Записи в рассветном соннике

«Мария свет моих очей Каина! Приходи ко мне сегодня вечером, в Омут. Из столицы прислали книги. Со всей любовью – Ева». Каина смотрит на это письмо, сжимает его в руках, чувствуя, что ещё недавно оно находилось в тепле другого дома, еще, наверное, минут десять назад тонкие пальцы Евы выводили красивые, витиеватые буквы. Бумага пахнет тёплым чаем, сладкими духами, шёлком, который Ева подолгу прячет в шкафах. Прекрасный запах, который как-то заполнил весь Омут, впитался в стены и в старые, пожелтевшие книги, тот запах, который Ева всегда приносит с собой – запах, кажущийся Марии необычайно-уютным. Омут от Горн совсем недалеко, буквально – на другой стороне улицы, так что, наверное, Еве даже писать не стоило – всего два шага, и она бы стояла перед этим странным особняком. После эпидемии прошло чуть больше полугода, настала та самая летняя пора, ранняя, полуизломанная, когда влажная весна плавно превращалась в сухое и душное лето. Душно – влажно и жарко, дышать, кажется, совсем невозможно. Странное ощущение – быть выжившими после страшной эпидемии, которая убила большую часть Города. Видеть новую весну, новое лето, то, как кривые, полуобгорелые деревья - всю зиму сиротливо простоявшие среди таких же слегка обгорелых и неживых домов - постепенно оживают, покрываются хрупкими, нежными листьями. Город собирает себя по кусочкам, по осколкам, Ева же – пытается воссоздать саму себя из пепла, из того что осталось – а осталось, казалось и вовсе совсем ничего. Ещё только в конце сентября ей казалось – вот он, конец жизни, один шаг вниз и она разобьётся окончательно, но нет, вот она видит очередную весну своей жизни. Вроде она такая же, как множество прошлых, словно ничего и не изменилось, а Еве кажется, что эта весна – именно эта – первая в её жизни. Глупо, конечно, она взрослая человека, так много всего видела и прошла, но сейчас – именно сейчас она остро чувствует эту весну, словно она – единственная настоящая. Само состояние девушки словно ей непривычно – в сердце так легко и просто, она как будто впервые знает, как жить дальше, как правильно вылепить себя обратно. - Заходи… Ева смущённо улыбается Марии, неловко отходит с порога, пропуская возлюбленную внутрь Омута. Тонкие, нежные руки прижимают к груди свёрток – девушка не открывала книги, всё ждала Каину, чтобы сделать это вместе. Ведь, по сути, открывать книги, завёрнутые в грубую, коричневую бумагу, грубо перехваченную грубой верёвкой – это что-то до боли интимное и личное. Склоняться, вдыхая запахи свеженапечатанного текста, переворачивать жёсткие, негнущиеся, белоснежные страницы. Девушки склоняются подруга к подруге, золотые и смолянисто-чёрные волосы словно бы ненарочно сплетаются, влюблённые чуть сталкиваются лбами и тихо смеются, находя ситуацию забавной. Их смех нежно звенит в тихом, тёплом свете Омута, Мария ласково убирает волосы со лба любимой и склоняется к её губам. - Не надо… Ева просит это тихо, положив тёплую ладонь на тонкое запястье, в глазах на секунду мелькает непонятный страх. - Прости… Повисает неловкое молчание, но Мария не упрекает, понимает причину этого мимолётного испуга. Дальнейший вечер проходит в молчании. Оно не неловкое и не грустное, просто им не нужно большое количество слов – зачем им слова, когда можно сидеть – плечом к плечу и медленно читать до самого раннего утра.