнего отчего-то исчезает улыбка, сменяясь удивлением и непониманием. — Правда? Женишься? — спрашивает с надеждой Чимин. Чонгук уверенно кивает. На такие темы не шутят. — Плевать мне на то, что скажут твои родители. Я хочу быть больше, чем просто партнёрами по извращенному сексу. Я хочу показать нашу любовь всему королевству. И детей от тебя хочу, и жить вместе, и смеяться вместе. И отказ не принимается, детка. Не захочешь — украду тебя и буду охранять, как дракон золото, — Чон переплетает свои длинные тонкие пальцы с чиминовыми, маленькими и аккуратными, и лишь подняв глаза замечает, что омега прячет покрасневшие от первых слёз глаза, улыбаясь тепло и умилительно нелепо. — Я-я согласен, Чонгуки. Я тебя… я тебя люблю больше жизни. Ты — моя душа, — и Чимин кидается в крепкие объятия, окончательно отдавая волю слезам. — Л-люблю тебя, Чонгуки. Сильно-пресильно. — А я тебя сильнее люблю. Ты моё золото, Чимини.