Ближе к солнцу

Юра не любил толпы. Ему не нравилось, когда отовсюду появлялись новые и новые лица и тут же пропадали, теряясь и исчезая за другими. Не нравилось случайно подслушивать чужие разговоры и не нравилось, когда его сжимали незнакомые люди. Ему был неприятен шум, вечные толчки и суета. За то время, что Юра провёл на катке, он должен был давно привыкнуть к огромным сборищам людей. На соревнования приходила куча фанатов фигурного катания, которые выкрикивали подбадривающие фразы своим кумирам и пытались поближе к ним подобраться, расталкивая собратьев. У Юры самого было очень много настойчивых фанаток, иногда собирающихся в единый организм и гоняющих его по всему городу. Такое случалось нередко, и было не очень приятным досугом, но к этому парень уже привык. Поэтому он искренне не понимал, почему при виде толпы к горлу подступает ком раздражения и лёгкого гнева. И ещё больше не понимал, как его тогда вообще занесло на эту несчастную ежегодную ярмарку. На Манежной Площади всё пестрило. Придать новогоднюю окраску явно пытались всему, чему только можно и нельзя. Деревья были обвешаны золотыми украшениями, которые весело мерцали в темноте, выделяясь на фоне голых бурых стволов. Юра скептически осмотрел громадные пластиковые леденцы, вокруг которых вились неугомонные дети, и повернулся к ёлке. Их тут было даже две. Обе ели были искусственными, но очень высокими, и красовались разноцветными шарами, большими алыми бантиками и сердечками. С верхушек лианами тянулись яркие гирлянды, желтоватым светом разгоняя вечернюю мглу. Чуть левее внимание путников привлекали детские карусели, сверкая яркими огоньками и раскручивая причудливые фигурки животных и персонажей различных сказок, а с небольшой сцены справа слышались музыка и известные новогодние песни. Вся площадь была усеяна празднично украшенными домиками, от которых тянуло терпким горячим глинтвейном и какой-то вкусной едой. И везде сновали люди. Сквозь людской гомон чуткие уши с трудом ловили отдалённый шум машин на Невском, который обычно можно было расслышать, просто внимательно прислушавшись. Юра недовольно повёл плечом и ещё раз хмуро окинул взглядом ярмарку. Новогоднего настроения совсем не прибавилось. Оно, казалось, даже и не думало появляться. Хотелось развернуться и как можно скорее уйти туда, откуда пришёл, но приятный запах так манил к себе, что парень даже ненадолго забывал про людей. Ещё какое-то время подумав, Юра аккуратно пристроился в ручеёк входивших, и вскоре вплыл и в поток на самой площади. Он пытался одновременно следить за товарами, выставляемыми на лавках, чтобы не пропустить нужное ему место, и не задевать чужие тела и вещи. Получалось не очень. В вечернее время суток тут много людей, потому что красивое освещение включают только с приходом темноты. И сейчас Юре это играло отнюдь не на руку. А ещё было холодно. Утром, только проснувшись и раздумывая, что неплохо было бы выйти на свежий воздух, он поленился посмотреть прогноз погоды и, плюнув на то, что Петербург — город, в котором погода меняется почти каждый час, начал собираться. Как оказалось, терпимый морозец к вечеру вполне легко может превратиться в пробирающий до костей холод, и Юра уже успел дать себе несколько пинков за такой глупый прокол. Блондин посильнее натянул капюшон на голову и спрятал руки в утеплённые карманы. Но когда перед парнем замаячил красивый домик, из которого пахло свежими френч догами и жарящейся свининой, люди и холод тут же отошли на второй план. Слева виднелась длинная очередь на каток, состоящая из точно таких же замерзающих, как и Юра, но парень даже мельком на неё не взглянул, быстро делая заказ. Как только ему дали аппетитно пахнущее и согревающее одним своим видом блюдо, Юра, чуть не забыв напиток на кассе, отошёл в сторонку и с удовольствием вгрызся в еду. Это напомнило ему, как когда-то давно они с дедушкой гуляли на похожих мероприятиях — Юре тогда было всего пять или шесть, и мир казался ему более сказочным. Мимо проехал странный, будто игрушечный паровозик, заполненный пассажирами, и резко загудел, заставив расслабившегося от долгожданного тепла в желудке и хороших воспоминаний блондина вздрогнуть и сдавленно ругнуться. Правда руки, вдруг появившиеся на его плечах, напугали его больше оригинального транспорта. Напрягшегося Юру, который уже приготовился вмазать неизвестному человеку, приставшему к нему посреди площади, развернули к себе лицом. Он, мгновенно скинув напряжённость, почти с ненавистью посмотрел на хозяина этих смутно знакомых рук и процедил: — Что ты здесь забыл? Виктор Никифор, казалось, не заметил злобного тона собеседника. — Прогуливался по набережной, вот и решил заглянуть. В этом году тут всё неплохо обустроили, верно, Юрио? — беспечно улыбаясь, сказал Виктор. Его щёки и нос сильно разрумянились, а волосы, вылезшие из-под зимней шапки, топорщились. Впрочем, Юра подозревал, что выглядит примерно так же. — Какая разница. Новый Год уже давно прошёл. — Ничего ты не понимаешь! — Виктор щёлкнул блондина по носу и, отодвинув руку, чтобы её ненароком не повредили, потянул его за собой, — Посмотри, тут же красиво, Юрио! Не будь таким угрюмым! — Куда ты меня тащишь?! Пусти! — возмутился было Юра, но его более настойчиво дёрнули за рукав куртки, поворачивая налево, — Дурак! Заметив впереди припорошенный лёд катка и немаленькую очередь, он с недоверием покосился на мужчину и вытащил наконец свою руку из крепкого захвата. Потерев ноющее запястье, Юра недовольно вздохнул. — Что тебе надо? Он сморщил нос, когда певица не вытянула высокую ноту, и остановился посреди дороги. — М? — Виктор обернулся к нему с таким невинным светом в кристально-голубых глазах, что Юру передёрнуло. — Зачем тебе это? Фигурист просто пожал плечами. — Отдохнуть и покататься. Или ты просто боишься, думая, что я устрою соревнование? Так страшишься проиграть, что даже одна мысль об этом тебя останавливает? От него за километр несло лукавостью, но у Плисецкого после последней фразы сразу же отказали тормоза, и он перестал задумываться над посылом этих слов. Он терпеть не мог, когда его брали на слабо. — Это я-то?! Живо вали занимать очередь, придурок!