Бесконечное путешествие

Ты открываешь глаза. Неосознанным движением гладишь по голове мерно посапывающего тебе в подмышку динозаврика. Тот неразборчиво ворчит во сне, но не просыпается. В попытках сохранить хоть немного тепла вы переплелись во сне в столь плотный запутанный клубок, что твоя одежда лишь нагрелась, вместо того чтобы высохнуть. Ты с улыбкой и сожалением думаешь о том, что из этого парня вышел бы замечательный младший брат. Ты также прикидываешь, как бы это так заняться чем-то полезным, чтоб его не разбудить. Увы, захлёбывающийся собачий лай откуда-то из-за стены разрешает этот вопрос без твоего участия. — Йоу, где это мы, — бормочет он, не отойдя полностью ото сна. — Где-то на дороге между Сноудином и королевским замком, — отвечаешь ты, не меняя позы. — Есть хочешь? Динозаврик ещё немного ворочается, прежде чем с сожалением променять тебя на предательский холод пещерного воздуха. — Точно! Я хотел прийти в Водопад, йо. Найти Ундину. А… что ты сказала насчёт еды? Ты обращаешь свою снисходительную улыбку внутренностям своего рюкзака. Выуживаешь паупончик, к этому времени больше напоминающий сушку, торжественно вручаешь динозаврику. В каком возрасте, убегая из дому, дети начинают задумываться о том, чтобы взять с собой еды? А тёплую одежду? Кажется, у тебя в рюкзаке где-то должен был заваляться второй свитер? — Давай попробуем найти воду. Не будем же мы грызть сухие пончики. Он уже, впрочем, проглотил его, возможно, даже не жуя. А потом, отойдя от места вашего ночлега всего на пару десятков метров, нашёл бьющий прямо из стены ключ, демонстративно запил. Вода на вкус ничего так, только немного отдаёт железом. Будто открытая рана на теле пещеры, шутишь ты про себя. Динозаврика ты, впрочем, не хочешь расстраивать таким замогильным юмором. Вместо этого ты отрываешь в рюкзаке сухую сменную одежду и зубную щётку для себя, и ещё одну паусушку для динозаврика. Также раскопки открывают-таки твоему взору запасной свитер, который вопреки вялым возражениям ты натягиваешь прямо поверх его собственного, такого же полосатого. Твой — точнее, свитер Ториэль — висит как тряпка, пустые рукава почти подметают пол; но зато его зубы наконец-то перестают стучать. Вы съедаете ещё по кусочку пирога, и ты про себя отмечаешь, что сколько бы не занял у тебя оставшийся путь до замка, съестных припасов всё равно не хватит. — Йоу, — смеётся динозаврик, размахивая рукавами, — мы теперь совсем как брат и сестра выглядим! Я думаю… я думаю, мы сможем уговорить Ундину взять нас обоих в Королевскую Стражу! Вот тогда-то мы им всем покажем, йо, вот увидишь! Станем такими же сильными и смелыми как она! Сможем весь класс одним пинком уложить! Всю школу, вместе со всеми учителями! Нас с тобой весь город будет бояться! — Я думала, весь город боится шерифа и его брата, — с улыбкой отвечаешь ты, походя отмечая, как из промозглых коридоров вы снова выходите на открытое пространство, больше чем по пояс тебе поросшее какой-то незнакомой травой. — Нет, ну это, конечно, так, но… — тут его монолог прерывает неизвестно откуда прилетевшее копьё, и динозаврик проявляет совершенно неожиданную для себя скорость реакции, одним прыжком буквально сбивая тебя с ног, пряча вас обоих в густых зарослях. Шепчет еле слышно, но с горящими глазами: — Это она, йоу, это Ундина! — Кид, маленький засранец! — доносится до вас издалека глухой, как из ведра, голос. — Опять сбежал из дому, идиота кусок?! — Врассыпную! — бросает он, прежде чем мгновенно раствориться в неизвестном направлении. Ты находишь наиболее разумным последовать его примеру, и случайным образом изменив направление движения, стараясь не потревожить длинные стебли, со всей доступной тебе скоростью припускаешь к границе открытого пространства. В этот раз тебе везёт, и когда ты ныряешь в очередной сумрачный проход вглубь системы пещер, ты не слышишь за собой ни чужих шагов, ни грозного глухого голоса. Ещё некоторое время ты продолжаешь идти, прежде чем тебя догоняет мысль о том, что динозаврик шёл с тобой, чтобы найти Ундину, но найдя — первым делом смылся. Ты смеёшься вголос над комичностью ситуации, соображая постфактум, что это выдаёт твоё местоположение; не то чтобы ты в принципе сильно преуспевала в его сокрытии. Ты решаешь, что тебе уже нечего терять, и достаёшь телефон. — Скажи мне, что ты ещё жива, — говорит Папирус спустя полтора гудка. Ты очень надеешься, что это не горячая линия их полицейского участка. Шериф и полицейский это вообще одно и то же, или нет? — Да, но теперь это действительно ненадолго, — ты снова улыбаешься в трубку. — Я видела Ундину! Ну, то есть. Слышала. В общем. — И… как она тебе? — спрашивает он, как будто не сумев придумать, что вообще положено говорить в таких ситуациях. — Не знаю, — отвечаешь ты со смехом, — я же её не видела! — На самом деле, она не так плоха, как ты думаешь. Иначе великолепный Папирус не называл бы её своим другом! Ундина, правда, очень крутая. Когда не пытается тебя убить. Хотя, и тогда тоже. — Да, динозаврик говорил то же самое. — Кто?.. — упс. — Эмм, какой-то местный школьник, думаю. Шёл некоторое время со мной за компанию. Хотел найти Ундину, чтоб она взяла его в Королевскую Стражу, но сбежал, когда она нашла нас первая. Вероятно, сбежал из дому. Кажется, Ундина назвала его Кид, или что-то около того. — А, — теперь Папирус звучит расстроено. — Кид. Надо сказать его матери… Забавно, что он подпустил тебя так близко, обычно он относится к окружающим максимально настороженно. Довольно обоснованно. Интересно, чем ты ему приглянулась. — Кажется, свитер, который мне выдала Ториэль, заставил его думать, что я тоже сбежавшая школьница, — ты хмыкаешь. — У вас что, школьная форма в полоску? — Ториэль, это же… — начинает скелет, но прерывается на середине фразы. — …В любом случае! Тут по телевизору анонсировали новый выпуск кулинарного шоу с Меттатоном! Говорят, это будет просто бомба. Ты просто обязана это увидеть. Он невероятный, его все обожают, вот увидишь. Так что… не умирай пока, ок? Ещё хотя бы пару дней. Ты смеёшься. — Только ради тебя! Только ради тебя. А что такое этот «мета-тон»? — Ха! Всего лишь самая яркая робозвезда нашего Подземелья! Чёрт, ты не видишь, как я подмигиваю. Ну, в общем, это наш поп-идол, чьё впечатляюще металлическое тело собрала и продолжает улучшать доктор Альфис, а железобетонное обаяние улучшить невозможно в принципе, потому что куда же. — Звучит как настоящая акула шоу-бизнеса, — ты не перестаёшь хихикать. — Я бы сказал, что для рыбных каламбуров ещё рановато, — смущённо отвечает Папирус. — Но, скажем так, я бы не стал отрицать его природный магнетизм. — Кру-у-уто, — задумчиво тянешь ты, заворачивая за очередной угол, — неужели это настоящий искусственный интеллект, способный пройти тест… подожди, кажется, я снова вижу Кида. Ты, снова не попрощавшись, кладёшь трубку и поспешно прячешь телефон, приближаясь к знакомой фигуре. Впрочем… Если приглядеться внимательнее… Что-то явно не так, но ты не можешь сформулировать, что. — Вот мы и встретились снова! — сообщаешь ты самым жизнерадостным тоном. — Тебе не приходилось задумываться о мире, — отвечает он, не оборачиваясь, голосом одновременно хорошо знакомым и совершенно чужим, — где всё совершенно точно так же… кроме того, что тебя не существует? Ты неосознанно одёргиваешь руку, которую уже протянула к его плечу. — Всё идеально функционирует и без твоего участия, — продолжает всё тот же голос, пока ты, преодолевая иррациональный страх, так и не решившись коснуться, обходишь его вокруг, чтобы заглянуть в лицо. Оно тоже выглядит совершенно обычно, не считая странно остановившегося выражения пустых глаз. Ощущение неправильности усиливается. — Ха, ха. Эта мысль меня ужасает. — Кид? Это я, помнишь меня? Эм… — чёрт, ты же не называла ему своего имени, — девочка с зонтиком? — С зонтиком? — он поднимает на тебя голову, и ты наконец-то встречаешься глазами с его совершенно невидящим взглядом. — Но дождь идёт не здесь… Чувство ирреальности и неправильности происходящего просто зашкаливает, но ты напоминаешь себе что это в любом случае скорее всего сон, и кладёшь руку на потусторонне-холодное динозавричье плечо: — Я могу что-то сделать? Чем-то помочь? Что-то неуловимо меняется. — Ха, ха… Знаешь, а это немного помогает. Спасибо. — Ощущение в ладони пропадает. — Пожалуйста, забудь обо мне. — Но… — начинаешь было ты, но не-совсем-динозаврик уже отворачивается, разрывая ваш и без того зыбкий зрительный контакт. — Пожалуйста, не думай об этом больше, — напоследок его голос звучит не только странно, как на протяжении всего разговора, но и как будто издалека. Ты не находишь ничего лучше, чем и правда пойти дальше, оставив его как есть. Когда ты оборачиваешься, он всё так же стоит не меняя позы; когда оборачиваешься снова, на его месте уже никого нет. Ты продолжаешь идти. Коридоры тянутся вокруг тебя бесконечным неизменным фоном, словно ты сама не заметила как вошла в бесконечный цикл; одинаковые голубоватые подворотни сменяются неразличимыми развилками, которые ведут сквозь однотипные проходы к идентичным просветам. Звук твоих шагов гармонично вписывается в неостановимую какофонию падающей воды, дождя, водопадов, фонтанов, ручьёв, вода стекает по стенам, капает с потолка, течёт под ногами; ветер свистит сквозняками из-за каждого угла, но приносит лишь холод и ещё больше отголосков воды. Подземелье вокруг словно вымерло, словно в попытке спрятаться от Ундины ты случайно провалилась на изнанку этого мира и теперь не знаешь как выбраться обратно на свет. Сквозь запах сырости, водорослей, цветущей воды и не очень свежей рыбы иногда пробивается нежный запах лилий, но тебе так и не удаётся определить его источник. Ты, опять, идёшь бесконечно долго, пока за очередным поворотом не видишь знакомую спину. Санс стоит у чего-то, что ты смело идентифицируешь как переносной телескоп — древний, словно его собирал сам Липперсгей, и на вид не очень рабочий. Он не оборачивается на твои шаги, так что ты тоже подходишь к телескопу и молча гадаешь, куда же он смотрит. — В Подземелье нет звёзд. Здесь нет неба, настоящего неба. В принципе нет никакого космоса, формально это даже не планета. Даже гравитация — не более чем условность. На этих словах ты с паникой понимаешь две вещи: во-первых, то, что ты считаешь «потолком», почему-то находится где-то далеко внизу; а во-вторых, под «далеко» ты подразумеваешь добрых метров пять, не меньше. Впрочем, если говорить совсем точно, то все эти мысли в какой-либо степени формируются у тебя в голове лишь после того, как, падая, ты останавливаешься в полуметре от «земли» (потолка!) так же внезапно, как до этого на неё (него?) упала. С полуметровой высоты можно было бы с лёгкостью грациозно приземлиться на ноги, как, ты краем глаза замечаешь, делает Санс; но ты, конечно, всё равно падаешь на землю (потолок!) как мешок с картошкой, которым ты себя и так частенько чувствуешь. Немного отпечатавшись о местный аналог звёздного неба лицом, ты поддаёшься очередному иррациональному порыву и пробуешь его на вкус. Если ты каким-то волшебным образом доживёшь до старости, то сможешь рассказать восхищённым внукам, как когда-то в молодости облизывала звёзды. Подземные звёзды на вкус похожи на мокрый гранит. Скелет терпеливо ждёт, пока ты закончишь свои кулинарные изыскания (можно ли говорить «кулинарный» о чём-то, что не было приготовлено?), но даже оторвав лицо от пола (потолка!), ты не можешь удержаться от того, чтоб ещё раз с интересом его пощупать; посмотреть на оставшийся на потолке (не-потолке) телескоп; с интересом попрыгать на месте, прислушиваясь к собственным ощущениям. Интересно, прямо сейчас он улыбается потому, что со стороны ты смахиваешь на дурочку? Ты хочешь спросить себя, способен ли он не улыбаться, но внутренний голос напоминает тебе про направленную ионизацию. Теперь улыбаться начинаешь и ты, но только его улыбка, в отличие от твоей, вовсе не наполнена весельем. — В каком-то смысле, — заканчивает он свою мысль как ни в чём не бывало, — здесь вообще нет ничего настоящего. Ты хочешь возразить, но открыв рот, опять говоришь совсем не то, что собиралась: — Разве это плохо? Ответом тебе становится очередной нечитаемый взгляд, достаточно красноречивый сам по себе; но потом он решает всё-таки объяснить словами. — Не так уж плохо, пока ты не решишь, что то, что не является настоящим, не имеет значения. Ты смотришь на него с сомнением и разражаешься хохотом. — С моей точки зрения, — объясняешь ты в ответ на его вопросительный взгляд, — я совершенно точно являюсь настоящей. И, — продолжаешь ты, видя, что он всё ещё не понял соли шутки, — мои желания тоже являются настоящими. Санс хмыкает. Земля (потолок!) снова уходит у тебя из-под ног, но в этот раз у тебя выходит приземлиться более успешно. Что не может не радовать, потому что только благодаря этому тебе чудом удается разминуться с телескопом. Конечно, стоит тебе достаточно увериться в том, что ты способна стоять на ногах, и наконец посмотреть по сторонам, как ты обнаруживаешь полное отсутствие каких-либо знакомых черепушек в ближайшем окружении. Ради интереса заглядываешь в телескоп. Окуляр заляпан краской. Ты привычно вздыхаешь и снова идёшь дальше. Ты выходишь на дощатую террасу над очередным обрывом, открывающую потрясающий вид на невероятное нигде: неизменные сумерки дополняются здесь непроглядным туманом. Ты перевешиваешься через балюстраду, не столько вглядываясь в бездну, сколько предаваясь отстранённым размышлениям, когда за твоей спиной раздаются тяжёлые лязгающие шаги. Гнетущий рыбный запах усиливается. Ты оборачиваешься как раз вовремя, чтоб увидеть, как массивное копьё перерубает хрупкие деревянные опоры. Земля (на этот раз доски) снова уходит у тебя из-под ног, и в последний момент, когда ты вместе с обломками уже летишь в пропасть, твои глаза невероятным образом встречаются с колючим взглядом огромного рыцаря, с ног до головы закованного в громоздкие доспехи, с ненавистью уткнувшимся в тебя сквозь узкую щель забрала. «Гравитация — не более чем условность,» — повторяет Санс у тебя в голове, пока ты теряешь сознание в полёте.