Happily ever after

Самое жестокое по отношению к другому человеку — это притвориться, что любишь его сильнее, чем на самом деле. - У тебя есть ребенок, да? Я увидел заставку на экране его телефона. Подобный вопрос хоть изредка останавливал кого-то от похода в чужой номер? Хотя бы в этом отеле. Взгляд его безупречных глаз угасает всего на секунду, но я все же успеваю заметить какое-то ускользающее чувство, плещущееся в зрачках. - Сын. - Отвечает он коротко, вливая в себя остатки содержимого стакана. Вода. Ну разумеется, у тебя просто не могла родиться дочь. Идеален во всем. - А я выпил одиннацать шотов текилы, чтобы передать тебе записку с моим номером, - усмехаюсь я. Он заливисто смеётся, а потом кладет свою руку мне на бедро. Мы сидим в глубине бара, поэтому никто не обращает на этот опостылевший жест внимания. Я гляжу на его увесистую руку и все еще жалею. Может, все же не стоит? - Бел, если ты рассчитываешь на секс, то извини - ничего не выйдет, - тараторю я, опасливо косясь на растирающую моё бедро чужую руку. Он улыбается, ничуть не смущаясь моей откровенности. - Сколько тебе лет? Рука исчезает с моего бедра. Он убрал её, не дождавшись ответа. Нет, милый Бельфегор, я совершеннолетний. - Девятнадцать. Тебе? - Мне тридцать пять. И все. Мы замолкаем. Пропасть в шестнадцать лет - хороший аргумент для того, чтобы не прыгать в чужую койку. В этом гребаном отеле, словно специально созданном для богатых пожилых пар, влюбленных голубков и крикливых детей, я так и не нашёл себе места. Идёт уже семнадцатый день моего бесцельного отдыха в удушающей Италии, но даже одиннадцать шотов текилы не помогают мне расслабиться. И определиться насчёт Бельфегора, конечно. Он беспредельно красив, уверен в себе. Не галантен, каюсь, но я и не девица с прекрасными манерами. Я не имею свойства влюбляться без памяти в непонятно кого, но Бельфегор расшатывает эту мою уверенность в завтрашнем дне. Я надеюсь: последующие годы я смогу засыпать, не думая о нем. Однако чем быстрее подступает ночь, тем сильнее я сомневаюсь в этом. Из открытого окна дует неприятный ветер, моя кожа моментально становится гусиной. - Ты замерз, Фран. Здесь довольно холодно. И одиннадцать шотов текилы моментально развязывают мой язык. - Ищешь повод затащить меня в свой номер? - Откровенно говоря, да. И я нашёл. - Он нагло улыбается. - У меня в номере две кровати, Фран, нам вовсе не обязательно спать вместе. Проходит секунда, прежде чем я оказываюсь у чужой незнакомой двери. 4130 Бельфегор открывает дверь и смотрит на меня. - Я обещаю: ничего дурного не будет. И за этими прелестными словами может скрываться удушение во время оргазма. Я прекрасно понимаю это, поэтому делаю шаг назад. Бельфегор напрягается и открывает дверь ещё шире. - Верь мне. - Он просит умоляюще. У меня в голове возникает образ типичной домохозяйки в желтом переднике. Она смахивает пыль с кухонных полок пушистой варежкой для уборки. Проходит время, а бедная девушка все никак не может дотянуться до верхней полки, поэтому ей приходится тащить из соседней комнаты громоздкий стул с непременно резными ножками. Он шатается, когда домохозяйка в желтом встаёт на него и тянется к полке. Нет никого, кто мог бы подстраховать - подержать стул. Единственный, кто мог бы, стоит сейчас передо мной и уговаривает зайти к нему в номер. - Фран, ты сможешь уйти в любую минуту, дверь закрывается только с внешней стороны, ты же знаешь... Его потенциальная жена тут же исчезает из моих мыслей. Бельфегор протягивает ко мне руку, которую я не знаю как взять, и, наверное, поэтому ломаю ему пальцы своим молчанием. Ровно в тот момент, когда он опускает руку, я выдыхаю и захожу в номер. И нет. Он не обнимает меня со спины, не целует в затылок. Вообще не прикасается. Потому что я сам разворачиваюсь и неуверенно мажу губами. Выходит как-то не очень. И нет. Он не поднимает меня и не дотаскивает до кровати. Просто крепко обнимает. - Я не буду делать этого, Фран. Я сам наклоняюсь к его губам, хотя совершенно не умею целоваться и знаю об этом. Я сам тяну его в сторону кровати. По моей инициативе мы неуклюже падаем на белоснежную постель. - Я думал: с любовниками всегда спят на черных шелковых простынях, - усмехаюсь я, а потом невольно вздыхаю. Бельфегор целует мою шею, влажные губы уверенно доводят меня до дрожи. Момент, когда я осознаю, что я в кровати с другим мужчиной, заставляет меня поджать ноги и закрыть лицо руками. В это время Бел спускается все ниже по моей голой груди - рубашка уже давно валяется на полу. Мои ужасающие мысли прерывает поцелуй в ключицу. Целомудренная стыдливая Цинтия так и не покидает гостиничный номер, хотя проходит целая ночь. Бельфегор не опускает руки ниже моей поясницы. Я всегда сравнивал пятиминутную влюбленность с глубокой ямой. Однажды попав на самое дно, ты уже не сможешь выбраться. Я просыпаюсь утром в его майке. Она насквозь пропитана его запахом. Чужая комната заставляет меня улыбнуться. Если можно проснуться в другом времени, в другом месте, можно ли проснуться другим человеком?* Номер пуст. - Ну, конечно! Естественно! - кричу в сердцах я непонятно кому. На другой стороне кровати лежит записка. Моё сердце пропускает пару ударов, ноги моментально холодеют. В животе начинает неприятно зудеть. Гостиничная бумага отдает неестественной белизной. Я разворачиваю листок и смотрю на потолок. Читать не хочется. Бельфегор не должен был занять место в моей душе. Не должен был. Итак, подведем итог. Бел уехал. И не хотел видеть моего печального лица. И да, это эгоистично, но его сердце не выдержало бы моей горестной гримасы. И я не должен грустить. - Да мне и не грустно, Бел, совсем не грустно, ведь у моего сердца нет причин разбиваться в очередной раз, - шепчу я, отбрасывая записку в сторону. Я поспешно собираю вещи и выхожу из номера. Не забочусь о том, закрылась ли дверь. Моё сердце отчаянно колотится. Удивительно: иногда оно продолжает биться, даже когда разбито. Доброе утро. Приходит мне на телефон. Прости меня, милый Фран. Поспешно добавляет мой постаревший и далеко не сказочный принц. Возвращайся к реальности, Бельфегор. Пишу я и отключаю мобильный. Мои шаги отдаются эхом в коридоре. Я всегда сравнивал пятиминутную влюбленность с глубокой ямой. Однажды попав на самое дно, ты уже не сможешь выбраться. Я на дне.