Бесконечное путешествие

Ты открываешь глаза. Яркий свет по-прежнему слепит глаза. Прохладный ветерок мягко касается твоего лица, и только теперь ты понимаешь, что воздух в лабиринте, несмотря на сквозняки, был порядком застоявшимся и душноватым. За твоей спиной — массивная дверь в стене, едва ли та же самая, но совершенно точно такая же. Ты ради интереса толкаешь створки, безрезультатно пытаясь приоткрыть её обратно. Жаль, что ты не сумела рассмотреть, как именно Ториэль это сделала. Наверное, так же, как плазменные сферы. Здорово было бы, конечно, остаться и выяснить у неё, как именно это работает… Но, что-то подсказывает тебе, что в случае чего ты всегда можешь вернуться. А вот снова уйти во второй раз может быть не так просто. Или ты просто можешь погибнуть прямо сейчас, как и предрекала Ториэль, и тогда все эти рассуждения и вовсе перестанут иметь значение. Забавно. Ты была совершенно спокойна, когда Ториэль собиралась, возможно, сжечь тебя заживо по ту сторону этой двери. Но теперь, стоя посреди — зимнего леса? — незнакомого открытого пространства, предположительно наполненного агрессивно настроенными местными жителями, ты начинаешь чувствовать себя очень сильно не в своей тарелке. Умом ты по-прежнему отказываешься бояться, но миллионы лет эволюции без твоего согласия изменяют химический состав твоей крови, каждой клеточкой твоего тела крича «Опасность! Опасность! Бей или беги!». Когда ты попала в Подземелье, ты едва ли чувствовала что-то кроме болезненного безразличия и острого эскапизма; но эти несколько дней домашнего уюта привнесли странную гармонию и покой твою жизнь, вернув часть притуплённой чувствительности восприятию. Ты оглядываешь стену (Стену?) из чего-то, похожего на бетон, уходящую в обе стороны насколько хватает глаз; чащу голых узловатых деревьев, занимающую всё пространство, отделённое стеной; серый туман, заменяющий небо и скрадывающий не только возможный потолок, но и источник рассеянного, пусть и по-дневному яркого света; пушистые белые сугробы, устилающие не только землю под ногами, но ветви деревьев и кустов; одинокую тропинку, вытоптанную от дверей вглубь леса. Ты чувствуешь, как помимо твоей воли эта картина вызывает глухие отголоски панического страха где-то глубоко внутри тебя. За прошедшее время ты уже успела забыть это жутковатое ощущение мурашек под кожей. Это… даже по-своему приятно. Несмотря на обилие «снега», ты не чувствуешь особого холода. Ты подходишь к ближайшему кусту, чтобы пощупать снег руками. Он слегка прохладноватый, но не обжигающе холодный, как можно было бы ожидать от замороженной воды. В твоих ладонях он постепенно начинает таять, но очень медленно и как будто неохотно. В ветвях куста ты с удивлением видишь что-то, смахивающее на провода. Проследив взглядом за их направлением, ты находишь камеру наблюдения. Камера фокусируется на твоём лице и подмигивает одиноким светодиодом. Внутренняя паника обостряется. Ты приглядываешься. Выглядит довольно грязной и потрёпанной, но совершенно точно рабочей. Ты неловко отступаешь из её поля зрения, вздыхаешь и медленно выдвигаешься в глубь чащи по тропинке. Прекрасно осознавая свою совершеннейшую неспособность красться по заснеженному лесу, ты решаешь даже не пытаться прятаться, приняв вместо этого максимально уверенный и целеустремлённый вид в качестве единственно доступной тебе психологической брони. Для большей уверенности ты находишь среди валежника длинную толстую палку, такую же узловатую, как и все деревья в этой роще, и используешь её в качестве посоха. Не то чтобы ты имела хоть какие-то навыки обращения с посохом как с оружием; но что-то длинное и тяжёлое в руках автоматически даёт тебе иррациональное чувство большей защищённости. Некоторое время ты просто идёшь, сражаясь с сиюминутными порывами перейти к острожным перебежкам на цыпочках от дерева к дереву. В отличие от гулких коридоров лабиринта снег глушит звуки, и поначалу тишина этого места давит на твои уши как ощущение большой глубины; но привыкнув к ней, ты жалеешь об этой ровной тяжести, слишком хорошо различая далёкое неровное шуршание, потрескивание и прочие звуки зимнего леса. Очень сложно убедить себя, что это всё звуки опадающего снега да скрипящих деревьев. За каждым кустом чудится притаившийся зловещий силуэт; в каждом шорохе слышатся преследующие тебя шаги. Отвлечённо шутишь про себя, что окружающий шум не зелёный, как можно было бы ожидать от леса, а белый. Из-за снега. Конечно, на слух он больше смахивает на голубой или фиолетовый, но шутка всё равно кажется тебе смешной. Твоё чувство юмора всегда оставляло желать лучшего, а уж в последнее время оно, похоже, деградировало окончательно. Ты всё чаще одёргиваешь себя, чтобы не оборачиваться каждые пять секунд. И правильно: ожидающая тебя угроза не крадётся по пятам, а уверенно преграждает тебе дорогу, зловеще рыча и капая слюной на протоптанный «снег». — Хорошая собачка, — мягко говоришь ты, останавливаясь, приседая и опуская палку на землю перед собой со всей доступной тебе плавностью. Демонстрируешь пустые руки. Здоровенная собака (это же собака? Как отличить гигантского волка от гигантской собаки? Опаснее ли волк собаки? На ней что-то вроде доспехов, это же говорит о том, что это не дикое животное? Может ли это быть ручной волк?) продолжает рычать, но пока не приближается. Ты лихорадочно роешься в рюкзаке, стараясь при этом не делать резких движений, пока не находишь кусок пирога с улитками. Осторожно разворачиваешь обёртку, протягиваешь вперёд: — Хочешь пирога? На вкус почти как курица! Собака (это должна быть собака!) перестаёт рычать и принюхивается. Ты заворачиваешь пирог обратно в бумагу и кладёшь перед собой; медленно отходишь. Собака провожает тебя взглядом, не двигаясь с места, пока ты не отходишь на пару метров и не останавливаешься; после этого, не сводя с тебя глаз, она подходит к пирогу и принюхивается. Наконец, хватает его в зубы и уходит с тропинки в лес. Ты на негнущихся ногах возвращаешься и дрожащими пальцами подбираешь палку. Пытаешься убедить себя, что Ториэль с её управляемой плазмой гораздо страшнее какой-то там собаки. Не преуспеваешь. Вздыхаешь, концентрируешься на том, чтобы хотя бы выглядеть уверенно. Идёшь дальше, стараясь думать о собственных шагах, а не о непрекращающемся шорохе окружающего леса. Тропинка по большей части идёт довольно ровно, огибая все препятствия по широкой дуге, но неожиданные повороты всё же иногда встречаются. Пару раз приходится вилять между заснеженными кустами (в паре из них ты тоже находишь работающие камеры наблюдения; ещё под одним лежит несколько присыпанных снегом монет, которые ты по здравом размышлении кладёшь себе в карман), неожиданно учащающимися деревьями (в отличие от сада Ториэль, эти выглядят вполне живыми, хоть бы и по-зимнему без листьев) и крупными камнями. Изредка путь преграждают упавшие ветки и обвалившиеся сугробы. Часть из них ты аккуратно переступаешь; другие приходится перелезать, как баррикады; некоторые даже проще обойти вокруг, по колено в снегу. Ты понимаешь, насколько успела износить любимые ботинки, когда несмотря на неохоту, с которой тает этот странный тёплый снег, твои носки промокают настолько, что не продолжай ты идти по снегу, на месте твоих шагов оставались бы лужи. Шорты и свитер тоже потихоньку пропитываются водой. Ты начинаешь всерьёз беспокоиться о перспективе подхватить простуду; с улыбкой отвлекаешься на мысли о том, что если бы ребята, которые на самом деле серьёзно ходят в походы, а не на выходные в лес в хорошую погоду, увидели твоё «снаряжение», тебя бы, наверное, для начала как следует отругали, а потом и вовсе отговорили от этой затеи ввиду недостаточной квалификации, физической и психологической подготовки, а также общего безумия самой идеи. Вот только… ты здесь, петляешь по ненастоящему лесу под ненастоящим солнцем, всё ещё подсознательно чувствуя запах пирога; ты здесь, а они — нет, по причинам, если задуматься, совершенно очевидным. Ты идёшь ещё некоторое время, прежде чем снова выйти на ту же самую собаку. Наверное. Или точно такую же. «Доспехи» выглядят точно так же. В этот раз её появление не захватывает тебя врасплох: ты издалека видишь немного сгорбленный четвероногий силуэт прямо по курсу. Ты подходишь ближе, по-прежнему избегая резких движений. На этот раз собака уже не рычит, но ты с сожалением думаешь, что у тебя с собой не так много еды, чтобы снова предложить ей что-нибудь. Наверное. Конечно, остаться без пирога, наверное, лучше, чем самой пойти на корм местным… хищникам. Но умирать от голода тоже не входит в твои планы на ближайшее будущее. Пока что. Впрочем, твои переживания оказываются напрасными. Несмотря на то, что собака очевидно ждала здесь тебя, в этот раз её, похоже, интересует не твоя вкусно пахнущая еда. Дождавшись, пока ты подойдёшь, она отходит с тропинки на пару шагов и останавливается, выжидательно глядя на тебя. — Хочешь, чтобы я пошла за тобой? Конечно, она не отвечает. Ты пожимаешь плечами и вслед за ней сходишь с тропинки. Забавно. За всё время, что ты шла, ты не встретила ни одного звериного следа, кроме тех, что ты видишь перед собой прямо сейчас. Неужели вся местная фауна обычно движется только по тропинкам? Если бы всё это время шёл снег, или если бы по лесу гулял сильный ветер, ты могла бы предположить, что остальные следы просто замело. Но погода, насколько можно говорить о погоде в, если верить Ториэль, закрытом помещении — погода стоит довольно ясная. Впрочем, возможно, те же, кто протоптал эту дорожку, отогнали от неё и зверей. Кто знает. Может, эта собака намеренно заманивает тебя в чащу подальше от неё, чтобы там уже спокойно напасть и съесть. Тем временем, покружив немного по лесу, вы снова выходите к тропинке (той же самой, да?), хотя и в другом месте. Оказывается, всё это время тропинка шла к калитке в высоком заборе из сетки Рабица, уходящем к горизонту так же, как и бетонная стена вокруг Руин. Забор выше твоего роста, и по верхнему его краю натянута колючая проволока. На калитке висит крупный амбарный замок. Это, по правде говоря, несколько удивительно: к чему вся эта усиленная защита вроде большой высоты и колючек, если сам забор легко разрезать самыми банальными кусачками? Не говоря уже о том, что вскарабкаться по нему сможет и ребёнок, а аккуратный ребёнок ещё и сумеет не оцарапаться при этом. Высокое напряжение? Собака целенаправленно крадётся к большому бревну, покрытому заснеженным мхом невдалеке от калитки. Ты, как можешь тихо, идёшь за ней. Она тычет носом куда-то под бревно, и издаёт несколько тихих звуков, мало похожих на лай. Ты тоже заглядываешь под бревно, и обнаруживаешь там ключ. Ты несмело протягиваешь руку к ключу, не отрывая вопросительного взгляда от собаки, но вашу игру в гляделки прерывает глухой рык. По тропинке в вашу сторону идёт ещё с десяток собак разных размеров (по счастью, не превышающих первую — куда уж!), в разного вида «броне». Несколько из них рычат, многие озлобленно щерятся. Собака, которая привела тебя сюда, уходит к ним навстречу. До тебя доносится глухое ворчание обеих сторон, но ты не можешь разобрать ни звука. Ты не до конца понимаешь, что именно здесь происходит, но решаешь, что эта ситуация из тех, где стоит сначала делать, а потом думать. Пока собаки разбираются между собой, изредка срываясь на неразборчивый лай, ты хватаешь ключ и спешишь к калитке. Как ты и предполагала, ключ действительно подходит к замку. Ты без особых усилий отпираешь его, проходишь через калитку и даже ухитряешься снова запереть её с той стороны. Очень вовремя, потому что пока ты играешься с замком, собаки доходят до открытого конфликта (увлечённая дотягиванием ключа до замка сквозь калитку, ты не успеваешь рассмотреть, что случилось с первой собакой) и подходят к забору, выглядя ещё более угрожающе, чем раньше. — Я ухожу! — зажав свою палку под мышкой, ты демонстрируешь собакам пустые безоружные руки. Не похоже, чтоб их это успокоило. Правильно было бы забросить ключ обратно под бревно, но отсюда ты, скорее всего, не попадёшь. Можно было бы, конечно, просунуть руку сквозь ячейку сетки поближе к нему и попытаться дотянуться… Но со сворой собак, караулящей по ту сторону, тебе как-то не хочется никуда просовывать руки. Ты достаёшь ленту, которую взяла у Ториэль, и с помощью неё привязываешь ключ над калиткой, чтобы при желании до него можно было без проблем добраться с обеих сторон. Снова вздыхаешь, машешь собакам на прощанье рукой, разгоняя из крови адреналин, и идёшь всё той же тропинкой дальше в лес. Когда калитка скрывается за очередным поворотом, складывается ощущение, что никакого инцидента с ключом и не было: и лес, и дорога, и всё вокруг выглядит точно так же, как и по ту сторону забора. Ты пытаешься убедить себя, что всё хорошо, что происшествие с собаками, которые, возможно, и хотели напасть на тебя, но ведь не стали, отлично демонстрирует тот факт, что тебе нечего — совершенно нечего! — бояться, что как и в лабиринте с Ториэль всё так или иначе будет хорошо… Но самообман никогда тебе, по правде говоря, не давался. Сердце, как молоточек в фортепиано, колотится о натянутые струны твоих нервов, заставляя беспрестанно вздрагивать от каждого шороха. Ты прикладываешь всё больше и больше усилий к тому, чтобы перестать постоянно панически оглядываться и шарахаться от собственной тени. Неясная, несформулированная угроза будто пропитывает воздух вокруг. Тропинка выходит на просвет. Её пересекает маленький замёрзший ручеёк, через который перекинут такой же маленький мостик, который, в свою очередь, преграждает небольшая оградка из деревянных жёрдочек. Ты останавливаешься и тихо хихикаешь над нелепостью всей этой конструкции. Во-первых, сам ручеёк при желании не так сложно просто перепрыгнуть. Во-вторых, в силу небольшой глубины и ширины, он очевидно промёрз до дна, и просто пройти по нему не составит сложностей ни для кого. В-третьих, лично ты, обходя по сугробам все препятствия по дороге, так вымочила ноги, что не будь ручей замёрзшим, даже перейдя его вброд не почувствовала бы особой разницы. Но, тем не менее, кто-то не только построил этот мост и ограду через него, но и регулярно по нему ходил, ведь протоптанная тропинка ведёт прямиком на него, а вовсе не в обход. — Эй. Человек, — раздаётся у тебя из-за спины немного глуховатый голос. Ты чувствуешь, как дружным строем по спине пробегает табун мурашек, то ли от неожиданности, то ли от самого голоса. — Не знаешь, как здороваться с новым приятелем? Не выпуская палки из рук, ты оборачиваешься, стараясь, как и с собаками, не делать резких неожиданных движений. Отлично. Как будто громадного мохнатого гибрида козы и коровы (это ты о Ториэль, конечно) было недостаточно. На этот раз твой собеседник — всего лишь обычный говорящий человеческий скелет. Ну, похоже, что скелет: как и Ториэль, в одежде (правда, не мантии, а вполне себе обычной зимней куртке) поэтому рассмотреть всех деталей и убедиться наверняка ты не можешь. Его пустые глазницы как будто подсвечены изнутри, а череп, похоже, состоит не совсем из кости: хотя он и выглядит, как положено черепу, твёрдым и гладким, тем не менее он прямо у тебя на глазах неуловимо меняется, более чем достоверно отображая некий неожиданно характерный для черепа аналог человеческой мимики. Как бы смешно это не звучало, но кажется, что интерпретировать эмоции этой черепушки даже проще, чем выражения звериной морды Ториэль. В частности, прямо сейчас «новый приятель» совершено очевидным образом улыбается. Ты неоднократно слышала, как голый оскал скелета сравнивают с улыбкой, однако странным образом эта улыбка выглядит гораздо более широкой, гораздо более… улыбающейся, чем можно было бы ожидать от любого скелета. Ты пытаешься убедить себя, что ширина этой улыбки свидетельствует о дружелюбии, но хочешь ты того или нет, чем больше ты смотришь, тем более зловещей и угрожающей она тебе кажется. Улыбаясь, скелет продолжает совершенно спокойно стоять где стоял — в менее чем полуметре у тебя за спиной. В постоянном шорохе окружающего леса, ты, тем не менее, совсем не слышала его приближения. Он протягивает тебе руку для рукопожатия. Продолжая не выпускать палки из рук — из одной руки — ты неловко отвечаешь на рукопожатие. Зря. У скелета в руке — популярная глупая шутка, оголённый контакт, в обычных условиях слегка куснувший бы тебя за руку, как забавная игрушка времён средней школы. Вот только электрод всего один, и в луже подтаявшего снега и насквозь мокрых ботинках их прорезиненная подошва не имеет особого значения, как и не слишком большой заряд. Забавно, но ты всегда старалась смотреть за соблюдением техники безопасности, и это первый раз в твоей жизни, когда ты и правда теряешь сознание от удара током. Лишь беспокойный мозг на прощание подсовывает с периферии какую-то бредовую фразу о… начальной калибровке? Ты хочешь возмутиться её неуместности, но не успеваешь.