***
Узнав о том, что мать с отцом приняли в их семью (во всяком случае, так говорила Хана Чонгуку) нового члена, Сокджин на парах ездового скакуна понёсся в отделённую гостю комнату. — Где?! — мальчишка распахнул двери, тяжело и прерывисто дыша. Одновременно на него уставились две пары глаз: Чонгука, обнажённого, сидящего, поджав ноги, в небольшой бадье с тёплой водой, и служанки, заботливо омывающей худощавую спину вампира. На лице их отразилось удивление, на лице Сокджина — чистый восторг и белоснежная, широкая клыкастая улыбка. Принц с присущей детям шустростью оказался возле Чона и протянул ему руку в приветствии. — Здравствуй! Я Джин, — представился Мин. Чонгук, по-прежнему несколько смущённый, протянул доброжелательному незнакомому ребёнку руку. — Привет. Я Чонгук, — произнёс он неуверенно. Сокджин смешливо сощурился и нарочито игриво ответил, наклонившись ближе: — Я знаю. Потому что ты теперь мой братик! — радостно воскликнул он, хлопая в ладоши. — Мы с тобой будем дружить и играть вместе! — Братик? — переспросил Чон слегка недоверчиво. Поумерив пыл, Джин кивнул. — Братик. Мама с папой сказали так. Теперь ты будешь жить с нами, кушать за одним столом, и тоже будешь принцем! Маленький Чонгук немного нахмурился и неудобно поёжился, ещё сильнее сжавшись в небольшой комочек. Он негромко и чуть мрачновато ответил: — Моих сестёр — Сохён и Ханджу — в живых больше нет. Мамы с папой тоже. Твои мама и папа — не мои. И ты мне тоже не братик. В глазах Джина в считанные мгновения погас счастливый озорной огонёк. Служанка, наблюдающая за детской сценой драмы, даже забеспокоилась, как бы неопытный гость не разозлил наследника. Ранимый принц ничуть не разозлился, однако выглядел, как увядший подснежник — прекрасный, но огорчённый отвержением, печально повесивший голову. — Но братик же… — Не братик, — не дал договорить Чон. Поняв, что дружбе не быть, расстроенный Джин медленно поплёлся прочь из купальни, понурив плечи и шаркая подошвами ботинок. Ощутив горечь вины, Чонгук взглянул вслед стоящему спиной в дверном проходе ребёнку и случайно встретился с ним взглядом. Не успел мальчишка моргнуть, как в миг его крепко стиснули в объятьях, невзирая на то, что Чон был по пояс в воде. Джин не жалел сил и одежды, которая теперь была промокшей насквозь, чтобы показать всю величину своего желания дружить с новым жителем замка. — Нет, братик! — упрямо, но вместе с тем жалостливо возразил Мин, носом зарываясь в чужую шею. — Всё равно братик! Ты со мной не дружи, а я с тобой буду! Потому что братик! Чонгук не смел ничего противопоставить, как и нормально вздохнуть, чтобы произнести хоть что-то. Настойчивость Его Высочества поражала. Как только Джин, получив десяток кивков безоговорочного согласия, наконец, выпустил Чона из объятий, он с довольной миной на симпатичном личике присоединился к купанию «братика», заставив Чонгука основательно пожалеть о первоначальном отказе в дружбе.***
Юнги всегда был не по годам взрослым ребёнком. Рассудительным, здравомыслящим, серьёзным — без единого намёка на детсткую наивность и с редким проявлением нежности. Позволить себе расслабиться и опустить статус принца молодой вампир мог только в единоличной компании матери, без посторонних взоров. Лишь тогда в нём просыпалась жажда материнской ласки: он взбирался на колени к королеве, позволял гладить себя по голове, целовать в щёки, непринуждённо говорил с мамой на отстранённые темы, пока им никто и ничто не мешало. Появление при дворе нового привилегированного лица Юнги воспринял в штыки, не имея ни малейшего желания сближаться с Чонгуком. В нём Мин видел лишь конкурента за трон, причём даже более серьёзного, чем родной брат — родители уже поднимали вопрос о том, стоит ли в качестве наследника короны определить вместо наивного, безответственного и безамбициозного старшего сына младшего — одарённого умственно, рационального и беспристрастного. Если Джин и сам не желал присягать на престол, то от Чонгука ожидать можно было чего угодно. Вдруг он переймёт симпатии родителей на свою сторону? Вдруг окажется более достойным, чем Юнги? Вдруг именно ему — безродному крестьянину — достанется после ухода родителей вся власть? Мин не знал, и потому держал дистанцию. Чонгук жил под одной крышей с королевской семьёй уже неделю, и понемногу начал осваиваться, привыкать. Правда, с младшим принцем общий язык так и не нашёл. — Юнги, детка, ты пойдёшь с нами охотиться? — спросил за обеденным столом у сына король. Тот покачал головой, лениво ковыряя мясо в тарелке и изредка попивая кровь из хрустального бокала. — Для чего? У нас и так полно крови — хоть человеческой, хоть эльфийской, хоть животной. И ещё лес идти разорять. — Азарт, — улыбнулся Его Величество, — только и всего. Но если ты предпочтёшь охоте обучение, я не против. С нами пойдёт Чонгук. Чон отвлёкся от еды и поднял глаза на принца, взгляд которого ледяной иглой пронзал то улыбчиво провоцирующего отца, то самого гостя, отношения с которым были насквозь пропитаны ревностью и завистью. Чонгук сглотнул. — Как пожелаете, — Юнги пожал плечами, умело скрыв свою неприязнь за равнодушием. Ему ли не привыкать.***
В лесу было влажно и прохладно, ранним утром солнце ещё не вышло из-за горизонта, хотя небо уже посветлело. Чонгук любил такую погоду, потому что чаще всего гулял и охотился ночью, а днём, особенно при жарком солнце, находиться на улице не мог — вампирская кожа очень чувствительна к лучам солнца. Поэтому варианта всего два: либо выбираться из дома ночью, либо ранним утром, перед сном, либо же в пасмурную погоду — дождь никто не отменял. Вокруг было тихо, и лишь птицы щебетали, шептался высоко над головами ветер. Его Величество, четыре человека стражи, Чонгук и Сокджин — скромная команда, но для любительской охоты — самое оно. Стража осталась отдыхать у кареты по приказу короля, чтобы не сбивать азарт от охоты и не мешаться под ногами. Ответственность за маленьких принцев, разумеется, Итык взял на себя. — В замке у нас достаточно фамильяров, поэтому крупную дичь не трогайте, — наставлял король, следуя за любопытными детьми. Чонгуку и Джину охота, пусть и только игровая, была одинаково интересна. Джину — потому что и так на улицу выходил нечасто, а уж тем более в лес. Чонгуку — потому что давно не охотился на зверьё самостоятельно, ещё и в новом месте. Остановившись посреди леса, окруженные деревьями, валунами и кустами, вампиры прислушивались. Среди шёпота ветра, выкриков птиц и стрекотания сверчков трудно уловить дыхание или звук шагов зверей. Чонгук шелохнулся первый. Резко повернув голову на запад, он моментально сорвался на бег. Итык и Джин удивлённо сопроводили взглядом скрывшегося за деревьями младшего и запоздало бросились вслед за ним. Молодой светло-коричневый заяц не успел залезть в норку, схваченный за длинные задние лапы проворным Чоном. Вампир вцепился в горло животного и крепко сжал челюсти, удушая. Когда король с принцем настигли Чонгука, он гордо сидел на траве с поднятым подбородком, любуясь своей скромной, но достойной добычей. Заяц был убит быстро и аккуратно, так, что даже шерстка почти не пачкалась. Впечатлённый, Итык внимательно осмотрел жертву и одобрительно потрепал маленького охотника по голове. — Умница, Чонгуки, настоящий охотник! Джин, учись! Сокджин сделал вид, что обиделся, надув губки и сложив руки под грудью, но он тоже был сильно горд своим сильным и ловким младшим братом. Впоследствии домой семья с пополнением вернулась только тогда, когда солнце уже вовсю жарило и сжигало посевы ржи на пашнях. Резво выскочив из кареты, король с сыновьями, смеясь, поскорее бежали в замок, укрывшись от огненных лучей, словно плащами, верхней одеждой. Его Величество, похоже, был младше своих сыновей, потому что детским весельем наслаждался пуще Чонгука и Сокджина. — Кто последний, тот пьёт мышиную кровь! — выкрикнул он, пустившись вперёд детей, которые, подняв над собой пиджаки, поспешили вслед за отцом наперегонки. — Ты когда-нибудь повзрослеешь? — вздёрнув бровь и скрестив под грудью руки, строго произнесла Хана. Рядом с ней, такой же хмурый и в точно такой же позе, стоял маленький Юнги, глядя на Итыка с осуждением. Сходство матери и сына лишь больше позабавило вампира, и он, перехватив у слуги зонт, которым тот закрывал Её Величество, коснулся своими губами губ супруги, за зонтом скрыв поцелуй от любопытных детских взглядов. У королевы никогда не хватало сил злиться на мужа за его ребячество и несерьёзность, и в очередной раз она сдалась, плавясь от яркой, сияющей улыбки. — Ни-ког-да, — по слогам сказал Мин. — И ты прекрасно это знаешь. — Знаю, — усмехнулась Хана. Раздался тоненький мальчишеский голосок: — Ну фу, мама, папа! — недовольно сощурил глазки Сокджин. Во-первых, ему тоже хотелось, чтобы кто-нибудь чмокнул его в щёчку или в губки, а во-вторых, не очень приятно, когда почти у тебя на глазах лобызаются взрослые люди. Родители одновременно рассмеялись. Семья в полном сборе шумно двинулась в замок. На улице холодало. А Чонгук впервые за долгое время чувствовал себя счастливым.***
Раздался короткий стук в дверь. Самостоятельно взбивающий перед сном подушку юный Чон оглянулся и увидел в щёлке дверного проёма красивое улыбающееся личико старшего брата. — Ты ещё не спишь, Чонгуки? — спросил он шёпотом, озираясь по сторонам. Маленький вампир покачал головой и уселся на краю кровати в чистой белой, чуть великоватой ему ночнушке с кружевным воротничком. Принц, тоже одетый в ночную рубашку, но светло-голубую, юрко проскользнул в комнату, а вслед за ним лениво плёлся сонный и недовольный Юнги, внутренний протест которого ясно читался по нахмуренным чёрным бровкам. Метнувшись к огромной чоновой кровати, Сокджин с разбега взобрался на неё и повалил на мягкие, свежие простыни самого Чонгука, заливисто смеясь. — Доброй ночи тебе, Чонгуки! — выпалил громко мальчишка и с чувством чмокнул пухлыми розовыми губками младшего брата в напряжённый лоб. Вытерпев, новый член семьи с детским отвращением скривился и сам опрокинул Мина на кровать, вызвав у дружелюбного Джина только радостную реакцию. — Доброй ночи, — негромко пробурчал стоящий неподалёку Юнги. Он чувствовал себя немного лишним и ушёл первым. Вскоре и Сокджин тоже направился в свои покои. — Спи сладко, братик, — улыбнулся принц, перед уходом погасив в комнате единственную горящую свечу. — И тебе сладких снов... Джин, — неуверенно отозвался Чонгук, но подбадривающая улыбка брата, в последний момент показавшаяся в проёме двери, уверила его в своих словах. В покоях стало темно и тихо. Скомкав между ног одеяло и скинув на пол подушку, Чон спокойно уснул.