Лакрица

Закрыв последнюю страницу, Гарри устало кладёт дело Паркинсонов на край стола и откидывается в кресле, вытянув ноги и прикрыв глаза. Его терзает беспокойство за Гермиону и совершённое нападение оборотней, но сейчас у него есть собственное задание, требующее решения. Как только команда Долиша исчезает в каминах, Гарри направляется в свой кабинет и внимательно изучает документы. Теперь, прочитав, он делает вывод, что понятия не имеет, почему Паркинсон так сильно изменилась. Да, он заметил. Как только она вошла в зал, с порога сообщив о пропаже аквамаринового ожерелья, он припомнил прежнюю надменную Паркинсон и заметил разницу. С трудом, но припомнил, а также задался вопросом, говорил ли он с ней хоть раз за всё время обучения в Хогвартсе?! Запрокинув голову на спинку кресла, Гарри смотрит в потолок и думает о том, что он совершенно ничего о ней не знает. За исключением… Скосив глаза на край стола, где лежит тонкая папка, он хмурит брови и пару раз стучит пальцами по столу, раздумывая о полученной информации. В деле не хватает конкретики, есть лишь общая информация: мистер Паркинсон погиб при осаде Хогвартса, его жена и дочь в тот день заключены под стражу за дуэли, в результате которых пострадали члены Ордена и ученики Хогвартса. Гарри снимает очки и протирает их краем рубашки. Помимо Панси в тюрьму хотели отправить Малфоя, Гойла и Дэвис, но первого оставили в покое после просьбы Гарри, а Трейси, нуждающаяся в лечении из-за сильного ранения, была направлена в отделение Мунго. В архиве про неё больше ничего нет, и Гарри предполагает, что её вина считалась не столь значительной, раз после больницы она отправилась домой, а не в Азкабан. В то время Гарри был занят более серьёзными преступниками, вроде братьев Лестрейнджей и Долохова, защищал семью Драко и помогал Гермионе вернуть память её родителям. Грегори Гойл провёл под стражей два месяца, пока его ближайшие родственники собирали доказательства невиновности. Оказывается, нашли, а насчёт Паркинсон… Гарри сильнее хмурится и прикусывает внутреннюю часть щеки. Единственный ребёнок Пожирателей смерти. Таким образом, Гарри обобщает случившееся. Если у Грегори и Драко метку носят только отцы, то у Паркинсон оба родителя заслуживают наказания за службу Тёмному Лорду. Последствия весьма плачевные. В деле указаны обстоятельства и дата смерти матери. Миссис Паркинсон погибла во время неудачного коллективного побега из тюрьмы ровно через полгода после битвы за Хогвартс. Гарри смутно вспоминает факты трёхгодичной давности. Золотое трио вернулось в Хогвартс, дабы закончить обучение. На рождественских каникулах он узнал о произошедшем в Азкабане из «Пророка» и задумался о том, что магическая Англия никак не выберется из хаоса после марионеточного правительства Волдеморта. Часть дементоров, присягнувших ранее Лорду, по-прежнему противостояла аврорату, другая половина всё также охраняла стены Азкабана, получив приказ Министерства любым способом предотвратить побег опасных заключенных. Тогда-то миссис Паркинсон и лишилась жизни, но Гарри тревожится из-за дополнительной записи в деле, а именно — смерть наступила в результате удушения. Именно новость о попытке побега и смерти узницы всколыхнула реабилитированное Министерство. Вместо того, чтобы отправлять в тюрьму новых подозреваемых в пособничестве Волдеморту, Кингсли незамедлительно распорядился установить личности всех заключенных и проверить законность их удержания. Только после этого Панси выпустили из тюрьмы. Данная часть информации наиболее неприятна для Гарри, ведь теперь он знает, что по определённым критериям Паркинсон достойна жалости. В отличие от Гойла, её некому было спасать. В папке записаны даты посланий, отправленных ею из Азкабана. Адресаты включают фамилии Малфоев, Гринграссов, Дэвис, Булстроуд и… Поттера. Все письма, кроме одного, не имеют ответа, да и от последнего адресата лишь одна строчка: «Я не виноват в том, как сложилась твоя судьба» Неужели он и вправду так написал?! Гарри встаёт с кресла и опирается на стол, низко опустив голову и надавив подбородком на ключицы. Да, помнит… Он получил письмо Панси через месяц после её пленения. Тогда ему было не до неё, а затем… Прошло время, после окончания Хогвартса Гарри и Гермиона сразу же приступили к обязанностям авроров, а Рон покинул Англию. В ту пору Гарри впервые за всю жизнь был свободен от долгов и с лёгкой совестью начал работать на благо общественной безопасности. Джинни переехала к нему на Гриммо, они наслаждались любовью друг к другу. Прикрыв глаза, он напрягает разум, используя правила окклюменции по контролю памяти. Расставляет конкретные воспоминания в соответствии со временем. Да, он получил ещё одно письмо от Панси. Гарри видит картинку, как Джинни недовольно морщит лицо и отвязывает конверт от совиной лапки. Протягивает ему, а он… Он открывает глаза. Печально, тут и окклюменция не нужна. Гарри всё помнит и повторяет выражение лица, показанное в воспоминании его бывшей возлюбленной, только в данный момент он недоволен собой, а не кем-то другим. Вновь тянется к документам, неаккуратно листает страницы, дойдя до вложенного маленького клочка почерневшего пергамента, и читает пояснение стражника тюрьмы: «сожжено заключённой после прочтения». Это его ответ на её второе письмо. Панси каким-то образом сожгла его в камере Азкабана. Надув щёки, он медленно выдыхает через рот, осознавая простой факт: грубо говоря, он дважды послал Панси куда подальше, а второе её письмо вовсе не… Что же, в таком ответственном деле, как поимка Неизвестного, следует оставить ошибки прошлого. Гарри взмахивает палочкой, убирая пергаменты в ящики стола, и отходит к этажерке. Неторопливо переодевается, сменив рубашку на футболку, и надевает аврорский плащ. В мыслях крутится точное планирование. Не нужно быть слишком умным, чтобы понять мотив спектакля, произошедшего в особняке Бэгмена. Неизвестный заранее подготовил площадку для появления боггарта и собрал необходимую аудиторию из самых разноликих гостей. Логично предположить массовый грабёж, однако из всех персон только Паркинсон заявляет о хищении. И это следствие всех стараний? Ради одного ожерелья?! Застегнув молнию плаща под горло, Гарри переводит взгляд на волшебную палочку, пестрящую на столике возле этажерки. Палочка Паркинсон, красная ольха, сердечная жила дракона. При поступлении на службу в аврорат он в обязательном порядке посещал лекции по значению родства палочек с их владельцами. Красные деревья чаще всего символизируют изменчивость восприятия, а ольха из-за большого количества трихомов доказывает наличие у волшебника склонности к излишней, часто ненужной и неуместной самозащите. Что из этого следует? Гарри убирает её палочку в карман плаща, заколдованный под чары углубления. Выходит из кабинета, направляясь к аппарационной площадке, и заканчивает мысленную подготовку к встрече с подозреваемой, сделав соответствующие выводы. Ещё час назад он совершенно не знал Паркинсон, а сейчас имеет некоторое представление о ней. Если, конечно, данная палочка и правда принадлежит ей, то в характере преобладает буйный темперамент, но отнюдь не неукротимый, что доказывает родство с ольхой. Такие личности настолько сильно ранимы, насколько и одержимы необходимостью защищаться, порой доводя свои методы до абсурда. Значит, чтобы не отпугнуть, с Панси нужно вести себя более сдержанно и не давить на болезненные места, вроде напоминаний о печальной судьбе родителей или о её изменившемся внешнем виде. Но при этом нужно не допустить расширения границ её свободы и самоуверенности, чаще задавать вопросы и не показывать эмоций, тем самым путая её сознание показным безразличием. Для Гарри идеальное состояние Панси при разговоре о расследовании — это лёгкий дискомфорт с её стороны, но с долей уверенности, что он не желает ей зла. Правильная середина — его любимая в аврорской тактике. Далее… Сердечная жила дракона. Известные палочки с такой сердцевиной принадлежат самым разным волшебникам, таким как Макгонагалл, Петтигрю и самому Олливандеру. Гарри вспоминает слова Гермионы по этому поводу. Её виноградная лоза с драконьей жилой быстрее других обучается чарам, но не обладает магической верностью, в отличие от сердцевины из волоска единорога. Именно поэтому Гермиона не смогла проклясть профессора Люпина на третьем курсе, когда он напал в образе оборотня. Палочка сделала выбор в пользу духовного состояния хозяйки и отказалась следовать магическому потоку её заклинания. Грегорович, изготовивший палочку Виктора Крама, в своём руководстве об использовании магического оружия поясняет, что сердечная жила дракона выбирает хозяина, которому свойственна несогласованность между желаниями и фактическими действиями. Отсюда и погрешность в верности… Как это соотнести с Паркинсон? Легко. Возможно, то, что он увидит и услышит, будет противоположно настоящим её мыслям. Для необходимого словесного признания вины или подтверждения связи с Неизвестным понадобится Веритасерум, в ином случае она не скажет правду. Об этом также свидетельствует нежелание Панси смотреть в глаза собеседника. Кстати… Чуть улыбнувшись, Гарри делает мысленную галочку. Во время пира она ни разу не посмотрела в его глаза, но неуклонно держала зрительный контакт с Гермионой, когда та собиралась проверить её палочку. Да и Праудфут удостоился паркинсонских очей, стрелявшими в него через весь зал. Однако потом она сразу же устремляла взор в пустое пространство… Причина такого поведения? Он не уверен: либо боязнь толпы и всеобщего внимания, либо нежелание лгать в глаза, либо её личный страх перед ним, перед Гарри. Последнее предположение кажется неправдоподобным, ведь в школе Панси постоянно задирала нос. Для внезапной робости перед ним нет никакой причины, поэтому Гарри отсекает данную догадку. Думай ещё… Страх из-за толпы. Если взять во внимание её внешнюю замкнутость, холодный взгляд, влияние Азкабана и смерть родителей, то наружу может выйти сформировавшаяся фобия. Посмотрев глубже, Гарри дополняет её образ возможностью быть Неизвестным. Кражи требуют своеобразной храбрости. Следовательно, она пуглива на людях, но способна на опрометчивые поступки. Здесь Гарри выводит самую странную часть рассуждений. Как говорит Гермиона и как негласно считают в аврорате, Неизвестный привлекает внимание только одного человека, по-простому говоря, действует на нервы одному только Гарри. Может ли быть нежелание смотреть в его глаза завуалированным чувством вины перед ним? Он ответил бы положительно, если бы Панси не была слизеринкой. Гарри качает головой, вступив в зону аппарации, и взмахивает палочкой. Нет, искреннее раскаяние и терзание за поступки вовсе не подходят ей. Как и Малфой, Панси преисполнена чувством собственного достоинства, и даже война не изменит данного характерного свойства. Слизеринцы часто переступают границы морали, чтобы добиться личных целей. Что наиболее важно, делают это сознательно, иногда с удовольствием, иногда без, но всегда намеренно, заранее зная, что своими действиями могут причинить вред окружающим. Перемещаясь в пространстве, Гарри шепчет про себя адрес, указанный Праудфутом, и сильно жмурит глаза, стараясь не сбить дыхание. Работа требует сверхмерной наблюдательности. За свою жизнь Гарри часто делал ошибки, поступая импульсивно и не пытаясь всмотреться в личность человека. Сейчас он действует по-другому, принимая во внимание урок, который неумышленно преподали ему два самых противоречивых в его жизни человека. Если бы он внимательнее слушал Дамблдора, то заметил бы скрытый подтекст, раскрывающий истинное значение слова «избранный», заранее подготовил бы себя к смерти во благо и был бы менее удивлён директорскому лицемерию. Если бы больше замечал поступки Снейпа, чем слушал его язвительные комментарии, то, скорее всего, спас бы не только самого зельевара, но и себя от чувства вины за слепоту и слабую интуицию. Благодаря жизненному опыту, накопленному за время долгих раздумий о поступках этих двух директоров, Гарри научился держать эмоции под контролем и обращать внимание на тонкости человеческой натуры, а именно на внутренний мир, который можно понять по поведению и реакциям на происходящие события. Сработает ли с Паркинсон? Сможет ли он понять её? Пока не встретит, не узнает. Долой все другие проблемы, сейчас важно сосредоточиться на деле. Гарри — хороший аврор, неспроста же пожертвовал личной жизнью ради работы! Джинни навсегда останется в его сердце, но не более как просто близкий человек, с которым его связывает недавнее прошлое. К сожалению, она любила его больше, чем он её. Одно время Гарри по привычке винил в этом себя, когда Джинни между строк упрекнула его в холодной сдержанности, но потом произошло обоюдное согласие о расставании, и вместо вины Гарри почувствовал облегчение, хотя и запомнил её слова о холодности, покрывшие душу неприятным осадком… *** Гарри достигает назначенного пункта под вечерние сумерки. Плавно нарастающее удивление замедляет его на пару секунд для осмотра территории. Гарри логично ожидает увидеть здание, похожее на Малфой-мэнор, но открывшаяся картина едва ли напоминает поместье или особняк. Небольшой двухэтажный дом в графстве Корнуолл практически никак не огорожен от общей улицы, вдоль которой расположены остальные построения. Магический район соответствует роскоши чистокровных семей, но Гарри никогда бы не подумал, что Паркинсон так близко соседствует с другими людьми. На противоположной стороне бульвара играют ребятишки, догоняя друг друга на мётлах, справа на ближайшей лавочке два седовласых мага кормят стайку болтрушаек, слева молодая волшебница ступает по тротуару, левитируя за собой стопку книг. Гарри переводит взгляд на дом Панси: светлая древесина, мраморная отделка террасы, витражные окна… нет, он не восхищается красотой, а просто подмечает, что здание не является старинной ценностью их рода. Дом абсолютно новый без следов магических доработок. Это не фамильное поместье Паркинсонов, совсем нет. Она выбирает нейтральную территорию для встречи с аврором… это плохо или хорошо? Зависит от итога встречи. В общем-то, Гарри готов сопроводить её в аврорат, как преступницу, если появится необходимость. Пожелай она скрыться, то среди многообразия домов это сделать намного легче, чем на открытой местности. Гарри незаметно нащупывает в кармане рукоять палочки, чтобы произнести заклинание, устанавливающее вокруг дома светошумовые чары на случай, если Панси захочет сбежать во время допроса, но… Быстрый шаг назад в тень. Гарри чуть прищуривается, заметив человека, выходящего из её дома на крыльцо. Приземистого вида маг закуривает и спускается со ступеней, хромая на левую ногу. Губы Гарри сами по себе складываются в раздражении. Желание схватить узнанного жулика за грудки становится нестерпимым, но он делает глубокий вдох и ждёт, пока маг аппарирует с территории. Он найдёт его позже… Спустя две минуты Гарри наколдовывает сигнальное заклинание вокруг здания и легонько стучит кулаком в дверь, проигнорировав установленное на уровне глаз дверное кольцо для стука. Створка сразу же открывается, показав в проёме любопытный взгляд больших эльфийских глаз. — Что господин желает? — тонкий, писклявый голосок звучит с оттенком умеренного дружелюбия. — Мне нужна Панси Паркинсон, — Гарри смотрит поверх домовика, соотнося внутреннее убранство с габаритами внешнего фасада. Очевидно, внутри использовано заклинание незримого расширения, поскольку даже вид прихожей превышает размер среднестатистического холла. Домовик расплывается в широкой улыбке, демонстрируя две дырки на местах, где должны быть резцы. — Госпожа ждёт вас, — эльф делает шаг назад и щёлкает пальцами, открывая магией дверь. «Вас» это кого?! Гарри хочет спросить, знает ли его эльф, но прикусывает язык и проходит в холл. Первое впечатление является двояким, особенно, когда эльф закрывает за ним дверь и пространство, ранее казавшееся хорошо освещённым, вмиг погружается в полумрак. Поправив очки ближе к переносице, Гарри поворачивается к эльфу и выгибает бровь. — Прошу, господин. Широкий коридор заканчивается двумя поворотами. Гарри следует за эльфом, осматривая стены, где бледными пятнами заметны следы от некогда висевших портретов. Сейчас здесь висят лишь канделябры, а в воздухе преобладает только запах стеариновых свечей. После мимолётного взгляда на эльфа Гарри поднимает глаза вверх, чтобы узнать, заколдован ли потолок на образы или погоду, и тихо, задумчиво спрашивает: — Твоя хозяйка постоянно живёт здесь? Эльф дёргает ушами и замедляется, повернувшись к Гарри. — Нет, господин. — Как часто она отсутствует? — в вопросе нет выраженной интонации, хотя он яро надеется, что эльф проболтается. Однако ответ звучит сухо: — Часто, господин. Формальное обращение режет слух, но Гарри продолжает беседу по делу: — Ты замечал среди её вещей чужие драгоценности? Эльф складывает ладони в замочек и выпрямляет спину, сохранив на лице улыбку. — Гарри Поттер интересуется конкретными украшениями моей госпожи? — значит, ему известно имя гостя. Так-так, в голове проносятся доклады и жалобы пострадавших. Допустим… Гарри смягчает выражение лица и, отведя назад плечо, невозмутимо говорит: — Гранитная брошь с кельтским узором, — украдено из хранилища Корнелиуса Фаджа, — сапфир Миллениум, — драгоценный камень размером с квоффл, — нефритовое кольцо с изображением руны бодрости, — пропало из фамильных украшений родственников Яксли. Как бы между делом, Гарри обводит пальцами по воздуху изображение руны, чтобы эльфу было проще её узнать. — Нет, господин. Айли не видел таких драгоценностей. Они доходят до полупустого сводчатого зала, и эльф указывает на парадную лестницу, ведущую на второй этаж. Гарри поднимается на первую ступень и задаёт ещё один вопрос: — Тебе знакомо аквамариновое ожерелье? Эльф активно кивает и радостно пищит: — Изысканная работа французского мастера! Это любимое украшение моей госпожи! Айли всегда следил за блеском каждого звена такого важного украшения! — Почему важного? — Айли не знает, господин. Так говорит моя госпожа! Остановившись где-то на середине подъёма, Гарри видит свет за порогом одной из комнат. Неторопливо поворачивается к эльфу, который так и топчется у подножия лестницы, энергично жестикулируя и восхваляя паркинсонские подвески. Гарри вымученно улыбается краешком губ и произносит: — Айли, — домовик вытягивает шею, предельно внимая обращению, — твоя госпожа приказала тебе солгать мне? Короткая пауза, в течение которой Гарри задерживает дыхание. — Нет, господин. Хозяйка не приказывала мне лгать Гарри Поттеру! Прерывистый выдох. Хорошо. Гарри отворачивается, поднимаясь дальше, и… — Хозяйка приказала мне лгать всем, господин. Он замирает лишь на секунду, прикрывает глаза, но затем, спустя мгновение, просто кивает, не оборачиваясь, и ускоряет шаг. Ради спокойствия проверяет волшебную палочку, а то мало ли, домовикам нынче доверять, всё равно что верить дементору, вытянут как душу, так и кошелёк, то есть палочку… Гарри зачем-то приглаживает волосы, хотя с восьми лет понимает бесполезность данного жеста. Смело шагает к единственной комнате, где светло, и открывает дверь, сразу зайдя внутрь. Он ничего не боится, так уж выходит, что даже боггарт не может выявить затаённых страхов. Последний раз Гарри боялся перед тем, как решил умереть под Авадой Волдеморта и прикоснулся губами к золотому снитчу, намереваясь пожертвовать собой. Явившиеся при помощи воскрешающего камня тени родных навсегда укрепили его духовную силу, поэтому Гарри не боится свободно заходить в неизвестные комнаты… ну или он просто дерзко бесстрашен, ведь влез же в Тайную комнату, хотя на тот момент и знать не знал про крестраж в своей голове и всеобщее благо! Первым делом нос ловит тонкий медово-клубничный аромат. Для его обоняния весьма приторно и сладко, но одинокая нотка свежести, напоминающая запах лайма, делает вкус терпимым. Потом уже глаза быстро оценивают обстановку и слегка расширяются от многочисленных странностей. Во-первых, Паркинсон здесь нет. Гарри оставляет дверь настежь открытой, чтобы не оказаться в заколдованной ловушке, но не достаёт палочку. Оборачивается, в коридоре пусто. Во-вторых, размер комнаты мог бы вместить в себя весь первый этаж домика Дурслей. Остановившись у двери, он осматривается. Справа — нестандартно большой камин высотой до самого потолка пылает быстрым, интенсивным огнём, издавая ритмичное потрескивание. Рядом с ним расположены два кресла. Невзирая на ненадобность других источников освещения, над камином горит десяток мелких, разноцветных свечей, но наибольшая странность заключается в том, что камин вполне способен ярко осветить всё пространство, однако специально заколдован так, чтобы свет озарял лишь два глубоких кресла, стоящих напротив друг друга. Остальную часть комнаты можно рассмотреть только под тусклыми, рассеянными огоньками настенных свечей. Гарри осторожно проходит вглубь комнаты, разглядывая мебель на левой стороне. С лица стираются все эмоции, кроме осторожной собранности. Посмотрев вниз, он мельком останавливается, когда мыски ботинок наступают на край пушистого, коричневого ковра с длинным и мягким ворсом, в котором можно утонуть до щиколоток. Обходит его сбоку, не наступая, и бегло проскальзывает взглядом по полупрозрачному, тёмно-красному балдахину на широкой кровати, стоящей ровно напротив камина и кресел. Рядом в полутьме едва заметен изящный, небольшой секретер с приоткрытой дверцей. Что скажешь? Спальня, гостиная и кабинет. Три в одном. В таком большом доме подобная теснота кажется нелогичной. Эльф сказал, что она ждала тебя. Не совсем, Айли не уточнял. Возможно, она ждала любого аврора, а не лично его. Запахи, антураж… стойки с фруктами и бокалами возле кресел… Умышленная демонстрация? Демонстрация чего? Если бы Паркинсон его не презирала, то Гарри ответил бы, что демонстрация специально созданной интимной обстановки. Он качает головой и кривит губы, припомнив хромого мага… нет, как бы сильно ни менялась Паркинсон, она бы не стала вести дела с… Гарри слегка сужает глаза, заметив у противоположной от входа стены дубовую тумбу со знакомыми стопками газет. Подходит, параллельно услышав из коридора медленно приближающиеся к комнате шаги. Туфли. Определенно, это мерный стук каблуков с тонкими, металлическими набойками, указывающими на высокий подъём, и с не очень звонкой поступью, чтобы называться устойчивыми. Глубоко вздохнув, он чуть запрокидывает голову и с мрачной отрешённостью из-под полуопущенных век смотрит на разложенные в небрежном порядке выпуски «Пророка». Проводит пальцем по собственному изображению, прочитав заголовок: «Чужды ли страхи Гарри Поттеру?» На колдографии запечатлен момент рассеивания боггарта. Ещё не изданный, завтрашний выпуск… и уже на столе у Паркинсон… Глаза продолжают перебегать с одной газеты на другую. Гарри чуть наклоняет голову к плечу, рассматривая остальные статьи о себе. Когда за его спиной возле двери затихает звук каблуков, он приподнимает завтрашний выпуск и, поводив им для показа, произносит безэмоциональным голосом: — Сколько ты заплатила Наземникусу Флетчеру? — тот самый хромой, ныне выполняющий любую работу, за которую платят, например, крадёт ещё неопубликованные статьи журналистов. Спросив, сразу же отвечает себе, что вряд ли услышит ответ. Так и есть. Что ж, начинай аврор Поттер! Панси предсказуема, с ней легко. Помнишь, что она ранима? У тебя есть Веритасерум, раз, два, и готово, вперёд! Мягко бросив статью к остальным, Гарри выпрямляет плечи и неспешно поворачивается боком, посмотрев на Паркинсон. А в голове вспыхивает былое рассуждение на тему её боязни смотреть ему в глаза… Нет, он ошибся. Всё-таки дело в толпе, ведь сейчас… Сейчас их взгляды скрещиваются практически одинаковыми выражениями глаз. Держа лицо чуть выше к свету и опираясь локтем на дверной косяк, Панси ровно держит зрительную связь, а на губах играет едва заметная усмешка — чуть изогнут левый уголок, подрагивающий, будто сдерживая полноценную улыбку. Не милую, а довольную. Вместо ответа на вопрос о работе Флетчера, Панси плавно изгибает брови вверх и невесомо дотрагивается указательным пальцем до подбородка в жесте удивления. И тут Гарри обращает внимание на её внешний вид. О Мерлин… Её вопрос — святая простота и чистое изумление: — Поттер? Из всех авроров ко мне направили именно тебя?! — скептически качнув головой, Панси огорчённо надувает губы. — С тобой мне точно не вернуть аквамарины! Гарри по-прежнему смотрит в глаза Панси, но боковое зрение всё видит, запихивает её образ в глазницы через стёкла очков. Её слова не звучат наигранно, но… Нужно быть идиотом, чтобы не заметить… В особняке Бэгмена он запомнил её низкой, потрёпанной, скованной девушкой с незамысловатой причёской и бесстрастным голоском. Сейчас с ровной осанкой в расслабленной позе она отталкивается локтем от дверной рамы, чтобы в следующее мгновение упереться в неё ладонью, и переносит вес на одну ногу, выставив вперёд другую. Лучше бы на ней было то плотное платье, что и на пиру, потому что теперь гладкая, скользящая текстура удлинённого атласного пеньюара едва ли закрывает тело от чужих глаз. Чёрный халат не показывает ничего сокровенного, свободные, длинные рукава скрывают запястья, а подол — лодыжки, но… Шёлк переходит на тёмно-прозрачную, сетчатую ткань во многих местах, позволив через тонкое препятствие разглядеть ложбинку на груди, плоский живот и внешние стороны бёдер. Но нет, на самом деле, Гарри этим не отвлечёшь от важного дела, а именно… — Если расскажешь, как пропало ожерелье, то я верну его тебе. Усмешка на её губах становится более явной. Она неопределённо качает головой, и из высокой, но на этот раз безупречно уложенной причёски мерцает зелёный драгоценный камень. Гарри считает его похожим на изумруд и в мыслях ругает себя за самонадеянность. Направляясь сюда, он думал, что немного знает её, но поведение Панси в корне изменчиво… хотя… не это ли способ самозащиты?! Пока не ясно, но он постарается понять… Возможно, не так уж она и предсказуема. По-видимому, могут возникнуть сложности, и он задержится здесь больше чем на запланированные сорок минут, всё же, что может быть важнее поимки Неизвестного лица?!