Единственный шанс в жизни

      Касаясь жесткой кожи высоких сапог, сухая степная трава едва слышно шуршала, будто недовольная тем, что на ее пути кто-то появился. Когда легкий ветер толкал песчаные стебельки вперед, они податливо склонялись, и, казалось, можно услышать, как трутся друг об друга их листья, перекатываются мелкие семена в закрытых колосьях.       Этот чуть слышимый, практически невесомый звук эхом отдавался в черепной коробке юноши, стоящего в центре степи. У него не было ни единой мысли, ни одного желания, ни чувства, которое могло бы тревожить бренную плоть, и только легкий шорох стал всем его существованием. Словно один из тонких стебельков степной травы, он смотрел лишь вперед невидящими глазами, и ветер то крепчал на мгновения, то в одну секунду стихал, огибал закутанную в балахон фигуру мягко и опасливо. В этот момент можно было бы даже начать спор: а существует ли этот юноша вовсе, не блик ли он спрятавшегося за низкими тучами солнца, не выдумка ли уставшего разума? Спор, безусловно, вышел бы жаркий и красочный, но обсуждаемый юноша вдруг моргнул и в его темных глазах появилось что-то едва уловимое, но безмерно значимое — осознанность.       Словно в первый раз, с удивлением обнаружив себя (а так оно и было), он растерянно осмотрелся; однако глаз не выцепил из пейзажа ничего, лишь однообразную степь. Непонимание на лице юноши укрепилось, и он посмотрел на собственные руки, будто мог найти ответ происходящему в них, но и этого не удалось. Тогда искреннее удивление что в его чертах, что в сознании сменилось страхом.       Он не помнил ничего, что должен был, по собственному мнению, помнить. Род, возраст, способ, которым он сюда попал, метод, которым он отсюда планировал выбраться, цель, для которой он здесь оказался и способы ее достижения, даже наличие такой цели и такого способа: чертоги памяти были девственно пусты, будто из богатого прежде дома вынесли подчистую все, оставив лишь голые стены да пустые провалы темных окон.       Вслед за осознанием собственного беспамятства, к юноше пришел страх. Этот страх даже не был чем-то конкретным, ведь он не знал, чего ему стоит опасаться, но в единое мгновение он занял все пространство освобожденной памяти, проник своими холодными щупальцами в самые теплые места души и по-хозяйски укоренился там; не было способа как-либо его опровергнуть.       Юноша осмотрелся еще раз, резко крутанувшись на месте, и теперь в каждом его движении чувствовалась неуверенность. Трава, достававшая ему примерно до колен, возмущенно мялась под подошвами сапог, и он вдруг понял, что к месту, где он стоит, не ведет тропинка такой же смятой травы. Это осознание настолько поразило юношу, что он даже забыл на мгновение свой страх, и всего себя отдал этому единственному вопросу: как же он сюда попал? Приходили на ум варианты с путешествием по воздуху, или некими магическими способами, но в отсутствие воспоминаний юноша не мог сказать, возможны ли эти способы вовсе. Он посмотрел на свои ноги и пространство вокруг, и вдруг заметил в отдалении будто бы плешь в безупречном травяном покрове. С его места было не разобрать, но казалось, что там трава расти отчего-то перестает; вдохновившись своей наблюдательностью, юноша воодушевленно пошел к тому месту, вновь сминая собою траву.        Это оказалась дорога: простая проселочная дорога, добела накатанная тяжелыми телегами и истоптанная копытами коней. Она вела вперед, прямая, как стрела, на сколько хватало взгляда, и на столько же шла назад. Ровные колеи резко у краев становились высокой травой, по обочинам не было ничего, что могло бы вызвать дополнительные вопросы или дать хотя бы некоторые ответы. Дорога как дорога.       Юноша прошелся по ней взад-вперед несколько раз, пытаясь в кучу собрать бессмысленные, но неподатливые мысли, и вдруг ему показалось, что на горизонте что-то есть. Он не был уверен в том, что это не игра воображения, но на светлом фоне дороги выделялось далекое темное пятно, разобрать принадлежность которого не представлялось возможным. Ноги сами понесли юношу вперед, и, хоть в душе вновь проснулся страх неизвестного, он воодушевился. Если бы в этой степи не было ничего, он, наверное, оказался бы подавлен и опустошен, но раз что-то в ней выделяется — надежда на некое светлое будущее еще есть.       Сначала юноша шел спокойно, стараясь не оставлять без присмотра надолго темное пятно, но и постепенно осматриваясь вокруг; правда, вскоре ему это надоело, поскольку степь, на его взгляд, была пугающе однообразна и какого-либо интереса не представляла. Однако через некоторое время он понял, что пятно, за которым он следует, вовсе не пятно, а фигура: низкая, и закутанная во что-то темное, но движущаяся прямо и уверенно. Это осознание небывало вдохновило юношу, и с размеренного шага он перешел на бег, только бы быстрее добраться до, предположительно, человека.       Его тоже заметили, и в какой-то момент человек впереди остановился, достал из-под темного плаща короткую дубинку и принялся ждать. Юношу это не обидело: он понимал, что может нарваться на не самую приятную личность, но верил, что даже отпетый преступник войдет в положение лишившегося памяти и может быть, за неимением того, что у юноши можно взять, даже поможет.       За несколько метров до человека, лицо которого было скрыто за белой маской в виде черепа птицы, юноша остановился и, не сдержав волнения, громко сказал:       — Добрый день! — признаться, маска напугала и оттолкнула его, но полностью отказаться от желания общения с кем-то он не смог. Он надеялся, что не попадет в неприятности.       — Новенький, что ли? — глухо спросил человек, и по голосу стало понятно, что это мужчина. Юноша не понял вопроса и тут же, не справившись с собой, затараторил:       — Простите, что я вас отвлекаю, но вы не подскажите, случайно, где мы? Видите ли, я пришел в себя не так давно и не помню этого места, или имени, или как я…       — …Попал сюда, — внезапно закончил мужчина, пряча дубинку под плащ. Юноша сначала радостно кивнул, а затем с внезапно проснувшимся подозрением спросил:       — Откуда вы знаете?       Тяжело вздохнув, будто вопросы приносили ему телесные страдания, мужчина ответил:       — Тут все такие. Пойдем со мной. — И, развернувшись, он, более не обращая внимания на юношу, продолжил свой путь.       — Кто «все»? — догнав нового знакомого, спросил юноша. В его голове в тот момент роились тысячи вопросов, но задать он отчего-то решился именно этот.       — Все, кто тут есть, — коротко ответил мужчина. Он явно не был настроен на долгий и содержательный разговор, но юноша предпочел не обращать на это лишнего внимания и продолжил расспросы:       — А где это — «тут»?       — Не знаю, — безразлично сказал мужчина, смотря только вперед.       — И никто не знает?       — Никто.       — Никто ничего не помнит?       — Нет.       — А сколько тут «всех»?       — Человек пятьдесят, — задумавшись на мгновение, ответил он. — Точнее можно будет в обители спросить.       — Обитель?       — Одна из трех деревень, что стоят тут, в степи. По дороге можно дойти к любой из них.       — И к которой мы идем?       — Не знаю.       Юноша даже замер на секунду, прежде чем спросить:       — Как это — не знаете?       — Ну вот так. Дорога тут одна и прямая, но приводит она каждый раз к разным местам. Сама степь меняется, и ее точной карты составить невозможно.       — Вот как… И никто не знает, почему так происходит?       — Нет. Выйти из степи невозможно, если свернуть с дороги — сгинешь, а ведет она только в обители.       Юноша хотел задать еще несколько вопросов, но не решался выбрать из длинного списка, что роился в голове. Он не мог поверить, что никто не знает о происходящем, но еще более странным казалось то, что все люди тут попали в эту одну причудливую ситуацию. Словно поняв мысли юноши, мужчина сказал:       — Ничего, ты привыкнешь. — Помолчав мгновение, он добавил: — Меня, кстати, Маг зовут.        — Какое чудное имя, — не слишком задумываясь, выдохнул юноша.       — Это не имя, а кличка скорее, — ответил мужчина, и тут же, заметив заинтересованный взгляд на себе, пояснил: — Это единственное, что я помню о себе. Не знаю, как это слово со мною связано и почему оно такое, но что есть. Каждый из нас помнит что-то одно, и использует это обычно как имя. Что у тебя?       — Я не… — юноша попытался напрячь память, но ничего не выходило, и он разочарованно выдохнул. — Не помню ничего такого.       — Вспомнишь. Некоторым на это требуется больше времени.       — Это слово значит что-то?       — Не знаю, — безразлично сказал мужчина, но тут же добавил. — Некоторые считают, что этим словом тебя в жизни чаще всего называли. Но я считаю, что это бред. Несмотря на мое слово, магией я совсем не владею.       — Вот как… — рассеянно ответил юноша, погружаясь в свои мысли. Ему удалось забить голову ответами, которые стоило еще осмыслить, и от отступившей пустоты стало будто бы легче дышать. Да, он многого еще не знал и не понимал, но то, что он такой не один, дарило спокойствие.       Казалось бы, пищи для размышлений у юноши было не так много, но все же он не заметил, как прямо впереди выросла обитель: низкая деревенька на пять домов без забора или какой-либо ограды вокруг. Выглядела она, обдуваемая всеми ветрами, одиноко и странно, но фигурки, мельтешащие между домами, своим привычным движением успокаивали взгляд.       — Ох, да, — внезапно встрепенулся Маг, когда до обители оставалось несколько сотен метров. — Проверь карманы: вдруг там что ценное.       Юноша согласно кивнул и воодушевленно запустил руки в свободные карманы балахона, в который он был одет. Замерзшие руки сразу нащупали что-то: плоскую круглую баночку с пахучей мазью, несколько позолоченных монет, пару измятых записок и платок с вышитыми на краю инициалами. Все вещи казались совершенно незнакомыми и чужими, но пока Маг с энтузиазмом принялся читать записки, юноша задержал взгляд на вышитых по краю платка буквах: Х.Ш. Они не вызывали обрывков воспоминаний, но что-то при взгляде на них определенно шевелилось в пустой черепной коробке, и вскоре в ней внезапно, будто бы из неоткуда, всплыло слово.       — Л… — начал юноша, но замялся, перейдя на неразборчивое бормотание.       — Что? — переспросил Маг, до этого рассматривающий записки с выражением озабоченного непонимания.       — Я, кажется, слово вспомнил. Л-любимый. Так меня называли. Наверное.       — Что ж… — начал мужчина, тщетно стараясь скрыть в голосе веселые нотки, но юноша вдруг перебил его:       — И еще кое-что: фраза. Я не уверен, слышал ли где это, или сам сказал, но я помню: «Наконец-то последний».