Огонь и Лёд

»…в качестве трофея — твой омежка…» «…получит Тэхёна на одну ночь…»

Мин хватает протянутую ему Сонхва руку и с почти садистским наслаждением вслушивается в хруст трескающихся костей, выкручивая конечность мучительно медленно, пока дракон, вопя от боли, с большим усилием не вырывает руку из стальной хватки. Грубый синяк наливается за считанные секунды и, дабы сохранить в невредимости свою и чужие жизни, Пак приказывает всем — стражникам, дворецким и простым набежавшим служкам — покинуть комнату и тотчас привести полубезумному вампиру любого омегу или девушку, которых убить будет не жаль. — Пустите! Пустите меня! — пара драконов не успевают перехватить юркого омегу и тот проскальзывает сквозь толпу, замирая впереди всех. Их с Юнги взгляды пересекаются и застывают, связанные друг с другом незримым, но нерушимым канатом. Мин выглядит одновременно и уязвимо, и пугающе, полуобнажённый посреди остервенело разорванного постельного белья, со всепоглощающей тьмой в глазах, словно в диком приступе жажды крови. Бешено колотящееся сердце Тэхёна отбивает обратный отсчёт до того мгновения, когда Юнги накинется на него и сорвёт всю ненужную одежду, наплевав на рамки и чувства. Но каждая новая секунда кажется вечностью, в которой они замёрзли, обратились ледяными статуями, способными лишь бездвижно стоять и утопать в беспокойных глазах друг друга. Сонхва раздосадованным рыком приказывает покинуть комнату всем и удаляется сам, оставляя наедине вампира и оборотня. Только когда оглушающая тишина вокруг начинает казаться неправильной, давить и зажимать, Тэхён, отмерев, бесстрашно делает шаг ближе к Мину. Однако подойти хоть на метр не успевает, в миг оказавшись стоящим до неприличного близко к вампиру. — Юнги, нам… — начал омега тихо, но свирепый оскал острых клыков на лице напротив заставил не продолжать лишней сейчас фразы. — Замолкни, — едва тёплые, особенно настойчивые и ничуть не ласковые губы коснулись мягких тэхёновых, от неожиданности поначалу сомкнувшихся, но, получив укус в верхнюю, тут же раскрывшихся, уступив вампиру полную ведущую роль. Тэхён поддаётся, не смея возражать и интуитивно предчувствуя, что непослушание обязательно повлечёт за собой наказание. Одна рука Мина путается в растрёпанных алых волосах и причиняет обжигающую, сладкую боль, грубо оттягивая пряди; вторая, как остужающий жар поток прохладной речной воды, пробирается под блузу и с поясницы томительно перетекает на спину, царапая кожу короткими ногтями. Омега плавится под контрастом действий, жадностью губ и и нежностью прикосновений, поддаётся, позволяя лепить из себя что угодно голодной душе. Как зверь, терпеливо, но неумолимо достигающий своей жертвы, вампир прижимает оборотня к стене и делает то, чего давно желал, но лишь сейчас ощутил острую, жизненную необходимость — спускается от губ по линии челюсти и шее ниже, к своей первой метке. Давно зажившей, приобрётшей коричневатый оттенок, но по-прежнему гордо кричащей: «моё». Юнги выцеловывает её жадно, впитывая в себя с новой силой это бесценное «моё», желая вновь оставить свой след, и там где ни шарф, ни рукава, не перчатки не скроют принадлежности. Куда любой лишь бросит взгляд — замрёт в оцепенении и ни на шаг не приблизится, видя, что занято. Отобрано, помечено. И Мин никогда не поймёт, что след такой он давно уже оставил. Гораздо глубже, гораздо сильнее, чем может увидеть самый зоркий глаз. Юнги опрокидывает омегу на кровать и шепчет в полубезумстве: «Моё, моё, моё», и Тэхён вторит ему уверенно, чётко: «Твоё. Только твоё, только твой». Пока до вампира, сквозь пелену животного желания, не доходит весь смысл слов. Гораздо больший, чем простые четыре буквы. Больший, чем любые слова. Юнги замирает, так и не разорвав до конца многострадальную блузку, сидя между разведённых ног омеги. Тэхён весь небрежный, весь мокрый от пота и желания, возбуждённый. Счастливый. Наконец-то нужный, наконец-то желанный. Улыбается сладко, расслабленно, и тянется к вампиру сам, не желая останавливаться. Притягивает за шею и топит в поцелуе их обоих, в самой глубине неозвученных чувств, в долгой разлуке и тоске по близости. Первые секунды Мин не отвечает на настойчивые действия омеги, надеясь на то, что Тэхён внезапно возьмёт и оборвёт всё, сам остановится и остановит альфу на грани риска. Но Тэхён не притормаживает, а напротив: целует чувственнее, к телу жмётся ближе, силясь слиться воедино и больше никогда не расставаться ни на минуту, ни на кратчайший миг. И Юнги наконец говорит себе «можно». Не срывается с цепи, как оголодавший волк, но и не нежничает с оборотнем. Идеальный баланс грубости и ласки в поцелуе, хватке и темпе сводит Тэхёна с ума, заставляя улыбаться против воли, слезиться глаза. Наконец-то, чёрт побери. Блузка ненужной тряпкой улетает с кровати на пол и, пока ловкие руки вампира стягивают с худых бёдер штаны вместе с нижним бельём, обнажая взору чистую карамельную кожу, длинные, невероятно красивые ноги и, пусть не особенно пышные в ягодицах, но достаточно широкие бёдра. Аккуратный член принца давно и крепко стоит, покладисто ожидая своей доли внимания, но Юнги Тэхёну прикоснуться к себе не позволит точно. — Не смотри так, пожалуйста, — Ким инстинктивно сдвигает ноги, слабо сдавливая Мина между ними, стараясь хоть немного прикрыться, чего вампир основательно не понимает. — Ты стесняешься? — спрашивает с поддиркой, но когда Тэхён неудобно кивает, вздёргивает бровь и раздвигает обхватившие его вокруг торса ноги самостоятельно, любуясь очаровательным румянцем на насупившемся лице. — Правда стесняешься? Чего? Ты прекрасен, — не ложь, но чистая правда. Ким пытается подавить смущённую, очаровательно кривоватую улыбку, но выходит у него паршиво. — Я просто… худощавый до ужаса. Из-за болезни. Ем хорошо, даже очень, но ничего не меняется. Задница плоская, ноги как тростинки. Сколько себя помню, всегда таким был. Не думаю, что тебе понравится. Если бы Юнги в данной ситуации мог пафосно, наигранно и совершенно ни к месту рассмеяться, он бы с удовольствием это сделал. Потому что эти слова — последнее, что он ожидал услышать от омеги. — Это ты, глядя на сочную фигурку Чимина, комплексов себе навешал? — откровенно насмехается Мин и проводит прохладной ладонью вдоль открытой ключицы, тонкой, которую так и хочется искусать. Комплимент в сторону фигуры старшего брата на мгновение разжигает на прелестном лице искорку ревности, но та затухает почти моментально. — Глупый. Глупый до ужаса, а никакой не худощавый. Ты видел свою бесподобную шейку? — в подтверждение своим словам вампир протяжно и влажно поцеловал пульсирующую жилку на тонкой шее, созданной лишь для того, чтобы Юнги мог пить оттуда невероятной сладости багровый нектар, дурманящий и лишающий рассудка. — А свои чудные ножки? — Мин провёл рукой от напряжённого колена вниз, к стопе, и оставил поцелуй на подрагивающей лодыжке. — Тебе не нужно иметь округлых ягодиц, чтобы быть привлекательным. Ты меня с ума сводишь, понимаешь? Одним своим существованием. Кровью, запахом, невинной душой и, несомненно, прекрасным телом. Рядом с тобой я чёртово животное, зверь, дорвавшийся до мяса после недельной голодовки. Если я ещё хоть раз услышу, что тебе не нравится твоё тело, я буду целовать каждую его часть так долго, пока засосы на них не посинеют и не начнут кровоточить. Не ожидавший такого развёрнутого признания, Тэхён ненадолго замер в удивлении. Юнги действительно считает так? Действительно считает, что весь Тэхён, от макушки до пят, прекрасен? — Правда? — произнёс омега, не веря, но ответом послужили закатанные в секундной раздраженности глаза и новый поцелуй в губы, насыщенный, жадный и жаркий. Мин дерёт тэхёновы губы лишь с мизерной осторожностью, силясь не пустить кровь и не причинить чересчур много боли, но не сдерживая наплыва разгорячённой страсти. Он хозяйничает в призывно раскрытом рту, обводит языком ряды зубов и одну за другой покусывает припухшие от ласк губы, словно пытаясь съесть их. Был бы Юнги гулем, вряд ли бы отказал себе в удовольствии полакомиться таким сказочно аппетитным омежкой с такими невероятно притягательными губами. Тэхён сам раскрывает ноги и заносит руки над головой, чтобы не начать ублажать себя самостоятельно, вздыхает томительно, когда руки Мина касаются внутренних сторон его бёдер, оглаживая бархатистую кожу. С превосходным оливковым загаром, чистую и мягкую, на которой вампир вереницей оставляет поцелуи, спускаясь к стоящему в ожидании ласки, подрагивающему члену. Мин не церемонится и сразу же целиком берёт в рот розовую головку, от чего Тэхён выгибается мостиком и сжимает до дрожи в ладонях мятую простыню, допуская грязное ругательство из непорочных уст. Юнги мысленно ухмыляется бурной реакции, и даже собственное животное желание поскорее жестко вытрахать любое живое существо немного отходит на задний план, возвращая разуму частичную ясность. Если так Тэхён встречает каждое телесное удовлетворение, то Мин готов вновь ненадолго нацепить намордник на своего только-только дорвавшегося до свободы зверя и позволить себе насладиться столь богоподобным зрелищем. Тэхён, обнажённый, распластанный на кровати, горячий и влажный, заломивший брови и дышащий прерывно, неровно, откровенно жаждущий альфы внутри и снаружи себя — разве не стоит эта картина всех земных благ? Вобрать член в рот наполовину не составляет особого труда благодаря не самому выдающемуся омежьему размеру, как и начать сжимать в тесных стенках пульсирующий орган, стимулируя и вынуждая Кима прикусывать губу до розового следа от зубов и красноватого — от показавшихся клыков. Тэхён переносит руку с кровати на светлый минов затылок, не успевая запустить руку в волосы, как содрогается всем телом, когда, поглотив целиком, вампир начинает двигать головой сверху-вниз, имитируя погружение органа в полость. — Боже мой… А-ах! Юн… Юнги… — голос оборотня, как и его кожа, бархатистый, мягкий, но такой греховный и полный запретного удовольствия, что Мин чувствует себя демоном, совращающим невинную деву, но новый стон, едва не переходящий в крик, греет слух тёплым мёдом, плавно перетекающим в низ живота и до краёв утяжеляющим без того налитый член. — Мне кажется, кое-чего не хватает, — произнёс Мин, выпустив изо рта чуть поникший орган, который, едва ощутив свободу, вновь встал. Тэхён толкнулся бёдрами наверх жалостливо, полуосознанно, млея от чувства пустоты и холодка по телу. Изящные пальцы касаются сфинктера, абсолютно влажного, под которым давно образовалось небольшое пятнышко из естественной смазки. Осторожно Мин проникает внутрь фалангой указательного пальца, стараясь быть предельно осторожным, но палец почти беспрепятственно проникает на две фаланги. Быть может, Тэхён готовился, может, просто слишком возбуждён — все вопросы остаются неозвученными. Лёгкий дискомфорт сменяется смесью тягучей боли и бьющего тонким электрическим зарядом удовольствия. Юнги растягивает уже двумя пальцами, погрузив их внутрь до самых костяшек, и омега вздрагивает, когда кончик среднего пальца касается чувствительного комочка нервов. — Потерпи, я постараюсь побыстрее, — успокаивает вампир, оставив короткий поцелуй на внешней стороне ладони Кима. Тот смущённо улыбается, кивая. — Прости, просто… я никогда не разговаривал с Чонгуком, когда это делал он. Я был не совсем в сознании. — Я знаю, — усмехнулся альфа. Тэхён снова вздрогнул, приглушенно проскулив, почувствовав новый укол удовольствия внутри. — Больше я тебя в его руки не отдам. Была б моя воля, и тогда бы не оставлял тебя ему, — чуть мрачнее добавил Мин и опустил руку на навечно изуродованную большим рваным шрамом тэхёнову ногу. Это простить младшему брату Юнги не сможет. — Не волнуйся, он был внимателен. Если бы… ау! — оборотня внезапно притянули ближе к себе, не переставая растягивать уже тремя введёнными на две фаланги пальцами. Вампир, проведя носом по шее от уха до её основания, глубоко вдохнул яркий ванильный аромат трепетно ожидающего каких-то резких действий Тэхена. Запах вновь разжёг дикое желание поживее впервые отыметь помеченного собою омегу. — Ты готов? — вопрос уточнения не требует. Ким чувствует, как Мин бережно вынимает пальцы, напоследок проведя ими по впадинке меж ягодиц. Не пышущий уверенностью, Тэхён кивает и закрывает глаза, но вместо резкого вхождения альфы внутрь себя и мгновенного интенсивного темпа ощущает тонкие нежные губы на своих, ласково их сминающие без намёка на грубость. Оборотень отвечает, чуть прикусывая верхнюю губу партнёра, и чувствует, как медленно, словно боясь повредить что-то хрупкое и ранимое, его нутро растягивает погружающийся орган. — Дьявол, — прорычал Мин, зажмурившись. Бесцеремонная альфья сущность жаждет проявить себя в полной мере и, откинув лишние формальности, взять и получить своё, наплевав на чувства и удовольствие пары, но Юнги выдыхает и неспешно толкается, глубоко, тактично и внимательно. Оборотень откидывает голову, делая глубокий вдох и принимая второе движение бёдрами, уже более уверенное и чуть напористое, но по-прежнему сдержанное. От глубины и чувственности по телу Тэхёна проносится мелкая дрожь. Порой лучше глубже и медленнее, чем жестче и расторопнее. — Тэхён… — шёпот в район ключиц, по одной из которых тонкой змеёй проползает влажный язык, оставляя холодящую дорожку. Омега пропускает ладонь сквозь миновы волосы и распахивает глаза, чуть не вскрикивая, когда новый толчок ударяет прямиком по самой чувствительной точке одновременно с точным укусом двух заострённых клыков во впадинку над ключицей. Вампир с упоением наблюдает, как красиво вытекает из раны кровь, скапливаясь над костью и стекая вниз по обнажённому телу, радуя истосковавшийся по кровавым расправам глаз. Слизнув с ключицы кровь, Юнги опрокидывает оборотня на кровать, нависая сверху. Кровавое пятно растекается над плечом блаженно раскинувшегося оборотня, лишь тихо постанывающего от нарастающей амплитуды жадных движений. Тэхён томно приоткрыл один глаз и улыбнулся измученной, но абсолютно счастливой улыбкой. Бесценно. — Я… так долго мечтал об… об этом, — прошептал оборотень. Юнги наклонился, слизывая и высасывая из аккуратной кровоточащей раны кровь. Горячий шёпот обжёг его ухо. — Мечтал со дня нашей свадьбы. И не понимал, почему ты поступаешь так жестоко, отвергая меня. А затем… затем Чонгук рассказал всё. Мне… мне так жаль, Юнги… — Ни слова больше, — прорычал Мин. В голосе досада идёт трещинами словно камень и обрызгивает острыми осколками Тэхёна, вынуждая прекратить говорить. Когда-когда, а вспоминать первую любовь, трахая другого омегу, вампир не намерен. И он вбивается в податливое тело жестче, вымещая все обиды, все сожаления, боль и потраченное на самотерзание время. Ким не терпит — он наслаждается и сам подаётся бёдрами навстречу, пропуская сквозь себя чувства своего альфы, забирая худшее, что осталось в прошлом, и возвращая лишь самое тёплое, безмолвно говоря: Мы разрушим и построим по-новому. Мы не склеим разбитое — создадим своё, нерушимое. Только для нас, до конца наших дней. Юнги хочет верить. И верит. Он вцепляется в омегу, как в последний шанс на спасение, и целует отчаянно, в ответ получая желаемый покой, нежную безвозмездную любовь, которую омега готов предоставить, не ожидая отдачи. — Тэхён… — Мин обрывает соединяющую их ниточку слюны маленьким поцелуем и тут же чувствует, как его член туго сжимается омежьим колечком мышц. Тэхён запрокидывает голову и громко простанывает, кончая и марая спермой свой живот и грудь. Юнги от такого зрелища улыбается и, несколько раз толкнувшись, изливается следом глубоко в чужое нутро, гортанно рыча. Улыбка не сходит с лица принца после оргазма, кажется, став только шире и счастливее. Вампир не особенно понимает, чему так по-детски радуется омега, но не улыбнуться тоже не может. — Юнги, пожалуйста… — омега в объятьях приникает ближе, зарывается носом в бледные ключицы и грудь, силясь вдохнуть природный аромат альфы, которого, по сути, и не существует, — скажи, что любишь меня. Неожиданная просьба на миг вводит Мина в ступор. Костлявыми пальцами он перебирает багровые волосы, прижимает Тэхёна ближе и целует в макушку. Здесь и без слов понятно: Юнги любит. Любит искренне и поистине тепло. Но обрывочно, неполно, не в силах отдать абсолютно всё, что имеет. Так, словно в шёлковом полотне их любви имеются проплешины. — Люблю тебя, — шепчет вампир на выдохе, и Тэхён облегчённо выдыхает следом. Повисает молчание, нарушаемое мерным дыханием омеги и нежными поглаживаниями по алой голове. До Тэхёна доходит внезапно, маленьким красочным фейерверком взрываясь в запоздало озарённом уме, и от этого оборотень даже еле ощутимо вздрагивает, что не утаивается от вампира. — А есть же… — чуть отстраняется Ким, глядя на супруга с озадаченностью, беспокойством, страхом и ожиданием в трепетно бегающих тёмных глазах, — есть же шанс того, что я… забеременею? Юнги усмехнулся, забавляясь. При всей раскрепощённости и нередкой дерзости, во многих простых вещах Тэхён невинен до смехотворного. Снисходительно улыбнувшись, Мин потрепал взъерошенную омежью чёлку и чмокнул в украшенный родинкой крупноватый нос. — Если ты не принимал ничего противозачаточного, то разумеется. В мгновение Тэхён просиял и, что-то высоко и невнятно пропищав, кинулся к альфе на шею. С такой силой и нежданностью, что, кажется, у Юнги там что-то хрустнуло. — Я так долго мечтал! — между счастливым писком и невнятными, приглушёнными, не менее счастливыми фразами. — Мы станем семьёй! — Ах, Тэхён… больно, отпусти… — Ай, извини, — неловко улыбнулся Ким. Мечтательно закатив глаза, он снова воткнулся носом в холодноватое плечо. — Но я так счастлив, так счастлив… — Тише, — успокаивающе гладит по расслабленной спине вампир, массируя позвонки у шеи. — Я тоже счастлив. Спи спокойно. А я буду охранять твой сон. — Хо… — омега измотанно, умилительно зевнул. — Хорошо. Сладких снов. — Сладких снов. Тэхён никогда не спал так спокойно и прекрасно.