Бесконечное путешествие

Ты открываешь глаза. Солнечные лучи пробираются сквозь зелень, увивающую окно, и от лёгкого ветерка мельтешат на потолке вашего, кхм, бунгало. До рассвета шум прибоя можно было бы услышать прямо из комнаты, но сейчас его, конечно, заглушает жизнерадостный гомон с пляжа, крики чаек и отзвуки далёкой музыки. Вероятно, ты проспала завтрак, но возможность наконец-то как следует выспаться однозначно того стоила. В солёном воздухе висит густой медовый аромат цветов и свежих фруктов, а ещё нагретых на солнце досок террасы и сухих водорослей. Ты спешно натягиваешь купальник и хватаешь пляжное полотенце, чтобы добежав до пляжа тут же бросить его на песок, с разбега рыбкой залетая в прозрачную голубую воду. Плывёшь к глубине, пока остальные купальщики не остаются где-то у тебя далеко за спиной, после чего ныряешь в поисках разноцветных рыб и красивых ракушек; и даже не найдя их в этот раз, не расстраиваешься, просто наслаждаясь приятной прохладой воды под палящим солнцем, мягким покачиванием волн и видом резвящихся птиц на фоне бесконечно глубокого неба. Ты чувствуешь, как безграничная, безусловная радость наполняет тебя от лодыжек до кончиков волос, расплескавшихся по поверхности воды. Ты так давно ждала этой возможности отвлечься от любых проблем, от любых горестей и печалей, позволить лёгкости, беззаботности и ленивому теплу оградить тебя от всего того, что ты сама привыкла называть реальной жизнью. Просто быть здесь и сейчас, наслаждаться моментом, как будто завтра никогда не наступит; просто существовать, не забегая вперёд, не возвращаясь назад ни на минуту. Только ты, свежий ветер, мягкие волны, яркое солнце и никаких тревог. Одинокая рыбка подплывает к твоему купальнику, пробуя на зуб блестящую бусину на одной из его завязок, и ты замираешь на мгновенье, любуясь игрой солнечных бликов на её чешуе; и когда она осознаёт слишком низкую питательную ценность крашеной пластмассы, ты ныряешь за ней, представляя себе, что ты тоже маленькая беззаботная рыбка, способная выскользнуть из любой неудобной ситуации как из неловкой пригоршни. Из глубины водная гладь выглядит как фигурное стекло, но узоры на его поверхности изменчивы, как сама жизнь; ты любуешься этими зелёно-голубыми разводами, пока в твоих лёгких не заканчивается воздух, а вынырнув обратно смеёшься, глотая горько-солёную воду, отфыркиваясь и не в силах остановиться. Где-то вдалеке за обедом пикирует чайка; мягкий капюшон маленькой медузы лениво пинает твою пятку. Что-то невидимое копошится на дне, поднимая мутные облачка песка, не спешащие оседать, струящиеся в придонном течении прибоя. Ты весело бултыхаешься, то легко скользя сквозь будто масляную воду, то поднимая целые тучи брызг, искрящихся на солнце как драгоценные камни, пока голос твоего лучшего друга с пляжа не привлекает твоего внимания: — Сюзи! Плыви обратно, ты нужна нам! Давай скорее! На самом деле, ты едва ли можешь расслышать отсюда, что именно он кричит, но призывные жесты руками не оставляют сомнений в смысле его реплик. Ты лениво делаешь прощальный кружок на месте, изображая прощание русалочки, и плывёшь обратно к берегу, издалека замечая, что твои друзья уже сгрудились в кучку и что-то оживлённо обсуждают. Когда ты вылезаешь из воды, до тебя доносятся обрывки спора — что-то о солнечном свете, волновых функциях и постоянной Планка. — Щас разберёмся, — уверенно говорит твоя подруга, с которой вы делите комнату. — Сюзи! Беги к нам! Подождите, это она тебе? Но… Тебя же зовут не так… — Из-за чего сыр-бор? — уточняешь деловито, вздрагивая, когда ещё пара человек говорит «отлично, Сюзи, как раз её нам не хватало». Ты даже думаешь остановить обсуждение и выяснить, что за бред здесь происходит, и почему все внезапно решили сменить тебе имя; но это наверняка окажется каким-нибудь глупым розыгрышем, так что ты решаешь сначала разобраться в том, что и так уже бурлит на чужих устах. — У нас тут небольшой спор, — продолжает она, не замечая твоего замешательства. — Помнишь уравнение Шрёдингера? Можешь написать? Она протягивает тебе палку, пока остальные ребята отступают в сторону, открывая тебе полосу мокрого песка, уже частично исписанную корявыми формулами. …вздох морозной синевы отражается от зеркальной глади разлитых чернил… — Нет, я только в стационарной… — начинаешь говорить ты, но останавливаешься. Вообще-то, ты действительно его помнишь. Специально повторяла. После… того случая. Ты сбрасываешь с себя оцепенение и дописываешь недостающие уравнения к расчётам на песке, благодаря чему вы быстро сводите систему к тождеству, подтверждая утверждение одной стороны, опровергая другую и на этот раз избегая «кровопролитной» дискуссии, которая затянулась до самого обеда и даже привела к дружеской потасовке, в ходе которой каждый из вас успешно наглотался песка. Тогда. — Ха! — иронизируют победители, — и о чём тут вообще можно было спорить? — Ой, да ну вас, — отмахиваются проигравшие, — мы, пожалуй, будем сворачиваться. Пойдём в город погуляем. Сюзи, ты с нами? …горячий мятный ветер разрывает забытые тропы на морском дне… — Почему вы все внезапно начали меня так называть? — не выдерживаешь ты. — В смысле как? — искренне недоумевают они. — В смысле? — так же недоумеваешь и ты. — «Сюзи»! Недоумевающие взгляды быстро сменяются понимающе-ироничными. Они думают, это ты та, кто шутит. Но ты не смеёшься. — Это… не моё имя, — ты переводишь напряжённый взгляд с одного лица на другое, пока твоя подруга не прикладывает холодную ладонь к твоему солёному лбу: — Сюзи? Тебе там голову не напекло? Ты стряхиваешь остатки воды с волос вместе с её рукой. Неважно. — Я, пожалуй, пас насчёт прогулок по городу. Мне нужно кое-что перепроверить… у кого-то из вас вроде бы была электронная версия Шварца? Или Нагашимы? — У меня есть, но я не могу не отметить, что всерьёз возвращаться к учёбе уже на второй день отдыха звучит как совершенно отстойная идея, дискредитирующая саму концепцию этой поездки. Ты смеёшься и легкомысленно отмахиваешься от этого замечания. Они могут бурчать сколько им вздумается, но ты не собираешься терять ни малейшего шанса лишний раз заглянуть в нужные исследования, пока у тебя есть такая возможность, чтобы не изобретать с нуля девятимерный велосипед. Где там была ошибка а расчётах? Где «там»? …забытая мелодия огненным всполохом завихряется в литосферный сдвиг… Ты поспешно принимаешь душ, смывая с себя остатки соли и песка, заматываясь в махровое полотенце; хватаешь со стола тарелку с фруктами и уносишь с собой на веранду, уже на ходу зарываясь в книги, как будто перед тобой не лежит бесконечных две недели ленивого спокойствия, как будто времени не хватает, как будто в любой момент… Ты делаешь глубокий вдох, прежде чем продолжить чтение. Некуда торопиться. Тебе просто нужно кое-что проверить. Что-то освежить в памяти, где-то заглянуть в пару разделов, которые раньше не казались тебе такими уж интересными. Ты усаживаешься в старое ротанговое кресло, которое так удобно передвигать туда-сюда со смещением тени, и углубляешься в чтение, то и дело прерываясь то на фрукты, то на стакан ледяного лимонада. — Земля вызывает Юпитер, Земля вызывает Юпитер! — это желающие уже нагулялись, и теперь вернулись к обеду. — Как меня слышно, Юпитер? — Ха. Ха. Ха, — отвечаешь ты, не отрывая взгляда от очередной слишком запутанной формулы. — Слишком большой лаг, Земля. Слишком большой. Они ржут как лошади и зовут тебя обедать. Ты с сожалением откладываешь книгу, надеваешь платье достаточно приличное для публичного приёма пищи и присоединяешься к другим алчущим трапезы. Кажется, после окончательного решения утреннего спора разговор как-то не клеится, словно твои друзья теперь не знают, о чём же им говорить; ты не задумываясь поднимаешь тему многомерной стереометрии квантовых частиц и делаешь вид, что всё идёт как надо. Обед проходит в ненавязчивой атмосфере общей отстранённости, и заканчивается десертом от шеф-повара. — Ну что, книжный червь, пойдёшь с нами плавать? — весело спрашивает твоя подруга. — Или ты ещё не всё дочитала? — Я… — ты запинаешься. С одной стороны, вы же приехали сюда отдыхать, загорать и купаться. С другой… — не знаю, думаю, я покупаюсь ближе к вечеру. Хочется всё-таки закончить с этим сегодня. Ты неловко улыбаешься, будто извиняешься за свой отрыв от социума. Хотя, конечно, кому тебя в этом понять, если не им. — Зачем ты пришла сюда? — спрашивает она в ответ голосом Ториэль. «Кто такая Ториэль?» — незамедлительно думаешь ты. …слова незнакомого языка каменной солью запорашивают четвёртую строфу вступительной речи… Ты встаёшь из-за стола и уходишь в библиотеку. У тебя нет с собой списка литературы, но симпатичный помощник библиотекаря перечисляет едва ли не все книги, что у них есть по интересующей тебя тематике, у самых интригующих даже зачитывая содержание. Наконец, набрав стопку высотой почти в свой рост, ты в несколько подходов уносишь её в читательский зал. — Зачем ты здесь? Что тебе нужно? — бросает он тебе вслед голосом Напстаблука, но ты просто игнорируешь эту реплику, не отвлекаясь приступая к дальнейшему чтению. Ты листаешь учебник за учебником, страницу за страницей, сравнивая дополняющие друг друга результаты, аж пока за окном не темнеет, и твоя мама не возвращает тебя к серой реальности, как всегда мягко тормоша тебя за плечо: — Сюзи, дорогая, сколько можно учиться. Пора кушать, дочитаешь потом. В конце концов, никуда твои книжки от тебя не убегут! — она повторяет эту шутку каждый раз, год за годом, и каждый раз смеётся так, будто только что её придумала. Ты со вздохом снова откладываешь книги, чтобы присоединиться к традиционному семейному ужину; пропускать его было бы просто невежливо. Тем более, что за столом уже собралась вся твоя семья: мёртвые и нерождённые, четвероюродные и пра-пра-пра, и все ждут только тебя. Ты присоединяешься к ним, равнодушно просишь передать соль. Обсуждаете, как прошёл день. Планы на выходные. Грядущее Рождество. Новый рецепт десерта. Наконец, семейный спрут выпускает тебя из своих цепких щупалец, и на мгновение твоё сердце будто сжимается от безграничной любви и чувства невыраженного единства и принятия; но ты стряхиваешь с себя оцепенение и, оставив недопитым чай, вылезаешь на крышу. Солнце уже село, и в звёздное небо поднимается дым десятков факелов, освещающих открытую летнюю площадку. Крыша буквально завалена всевозможными манускриптами, рукописями, записками и распечатками, которые в любой момент рискуют вспыхнуть от неосторожной искры, от слишком сильного порыва ветра. Ты просеиваешь их между пальцами как золотоискатель руду, находя соседние страницы нужных расчётов в глубине завалов, разнесённых друг от друга горами других текстов. Ты штурмуешь новые вершины, рискуя остаться погребённой под морем чужих слов. — Неужели это того стоило? — ты вздрагиваешь, услышав из-за спины знакомый голос. Твой научный руководитель сидит на самой высокой кипе бумаг, даже с твоей перспективы выглядящей максимально неустойчиво и банально неудобно. Ты понятия не имеешь, как долго ты его не замечала, но и сейчас ты просто пропускаешь его слова мимо ушей. — Бросить всё, что у тебя было, всё, чего ты уже добилась… ради чего? Ты качаешь головой, не прерывая чтения. Ты больше не позволишь себя отвлечь, времени остаётся всё меньше, а ты всё ещё не нашла всю необходимую тебе информацию. Тебе было бы стыдно так нагло игнорировать его, но чёрт побери, если бы это на самом деле был он, он бы тебя понял. Он бы понял твоё поведение. Твой выбор. Ты думаешь озвучить для него пару спорных выводов, которые не помешало бы оценить со стороны, но решаешь, что оно того не стоит. Факелы догорают, давая всё меньше света; тебе приходится подносить тексты всё ближе к огню, чтоб рассмотреть мелкий незнакомый почерк, рискуя начать пожар совершенно самостоятельно. …внутренние раскаты грома освещают отпечатки перьев на песке времени жизни горбатых китов… — Что ты здесь забыла, — говорит он голосом Санса и опрокидывает ближайший светильник, равнодушно наблюдая за мгновенно разрастающимся пламенем. — Пожалуйста! — наконец отвечаешь ему ты, выпуская из рук ещё один листок и глядя как огонь безвозвратно пожирает его в считанные секунды. — Пожалуйста, это для меня очень важно! — Что именно для тебя важно? — его глаза смотрят прямо тебе в душу. — Это! Это… исследование! Для меня, для… тебя. Для него. Он… Санс… катастрофически важен для меня. — Он на самом деле имеет такое большое значение? — Да! Да. Именно он имеет значение. Самое большое для меня. Тот, кто называет себя Сансом.