***
— Кто, я спрашиваю?! В зале воцарилась гробовая тишина. Все слуги учтиво склонились, а господа удивлённо переглянулись. Кронпринц хищно оглядывал всех присутствующих, взглядом выворачивая наизнанку душу каждого, на кого натыкался и кто казался ему подозрительным. Никто не понимал, чем вызвана такая ярость, пока по помещению громом среди облаков не раздался голос вампира: — Кто посмел украсть моего ребёнка?!***
Дворец был тёмен и тих, как никогда прежде. Прислуга здесь давно обитала в крайне мизерных количествах, и потому огромные пустые залы, бескрайние коридоры и мёртвые сады казались давно заброшенными. И Арабелль, и маленькому Джихуну было страшно, только если девушка стойко держалась и лишь редко боялась беспричинных шорохов и стуков, то королевский сын похныкивал, испуганный и на руках незнакомой ему девушки. Несколько раз крошка плакал, но эльфийка, на удивление для самой себя, могла успокоить его без особых трудов, стоило лишь немного покачать принца на руках и прошептать что-нибудь нежное на ушко. Признаться честно, Арабелль и сама готова была расплакаться от волнения и страха не за себя, но за ни в чём не повинного ребёнка, сына прекрасного юноши с чистым сердцем, который, проведя несколько дней без своего чада, вероятно, сейчас испытывал невыносимые муки сердца, не зная, жив ли Джихун вообще. Несколько раз девушка вынуждала себя выкинуть из рук перо и опрокинуть чернильницу, приготовленные для того, чтобы написать Тэхёну письмо о том, что его дитя живо и невредимо. Только это ненадолго, и вскоре Арабелль самолично отдаст крошку в руки палача, и неизвестно, выживет ли малыш вообще. Девушка искренне надеется, что да, и тогда она сможет одарить принца той любовью, которой лишена была сама и лишила его. Джихун вырастет чудесным мальчиком, после станет юношей, и обязательно найдёт свою настоящую семью. Даже если, узнав правду, он возненавидит приёмную мать в лице Арабелль, она всё поймёт и отпустит. Ей нет прощения и не будет никогда. — Ну вот... — девушка остановилась и, запрокинув голову, проморгалась, чтобы избежать ненадлежащего вида. — Ещё не хватало зареветь. Они дошли до нужной двери, резной, чёрной, высокой, уходящей под потолок. За ней слышались шорохи, тихие шаги и переговоры. Приоткрыв лицо малыша, Арабелль взглянула в большие чёрные глазки, невинные, любопытные, и через силу улыбнулась. Джихун улыбнулся тоже, издав смешок, и эльфийка не выдержала, крепко прижав к себе хрупкое создание с трепетно бьющимся сердечком. — Прости меня, крошка... И пусть Тэхён... Пусть Тэхён тоже не возненавидит меня... — прошептала девушка сорванным голосом. Створки двери распахнулись, и Арабелль, скрыв лицо капюшоном накидки, вошла в тёмный зал, потолок которого уходил под самую крышу замка. Сквозь вытянутое окно стеснительно поглядывала молочно-белая пуговка луны, свет которой мягкой пеленой ложился на пол. Посреди зала окружённый кольцом из чёрных свеч с кроваво-багровым пламенем, стоял открытый гроб, в котором, словно спящий, лежал принц Энрике. При виде возлюбленного Арабелль опустила взгляд, чтобы не выдавать волнения. Джихун в её руках, кажется, тоже взволнованный и немного испуганный, примолк, оглядываясь по сторонам. В комнате присутствовали пять человек, исключая маленького вампирского принца и Энрике: Арабелль, Вард, на котором лежала задача непосредственного исполнения ритуала, Её Величество и две молодые человеческие девушки. Они стояли на коленях, связанные по рукам и ногам, с завязанными ртами и глазами, и беззвучно плакали. Даже Варду было жаль их, но они — неотъемлемая часть ритуала обращения. По всем древним письменным источникам новообращённые испытывали невероятный голод во время и после ритуала, способные убивать десятками всех, до кого могут добраться, даже себе подобных. Девушка передала малыша Варду и встала за круг, ближе к королеве, смотрящей на недвижимого сына безучастно и холодно, глубоко задумавшись. — Я надеюсь, всё пройдёт хорошо, — произнесла она тихо. — Иначе мы обречены. — И окончательно станем вампирскими рабами, — печально подхватила эльфийка, взглянув на Энрике с немой надеждой. — Если и Энрике будет бессилен, я не знаю, что нас ждёт. — Мы можем начинать? — осторожно поинтересовался Вард у Альционы. Королева едва заметно кивнула и без интереса бросила взгляд на ребёнка в руках мага. Если это дитя существа, что лишило жизни её сына, то ей этого ребёнка не жаль. Он отплатит за содеянное своим родителем жизнью, и пусть Мин всё оставшееся бессмертие винит себя за посягательство на королевство эльфов и смерть своего единственного сына. — Встаньте в круг, — мягко приказал маг. Эльфийки встали друг напротив друга и сложили руки в замок под животом, морально подготавливаясь к ритуалу. Вард уложил малыша на небольшой столик, и детский плач тут же разрезал тишину помещения. Маг чувствовал жалость к маленькому несчастному созданию и вину за содеянное, как и Арабелль, но молодой человек имел твёрдое намерение сохранить жизнь обоим принцам — и эльфийскому, и принцу вампиров. Вытащив из-под столика хрустальную чашу и древний ритуальный нож, используемый когда-то давно для точно таких же обращений в вампиров, Вард, подняв лицо к небу и прикрыв глаза, как можно быстрее сквозь надрывный плач младенца прошептал:Lai mēness pieņem viņas jauno dēlu. Ļaujiet pusšķirnes asinīm pieskarties mirušo. No dvēseļu dzīves līdz dzīves pasaulei.
Сжав хрупкую бледную ручку малыша, маг провёл по ней остриём ножа и подставил чашу, чтобы в неё стекала кровь. Плач стал просто оглушительным, и Вард зажмурил глаза, чтобы не видеть того, что делал собственноручно. Он желал как можно скорее завершить ритуал, шепча выученные наизусть слова быстро, совершенно не задумываясь. Когда чаша наполнилась наполовину, молодой человек как можно быстрее перевязал рану на маленькой ручке и передал малыша подошедшей няне, тут же принявшейся успокаивать младенца. — Действительно, она словно золото, — впечатлённо произнёс маг, осматривая ярко-красную, цвета спелой вишни, кровь, прорезанную золотыми жилками в багровом свете свечей. Такая кровь была уникальной, и лишь она имела свойство одарять вечной жизнью того, чьих уст коснётся. В мертвецкой тишине зала Вард сделал несколько гулких шагов к гробу и, приоткрыв рот принцу, осторожно влил кровь, ни проронив ни единой драгоценной капли. — Теперь остаётся ждать, — вздохнул он и бросил жалостливый взгляд на Джихуна, по-прежнему хныкающего, но уже не заливающегося слезами. Всё же он совсем ещё младенец, и чьим бы сыном он ни был, не испытывать сочувствия и сострадания по отношению к нему Вард, как и Арабелль, не мог. — Как долго придётся ждать? — спросила королева бесстрастно, в ледяном изяществе приподняв подбородок. — От нескольких минут до нескольких часов или даже дней. Обращение начнётся скоро, но процесс его будет... Вам лучше не видеть, вы и так многое пережили. — Ему будет больно? — голос Её Величества заметно дрогнул, несмотря на внешнее показательное спокойствие. — Очень, — без смягчения углов кивнул молодой человек. Смысла лгать нет, потому что более болезненного опыта, чем обращение в вампира, нет. Только люди, обращавшиеся в вампиров до сегодняшнего дня, в большинстве своём испивали крови чистого полукровки будучи живыми, и испытывали все муки сознательно до тех пор, пока не умирали, а после не посыпались в новом амплуа, с адским желанием наброситься на всё, что движется и в чём есть хоть капля крови. Энрике же, будучи неживым изначально, вероятнее всего, не испытает первичных болей, однако когда очнётся... На этот вопрос Вард ответа не имел, поскольку ни одного подробно описанного случая дарования бессмертия мертвецу не встречал. — И когда же начнётся обр... А! — воскликнула Арабелль, когда увидела, как пошатнулся гроб. Девушка отскочила назад и испуганно уставилась на схватившуюся за бортик гроба тонкую бледную руку, услышав тяжёлый вздох оттуда же. — Это начало, — проговорил с пугающей невозмутимостью Вард, глядя на гроб. — Я думаю, вам с королевой стоит уйти. Я за всем прослежу. Альциона, провожаемая дворецким, вышла, едва сдерживая слёзы, но Арабелль осталась в помещении. Больше в гробу не было движения и не доносилось никаких звуков, однако маг знал, что это лишь затишье перед бурей. — Ты останешься здесь? — поинтересовался он настороженно. Эльфийка неуверенно кивнула. Её пожирало юношеское любопытство, то же, что заставляет подростков шататься по заброшенным домам в поисках чего-то по-настоящему страшного. — Хорошо. Но будь осторожна и не подходи близко. — Конечно, — согласилась девушка. Они стали ждать.MISSIO — Everybody Gets High
Новые признаки «жизни» послышались через несколько минут, разорванные душераздирающим криком. За вторую стенку гроба схватилась другая рука, и принц высоко выгнулся в спине, выдав из опустевшей груди рык. Арабелль отошла назад, страшась, а Вард смотрел на проявление первой ступени обращения с холодным интересом и без толики страха. Он собирался запечатлеть весь процесс в письме, в подробностях рассказав об обращении в собственных мемуарах. «Труп начинает подавать признаки “жизни” быстро, однако сам процесс затягивается на часы и дни...» Энрике приподнялся, облокотившись спиной о стенку гроба, и девушка сумела издали увидеть истощённое, серовато-бледное острое лицо с закрытыми глазами и потемневшими волосами. Принц напряжённо свёл брови, и с его уст сорвался болезненный стон. «...На первой ступени боль незначительна, однако одно то, что обращаемый испытывает боль, говорит об успехе половины ритуала...» — Ему больно, — обеспокоенно прикрыла руками рот Арабелль. — Это только начало... — произнёс Вард загадочно, предчувствия большее. Маг, решившись на нечто отчаянное, подошёл к гробу ближе, несмотря на собственное наказание другим этого не делать. Он, приложив силу на один из боков гроба, перевернул его, из-за чего принц упал на пол и забился в судорогах, сжавшись в позу эмбриона. Увидь это королева, немедленно приказала бы повесить Варда, однако сейчас, без посторонних глаз, маг мог позволить себе превышение полномочий. Арабелль в страхе спряталась за спиной друга. Кожа горела, как на инквизиторском костре, глаза казались проткнутыми иглами изнутри, пробуждая желание выцарапать или, лучше того, вырвать себе их, а раздирающая головная боль заглушала любые мысли, любые звуки, слышимые мутно, как сквозь толщу воды. Кровь, вновь медленно начавшая бежать по пульсирующим жилам, разносила по телу яд жгучей адской смесью, прожигающей сосуды и растворяющейся в умерщвлённой плоти. Энрике чувствовал окоченение рук, дрожь тела, слышал нечто подобное голосам, однако боль оплетала его тугими верёвками, перекрывая кровяной поток и доступ спасительного воздуха в организм, разъедавшего лёгкие сильнее огненного дыма. Он задыхался, чувствовал каждую несчастную клетку своего тела, медленно и мучительно убиваемую самой собой и чужеродным ядом, проникающим внутрь неё и перекраивающим на корню, создавая нечто абсолютно новое. Боль порезала рассудок, звенела в голове безумной, нескончаемой трелью, сводящей с ума. Кажется, крик разносился по комнате и стекал по её стенам , но Энрике не слышал себя. Он не мог открыть глаза, чтобы понять, где он и что с ним — единое движение зрачков под тяжёлыми веками отдавало очередной волной боли, подобной стиранию кожи наждачной бумагой до самого мяса. Наконец распахнулись залитые чернью глаза, и тусклый свет свеч, словно палящее солнце над головой, ударил по сверхчувствительной оболочке. Тонкое обоняние уловило нежный, сладкий, молочный запах, и размытый взор мгновенно сфокусировался на маленьком ребёнке в руках женщины. Именно этот ребёнок пах так превосходно, что зубы начали дрожать, а клыки, отросшие в считанные минуты, тонкие и очень чувствительные, зазудели. От голода очередным спазмом свело живот. Желая добраться до младенца, Энрике встал на онемевшие от долгого бездействия руки и ноги, дрожащие под весом тела, и оттолкнулся от земли, в кровавом безумии кинувшись к женщине с ребёнком. — Рики! — воскликнула Арабелль, прервав крик няни, и стрелой вылетела из-за спины Варда, закрыв собою полукровку и служанку. Вампир врезался в девушку и опрокинул её на пол, не разбирая ничего перед собой. Он мощной челюстью разорвал тёмную накидку и, получив доступ к пульсирующей, напряжённой шее, придавил голову эльфийки к полу и вгрызся в неё, выплеснув на кожу поток багрового сока жизни и смерти. Кровь стекала по горлу вниз, утоляя животный голод и наполняя жизнью забывшее о тепле тело. Подобно буйству алкоголя в организме, она стирала мысли, заглушала голос разума, оставляя лишь лёгкость в мягкой, полупрозрачной пелене угождения жажде. Арабелль кричала, открывая рот в безмолвной мольбе как рыба на суше, чувствуя, как вампир раздирает её плоть, расточительно пуская больше крови, как клыки вновь и вновь погружаются в кожу, рассекая жилы. Над ухом громко раздавались глубокие, жадные, сбитые глотки, изредка прерываясь на короткую передышку, в момент которой девушка пыталась вывернуться из мёртвой хватки новорождённого. С каждым мгновением силы покидали её тело вместе выпиваемой кровью, пока руки безвольно не упали на пол, а глаза замерли зелёными хрусталиками под тёмным веером ресниц. С раскрытых уст сорвался последний выдох. Лишь поняв, что ни малейшего сопротивления больше нет, вампир отстранился от шеи и ощутил, что кровь после смерти жертвы утратила свой вкус, став более горькой и железной. — Боже мой, боже... Господи... — прочитала няня с зажмуренными глазами, прижимая ребёнка к себе. Вард стоял неподалёку и глядел на труп подруги с беспомощным сожалением, сжав кулаки не от гнева, а от обиды и сожаления. «...И если бессмертный накинется на жертву, будучи под влиянием кровавой жажды, ничто не сможет оторвать его от неё до тех пор, пока несчастная не скончается и её кровь станет непригодной для питания...» Слегка покачиваясь, словно от опьянения, вампир не сразу пришёл в себя. Прошло несколько минут, и только тогда, когда принц сидел на холодном полу, впившись ладонями в собственные волосы в явном выражении отчаяния, Вард посмел подойти ближе. Он заметил, что волосы Его Высочества (ныне Его Величества) из тускловато-серых и ломких стали чёрными, крепкими и блестящими. — Ваше Величество... — маг положил руку на плечо новообращённого, стараясь успокоить душевное волнение. Иначе сложиться не могло. Кто-то скончался бы обязательно. — Я чудовище? — спросил принц бесцветно, смотря в пустые глаза возлюбленной, потерявшие свою ясность и свет. — Кто ещё, если не чудовище? — Вы вампир, Ваше Величество, и вы наш король. Мы потревожили Вашу душу, чтобы спасти наше умирающее королевство. Никто, кроме Вас, не в силах... — оборвался Вард, услышав детский смешок за спиной. Энрике повернулся, устремив взгляд на юное создание в руках испуганной женщины. Подойдя к ней, маг осторожно взял ребёнка и поднёс к Его Величеству на расстояние нескольких шагов, чтобы, на случай чего, суметь убежать. Увидев эльфа, Джихун удивлённо на него уставился тёмно-шоколадными глазками, изучая и запоминая новое незнакомое лицо. — Мин Джихун, — представил Вард, не сумев скрыть тонкой улыбки. — Ваш воскреситель и наследник Тёмного королевства. Что-то кольнуло в груди вампира, и что-то звонко щёлкнуло. При взгляде на это чистейшее создание сердце усмирилось и любая жажда растворилась, словно её никогда и не было. Как растворился навечно и сам принц в этих очаровывающих, невинных тёмных глазах. Он коснулся худой бледной рукой мягкой тёплой бархатистой щеки младенца, и тот счастливо улыбнулся тому, кого видел впервые, но казалось, знал уже давно. — Джихун... — произнёс Энрике тихо и, сам того не заметив, коснулся холодными, бордовыми от свежей крови губами большого лобика, чувствуя трепетное биение маленького сердца.«Я сделаю всё, чтобы твоя жизнь, подобно моей, никогда не обратилась кошмаром»