Игроки

Глава 16. 22 ноября, пятница. Обед. Её долго рвало, с оглушительной силой выворачивало наизнанку, и казалось, что все органы вот-вот вылезут через рот. Это должно было случиться как логичное продолжение того терзающего сумасшествия, в которое ей довелось медленно и неотвратимо погружаться ещё со среды, начиная от почти ставшего смертельным рандеву с Ноттом, томительных разговоров с Блейзом, убитой девочки под их ногами, тех самых поцелуев и заканчивая отчаянием, глыбой навалившейся на неё болью предательства и равнодушия, попадающих метко в цель слов, сжимающих до отвращения пальцев в кабинете Истории Магии. С каждым новым рвотным позывом, подступающим внезапной скручивающей судорогой, Лиза хваталась за рёбра, грозящие вот-вот раскрошиться в мелкую крошку от болезненного напряжения, и ей оставалось только надеяться что сейчас наступит тот последний раз, когда её наконец разорвёт от нестерпимой муки, от невыносимого отвращения к своему грязному похотливому телу. Лучше умереть здесь, захлебнувшись уже очередным потоком собственной рвоты, чем снова встречаться с предавшими её подругами, с чокнутым Ноттом, с Блейзом. Блейз, за что? Зачем ты сделал со мной это? «А тебя он сломает, девочка». Да, ему так легко удалось сломать её всю, не оставив ни одной целой части, вывернув наизнанку, наружу красным кровоточащим мясом, истекающим отныне злобой и ненавистью ко всем. Больше всего к самой себе. Теперь будет достаточно лишь одного лёгкого прикосновения, чтобы уничтожить её окончательно, заставить заживо разлагаться от собственной слабости, уязвимого желания просто ощутить на себе прикосновение горячей ладони. Как можно было быть настолько одержимой тем, кого не волнует даже сам факт твоего существования? Турпин обхватила себя руками и легла на пол, начиная истерически смеяться. Ей уготована такая же участь, как Нотту – стать холодным телом, лишь ледяной оболочкой без души и чувств, трупом, отчаянно желающим согреться за счёт чужого тепла; метаться бледным приведением среди серых каменных стен, по пятам следуя за ускользающей идеей спасения, за тем, кто мог бы хоть на секунду попробовать заменить такого вожделенного человека. Ей было жалко Теодора. Никто не сможет стать Забини, а сам он привык только смахивать надоевших людей как пыль, даже не замечая того. Она ненавидела его, так сильно, нестерпимо, мечтала шептать ему об этом на ухо, прижимать к себе, сгорать от жара желанного тела и говорить, говорить, говорить до хрипоты, до изнеможения. Мягкий. Тёплый. Как же я тебя люблю. Невозможно было придумать что-то хуже, чем его бездействие. Тишина, с которой он провожал её сюда, резала тело, превращая в лохмотья, не оставляя ни единого шанса на то, что между ними будет когда-нибудь что-то большее, чем безразличие с одной стороны и одержимость – с другой. - Лиза, что с тобой? Лиза, что случилось? – Падма наклонилась вниз, пытаясь заставить посмотреть на неё, хватая ладонями за плечи, с неприкрытым ужасом глядя на подругу, извивающуюся на холодном полу от смеха и задыхающуюся в судорожных всхлипах. Как же она ненавидела их всех, без зазрения совести называющих себя её подругами. Чем она заслужила предательство, эти колкие комментарии за своей спиной, холодное молчание в те моменты, когда стоило хотя бы попытаться встать на её сторону? Тем, что выбрала не того, не смогла совладать со своими чувствами к проклятому слизеринцу, так легко заставившему голос разума подчиниться его воле? - Лиз, успокойся, тебе плохо? С тобой что-то сделали? – Патил безуспешно пробовала поднять её с пола, гладила по голове, звала по имени, явно не понимая, как можно остановить эту истерику. Но Лиза лишь смеялась ещё громче, отталкивая от себя руки однокурсницы. Никому не спасти её, ни за что не выбраться из той ямы, которая станет для неё могильной. - Лиза, пожалуйста, вставай… скоро остальные придут после обеда. У вас что-то с Блейзом случилось, да? – Падма видела, как Забини почти бегом пересекал главный холл, и по тому, как бесцеремонно он расталкивал всех попадающихся на пути учеников, можно было понять, насколько он был зол. Поэтому, почувствовав неладное, она сразу бросилась в башню Рейвенкло и, как оказалось, не зря. Если сейчас сюда придёт кто-нибудь ещё, завтра весь Хогвартс будет обсуждать столь оглушительную ссору и без того постоянно обсуждаемой пары. - Какая разница? Вы ведь все уже давно решили кто кому пара. Я ведь не яркая и эффектная блондинка, что мне ловить, - срывающимся на смех, дрожащими от слёз голосом ответила Лиза, стараясь сделать всё возможное чтобы в словах было достаточно ехидства. Фраза о том, что её могут увидеть другие, подействовали как холодный душ, помогая успокоиться и подумать, что можно сделать, чтобы остаться для всех максимально незамеченной. - Лиза… прости. Ты же знаешь, как им нужно обсосать каждую косточку происходящих вокруг событий… мне очень жаль, что так вышло, - к хоть небольшой радости Турпин, подруга действительно выглядела очень сконфуженно, догадавшись, что вчерашний вечерний разговор имел больше слушателей, чем они думали. Лиза еле поднялась на ноги, чувствуя как от любого слишком поспешного движения её снова начинает мучительно сильно тошнить; живот болел так, что начинало темнеть перед глазами, поэтому она даже не попыталась сопротивляться, когда Патил заботливо подхватила её под локти, помогая добраться до кровати. Дрожащими от бьющего озноба руками ей еле удалось плотно задвинуть тяжёлую, тёмно-синюю ткань полога, погружаясь в спасительную полутьму, испуганно вжимаясь в подушку. Её колотило от холода, от омерзительного чувства собственной никчёмности, и стоило вспомнить противные поцелуи Нотта, как становилось ещё хуже. Она задыхалась от спёртого воздуха, беззвучно сотрясаясь в болевых судорогах, и хотелось кричать, чтобы Блейз услышал и пришёл к ней, помог, убил её наконец. Стоило закрыть глаза, чтобы провалиться в бездну собственного сознания, такую же чёрную, как его глаза. Несколько раз её резко возвращали в действительность слишком громкие возгласы однокурсниц, что-то увлечённо обсуждающих в комнате. Сквозь громкий стук сердца, почему-то барабанной дробью раздающийся в ушах, не получалось до конца расслышать даже отдельные слова. Турпин попала в ад, растворяясь в нём до конца. Её тело медленно сгнивало, размягчалось, разжижалось, источая противный кислый запах. Плоть кусками отставала от костей, отваливалась, со звонким шлепком падая на каменный пол, и она иссыхала, необратимо превращаясь в пыль. Скоро от неё не останется ничего, даже мимолётного воспоминания, ведь никому нет дела, никто не сможет вытащить её отсюда, кроме него. А Блейз никогда больше не протянет ей руку. ***** Она проснулась от звука голоса кого-то из однокурсниц. Полог на кровати был так же плотно задвинут, и Лиза долго вслушивалась в отдалённое быстрое бормотание, пытаясь разобрать хоть что-то, но тут дверь в комнату скрипнула и следом закрылась с лёгким хлопком. В комнате стало тихо и, собравшись с силами, она осторожно отодвинула одну сторону ткани, зажмуриваясь от непривычно яркого света. В спальне никого не было, часы показывали то самое время, когда в школе традиционно начинался завтрак. После него все наверняка уйдут в Хогсмид, а у них с Забини были планы, которые никак нельзя было перенести или отменить, поэтому она аккуратно, стараясь двигаться максимально плавно, встала с кровати и начала поспешно собираться. Самое главное сейчас было усердно отгонять от себя мысли о слизеринце, с которым предстояло встретиться и разговаривать, быть наедине, что-то отвечать, что-то говорить, когда хочется… Мерлин, ей хотелось всего того, что он бы никогда не захотел ей дать, так зачем снова приходилось прокручивать эти небылицы в своей голове? Когда она спустилась на завтрак, Большой зал был уже почти пуст, и по привычке оглядев стол Слизерина Турпин заняла первое попавшееся свободное место, тут же ухватившись за фарфоровую чашку с горячим кофе, так приятно согревающую трясущиеся ладони. Нотт как ни в чём не бывало ел, о чём-то вскользь переговариваясь с Гринграсс, впервые за долгое время принципиально не обращая на её существование никакого внимания, будто между ними никогда ничего не было. Зато Блейз, кажется, не сводил с неё глаз, и если присмотреться, то можно было заметить, что он давно уже не ел, по-видимому, до последнего ожидая здесь её прихода. Торопливо съев одну маленькую булочку и налив себе вторую чашку кофе, Лиза снова скользнула взглядом по столу напротив, к своему удивлению и немедленно заставившему оцепенеть страху не увидев там Забини. Ей в голову почему-то пришла дикая мысль, что нужно бежать, пробовать найти его, догнать, чтобы сказать что-нибудь, объяснить, вот только что именно – не было ни одной идеи. - Пойдём? – Ей не удалось сдержать вздоха облегчения, когда за спиной послышался его голос, хоть и звучал он настолько холодно и угрожающе, что внутри всё невольно сжималось как от предчувствия скорого удара. Ладони легли на плечи, больно сдавливая их, предупреждая, запугивая, не позволяя даже усомниться, какие страдания ей уготовлены впереди. Он ведь уже предупреждал её как-то, там, в заброшенной комнате. Говорил бежать, спасаться, иначе убьёт. Да, Лиза помнила как он кричал, тряс за плечи, то ли угрожая, то ли предупреждая на будущее. Но сейчас послушно поднялась из-за стола, не раздумывая схватившись за протянутую ей руку, моментально раскалёнными щипцами сдавившую её ладонь, а потом просто пошла следом. Вместе с ним. Они шли в библиотеку. Всё было согласно тому плану, который обсуждался ещё пару дней назад, когда они могли хоть напряжённо, но хотя бы разговаривать друг с другом. Теперь она почти бежала, с трудом поспевая за быстро шагающим Забини, с ненормальным удовольствием чувствуя, как отчаянно немеет сжатая им ладонь. «А тебя он сломает, девочка». Её радовала сама мысль о скором конце этого излишне пафосного, скучного спектакля, еле вымученного отвратительной игрой уставших от нелепых амплуа актёров. Она ведь сама так хотела, чтобы всё скорее закончилось, так можно ли было винить его, что с необычайным рвением в кои то веки шёл навстречу? Пока они шли в сторону Запретной секции, Лиз успела мельком оценить, что в библиотеке было всего несколько учеников, видимо самых дотошных зазнаек, готовящихся к скорым экзаменам вместо похода в Хогсмид. Если Блейз сейчас захочет растерзать её прямо здесь, бесполезно будет даже кричать во всю глотку, хоть она и не собиралась этого делать. Они заняли то же место, где уже были однажды, и Турпин немедленно села на скамью, прижавшись спиной к холодной стене, чувствуя как начинает мутить от излишне выматывающего темпа их дороги сюда. Нельзя было позволить себе сразу упасть к нему под ноги без сознания, даже не дождавшись такой долгожданной расплаты за совершённое вчера. Пока Блейз неторопливо доставал с полок внушительных размеров потрёпанные фолианты, она неотрывно следила за ним взглядом, слегка улыбаясь от того, как порой всё начинало плыть перед глазами, двоиться, искажаться и будто переворачиваться с ног на голову. Кажется, на секунду Лиз потеряла сознание, потому что внезапно резко дёрнулась, подпрыгивая на месте и словно вынырнув из-под толщи воды, возвращаясь в реальность. Это он швырнул на стол очередные книги, испугав её раздавшимся хлопком, и наконец сел рядом, вплотную придвигаясь к ней с кривой ухмылкой на губах. - Ну что, поговорим, Лиззи? – Она вздрогнула от такого обращения, быстро кивнув в ответ, только сейчас поняв, как долго уже не слышала от него столь ненавистной формы своего имени. Наверное, с тех двух ночей, что он провёл у её постели в Больничном крыле, после чего их отношения начали стремительно становиться такими сложными и запутанными. Но это ведь ничего не значит. – Нам нужно придумать что-нибудь особенное для нашего общего друга. Но сначала… Рассказывай. - Что рассказывать? – равнодушно отозвалась Турпин, еле сдерживая желание придвинуться к нему ещё ближе, прижаться, в надежде хоть немного согреться. Ей было так холодно, что по коже то и дело ползали мурашки, тяжело было пошевелить заледеневшими пальцами на ногах и руках, а от него исходило тепло, ощущаемое даже на расстоянии, казавшееся единственным возможным спасением от подступающей смерти. - Ох, Лиза, - обречённо вздохнул Блейз и, будто услышав её мысли, сам придвинулся чуть ближе, отчего на секунду стало невыносимо дышать от охватившего восторга. Но следом по спине скользнула горячая рука, обнимая за талию, притягивая к нему; пальцы легли на то место, где под одеждой ещё скрывался от посторонних глаз оставленный другим слизеринцем синяк, и начали неторопливо гладить его, при этом вдавливая кожу слишком сильно, чтобы это могло оказаться случайностью. – Расскажи мне всё, милая. - Я не понимаю… что… ты хочешь. – Ей тяжело было говорить, потому что от боли перехватывало дыхание, а они ведь наверняка только начинали. Как пару дней назад у неё получалось до последнего так непринуждённо держаться с Ноттом, наносившим удар за ударом, с улыбкой смотреть в его искажённое злобой лицо? Почему сейчас ей не хватало сил хотя бы попытаться не быть такой тряпкой? - Я хочу услышать, почему ты вчера чуть не трахнулась с Теодором Ноттом. - Забини потёрся кончиком носа о её щёку, обжигая лицо горячим дыханием, и это незамысловатое движение было настолько интимным, необычайно возбуждающим, волнующим. Лиза чувствовала, что сейчас заплачет от нарастающего внизу живота напряжения, намного более сильного чем вчера, в кабинете, и чуть шире раздвинула ноги, выгибаясь, сильно врезаясь самым эпицентром боли в его пальцы, хоть как-то отвлекая себя от невыносимого желания. Ещё немного, и она готова будет умолять просто прикоснуться к ней. - Я так ошибалась, - сдавленно прошептала она, и чуть не всхлипнула, ощущая, что пальцы перестали давить на живот, а всё такое необходимое ей тепло стремительно отдалялось. Нет, не сейчас, только не сейчас, пусть лучше убьёт её прямо здесь, только будет близко, ещё ближе. Можно отключить сознание, думая только о том, как болит живот и пульсирует желанием тугой комок, расположившийся между ног, и медленно уплывать, ускользать в небытие, лишь бы делать это в горячих объятиях. – Я думала, что это я виновата во всех наших проблемах. Но это ты… ты приносишь несчастья, ты заставляешь страдать, ты ведёшь за собой смерть. Вот за это я тебя ненавижу… Блейз замер, будто не до конца верил в услышанное, потом обхватил ладонью её подбородок, разворачивая к себе и вынуждая смотреть прямо в глаза, в ненормально, нечеловечески чёрные глаза, горящие огнём ярости. Если бы он только немного ослабил хватку, у неё бы получилось одним последним движением дотянуться до его губ, почувствовать их напоследок. Убей меня. Умоляю. Он со всей силы толкнул её, и затылок с громким треском ударился о каменную кладку позади; в глазах всё помутнело, будто мир разом стал чёрно-белым, видимым через запотевшее от горячего дыхания стекло. Турпин хотела схватиться за его плечо, сама не понимая зачем, но лишь отчаянно сжала в кулак белую ткань рукава рубашки. Она видела, как ловко его пальцы могут справляться с маленькими светлыми пуговками. Это было так волнующе. Блейз прижался к ней, вдавливая в стену позади, и с губ сорвался еле слышный вздох. Слишком близко, чтобы быть правдой, и слишком больно, чтобы надеяться на что-то. - Кричи, Лиза, - его кулак упёрся ей в живот, вдавливаясь в него всё сильнее, до охватывающих тело судорог и дикого страха, заставлявшего широко раскрыть глаза, в панике смотреть на самый край белоснежного воротничка, так красиво оттеняющего смуглую кожу шеи. - Кричи, или я убью тебя прямо сейчас, - шёпот Забини раздавался прямо внутри неё, стучал в висках, разносился эхом по венам, охватывая всё тело странным ощущением скорого освобождения, спокойствия, которое больше ничем не будет нарушено. Лиза чувствовала, как его трясёт, хотела обнять, погладить по спине, показывая, что всё нормально. Жаль, у неё не получалось даже пошевелиться. - Пожалуйста, - еле слышно прохрипела она, пытаясь найти в себе силы чтобы продолжить. Обними. Поцелуй. Возьми меня. Пощади. Рот наполнился солёной кровью, и в ту же секунду она начала стремительно падать в бездну. ***** Лиза очнулась, почувствовав как состояние невесомости медленно пропадает, развеивается под резко нахлынувшей острой болью, сначала появившейся в животе, потом постепенно распространяющейся вокруг, захватывающей в свою власть всё ноющее тело. Во рту пересохло, и от каждого вынужденного вдоха казалось, что язык и нёбо вот-вот треснут, как земля после нескольких месяцев засухи, начнут крошиться прямо в глотку, вызывая удушье. Ей хотелось открыть глаза, но веки будто налились свинцом, став невероятно тяжёлыми, неподъёмными, лишь подёргивались от всех бесплотных попыток справиться с ними. Из-за странного онемения во всём теле она не могла понять, где находится, не чувствуя ничего, кроме лёгкого покалывания в руках и ногах, доносящегося сквозь боль, будто вытеснившую собой каждую клетку кожи. Сквозь неторопливо стихающий шум морского прибоя, ласкающий слух, начали медленно прорываться другие звуки: где-то неподалёку раздался писк, наверняка принадлежащий снующей между стеллажами мыши, а совсем рядом с ней тихо шелестели страницы книги, успокаивая, погружая в столь знакомую и родную атмосферу. Они всё ещё в библиотеке. Турпин наконец смогла открыть глаза и, часто моргая в попытке справиться с желанием сомкнуть их обратно, попыталась оглядеться, насколько это было возможно через мутную пелену, туманящую взгляд. Кажется, её голова безвольно лежала на плече Блейза, неторопливо листающего тонкую книгу с бордовым оттиском по краю страниц, отдалённо напоминающим кровяную корочку. Его пальцы замирали над витиеватым текстом, словно пытаясь погладить ложбинки букв, силой вдавленных в плотный пергамент; очень чувственно. - Я уже устал ждать, когда ты очнёшься. И раз уж ты снова здесь… - Забини поднял её голову ладонью, прислоняя к той самой стене позади, больно упирающейся в спину за пару секунд до потери сознания. Его движения были грубыми, но можно было заметить, что всеми силами он пытался сдержаться от того, чтобы не причинить ей ещё больше боли, не отшвырнуть от себя одним резким толчком, не сжать кожу до новых синяков, которые наверняка так хотелось оставить ей, посмевшей предать его, не спешащей приносить столь привычные для их общения поспешные извинения. Это бешенство, которое вызывали в нём поступки девушки, даже радовало, давало хоть какую-то надежду, что ему не всё равно. - Меня тошнит, - прохрипела Лиза, пытаясь не съехать вниз и не упасть прямо под жёсткую скамейку, внезапно оказавшуюся такой узкой и скользкой, совсем непригодной для сидения, когда твоё тело будто превратилось в наспех набитый ватой кусок ткани, как у тряпичной куклы. Ей не хватало сил даже улыбнуться, с безысходностью наблюдая, как он отодвигается от неё настолько далеко, чтобы исключить саму возможность случайно соприкоснуться. А какой реакции стоило ожидать после того, как язык Нотта на его глазах шарил по её рту, вызывая желание и, одновременно с тем, рвотный позыв? - Терпи, - безразлично отозвался Блейз, и на его лице не дрогнул ни один мускул, пока пальцы торопливо перелистывали страницы книги обратно, к самому началу. Он нашёл, что искал, и подвинул ей раскрытую книгу, тут же брезгливо отдёрнув руку, увидев движение с её стороны. – Это единственное проклятие, от которого никак не сможет пострадать наложивший его человек. Но эффект крайне непредсказуем, и смерти от него можно ждать до года. Всё остальное нам вообще не подходит. Она так и не смогла сфокусировать взгляд на страницах книги, ухватилась за край стола ладонью, которую в непонятном порыве тянула к нему. Пальцы так сильно впились в дерево, что чувствовалась каждая малейшая неровность, чуть отстающая ниточка волокна, грозящая вот-вот оторваться и вонзиться в кожу занозой. Ей было слишком плохо, до невыносимого отвратительно, хотелось хотя бы на минутку лечь, обхватив себя руками, унимая озноб, от которого тряслось всё тело. За всеми мучительными ощущениями, ясными и понятными, было ещё что-то, терзающее её душу в клочья под прикрытием столь привычной уже физической боли. Сомнение, подкравшееся незаметно, вонзившееся тонкой иглой, пролезшее под кожу, надёжно спрятавшееся и продолжающее исподтишка цеплять, колоть, резать всё вокруг себя, снова и снова расковыривая небольшую рану, превращая её в гноящуюся огромную гангрену. Что, если она просто ошиблась? Что, если ему не всё равно? Может, это и не любовь, не симпатия, лишь странная привязанность, или чувство ответственности за почти прирученного дикого зверька, а может просто хоть какое-то, но всё же доверие, теперь разбитое вдребезги парой ледяных ладоней, сжимавших её бёдра. Что же она натворила. - Нет, это не подходит. Нужно что-то другое… даже, может не магическое вообще, - Турпин хотела продолжить свою мысль, предложить обратиться к способам магглов, порой довольно изощрённо истребляющих друг друга ради забавы, но по телу вдруг прошла судорога, вынуждая её быстро качнуться вперёд, почти упасть на стол от боли и приступа подступающей рвоты. Свободной ладонью она плотно обхватила губы, пару томительных минут выжидая, когда снова сможет произнести хоть слово. – Блейз, умоляю тебя, мне очень плохо. Не меняя своего презрительного выражения лица, он взмахнул волшебной палочкой, после чего все лежащие на столе книги взлетели и, с еле слышным свистом рассекая воздух, разлетелись по своим местам на покрытых пылью и следами мышиного помёта полкам устремлённых к потолку лабиринтах стеллажей. Забини нехотя вышел в проход, даже не пошевелившись, лишь отрешённо наблюдая за тем, как девушка еле двигаясь пыталась подняться со скамейки, оперевшись о столешницу обеими руками. Один шаг в сторону, и если бы не его ладонь, так вовремя подхватившая её за локоть, у неё бы ни за что не вышло избежать столкновения с полом, так и манящим прилечь, остаться на нём навсегда, свернувшись источающим отчаянье клубком. - Я тебя не потащу. Или ты идёшь сама, или оставайся здесь одна, - злобно прошипел слизеринец, и на секунду ей показалось, будто он подозрительно сгибался, пытаясь поставить её на ноги. С того момента, когда бладжер врезался в его живот, ломая рёбра, прошла почти неделя, но ведь большую часть времени он провёл вне Больничного крыла, провожая от гостиной до кабинетов и обратно, стараясь оградить от встречи с однокурсником, чуть не отправившим её на тот свет. С однокурсником, чуть не поимевшим её прямо на изрисованной от скуки парте. А ему наверняка до сих пор больно после того удара. После ударов? Это ведь тоже ничего не значит. Лиза несколько раз глубоко вздохнула, собираясь с силами, зная что при первой попытке выпрямиться живот прорежет болью. Так оно и случилось; ещё несколько осторожных шагов, прежде чем его ладонь поспешно отпустила её руку, оставляя наедине с непослушным, предательски слабым телом. Каждый из них теперь сам по себе. ***** Она еле дошла до лестниц, не имея никакой точки опоры, ведь держаться за стену было слишком подозрительно, а им изредка попадались другие ученики, уже вернувшиеся из Хогсмида судя по тёплым свитерам и намокшим волосам – на улице снова сыпал снег, теперь уже мелкий и мокрый, мгновенно слипавшийся в плотные комки под ногами. Забини был рядом, на расстоянии вытянутой руки, изредка бросая на неё долгие и задумчивые взгляды. Его губы были плотно сжаты, поэтому она не решалась даже попытаться посмотреть в ответ, чувствуя исходящую от него еле сдерживаемую злость. Пока одна из лестниц неторопливо отъезжала от этажа, устремляясь в свободном полёте не в ту сторону, куда им нужно было попасть, он вдруг громко вздохнул, заставив её вздрогнуть от неожиданности, напрячься, предчувствуя как надвигается очередная бурная ссора. Всё внутри сжалось от ужаса, пришло в панические оцепенение, немое ожидание уже знакомого ощущения кулака, стремящегося пройти насквозь через её живот. - Так о чём вы вчера разговаривали? – Неожиданно спросил Блейз, поднимаясь на одну ступеньку выше к ней, прижимаясь к спине. Ей было страшно, невероятно страшно, а лестница как назло не спешила остановиться хоть на одном из этажей, продолжая отъезжать всё дальше от коридора, за которым был столь желанный вход в гостиную Рейвенкло. - О тебе. – Ей не стоило этого говорить, не лучший момент для правды, неподходящее состояние для хоть сколько-либо сносной лжи. - Обо мне? Вы с Теодором обсуждали меня? – через мучительно затянувшуюся паузу прохрипел он, обдавая макушку горячим дыханием, от которого по телу прошла дрожь. Он убьёт её, прямо здесь и сейчас, в этом не было ни единого сомнения. Наверное, поэтому Лиза сделала то, что показалось единственным возможным спасением от его ярости – сделала шаг вперёд, сходя с наконец остановившейся лестницы, и побежала так быстро, как только могла, не разбирая дороги в одинаковых мрачных коридорах школы. Первые несколько мгновений ей показалось, что он просто остался стоять там, потому что никто не догонял её, задыхающуюся от бега и рези в животе, отчаянно цепляющуюся за углы стен на поворотах, боясь вот-вот упасть ничком. Сердце отчаянно колотилось, отбивая быстрый ритм, сквозь громкий бит которого спустя время до неё начали доноситься отголоски неторопливых шагов, без сомнения принадлежащих именно ему. Она успевала увидеть только узкие полоски дневного света, льющегося через частокол окон, под конец сливающиеся в единое яркое пятно, неожиданно закончившееся. Тупик. Бежать больше было некуда. Турпин прижалась лбом к стене, той самой, что своим существованием уничтожила последние шансы на спасение; шаги стремительно приближались к ней. Её трясло от страха и боли, от слабости, вернувшийся в тело моментально, стоило ей осознать безвыходность своего положения. После долгого бега кружилась голова и на этот раз не удалось сдержать рвоту. Когда Забини наконец нагнал её, Лиза уже рухнула на колени, стоя на четвереньках и содрогаясь всем телом над лужей выпитого за завтраком кофе вперемешку с собственной кровью. Во рту оставался горько-солёный привкус, от которого тошнота только усиливалась; хотелось смеяться, потому что ей было настолько плохо, что ещё один рвотный позыв непременно заберёт с собой остаток самообладания, вынуждая упасть на пол. Зачем она натворила всё это? Нотт сейчас только посмеивается, наверняка наслаждаясь обществом прекрасной Гринграсс, возможно раздумывая, как разделается с глупой и самоуверенной рейвенкловкой в их следующую встречу, и ему ведь уже всё равно, насколько смелой и дерзкой она была в их странном общении. А Блейз сейчас стоит в паре шагов от неё, и весь его вид выражает брезгливость и отвращение, как получасом ранее в библиотеке. Живот ещё раз сжался в болезненном спазме и она закрыла глаза, напрягаясь, готовясь к унизительному столкновению с полом, когда внезапно её схватили за плечи, дёрнули вверх, вынуждая вернуться обратно на четвереньки. - Что же вы обо мне говорили? Давай, Лиза, не томи, - холодно сказал парень таким тоном, будто сейчас они вели обычную скучную светскую беседу, а не сидели на холодном полу в одном из безлюдных коридоров школы рядом с призывно алым пятном рвоты. - Нотт рассказывал мне, насколько ты самовлюблённый и безжалостный, как легко ломаешь людям судьбы. Говорил, как сильно ненавидит тебя и хочет, чтобы ты страдал. И что он убьёт меня из-за тебя, - Турпин закашлялась, прерываясь, ожидая его реакции на свои слова, но Блейз продолжал напряжённо молчать. Эта тишина убивала её, убивала настолько же извращённо и болезненно как все его слова и действия. – Если бы не твои глупые игры, та девчонка была бы жива. И я… Он рывком поднял её с пола, развернул, прижимая спиной к стене, снова, как и в библиотеке. Ей удалось только испуганно зажмуриться, сдавленно охнуть, прежде чем ладонь обхватила горло, обдавая жаром, таким желанным и пугающим. Ещё пара секунд промедления, томительного ожидания в предчувствии очередных пыток за её слишком длинный язык, будто специально делающий всё возможное, дабы поскорее отправить свою обладательницу на тот свет. Она слышала, как громко Забини сглотнул слюну, прежде чем его губы прижались к щеке, оставляя влажный тёплый след, сдвинулись к уху, быстро лизнув, а следом слегка прикусив мочку. Горячая ладонь скользнула вниз, чуть задержавшись на груди, ещё ниже – замерла на поясе юбки, чуть оттягивая его одним пальцем. Лиза старалась не дышать, оцепенев от неожиданности, наслаждаясь происходящим, пытаясь раствориться в его прикосновениях, врастись, впитаться в него через обжигающе желанную смуглую кожу. Это было восхитительно неправильно. Его язык спустился вниз, на шею, облизывая те места, которые лишь пару секунд назад сдавливали пальцы, и ей хотелось стонать и выгибаться от удовольствия, но было так страшно просто пошевелиться, спугнуть этот момент. От пульсирующего в венах страха, необъяснимого счастья его движений, неопределённости, лезвием гильотины нависающей над ней, сжирающего сердце чувства раскаяния и вины за свои слова, мысли, действия – от всего этого одновременно было так невыносимо. Слёзы хлынули сплошным потоком, мгновенно заливая лицо, капая на прижимавшегося к ней Блейза. Он отпрянул, вновь оставляя её наедине со своим личным кошмаром, молча наблюдая, как Турпин медленно оседает обратно на пол, начиная трястись от плача. Ей ведь и так было понятно, что это закончится, как и все предыдущие внезапные порывы, оставлявшие на ней глубокие раны. Ему было всё равно… А тебя он сломает, сломает, сломает. Когда она приоткрыла глаза, Забини стоял всего в паре шагов, засунув руки в карманы брюк и разглядывая её с ехидной усмешкой. У него в арсенале было так много способов сделать больно, и никогда нельзя было предугадать какой будет следующим. Подразнить ласковым поцелуем, дожидаясь того момента, когда ей захочется умолять о продолжении, изнемогая от скручивающего в жгут первобытного желания, а потом оттолкнуть, посмеявшись над наивностью? Нанести пару ударов, терзающих похотливую плоть, как ни в чём не бывало помогая зализывать раны после? Сказать пару хлёстких фраз, втаптывая её в грязь, равнодушно размазывая по земле как одного из сотен дождевых червяков, в слепой надежде быть ближе к солнцу выползающих из привычных ходов на верную смерть? - Вставай. У нас есть пара дней, чтобы закончить с Ноттом, пока он не сделал этого первым, а потом ты полностью свободна, как я и обещал. ***** Блейз Забини неторопливо шёл по коридорам школы, равнодушным взглядом скользя по серым каменным стенам Хогвартса, все как одна убогим в своей мрачности. Он впервые в жизни чувствовал себя ничтожным, абсолютно ничего не представляющей из себя мелкой песчинкой в огромном океане жизни, лишь швыряющем его из стороны в сторону своим непредсказуемым течением. Он больше не контролировал себя, не понимал свои собственные чувства, не ощущал сил сделать хоть что-то, чтобы в груди перестало болезненно щемить, не позволяя сделать такой необходимый глубокий вдох. Слишком мало воздуха вокруг, между этих одинаково безликих стен, с каждым шагом всё плотнее сжимающихся около него, стремящихся раздавить. Невозможно дышать, когда ты уже умер. Вчера он был в ярости, ставшей уже настолько привычной и знакомой, что казалось сущим преступлением пытаться избавиться от неё, унять любыми способами, заглушить голосом разума. Ведь теперь они – одно целое, пылающее дъявольским огнём, стремящееся поглотить собой всё живое на пути. Ему нужен был Нотт, до нервной дрожи, истерически находящих приступов смеха, но однокурсник словно под землю провалился, не показываясь до самого утра. Он просто знал Блейза слишком хорошо, чтобы понимать – их встреча наверняка бы закончилась смертью. Убийством. И было вообще неважно, чьим именно. Пока он ждал, вглядываясь в дверь спальни, разговаривал сам с собой всю ночь напролёт, не отводил взгляд от входа в Большой зал на завтраке, всё это мучительное время он лелеял свою ярость, ласкал её, получая объятия верной любовницы в ответ. Хотя бы они были преданы друг другу до последнего вздоха, принадлежали друг другу безгранично. Но сквозь горячую пелену своей злости в его сознание то и дело предательски врезался только один тонкий крик. Почему? Блейз сходил с ума, пытаясь ответить хоть на один вопрос, столь логично всплывающий после увиденного им в кабинете Истории Магии. Это не могло быть правдой, не поддавалось ни одному объяснению, так сильно отличались от всего, во что он верил, какой образ Лизы Турпин нарисовал в своём воображении. Он думал о ней постоянно. Думал, представлял, изнемогал от желания, ловил каждый её вдох, наслаждаясь им. Следовал по пятам, не сводя с неё преданного взгляда, не решаясь лишний раз беспокоить словами; прогибался под все смены настроения, пытаясь поддерживать, угадывал её проблемы, стараясь решить их моментально, давно забыв все свои планы и мечты. Он стал одним из тех ненормальных влюблённых идиотов, которых так презирал всю свою жизнь, лишь посмеиваясь над тем, как их чувства топтали в ответ. И самое противное было в том, что Забини винил в случившемся себя. Если бы он не отпустил её одну в этот проклятый кабинет, если бы не решил отложить разговор, так давно и естественно напрашивающийся между ними, если бы давно признался в своих чувствах, то… Она бы воткнула ему нож в спину чуть позже? Его вводило в исступление то, что пришлось увидеть. Те прикосновения, страстные поцелуи, шёпот на ухо, от которого даже у него по телу шла дрожь, - всё то, что ему отчаянно хотелось, было предназначено другому, тому, от чьего имени ещё накануне она тряслась от страха. От страха ли? Блейз не решался даже думать о том, чтобы сделать с ней такое, боясь напугать, причинить боль, перейти границы дозволенного. Ведь она выглядела такой по-детски невинной, чистой, что даже от затянувшихся поцелуев начинала кружиться голова. Идиот, просто идиот. Когда Лиза сказала, что ненавидит его, он не поверил. Разозлился, расстроился, но не поверил ни на секунду, потому что до сих пор, - и это так непередаваемо глупо, - думал, что знает её, хоть немного понимает причины порой непредсказуемых поступков. Как же он ошибался. Как же хотел её. Как же хотел её убить. Вжимая девушку в стену, там, в глубине библиотеки, он отчаянно хотел впиться в неё губами, целуя; зубами, разрывая кожу, слизывая кровь; иметь её до изнеможения. За то, что сделала с ним такое. За то, что ненавидела его так сильно. Вместо этого он в исступлении вдавливал ей в живот свой кулак, еле сдерживая порыв нанести ещё пару ударов, закончить начатое Ноттом дело. И то, как дрожало и выгибалось от боли её тело, казалось настолько прекрасным, что у него еле получалось сдержать возбуждение. Вот таким чудовищем он стал, растоптав все свои принципы и убеждения, переступив все грани того, каким всегда видел себя в общении с женщинами. А потом, трясущимися руками прижимая Лиз к себе, настолько пугающе холодную, обмякшую, он готов был рыдать от безысходности, так сильно желая её смерти и так отчаянно желая умереть самому, когда никак не мог нащупать у неё пульс, снова и снова скользя пальцами по тонкой шее. Тогда ярость отступила, оставив его одного, но ненадолго. Потому что ей на смену пришло отчаяние, незнакомое ранее, а потому непривычно болезненное. Блейз гладил её лицо, шептал её имя, мечтая, чтобы она очнулась и догадалась обо всём, избавив его от необходимости хранить в себе невыносимо тяжкий груз невысказанных чувств и желаний, камнем тянущий его ко дну день ото дня, не позволяющий увидеть хоть отблески света под толщей мутной воды, в которой он тонул, сильнее захлёбываясь от каждой неумелой попытки выплыть обратно. Ему так нужно было сделать хоть что-то. Конечно же, он сделал. Привычно сделал вид, что ему безразлично всё происходящее, надев свою любимую маску равнодушия, отрепетированную годами встреч с ненавистными ему мужчинами, каждые пару лет сменяющими друг друга в их доме. И Забини смотрел на её тонкие длинные пальцы, хватающиеся за всё подряд в поисках опоры, на измученное и потерянное лицо с такими любимыми им широко распахнутыми глазами, в которые хотелось смотреть вечно; на подрагивающие пухлые губы, болезненно побелевшие после обморока. И ничего не делал, хотя хотелось выть от ненависти. И не к ней, а к самому себе. На его лице до сих пор солёными дорожками оставались следы её слёз. Тех самых, которыми Турпин ответила на его прикосновения, вопреки тому, как прижимала к себе накануне другого слизеринца. Наверное, это было ожидаемым поворотом судьбы, что единственная девушка, вызывавшая в нём столько эмоций, настолько сильно его презирала. Достойная плата за всё, что он творил до этого. Оставалось лишь стоять и смотреть на неё, снова просто смотреть, понимая, что почти был готов упасть ей в ноги, рыдая как маленький и просить прощения, вымаливать дать ему – им - шанс, нашёптывать признания, не в силах больше скрывать ничего. Почти был готов сжимать её, задирать одежду, не спрашивая разрешения, затыкать рот ладонью, не позволяя вырваться ни одному звуку, трогать так, как ему хотелось, получить столь желаемое любой ценой. За что, Лиза? За что ты сделала это со мной? Блейз не знал, что делать дальше. Придумать, как избавиться от Нотта, спасая собственные жизни, наконец расстаться, давая ей столь желанную всё это время свободу от него, снова сойтись с Дафной, осуществить задуманный ещё давно план. Но что делать с той дырой отчаяния, которая разрасталась внутри, затягивая в ледяную бездну, Блейз не знал. ***** Ночь прошла в бессвязном бреду, мучившему её обрывками странных кошмаров, неожиданно всплывающими диалогами, болезненными воспоминаниями, вынуждающими метаться по кровати в холодном поту. Стоило ей очнуться, с ощущением животного страха выныривая из очередного видения, как слабость вновь наваливалась нестерпимой тяжестью, намертво прибивая к матрасу, снова захлёстывая наваждением. Лиза видела, как среди ночной мглы из её тела тонкой нитью выскальзывает серебристый свет, струится, ползёт вверх по плотному воздуху, путается в складках тяжёлого полога, кружит под потолком, долго плутая, прежде чем окончательно раствориться. Она теряла что-то важное, не в силах даже попытаться остановить этот свет, с тихой обречённостью принимая всё, что ей было уготовано судьбой. Её несколько раз вырвало, снова кровью, но и это казалось нормальным, естественным, ничуть не пугающим. Всё идёт своим чередом, принимает те обороты, на которые она уже не в состоянии была повлиять, а потому просто наблюдала за собой будто со стороны, равнодушным взглядом окидывая извивающееся от боли и бессилия тело. Забини снова забрал её с завтрака, не утруждая себя больше играть в чувства, лишь холодно обмениваясь самыми необходимыми фразами. После того, что случилось вчера, и этого было достаточно, ведь он хотя бы не бросал девушку в одиночку разбираться с Ноттом, подарившим ей полную сарказма улыбку при выходе из Большого зала. Чтоб ты сдох, Теодор Нотт. Утром, свернувшись у себя в постели беспомощным зародышем, дрожа и мечтая наконец согреться, Турпин нервно тёрла ладонью шею, там, где последний раз касался губами Блейз. Кожа горела огнём, издеваясь, напоминая о том, чего не должно было никогда произойти, но случилось, оставив после себя жгучий ожог, будто в его слюне был смертельный яд, вызывающий эйфорию сначала и невыносимую боль потом. Не замечая, как под пальцами медленно возникает рана, теперь усердно прикрываемая от чужих глаз высоким воротом водолазки, она представляла себе тысячу способов убить Нотта. И, кажется, нашла один подходящий. - Ну? – До сих пор казалось неправильным, что их общение стало выглядеть вот так. Блейз вопросительно смотрел на неё, сидя на скамейке в библиотеке, куда они отправились сразу же после (а в её случае вместо) завтрака, пока остальные студенты только начинали лениво выползать из своих спален в воскресное утро. - Вот, - Лиза поставила на стол перед ним наполовину разбитый стакан, знакомый всем без исключения ученикам Хогвартса, ведь именно он стоял на прикроватной тумбочке, с помощью магии сам пополняясь водой по мере необходимости. Этот осколок был от стакана Падмы, очередного разбитого неуклюжим движением просыпающейся девушки. - Что «вот»? – Огрызнулся Забини, постоянно останавливаясь взглядом на её шее, обтянутой чёрной тканью, а оттого выглядевшей ещё более тонкой, чем обычно. Теперь он был уверен, что оставил ей синяки вчера, хотя до последнего старался сдерживаться, чтобы снова не причинить боль. Всё это было зря. - Вот то, что отправит Нотта на тот свет, - ответила она, с улыбкой глядя на напряжённого слизеринца. Возможно, ей удастся хоть немного впечатлить его, прежде чем всему между ними придёт конец.