Игроки

Глава 2. 5 октября, воскресенье. Вечер Очнулась она только в Больничном Крыле. В ушах шумело, словно вокруг разбивались о камни тяжёлые морские волны, но даже сквозь этот непрекращающийся гул невозможно было не услышать чьи-то сдавленные рыдания. Открыть глаза оказалось не так-то просто, но когда у Лиз, наконец, получилось это сделать, она первым делом увидела девочку, сидящую напротив с небольшим алюминиевым поддоном в руках. Спустя секунду она вздрогнула, тут же склонилась вниз, издавая неприятные звуки, и Турпин поспешно отвернулась, пытаясь отвлечься и не обращать внимания на происходящее рядом. Вид облезающей с потолка белой извёстки отнюдь не способствовал приятным мыслям, и перед глазами снова и снова возникала картина мёртвого тела – что бы не твердил ей голос разума, она просто не могла поверить, что тот окровавленный труп, лежащий на земле, был Джастином. Ещё вчера вечером они виделись в библиотеке, он одолжил у неё чернила и долго жаловался на погоду, уже тогда заметно волнуясь перед предстоящим матчем, а она улыбалась, уверяя, что его первый выход на поле в качестве игрока станет незабываемым. Если бы тогда она только могла предположить, как была права. Лиз закрыла глаза, прогоняя от себя тяжёлые воспоминания, но не смогла пролежать так даже минуту, снова услышав булькающие звуки, доносящиеся с соседней кровати. Придерживаясь рукой о железный каркас осторожно поднялась, огляделась по сторонам, тут же пожалев об этом: палата была переполнена учениками, большая часть которых держали точно такие же алюминиевые поддоны, как у её соседки. Кто-то плакал навзрыд – в основном, конечно, девушки – и эти жуткие стоны резали слух, отдаваясь в висках неприятным покалыванием. В горле пересохло, но сколько она не пыталась найти на многочисленных тумбах хоть что-то, похожее на кувшин с водой, всё было без толку. Ни одного из тех прозрачных гранёных стаканов, которые непременно стояли у каждой кровати в спальнях, ни одной склянки с зельем, обычно оставляемым для больного заботливой медсестрой. Только бледные лица, невыносимый запах и множество звуков, один ужаснее другого, сливающихся в одну симфонию, медленно сводящую её с ума. Убедившись, что ноги вполне способны держать её и очередного падения не предвидится, Турпин медленно двинулась к выходу из палаты, как назло находящемуся в противоположном конце помещения. Она старалась идти как можно ближе к кроватям, чьи железные спинки в любой момент могли стать надёжной опорой, так усердно отводила взгляд от своих однокурсников, что не заметила преграду на своём пути, запнулась, принялась размахивать руками и только чудом смогла устоять. Глянув вниз, она испуганно дёрнулась назад, поначалу решив, что перед ней очередной труп, уже готова была закричать, когда мальчик поднял голову и уставился на неё. Он сидел на полу, вытянув ноги вперёд, облокотившись спиной о торец кровати, быстро сжимал руки в кулаки и тут же разжимал их, смотрел на неё, не мигая, отчего Лиз всё больше становилось не по себе. Примерно так она представляла себе палату для помешанных в больнице святого Мунго, и единственное, чего ей хотелось – скорее оказаться как можно дальше отсюда. - Было так много крови, - слова мальчика звучали сдавленно, хрипло, как будто его голос звучал из самой преисподней, и она сделала несколько шагов назад, тряхнула головой, пытаясь убедиться, что всё происходящее – реально. Издав короткий полувздох-полувсхлип, быстро ущипнула себя за руку, зажмурившись, потом снова оглядела переполненную палату, маленького мальчика у себя под ногами, приоткрывшего рот и начинавшего раскачиваться из стороны в сторону, как китайский болванчик, вызывая дикий, панический страх. Не прошло и секунды, как Лиз, отбросив все сомнения, бегом бросилась к выходу, не желая больше видеть все эти кошмары. - Мисс Турпин, а куда это Вы собрались? – грозно спросила мадам Помфри, скрестив руки на груди и встав прямо перед дверью. Рейвенкловка остановилась, тяжело вздохнула, принимаясь мысленно проклинать свою нерасторопность: до желанного выхода оставалось несколько шагов, и не пытайся она сначала сделать вид, что здесь можно находиться, могла бы быть уже на полпути к своей гостиной. - Я хотела пойти в башню Рейвенкло, - её голос звучал по-мужски хрипло, шевелить губами было тяжело, и приходилось до боли напрягать горло, чтобы выговорить хоть что-то. Целительница охнула, взмахнула руками, словно только что вспомнила о чём-то очень важном – её бабушка делала точно так же каждый раз, когда оставляла настаиваться на час очередное экспериментальное зелье и забывала о нём по меньшей мере на пару дней, и Турпин не смогла сдержать улыбку, вспомнив об этом. К счастью, женщина поспешно скрылась за ширмой и не видела на лице своей подопечной признаков ненормальной в такой ситуации радости, дававших весомую причину для того, чтобы продержать её здесь как можно дольше. Мадам Помфри была известна своей добротой и доходящим до фанатизма отношением к работе, чем бесстыдно пользовались особенно ловкие, беспринципные симулянты: попав в Больничное Крыло, можно было с лёгкостью провести в нём недели и даже месяцы, но выйти из него раньше положенного срока не удавалось никому. - Вот, выпей водички, девочка моя, - Турпин выхватила стакан из её рук, сделала слишком большой глоток и чуть не подавилась, пока целительница обеспокоенно оглядывала палату. – Я настаиваю, чтобы Вы остались под моим присмотром хотя бы до утра, мисс Турпин. Потеря сознания, шок, возможно сотрясение мозга, полученное при падении, которое пока не дало о себе знать из-за перенесенного потрясения – это не шутки, я требую… - Я обещаю, что непременно вернусь в больничное крыло, если вдруг почувствую себя плохо. Пожалуйста, мадам Помфри, отпустите меня. Мне здесь… не очень нравится, - честно призналась она, опустив взгляд, надеясь, что это сработает и ей не придётся убегать, как маленькой. Неизвестно, что бы ответила целительница, если бы из дальнего угла комнаты не раздался громкий крик. Они синхронно вздрогнули, тут же повернули головы, пытаясь найти источник шума взглядом, что было довольно сложно из-за неприкаянно бродящих по палате учеников, закрывающих весь обзор. Мадам Помфри пробурчала что-то похожее на «ну хорошо, хорошо», поспешно уходя вглубь помещения, и, не дожидаясь момента, когда она опомнится, Лиз выскочила в коридор. *** Коридоры были привычно холодными и тёмными; мёртвая тишина, окутавшая собою весь замок, пугала её, заставляя идти всё быстрее. Обычно здесь всегда было много учеников: они сидели на широких подоконниках, разговаривали друг с другом, любовались открывающимися из окна пейзажами школьных окрестностей, по укромным уголкам прятались влюблённые, а прежде чем завернуть за угол необходимо было внимательно прислушаться, чтобы удостовериться, что тебя не собьёт с ног какой-нибудь резвый младшекурсник. Сейчас же, пройдя уже половину пути до башни Рейвенкло, она не встретила ни одного человека, и даже с картин исчезли полные любопытства лица. Зато в некоторых рамах было полно людей, тихо перешёптывающихся о чём-то, и пока Лиз поднималась до нужного этажа, они провожали её заинтересованными взглядами, но так и не решились заговорить. Проход в гостиную оказался открыт, что несказанно удивило её. Турпин с минуту простояла напротив него, пытаясь понять, когда же она успела выслушать загадку, да ещё и ответить на неё. Осознав, наконец, что проход был открыт не ей, чертыхнулась про себя, без особенного энтузиазма отметив, что мадам Помфри, возможно, была права,говоря о необходимости задержаться в Больничном Крыле. Стоило вновь подумать о Джастине (а не думать о нём, как бы она ни старалась, не получалось) и Лиз сразу же впадала в состояние полной отрешённости от происходящего вокруг. Несмотря на то, что инфантильностью она явно не страдала, ей ещё не приходилось наблюдать таких ярких проявлений жестокости, и смерть хаффлпаффца казалась чем-то нереальным, временным и вполне обратимым. Она зашла внутрь, быстро огляделась, чтобы проверить, всё ли в порядке, и села на ближайший диван. Покачала головой, прогоняя от себя пугающие мысли, не позволяющие расслабиться и забыть обо всём, что довелось увидеть сегодня утром. Взгляд упёрся в узорчатую плитку, которой был украшен камин: синие завитки сплетались, расходились в разные стороны, то сливаясь в одно целое, то распадаясь на сотни новых витков, и непонятно было, где начало и где конец этого рисунка. Точно также никогда нельзя было точно сказать, где начинался надлом в человеке, маленькая трещинка, разрастающаяся всё больше и больше от чужих слов и действий. Люди замечают разлом только тогда, когда он, превратившись в огромную зияющую дыру, начинает кровоточить, затапливая чёрной кровью окружающих, ломая их тоже, с оглушительной силой разрывая человеческие тела. Любое насилие неизменно влечёт за собой сотню новых, более страшных и разрушительных. - Повезло же тем, кто не пошёл на этот проклятый матч, - заметил Майкл Корнер, присаживаясь рядом с ней. Турпин безразлично окинула его взглядом, потом глянула в ту сторону, куда указывал однокурсник: в дальнем углу самозабвенно целовалась парочка рейвенкловцев, года на три младше них. – Думаю, теперь мне не избежать ночных кошмаров. Я ещё пошутил над ним сегодня за завтраком, посоветовал не свалиться с метлы в первые же пару минут… - Угу… - торопливо ответила Лиз, не желая слышать больше ничего. У них всех было так много воспоминаний, связанных с Финч-Флечтли, что хватило бы на книгу размером с «Историю Хогвартса». Он был довольно смышленым для своего факультета, большинство предметов посещал вместе с учениками Рейвенкло и, благодаря своему лёгкому характеру, со многими из них успел подружиться. Она до сих пор с теплотой вспоминала о бале в честь Турнира Трёх Волшебников, на который ходила вместе с Джастином. Ведь не важно, что во время первого же танца они от страха путали движения и чуть не отдавили друг другу ноги, или что он, желая проявить галантность, нёс ей бокал с пуншем и, запнувшись, пролил напиток на её парадную мантию, только чудом не запачкав светлое платье. Зато потом они много разговаривали, смеялись над нелепыми попытками мальчишек привлечь внимание хорошеньких учениц Шармбатона, а под конец всё же неплохо потанцевали, что позволило ей запомнить этот вечер как один из самых приятных за все школьные годы. - То, что Ундерберг кричал, было ужасно. Я считаю, что таких, как… - снова заговорил Майкл, то ли не заметив, что Турпин не горит желанием продолжать обсуждение сегодняшнего матча, то ли проигнорировав её тонкий намёк на это. Однако первая же фраза заинтересовала её, и она перебила его, не дожидаясь того момента, когда он войдёт во вкус: если Корнер увлекался собственным рассказом, то остановить его могло, пожалуй, только появление сотни дементоров. - И… что он кричал? – спросила она, будучи не до конца уверенной, что хочет получить ответ. То, что ей не удалось что-либо услышать, было совсем не удивительно, ведь в том шуме сложно было расслышать даже саму себя, не говоря уже о происходящем на поле. Да и Лиз тогда находилась в предобморочном состоянии, уже не надеясь выбраться с трибун целой и невредимой, а потому её совсем не интересовали возможные слова и действия обезумевшего слизеринца. - Говорил, что исход войны уже предрешён, мы все уже находимся под властью Того-Кого-Нельзя-Называть и скоро он покажет свою настоящую мощь, уничтожит всех магглорождённых, затопит их грязной кровью весь Магический Мир, - Лиз поморщилась, пересилила себя и не стала перебивать однокурсника и на этот раз. Он говорил так воодушевленно, быстро, словно слышав эти слова каждый день успел выучить их как предобеденную молитву. – Остальным слизеринцам еле удалось его скрутить, но они так старались – наверное, хотели сделать вид, что здесь не при чём и не знали о затее своего друга. Лицемерные ублюдки. Я уверен, что они там все заодно, что бы они не говорили. И с трибун-то уходили спокойно, как будто ничего случилось, поганые… - Это всё ужасно. Я… я просто не могу поверить, что в Хогвартсе могли допустить такое, - она покачала головой, радуясь, что Корнер опять замолчал, потому что от его речей ей становилось не по себе. Лучше было не думать об этом, не вникать, не знать ничего, чтобы можно было как можно скорее забыть об этом матче раз и навсегда, притвориться, что ничего не было. Иначе единственным - не лишённым, впрочем, логики и естественного стремления выжить, - желанием остаётся сбежать отсюда, пока не поздно. Теперь ей оставалось только благодарить Мерлина и Забини, что её родители далеко и, скорее всего, не узнают об убийстве в школе. Будь они здесь, отец бы не медля забрал её домой, а мама бы кинулась отпаивать успокаивающей настойкой. Они всегда, до самого последнего, считали её «маленькой Лиззи», старались оберегать от всех проблем, порой ограждая от несовершенств окружающего мира намного усерднее, чем требовалось. Страшно было представить, что она могла так и не узнать, что они станут жертвами следующего нападения Пожирателей. Её братик со свойственной детям честностью рассказал, как мама плакала, получив какой-то конверт, и Турпин пришлось применить все возможные уловки, вплоть до откровенных угроз, чтобы выяснить у родителей, что же случилось. Потом она соврала им, сказала, что просто нашла человека, готового помочь, – они поверили. Просто не могли не поверить, когда другого шанса на спасение не было. Майкл подвинулся ближе к ней, осторожно приобняв рукой за плечи. Погружённая в свои мысли, Лиз не сразу почувствовала его прикосновение, а когда, наконец, поняла, в чём дело, делать что-либо было уже поздно. Нельзя было сказать, что он был ей неприятен – впрочем, как нельзя было назвать его общество особенно приятным для неё – но подобный жест мог выглядеть очень двусмысленно, а гостиная всё ещё была самым многолюдным местом в башне, где за каких-то пару минут их могли увидеть десятки человек. А за шесть лет, проведённых в школе, она прекрасно знала, как легко распространяются слухи и как тяжело бывает их опровергнуть. - Я уверен, слизеринцев даже не накажут! – со злостью воскликнул Корнер, неожиданно ударив свободной рукой по подлокотнику дивана, отчего Лиз подпрыгнула на месте. – А всё только потому, что директор сейчас Снейп. При Дамблдоре они бы никогда не посмели даже подумать о таком. Они его боялись. И Тот-Кого-Нельзя-Называть его тоже боялся. А теперь мы сами вынуждены себя защищать – ты видела Поттера? Похоже, парень окончательно сник. А ведь мог бы… - Извини, Майкл, - в который раз за их недолгий разговор перебила его Турпин, вставая с дивана. Она чувствовала себя подавленной и уставшей, а общение с однокурсником только прибавляло нервозности, и ей всё сложнее было сдерживаться, чтобы не нагрубить ему. – Я пойду… хочу поскорее переодеться и попробовать уснуть. Встретимся на ужине, ладно? - Конечно, Лиз. Я займу тебе место! – крикнул он ей вдогонку, и Лиз не смогла удержаться, чтобы не закатить глаза. На их курсе Корнер уже успел прославиться не только тем, что по счастливой случайности встречался с теми же девушками, что и Гарри Поттер, но и своим излишне упёртым, резким и поспешным в суждениях характером, так некстати сочетающимся с любвеобильностью и настойчивостью. Если уж он начинал ухаживать за какой-нибудь девушкой, то буквально брал её измором, месяцами преследуя по всему Хогвартсу, словно тень; стоило же расстаться с ним (а это было неминуемо, опять же, в силу его тяжёлого характера и неспособности идти на какие-либо компромиссы), как ещё несколько месяцев имя прежнего объекта обожания не сходило с его уст, правда, упоминаясь теперь вовсе не в восторженных откликах, но в язвительных комментариях и мелочных злобных шутках. Не раз бывав свидетельницей подобных отношений Майкла, она не желала испытывать их на себе, поэтому предпочитала считать участившиеся признаки проявляемого с его стороны внимания не более чем простым стечением обстоятельств. Спальня была пуста, что слегка озадачило её. Не обнаружив никого из подруг в Больничном Крыле, она была уверена, что встретит их в башне Рейвенкло, а теперь не имела ни малейшего представления, как и где искать их в огромном замке. Несколько минут простояв на одном месте, раздумывая над своими дальнейшими действиями, Турпин резонно заметила про себя, что рано или поздно они всё равно вернуться сюда, после чего скинула перепачканные в земле туфли и устало опустилась на кровать, чувствуя, как на неё разом наваливаются усталость, страх, боль. Впервые она осмелилась подумать, что видела смерть, неминуемую, безжалостную, ужасающую своей жестокостью; никогда больше Джастин не ввалится в дверь кабинета, красный и запыхавшийся от бега, опаздывая на занятие, и никогда не встретится ей в библиотеке, не пожелает удачного дня. Он больше не будет стоять на платформе, ожидая подачи Хогвартс-экспресса, весело переговариваясь со своими друзьями, и он уже не вернётся домой, к своим родителям. Из глаз полились слёзы, ладонь крепко сжала подушку, а спустя пару мгновений она уснула. *** - Лиз… Лиз, ну вставай… - кто-то тормошил её за плечо, настойчиво пытаясь разбудить, сопровождая каждое слово громким всхлипом. Неохотно открыв глаза, Турпин увидела перед собой Менди, выглядевшую не самым лучшим образом: глаза опухли от слёз, стали похожи на две щёлки, а покрасневший нос казался неестественно большим на её лице. – Нам пора идти на ужин. Мне страшно одной, - призналась Броклхёрст и шмыгнула носом, словно в подтверждение своих слов. Видеть её без замысловатой укладки, тщательно нанесённого макияжа и коронной полуулыбки было по меньше мере странно, по большей – удивительно. - Да, да… сейчас, - пробормотала Лиз, садясь на край кровати. Голова гудела, как развороченный пчелиный улей, все события последних дней смешались между собой, и она никак не могла разобраться, что было реальностью, а что – сном. Оглянулась по сторонам, тут же отметив, что находится в спальне, попыталась вспомнить, как оказалась здесь и почему спала в одежде. Глаза закрывались сами собой, и она потёрла их ладонями, ещё больше размазав тушь по лицу, снова перевела взгляд на заплаканную подругу, начиная смутно припоминать, что произошло. Её разбудили раньше обычного, были какие-то разговоры, завтрак, Сандра рассказывала последние новости, они смеялись, пошли на трибуны смотреть матч, а потом… Турпин зажмурилась, снова вспомнив тот ужасающий вид лежащего на земле Джастина. - Где ты была всё это время? – спросила она, встав с кровати и направляясь к шкафу. Хотелось поскорее снять с себя одежду, в которую, казалось, навечно въелся тот омерзительный запах с трибун, выбросить, сжечь её, чтобы не осталось ни одного напоминания. Кому ещё знать лучший способ выкинуть что-либо из памяти, как ни ей, уже месяц скрывающей от всех слёзы, накатывающие удушливой волной в самое неподходящее время. Пусть было тяжело, но с каждым днём не думать о родителях получалось всё лучше, на смену тревоге приходило долгожданное спокойствие, уверенность в том, что сейчас они в безопасности, а это было намного важнее возможности увидеть их в любой момент. - Я испугалась, только встала со скамьи, а все уже убегали с трибун и я пошла за ними. Меня бы просто затоптали, если бы я осталась на месте, - попыталась оправдаться Менди, старательно избегая встречаться с Лиз глазами. Она села на свою кровать, сложила руки на коленях и жалостливо всхлипывала, что начинало изрядно действовать на нервы. – Я вернулась потом, но не увидела тебя и решила, что просто не заметила, как ты уходила. - Ладно, забудем об этом, - поспешно предложила Турпин, когда обернувшись в очередной раз увидела в руках подруги носовой платок. Конечно, она знала, что Броклхёрст убежала одной из первых исключительно по собственному желанию, и скорее всего, вспомнила о ней уже сидя в укромном безопасном уголке замка, но винить её в этом не могла. Всем было слишком страшно, чтобы подумать о ком-то, кроме себя. - Мне понадобится твоя помощь. Придумай, как можно с максимальной точностью избежать компании нашего однокурсника, - обречённым голосом попросила Лиз, ловко застёгивая пуговицы на кардигане. Долго колдовала над волосами, распутывая образовавшийся на затылке колтун, наткнулась на вопросительный взгляд Менди и закатила глаза, неохотно поясняя: - Майкл Корнер обещал занять мне место. Вот только его внимания мне сейчас не хватало... *** Следующие несколько недель были необычно спокойными и тихими. Хогвартс затаился, будто вулкан в ожидании нового извержения: в коридорах, ранее всегда заполненных учениками, сейчас лишь изредка можно было встретить одиноко бредущего по своим делам студента; счастливый и беззаботный смех, эхом гуляющий по замку, уступил место напряжённой пугающей тишине, а в гостиных по вечерам стало невозможно найти свободного места, что не особенно радовало тех, кто привык находить там желанное уединение. Даже растения в теплицах профессора Спраут отказывались цвести, несмотря на все усилия преподавателя, на что она непременно сетовала первые минут пятнадцать каждого занятия. Казалось, что то роковое воскресенье было моментально забыто. Ещё несколько дней ходили различные слухи: о том, что родителей Джастина не пустили за ворота школы и его тело специально выносили ночью, чтобы никто этого не увидел; говорили и об Ундерберге, то ли отпущенном сразу же по прибытию в больницу, когда колдомедики уверенно заявили, что не может идти речи ни о каком проклятье, то ли напротив, надолго заточённом в палате для самых опасных сумасшедших. Однако эти сплетни не пользовались особенным успехом, передавались неохотно и довольно быстро исчезли вовсе. Тем временем в Магическом Мире всё, напротив, было совсем не спокойно. Почти каждый день приходили новости о новых нападениях Пожирателей, работники министерства, сначала пытавшиеся хоть как-то успокоить мирных волшебников, довольно быстро поняли бесполезность таких действий и перестали комментировать происходящее. Ежедневный Пророк пестрил заголовками о бессилии аврориата, выделив целую страницу для публикации имён последних погибших и ведения статистики сокращения числа волшебников – это угнетало и без того невесёлых учеников школы, чувствовавших себя запертыми от всего внешнего мира. Но самое страшное было вовсе не в газете, а в письмах, приходящих из дома. Трудно было описать все чувства Лиз, когда кому-нибудь приходило письмо, перевязанное траурной чёрной лентой. Именно такие письма не давали забыть, кому она обязана за жизнь своей семьи. Родители ничего не писали ей, ведь они изначально условились, что связываться друг с другом будет слишком опасно, но её сердце всё равно замирало каждый раз, когда почтовые совы кружили над головой. Забини, как и прежде, ничего не предпринимал, что и пугало, и раздражало, и приводило в исступление, и стало причиной многих бессонных ночей, потраченных на размышления и пустые догадки. Сложно было просто решить для себя, стоит ли пытаться забыть обо всём произошедшем и жить обычной жизнью, если в любой момент эта жизнь может превратиться в кошмар? Каждый раз будучи в Большом зале или оказываясь вместе с Забини на занятиях, Лиз никак не могла перестать смотреть на него, хоть и понимала, насколько это заметно. Страшнее всего было поймать его ответный взгляд – иногда, очередной раз вспоминая о своём долге и тут же впадая в беспричинную панику, она, сама того не замечая, подолгу разглядывала его, ровно до тех пор, пока на секунду их глаза не встречались. Тогда ей хотелось убежать, спрятаться где-нибудь далеко, чтобы никогда, ни за что не иметь с этим человеком ничего общего, забыть о его существовании, как забывается через месяц даже самый страшный кошмар. Он заставлял её чувствовать настоящий животный ужас, от которого путались мысли, дрожали руки и подгибались колени, при этом не делая ничего. Именно это пугало: время шло, а он до сих пор не обращал на неё никакого внимания, словно давно позабыв об оказанной однажды услуге. Турпин была уверена, что расплата будет стоить ей дорого. Она была связана по рукам и ногам, каждую секунду ожидая неминуемой кары. Что угодно, когда угодно… Она могла бы быть на месте слизеринского загонщика, или на месте Джастина – если бы Забини попросил об этом. Или бы приказал, ведь такие, как он, никого ни о чём не просят, лишь выслушивают чужие мольбы, оказывая высшую милость или отправляя просящих ко всем дементорам, играя в богов. Вечно скучающий красавец, терпеливо выносящий объятия Гринграсс, изредка обменивающийся парой фраз с Малфоем или Ноттом, игнорирующий существование не только Лиз, но и большей части учеников Хогвартса, а ещё, кажется, слишком часто ловящий на себе её чересчур пристальный взгляд, - вот и всё, что ей было известно о нём. В одну из серых и промозглых осенних пятниц Лиз коротала вечерние часы на отработке по Травологии, на которой помимо неё оказалась и Трейси Дэвис. Поначалу, увидев в какой компании придётся провести следующий час, она напряглась, как и остальные студенты не желая лишний раз иметь дело со слизеринцами, но скоро успокоилась и расслабилась под непринуждённой болтовнёй девушки, старавшейся держаться до наигранного дружелюбно. Впрочем, те вопросы и забавные истории, которыми усердно засыпала её Дэвис, смогли неожиданно разогнать царившую в душе меланхолию и спустя положенное время она выходила из теплицы в удивительно приподнятом настроении, на ходу копаясь в сумке в поиске шарфа, именно поэтому, переступая порог, не заметила стоящего за ним человека и врезалась в него. - Извини, - поспешно бросила Турпин, уперевшись взглядом в стандартный школьный вязаный пуловер и воротничок белой рубашки и быстро сообразив что перед ней всего лишь один из учеников. Только заметив зелёную нашивку с изображением серебристой змеи на груди стоящего напротив, ей вдруг стало не по себе. - Извиняю, - весело отозвался парень со слишком болезненно знакомым голосом и чуть насмешливой интонацией. Превозмогая страх, от которого мгновенно начали дрожать руки, а ноги будто стали ватными, Лиз подняла голову, тут же встретившись с ним глазами. Забини очаровательно улыбался, но взгляд его был цепким и холодным, настолько пристальным, что ей пришлось чуть передёрнуть плечами, желая поскорее сбросить с себя скользкое чувство тревоги, мурашками ползущее по спине. Быстро протиснувшись между ним и открытой настежь дверью, она поспешила на улицу, опасаясь возможных слов или действий, хотя внутренний голос упорно твердил, что он не стал бы ничего предпринимать при свидетелях, пусть даже с собственного факультета. Однако ей ещё несколько дней пришлось убеждать себя, что эта встреча лишь ничего не значащая случайность. Спустя ровно неделю с того случая, после одного из уроков Нумерологии, прошедшего неожиданно быстро, она торопилась вернуться в гостиную – была пятница, а на следующий день они с подругами планировали наконец пойти в Хогсмид, чтобы немного развеяться и отвлечься от тяжёлых мыслей. В целях безопасности учеников не выпускали за пределы замка с тех пор, как произошло убийство Финч-Флечтли, что опять же поднимало новую волну догадок и сплетен: этот запрет выглядел нелепо и подозрительно, будто Снейп специально отгораживал их от Магического Мира, боясь распространения нежелательной информации. Видимо, решение отказаться от столь жёстких мер было принято именно под влиянием общего недовольства, постепенно нарастающего и грозящего принять неожиданную и неприятную форму. - Турпин, ты можешь так не бежать? – она замерла посреди коридора, услышав позади себя тихий голос. Несмотря на то, что за все шесть лет обучения они перекинулись лишь парой фраз, теперь Лиз без сомнения смогла бы узнать его при любых обстоятельствах. Наблюдая за ним каждый день, не находя в себе силы отвести взгляд, тщательно вслушиваясь во всё, что про него говорили, стараясь узнать как можно больше и тем временем избегая Блейза Забини, она порой начинала чувствовать себя сумасшедшей, одержимой им. Постоянно вспоминая встречу на башне, ей казалось, что это была лишь игра воображения, обманчивая иллюзия, столь желанная и утешительная, иначе как он мог оставаться невозмутимым, когда она не находила себе места? Набрав в грудь больше воздуха, Лиз медленно обернулась. Это действительно снова был Забини: он стоял, окидывая её безразличным взглядом, одну руку держа в кармане мантии, а во второй сжимая какой-то свиток. От удивления она приоткрыла рот, хотя понимала, насколько глупо, наверное, выглядит. Десятки раз ей приходилось представлять тот момент, когда молчание между ними будет прервано, но теперь в голову не шли ни одни из тех заранее заготовленных нейтральных, непринуждённых фраз, позволивших бы держаться наравне и не выдавших страха и паники затравленного зверька. – Ты забыла свою работу по нумерологии. - Нет… я точно забирала её, - Турпин еле сдержалась, чтобы не отшатнуться, когда он резко вытянул вперёд руку, протягивая ей свиток. Дрожащими от волнения пальцами попыталась нащупать замок сумки, будучи абсолютно уверенной, что её работа лежит внутри – к столу профессора Вектор они подошли одновременно с Малфоем и как всегда галантный слизеринец отпихнул её локтём, чтобы забрать домашнюю первым. Это невозможно было забыть, не могло быть никакой ошибки; заметив намерение девушки проверить наличие пергамента, Забини только усмехнулся. - Меня это не волнует, - недовольно сказал он, буквально насильно впихнув ей в руки свиток. От той мило-расслабленной манеры поведения, которой Блейз придерживался в их прошлую встречу на глазах у Трейси не осталось и следа. – Больше не забывай важных вещей, Лиза. Ощущая, как земля уходит из-под ног, она смотрела в спину неторопливо удаляющемуся парню. Шероховатая на ощупь бумага, казалось, прожигала руку насквозь, но лишь дождавшись, когда он скроется за поворотом, Турпин осмелилась развернуть свиток. По телу пробежала дрожь, она прикрыла глаза и опёрлась спиной о стену, боясь не устоять на ногах, обессилено уронила на пол пергамент, на котором была написана всего одна фраза. «Пора отдавать свой долг». *** Забини еле сдержал довольную ухмылку, чувствуя на своей спине полный ужаса взгляд, тот же самый, что впервые заметил у этой девчонки неделю назад, невольно подтолкнувший его к очередным опрометчивым поступкам. Хотя он бы, пожалуй, и не обратил на это должного внимания, если бы не последовавший после той встречи занимательный разговор. ...Стоило Турпин уйти, как Блейз перевёл взгляд на Трейси, с широкой и довольной улыбкой наблюдавшую за разыгравшейся только что сценой. - Тебе стоило предупредить меня о том, что ты здесь будешь не одна, Трейси, - спокойно заметил он, хотя в голосе можно было с лёгкостью уловить недовольство и злость, адресованные нагло ухмыльнувшейся однокурснице. - Да я сама понятия не имела. Спраут забыла, что нам на одно время назначила, - она непринуждённо пожала плечами и продолжила наводить порядок на рабочем месте. - Эта точно не станет ничего болтать. - И с чего же такая уверенность? - Люди, которые что-то скрывают о себе, разумно избегают лишний раз влезать в чужие дела. А эта девушка за час толком не ответила ни на один из моих вопросов, ловко ускользая от обсуждения всего, что было бы связано с её жизнью. И за эти несколько лет нашего с тобой сотрудничества, Блейз, я ни разу ничего о ней не слышала, ни единой сплетни, ни одного слуха. Это кажется мне очень подозрительным... - Я заметил, что в последнее время тебе просто всё кажется подозрительным. Не поддавайся всеобщей панике, Трейс, - с фальшиво заботливой интонацией ответил Блейз, умело уходя от прежней темы, пока она не затянулась и у Дэвис есть все шансы быстро забыть о том, что они вообще когда-то обсуждали Турпин. - Давай сразу о делах. Что за интересные новости ты хотела мне рассказать?... Теперь все его мысли занимала только внезапно пришедшая идея новой игры: странной, дерзкой, сложной в исполнении, а оттого казавшейся настолько манящей и привлекательной. Неважны проблемы, наверняка последующие сразу с началом этого спектакля, не жалко тех сил, что придётся приложить для достижения задуманного эффекта, не имеет значения, сколько времени нужно будет потратить ради своей цели, когда появилась возможность впервые устроить такое глобальное представление для широкой публики и наконец проверить границы своих возможностей. Азарт смешивался с кровью и растекался по венам пьянящей смесью, раззадоривавшей и дразнившей воображение. Блейз уже давно хотел повеселиться. А он всегда получает, что хочет.