Бесконечное путешествие

Ты открываешь глаза. Ну что же, весьма вероятно, что ты «отсутствовала» меньше минуты. Ты по-прежнему стоишь на ногах — скелет держит тебя за шиворот твоего свитера. Ты с некоторым усилием фокусируешь взгляд на его лице. Он по-прежнему улыбается, даже более широко и зловеще, чем до того, как ты потеряла сознание. — Привет, — говорит он всё тем же голосом, отправляя в путешествие новый отряд мурашек. — Привет, — сдавленно отвечаешь ты. Голосовые связки, возможно, тоже свело судорогой, и голос звучит непривычно хрипло, как будто ты пытаешься говорить на вороньем. — Вот так просто идёшь по главной дороге? Не в курсе, что за человеческие головы у нас объявлена награда? Живыми или мёртвыми, за живых бонус. Живых, опять-таки, можно пытать, — в его интонации как будто звучит скрытая насмешка. Словно он не угрожает тебе, а рассказывает забавный анекдот. Ты испытываешь иррациональное желание рассказать ему в ответ какую-нибудь из шуток Ториэль. Например, про черепицу. Но вместо этого отводишь глаза и тихо говоришь: — Я не умею прятаться и красться. Он улыбается ещё шире. До этого момента ты и подумать не могла, что это физически возможно. — А бегать? Как насчёт такого: я даю тебе фору в пару минут, и даже подсказку. Ближайший населённый пункт — в той стороне. Ты всё ещё здесь? А то я уже начал считать. Ты, не отрываясь, смотришь на него ещё целых четыре секунды. Конечно, ты могла бы честно ответить, что бегать ты, по правде говоря, тоже не то чтобы умеешь. Но вместо этого ты без предупреждения срываешься в указанном направлении, так быстро, как только можешь, умудрившись довольно ловко перепрыгнуть оградку на мосту, и бежишь до тех пор, пока и мост, и всё ещё стоящий у него силуэт не скрываются из виду. Тогда ты сворачиваешь с дорожки, по которой ты всё это время продолжала бежать, к ближайшим кустам, наконец-то переводя дыхание. Лёгкие горят, сердце выпрыгивает из груди, ноги подгибаются под твоим собственным весом. Из кустов на тебя поглядывает очередная камера наблюдения. Надо что-то делать. Ты снова возобновляешь движение по тропинке, но после импровизированного спринта это не так просто. Теперь ты идёшь гораздо медленнее, чем до того. Судя по озадаченному выражению лица, скелет не ожидал, что ты побежишь к населённому пункту, а не от него. Но, если уж рассуждать, то, во-первых, с противоположной стороны ты пришла, и там ничего кроме собак и Стены, вроде бы, нет. Движение в ту сторону совершенно точно не приблизит тебя к королевскому замку и выходу из Подземелья. А во-вторых… во-вторых, в населённом пункте, даже населённом враждебно настроенными существами, спрятаться всё же проще, чем в заснеженном лесу. Воображение пытается подсунуть тебе всякие пророческие картины, одна ужасней другой, но ты отмахиваешься от него, тщательно концентрируясь на осматривании окрестностей. Не даром: через пару минут ходьбы ты различаешь немного в стороне от дороги что-то вроде хижины. Так могла бы выглядеть сторожка лесника. Или общественный туалет. В любом случае, если присмотреться, можно разглядеть незапорошенную цепочку следов, ведущую к нему, чем ты незамедлительно пользуешься чтобы сойти с тропинки, старательно ступая след в след. Свет не горит, и осторожно заглянув в то окно, до которого можно дотянуться от крыльца, ты не видишь внутри никакого движения. Входная дверь тоже почему-то не заперта, что, с одной стороны, конечно, хорошо, потому что тебе не приходится её взламывать; но с другой стороны слишком уж подозрительно, а потому, безусловно, плохо. В любом случае, продолжать бежать, а точнее, ползти по тропинке в сторону города с погоней на хвосте — вариант ничем не лучше. Лучшее, что ты можешь сделать сейчас — это пробраться в дом, постаравшись не нанести с собой внутрь снега, да и вообще оставить внутри следов не больше чем снаружи, и спрятаться внутри потщательней. Увы, это не так просто: зайдя внутрь, ты сразу понимаешь, почему домик был не заперт. Это не общественный туалет, это скорее что-то вроде крытой беседки, или, например, сторожевого поста. Просто пустая коробка с дверью и окнами, весь интерьер состоит из пары скамеек, запыленного электрогенератора в углу, на котором стоит воткнутый в него электрический же чайник, пары упаковок явно просроченных крекеров, бутылки засохшей в пыль горчицы и вороха мелкого мусора. Впрочем, ты всё ещё считаешь, что выйти и пойти дальше ничем не лучше. Ты аккуратно съёживаешься под подоконником за дверью, чтобы тебя было незаметно хотя бы с улицы и при беглом осмотре сквозь приоткрытую дверь. Бессмысленно, конечно, но имитация полезной деятельности лучше, чем вообще ничего, лучше хотя бы для чувства собственного спокойствия. Время идёт. Ты продолжаешь сидеть в неудобной позе, начиная испытывать парадоксальное желание вздремнуть. Считаешь про себя, чтобы отмерять время, ведь светящийся экран телефона свёл бы на нет всю твою смещённо-активную конспирацию; но постоянно отвлекаешься и сбиваешься со счёта, так что уже не можешь сказать, десять ли минут прошло или полчаса. Ожидание настолько изматывает, что его окончание приносит тебе странного рода облегчение и какое-то чувство… свободы, что ли. Едва заслышав звук открывающейся двери, ты замираешь, не задерживая дыхание насовсем, потому что надолго бы тебя всё равно не хватило, но переходя на едва заметные поверхностные вдохи-выдохи, невидимые, как ты надеешься, и неслышные. Ты даже прикрываешь веки, смотря сквозь полуопущенные ресницы, чтобы не выдать себя случайным блеском глаз. Как будто это всё имеет хоть какое-то значение. Скелет не ищет и не осматривается: он целенаправленно заходит внутрь и останавливается у дверей, глядя прямо на тебя, как будто (как будто?) точно зная, где именно ему тебя искать. В лёгком сумраке неосвещённой хижины тебе ещё больше кажется, что его пустые глазницы светятся изнутри. Он ничего не говорит, только смотрит на тебя с вопросительным выражением нечитаемого оттенка. — Бегаю я тоже плохо, — наконец, пожимая плечами, говоришь ты, всё ещё немного хрипло. — Как же так, — он плавно подходит ближе, как-то лениво и неохотно, словно в гробу он видал всё происходящее и своё в нём участие. В гробу. Скелет в гробу. Ха-ха. Даже голос его звучит несколько утомлённо. — Люди не так часто заходят в эти края, так что мы с братом всегда пытаемся выжать из вас максимум развлечений. Он подходит вплотную, наклоняется к твоему лицу почти впритык, не вынимая руки из карманов. Ты смотришь прямо в его пустые глазницы, в глубине которых как будто горят далёкие звёзды. Ты жалеешь, что так и не рассмотрела, как он умудряется говорить при помощи одних только костей: до этого он был слишком далеко как для такого скудного освещения, а теперь — слишком близко, чтобы незаметно присматриваться. — Специально для тебя мы сделали целый набор весёлых Испытаний! Только, осторожнее: мой брат не будет так же добр к тебе, как я. Он протягивает одну из рук к твоей шее, без каких-либо видимых усилий поднимая тебя на ноги и даже немного приподнимая над полом, так что тебе приходится стать на цыпочки. Ты едва успеваешь глянуть на невероятные сочленения его пальцев, на вид состоящих из никак между собой не связанных костей. На ощупь они такие, какими на ощупь и ожидаешь кости: твёрдые и гладкие. Острые концы отдельных косточек царапают кожу. Локоть давит на солнечное сплетение, мешая дышать гораздо больше, чем пальцы на шее. — Я мог бы убить тебя прямо сейчас, — говорит он, опуская голос, прямо тебе в ухо. — Сломать каждую косточку в твоём теле, одну за другой. Вытащить из тебя скелет и сделать себе мёртвую подружку. Ха. Четвертовать и скормить четырём собакам. Ты моментально вспоминаешь собак, оставшихся за смешным забором с колючей проволокой. Надо было озвучить свои мысли о скелетах в гробу, вы бы отлично дополнили друг друга. — Ты запугиваешь меня? — ты отвечаешь мягко как можешь, но получается, конечно, очередное хриплое карканье. Хватка на шее не ослабевает, и когда ты безотчётно начинаешь сползать с носочков вниз на собственные пятки, кажется, будто его пальцы пытаются приклеить твой язык к твоему же нёбу прямо сквозь твою челюсть. — У тебя есть другие варианты? — Ну, я не знаю, какие именно «развлечения» вы выжимаете из людей, — ты снова пытаешься привстать на носочки и вытянуть шею, чтобы придвинуть своё лицо так же близко к нему, как он сам, когда говорил об убийстве. — Этот разговор выглядят несколько… двусмысленно в моих глазах. Чёрт. Надо немедленно прекращать нести эту чушь. Ты просто говоришь первое, что в голову взбредёт, чтобы не показывать, насколько панически ты испугана, но это уже как-то слишком. Впрочем, судя по насмешливому хмыканью, твоего собеседника такой неожиданный поворот этого разговора не слишком смутил. — О, это правда мило, что ты обо мне такого мнения, — уже нормальным голосом. — Думаешь, флирт спасёт тебя от пыток или, скажем, медленной мучительной смерти? — Нет, конечно. Впрочем, если хочешь, я всё равно могу тебя поцеловать, — немедленно. Перестать немедленно. С этой репликой ты пытаешься пожать плечами, что и выглядит, и ощущается более чем забавно с учётом того, что тебя всё ещё держат за шею. — А ты хочешь меня поцеловать? — по его интонации можно было бы предположить, что ты предложила ему купить килограмм яблок, а его искренне интересует, какие на выбор есть сорта. Ты с облегчением подхватываешь этот оживлённо-незначительный тон: — Я сказала, если ты хочешь. — А я спросил, хочешь ли этого ты. — Какая разница? В свете грядущих пыток и медленной мучительной смерти мои желания и нежелания, в общем, не имеют значения. — И то правда, — говорит он, снова наклонившись к твоему уху, и на мгновение ты чувствуешь лёгкое и на удивление мягкое прикосновение к шее. Ты сразу же понимаешь, что тебе наверняка показалось, ведь никаким образом прикосновение твёрдых костей, пусть даже тысячу раз гладких и отполированных, не может быть настолько мягким. Не лизнул же он тебя, в самом деле. Избежать столкновения с дикими собаками, чтобы быть съеденной говорящим скелетом — вот уж действительно забавная участь. Ты не находишь, что бы ещё сказать, поэтому просто молчишь и ждёшь развития событий. Скелет с ухмылкой снова заглядывает тебе в глаза своими далёкими звёздами, и наконец отпускает твою шею. Ноги немного подкашиваются, но ты старательно упираешься спиной и ладонями в подоконник, благодаря чему остаёшься стоять, не отрывая глаз от собеседника. Вы некоторое время с одинаковым нечитаемым выражением смотрите друг на друга — ты старательно прячешь свои эмоции, по его лицу тоже не поймёшь, о чём он думает. Потом он издаёт забавный звук, больше всего смахивающий на помесь хмыканья и бульканья, разворачивается и уходит к двери шагом, чуть менее ленивым, чем до этого. Останавливается в дверях. Оборачивается. — Кстати, я Санс. Ты зажмуриваешься и сползаешь обратно под подоконник, старательно делая вид, что мир вокруг тебя перестал существовать.