Лакрица

Его ранние размышления о том, что Паркинсон нужно держать на середине между лёгким напряжением и спокойствием, отодвигаются подальше, сменившись на идею сохранить её расслабленное состояние и бодрую готовность к диалогу. По крайней мере, Гарри надеется, что не ошибается в правильной оценке событий, а именно: в своём доме, один на один с бывшим однокурсником, без лишних пар глаз, Панси выглядит более уверенной в себе. Ничего удивительного. Где, как не дома, можно чувствовать себя в безопасности?! Ему понятно, почему её поведение так сильно отличается от прежнего. Скорее всего, дома она всегда так одевается, да и в комнатах постоянно могут стоять фрукты и напитки, ведь так?! Вопреки быстрой работе разума и импульсивным эмоциям, вроде удивления и сомнения в своих суждениях, Гарри сохраняет бесстрастное выражение лица, продолжая смотреть исключительно на её переносицу. Праудфут, да и другие опытные авроры, советуют новичкам начинать зрительный контакт именно с носа собеседника, а уже потом, установив обоюдную связь, выбирать из двух методов наиболее эффективный: незаметно перевести взор на местечко чуть выше переносицы, что сделает взгляд аврора давящим, даже подавляющим, скрытно побуждая оппонента к подчинению, или же наоборот глядеть на кончик носа, визуально показывая свою заинтересованность и призывая к доверию. По мнению Гарри, единственный отрицательный момент сей тактики, это то, что Паркинсон — девушка. Если она так же упряма, как и он, то принципиально не отведёт глаза. В силу своей популярности Гарри частенько теряется от переизбытка женского внимания, но сегодня этого нельзя допустить. Паркинсон — возможный нарушитель, а то и вовсе новоявленный Пожиратель! Гарри про себя повторяет эту фразу и интуитивно выбирает правильную манеру поведения. Чуть вскинув голову, он немного прищуривает глаза, делая взгляд жёстким, и ровно спрашивает: — Когда ты заметила пропажу ожерелья? — всё по делу, в голосе нет ни капельки удивления или смущения от её внешнего вида. Хвала Гриффиндору! Про себя он испытывает облегчение, ведь… С её лица медленно сходит усмешка. Взгляд по-прежнему блестит, но не так явно, как ранее. Проведя ладонью по дверному проёму, Панси прикусывает уголок нижней губы в раздумывающем жесте и опускает глаза в область его плеча. Стучит по дереву ноготками, покрытыми тёмно-синим лаком. Пока отсутствует надобность в зрительной связи, Гарри быстро осматривает её с ног до головы. Кроме изумруда в волосах, на Паркинсон нет украшений, если не считать тонких блестящих ремешков на туфлях, обвивающих щиколотки. — Ожерелье не имеет для меня значения, — Панси слегка пожимает плечами, вернув взгляд на его лицо. Уже дважды она не отвечает прямо на вопрос. Гарри выгибает бровь и произносит: — По словам эльфа… — делает преднамеренную паузу, чтобы увидеть её реакцию, но Панси не меняется в лице, — ожерелье является важным украшением для тебя. Она смеётся, плавно переступает порог, оправив рукава халата, и насмешливо говорит: — Медальон, Поттер! — он прослеживает взглядом, как Панси закрывает за собой дверь, щёлкнув задвижкой. — Медальон, украшенный аквамаринами, имеет серьёзную ценность, — не отводя глаз от Гарри, она улыбается шире и подходит к стойке с напитками, — само ожерелье меня совсем не интересует! Слегка нахмурив брови из-за понижения её голоса на словах о ценности, Гарри достаёт из кармана сложенный в трубочку пергамент и волшебную палочку. Панси с любопытством наблюдает за движением древка. Раскрывшись, пергамент взмывает в воздух, и на нём без всякого пера появляется надпись. Она не спрашивает, как и что он там строчит, а переводит взгляд на кувшин и бокалы перед собой. — Медальон важен из-за высокой стоимости? Гарри оставляет пергамент парить над тумбой с газетами, убирает палочку и медленно проходит по комнате, обойдя Панси за её спиной и ожидая, что она обернётся, но нет, видимо, доверие между ними всё же присутствует. Панси никак не реагирует на перемещение позади себя, не смотрит на Гарри. Остановившись у двери, он дотрагивается до задвижки. Отсчитав ровно четыре секунды, поворачивается лицом к Панси. Теперь взгляды встречаются, а затем она опускает глаза на его руку у щеколды. Уголок её рта подрагивает в улыбке, будто немым выражением показывая, что намёк понятен. Гарри свободно может открыть дверь или же оставить всё как есть. Облизнув губы, Панси вновь пожимает плечами и отворачивается, мол, пожалуйста, делай что хочешь! — Медальон принадлежал моей матери, — на следующих словах интонация содержит грустные ноты, — это единственная вещь, которая от неё осталась. О нет, нежеланная тема! Ему совершенно не нужно огорчать её подобными воспоминаниями, но раз украшение украдено Неизвестным, то любая информация будет полезной. На пергаменте появляются новые строчки. Невесомо поводив пальцем по закрытой задвижке, Гарри делает глубокий вдох и убирает руку. Поворачивается к Панси, прислонившись спиной к двери и скрестив руки на груди. Вложив тональную мягкость, Гарри говорит: — Я соболезную твоей утрате. Не услышав щелчка открываемой задвижки, Панси издаёт приглушённый смешок, весьма внезапный для той, кто вспоминает о гибели родных, а потом… Гарри не скрывает удивления, потому что вслед за одним смешком неожиданно появляются другие, крайне беспричинные. Повернувшись к нему корпусом, Панси небрежно взмахивает рукой. В голосе звучит издёвка: — Да ладно тебе, Поттер! Единственная вещь?! — слабо прикрыв левой ладонью рот, чтобы заглушить смех, Панси указывает правой на туалетный столик возле кровати, где стоят две открытые шкатулки, в которых заметны многочисленные украшения. — Ты хотя бы представляешь, сколько золота находится в хранилище моей семьи? По-твоему, моя мать носила лишь одно простое колье, и я храню его, как святую реликвию?! Гарри мог бы и возмутиться из-за её язвительности, если бы не вспомнил про родство волшебной палочки с ольховым деревом — да-да, вместо того, чтобы принять его соболезнования, её натура начинает нападать, дабы оградиться от жалости. Панси молвит так, будто её совершенно не волнует дань памяти по отношению к матери. Однако последние озвученные слова самую малость, лишь немного произнесены на высокой ноте — переходной от спокойствия к негативному психологическому возбуждению. Дай волю, и сорвётся на истеричный всхлип… Наклонив голову вниз, чтобы Панси не заметила движения его кадыка от судорожного глотка, Гарри изо всех сил напрягает разум. Спокойно, Паркинсон, всё хорошо! Слова бесполезны, ведь могут усилить её злость, поэтому Гарри слегка приподнимает брови, посмотрев на Панси поверх очков. Вместо ответной реплики и возмущения, кратко поджимает губы и медленно кивает, якобы в формальном согласии с любыми её словами о семейных драгоценностях. Бог ты мой, спасибо! Работает! Панси на миг замирает, моргает пару раз и неосознанно вздёргивает подбородок. С лица исчезает гнев, но потом она складывает руки на груди, так же как и Гарри. Отходит в сторону шкатулок, повернувшись к нему профилем. Гарри позволяет себе улыбнуться, но быстро качает головой, стирая ликование с лица, а ещё вспоминает, что в моменты, когда человек осознаёт глупость своих внезапных срывов, его личико часто краснеет, спина становится сутулой, пальцы активно ищут себе занятие… так обычно происходит с Роном и Гермионой. С Панси не так. Из-за высокой причёски ему открывается вид на лицо и шею. Бледная кожа. Плечи выпрямлены. Руки неподвижно скрещены под грудью. Нет, это не смущение. Возможно, негодование на себя за демонстрацию слабости… или же за понимание, что Гарри прочитал её настоящие эмоции… В любом случае, на пергаменте записаны все слова. Он посмотрит их позже и подробно подумает об… — Выпьешь? Её вопрос с оттенком ласкового тона почти заставляет его вздрогнуть. Гарри оглядывает графины и кубки с вином, огневиски и прочим, потом осторожно смотрит на Паркинсон. Она не обращает внимания… шанс! — Да, — ответив, сам подходит к стойке, достав волшебную палочку. Краем глаза следит за Панси и слегка дёргает запястьем. Из рукава появляется узкое горлышко маленького сосуда. Здесь нет зеркал, в которых Паркинсон смогла бы увидеть Веритасерум. Гарри берёт первый попавшийся под руку кувшин и наливает в высокие бокалы… какую-то прозрачную жидкость, не так важно… затем в один из них добавляет три капли сыворотки правды. Узнай об этом законопослушный Долиш, то заставит три месяца перебирать архивное барахло. Вообще-то, вот так опаивать всех подряд Веритасерумом нельзя, можно и выговор получить, но Неизвестный так сильно надоел Гарри, что в ход идут все методы. Собственно, его страхи быть пойманным совершенно излишни, потому что Панси сильнее выгибает спину и лёгким массажным движением разминает шею. От этого мановения атласная ткань смещается с плеча, показав узкую кружевную бретельку бюстгальтера. После приглушённой усмешки она свободно поворачивается к нему спиной и подходит к секретеру. Гарри ставит бокалы ближе к креслам, но первым не садится. Опустив стойку воротника, расстёгивает молнию плаща, кладёт волшебную палочку на правый подлокотник и опирается локтем на спинку кресла. В мыслях он заранее просит прощения у Паркинсон за побочный эффект Веритасерума в виде бессонницы и головной боли, а также ради совести клянётся, что искупит вину, вернув ей украшение. Кстати! — Что изображено на медальоне? Выудив из приоткрытой дверцы секретера две тонкие стопки переплетённых пергаментов, Панси пренебрежительно кидает одну из них на кровать, а со второй подходит к креслу, стоящему напротив того, который выбирает Гарри. Но тоже не садится, почему-то это важно — кто сядет первым… — Фиалка. Гарри усмехается тонкой улыбкой и спрашивает: — Виттрока? Панси тоже чуть изгибает губы и наигранно округляет глаза. — Ты по-гриффиндорски остроумен. — Годрик не слыл остроумием. — Именно. Вроде бы милый момент. Имя Панси означает «фиалка Виттрока», это очевидность, которую он мог бы и не произносить. Гарри хочет искренне, широко улыбнуться, но сдерживается, чтобы сохранить дистанцию в общении. Её глаза застывают на его губах, которые подавляют эмоции, скривившись в тонкий изгиб, и… Милый момент превращается в суровость. Открыто это не так уж заметно, но Панси всё же демонстрирует неприязненную гримасу. Уголки рта опускаются вниз, глаза немного прищуриваются — выражение недоброжелательности, наполовину даже презрения. Кидает пергаменты на его кресло и берёт бокал, обойдя стойку и встав напротив камина. — Здесь указаны все обстоятельства пропажи медальона, — кивнув на папку, которую Гарри перекладывает на подлокотник сверху своей волшебной палочки, Панси поправляет кочергой горящие поленья, — тебе не нужно сохранять чары конспектирования на своём пергамен… Поттер! Это что, вода? О дьявол! Глупо получается. Гарри не поднимает на неё взгляд, а медленно просматривает строчки, выведенные женским почерком с… чересчур сильным наклоном… вывод?! Кротость? Подсознательная уступчивость? Есть ещё вариант умышленного показа склонности к подчинению, чтобы казаться предсказуемой, а в реальности предпочитать господствовать. Поправив правую дужку на очках, Гарри по памяти сравнивает почерк Паркинсон с посланиями Неизвестного и не к месту удивлённо переспрашивает: — Вода? — задумчивый голос с примесью грусти, ведь почерки разные. Со стороны Панси слышится скрип половицы. Она переступает с ноги на ногу. По всей видимости, ей не нравится его невнимание, но Гарри ничего не может с собой поделать, перелистывает страницу и прикусывает внутреннюю часть щеки, зацепившись глазами за интересную запись. — На что ещё это похоже? — голос Панси содержит неизвестную хрипловатую нотку, женский ноготок разочек стучит по хрустальному бокалу. Гарри дважды перечитывает важную строчку. Мысли вспыхивают подобно огонькам Люмоса, но ответ получается равнодушным: — На джин?! — полувопрос, звучащий предположением. — Джин… — повторяет она со смешком. Ноготок ещё раз стучит по стеклу. Гарри делает глубокий вдох и наконец смотрит на Панси. Теперь он сам зол из-за того, что прочитал, но старается произнести спокойно: — Ты нужна мне в здравом уме, Паркинсон, — она вздрагивает, потому что его взгляд ожесточается… или от его слов. Но затем на её губах медленно расплывается лёгкая ухмылка, а взгляд несколько раз переходит с пергаментов на его лицо и обратно, постепенно становясь пытливым и томным. Понизив голос, она приподнимает бокал и вкрадчиво произносит: — Всегда любила воду, — и подносит ко рту, но не отпивает. Гарри смотрит на неё очень внимательно, сопоставляя факты и задаваясь вопросом, почему она составила именно такие сведения. — Ты указала, что аврор нашёл вас в восточном крыле. Панси делает шаг ближе и в удивлении раскрывает глаза. — Разве это не так? — На самом деле, в западном. — Как рассеянно с моей стороны! — ещё шаг, и она доходит до стойки, вытянув шею, чтобы посмотреть на собственные записи. — Время не соответствует показаниям других свидетелей, — Гарри потихоньку начинает понимать ситуацию целиком, уж слишком заметно её ехидство. — Спешит? — Отстаёт, — произносит сквозь сжатые зубы. — На немного? — Панси прикладывает ладонь к сердцу, раскрыв рот от потрясения. Наклоняется ближе, опираясь на стойку. — На девять часов. — Я крайне невнимательная! — Панси разводит руки и… — Паркинсон! — ножка бокала задевает стоящую чашу с вином, и всё содержимое выплёскивается вперёд, крупными каплями оседая на его плаще. Наступает долгая пауза, которую заполняет лишь звон катящегося пустого бокала. Приоткрыв рот, Панси прикусывает верхними зубами нижнюю губу, едва сдерживаясь от улыбки, а Гарри… Нет, он не двигается. Не стряхивает капли со своей одежды и не тянется к палочке, чтобы высушить пятно на футболке. Взгляд стреляет глубоким зелёным цветом в сторону Панси. Потеря терпения заметна по участившемуся дыханию и крепко сомкнутым зубам. Тонкая линия губ подрагивает в приступе гнева. — Поттер, — мягко протянув его фамилию, Панси сводит брови в притворном сожалении, — ты злишься, — без вопросительной интонации. — Разве? Паркинсон отрывисто кивает и выпрямляется, оперевшись вытянутыми руками на стойку. Оставляет на лице лишь приподнятый уголок губ и пристальный взгляд. — Расслабься, это всего лишь вода, а не какая-нибудь сыворотка правды, верно?! Приложив усилие, чтобы никак не выдать своей реакции на её выпад, Гарри решает перевести внимание на ранние слова. — Ты тратишь моё время, Паркинсон, но я не испытываю злости к тебе, — по его мнению, весьма правильный ход, чтобы начать заново и узнать, зачем она написала неправильные данные. И ход оказывается бесполезным, поскольку Панси демонстративно отряхивает руки от воды. На лице сияет ожидающая ухмылка. Потирая ладони друг о друга, она обходит стойку и кресло, остановившись за его плечом. Оглянувшись, Гарри встречает странное выражение… сложно понять, вроде бы немного неуверенное, но при этом непреклонное… — Ты можешь позвать моего эльфа, чтобы избавить себя от необходимости колдовать над одеждой, — кивком головы она указывает на его плащ, — но… — вернувшись к зрительной связи, она понижает голос до вкрадчивых ноток и с искусственным сожалением произносит, — они не подчиняются полукровкам. Честно сказать, трактовка слов приводит Гарри в замешательство. Неужели она всерьёз считает, что его хоть как-то волнуют заскоки чистокровных?! Но нет же, видно, что не всерьёз. Тогда к чему слова? — Я знал эльфа, который пожертвовал жизнью ради полукровки. — Неразумно. — Жертвовать собой ради друзей? — Жертвовать собой. Почему-то после последних слов её взгляд теплеет. Возможно, ему кажется, но вроде бы её рука на мгновение дёргается к нему. Может ли быть, что последние фразы она связывает с его собственным решением погибнуть от руки Волдеморта? Сделав прерывистый вздох, Панси меняет тему: — Когда ты вернёшь мою волшебную палочку? — искоса смотрит на остролист, лежащий на подлокотнике. Проследив за её взглядом, Гарри берёт в руки свою. Никаких лишних движений. Сушка одежды его тоже не волнует. Он просто указывает палочкой на кресло, приглашая Панси присесть, и тут же отмечает, что склонность к уступкам у неё всё-таки есть, потому что, благосклонно улыбнувшись, она следует его просьбе. Садится, откинувшись назад и положив предплечья на подлокотники. Опустившись в кресло напротив, Гарри отвечает: — Когда узнаю, что ты скрываешь, — направив палочку на разбитый бокал, он добавляет, — Репаро! Наблюдая за стеклянной починкой, Панси цокает языком. — Значит, не сегодня. В мыслях Гарри изумляется пробежавшему подтексту в таких простых словах. Глаза невольно опускаются вниз и следят. Изящно закинув ногу на ногу, Панси пару раз качает ступней. Ошибка! Оплошность! Промах! Не смотри! Но… Ткань пеньюара соскальзывает в вырезе, обнажив бедро, вокруг которого подвязана шёлковая тесьма с тканевым колечком, придерживающим короткую бордовую волшебную палочку. Дыхание самовольно задерживается в путях, а пальцы сжимают подлокотник. Он узнал! Узнал по описанию одного из пострадавших. Сандаловое древко с драгоценным ониксом и гравировкой в виде коптского письма, изготовленное по специальному заказу. Украдено! Если раньше у Гарри были сомнения, то сейчас, при умышленном представлении, все подозрения подтверждаются. Секунда. Одна. Две. Три. Гарри резко направляет палочку в её сторону, дабы обездвижить, однако… — Гарри Поттер не смеет вредить моей госпоже! — между ними появляется Айли, закрывая собой Панси. По запястью проходит волна обжигающего жара, но Гарри не выпускает палочку из рук. Придётся нападать на эльфа, неожиданно снявшего дружелюбную маску… Внезапно со всех сторон раздаются щелчки аппараций. Ну вот итог! Гермиона ведь говорила, надо быть осмотрительнее. Десять эльфов со всей готовностью к бою зыркают на него выпученными глазами. — Ваша госпожа должна отправиться вместе со мной в аврорат! — Гарри не понимает, почему эльфы его не обезоруживают. Перед Панси мерцает эльфийское защитное поле. Он в любом случае не причинил бы ей вреда, а нападать на эльфов, зная мощь их магии, всё равно что поступить беспечно. Палочка крепко зажата в его руке, её не отбирают, непонятно почему. — Гарри Поттер не имеет права… — Айли хочет продолжить, но, к удивлению Гарри, Панси небрежно отодвигает эльфа в сторону ногой, чтобы возобновить зрительную связь. — Я предупреждала, Поттер, — Панси не меняет позы, но голос совмещает лёгкую тревогу и настороженность, — они не послушают тебя, — подавшись вперёд, Панси опирается предплечьем на колено и шёпотом обращается к Гарри, — ты тоже нужен мне в здравом уме, поэтому не провоцируй их на атаку. Успокоив неровное дыхание, Гарри ещё раз осматривает эльфов, пряча за этим жестом взгляд на парящий пергамент. По-прежнему записывается каждая строчка. Эльфы не смогут сжечь или разрезать свиток. Если Гарри погибнет, пергамент автоматически преобразуется в бумажный самолётик и отправится в Министерство. Это идея Праудфута, у которого после войны появилась проблема с вызовом Патронуса из-за сильного стресса, поэтому он придумал другой способ передачи посланий. В Министерстве давно пользовались самолётиками, пуская их по отделам, а Праудфут усовершенствовал чары для авроров на далёкие расстояния в пределах Англии. — Чего ты добиваешься, Паркинсон? — масштабный вопрос, включающий необходимость узнать, зачем она позвала в свой дом аврора и что ей вообще надо. Кратко улыбнувшись, Панси плавно качает ногой и указывает пальцем на стопку пергаментов, которую Гарри читал ранее. — Я объясню, когда ты откроешь последнюю страницу. Неспешно, чтобы не навлечь на себя эльфийскую магию, Гарри кладёт папку на колени и открывает последний лист. Отчасти его разум забит поиском выхода из ситуации, поэтому он не сразу понимает, что именно видит. Колдографии. Нахмурив лоб, Гарри смотрит на снимки, подписанные внизу знакомым почерком Неизвестного. Йонс Праудфут — на колдографии годичной давности показан момент сражения с тёмными волшебниками на немагической территории. Преступник сделал из магглов живой щит, но Йонс всё равно атаковал заклинанием, в результате которого случайно погибла невинная женщина. Джордж Уизли — неудачное изобретение, повлекшее взрыв в Косом переулке и разрушение соседнего здания. Рубеус Хагрид — не одобренный Министерством посев запрещённой зубастой герани, истребившей популяцию авгуреев в Запретном лесу. На двух других колдографиях изображены авроры Уильямсон и Сэвидж, также виновные в нарушении аврорских инструкций. Не поднимая головы, Гарри смотрит на Панси исподлобья, передавая через взгляд всё своё недовольство. Конечно, он понимает, что каждый из них причастен к нарушению, но сейчас более важен мотив Неизвестного… то есть Известной. Панси сразу же пытается его разубедить: — Я не враг тебе, Поттер. Это… — указывает большим пальцем на палочку, прикреплённую к бедру, — и это… — кивает на колдографии, — мне прислали совиной почтой. Панси мельком бросает взгляд на пишущий пергамент и утвердительно качает головой. — Ты лжёшь, — заключает он. Панси пожимает плечами, но слов назад не берёт. Эльфы как прежде следят за Гарри, но он и не думает применять палочку, поскольку его терзает всё тот же мотив Паркинсон, который он может узнать только путём диалога. — Тогда… — прочистив горло, Гарри закрывает папку, — отдай волшебную палочку и отправься со мной в Министерство к главному аврору. Как бы сильно ни было жаль магглов, Гарри понимает принципы ведения дуэли. Одна колдография не лишит его уважения по отношению к Праудфуту. Все изображённые на снимках люди являются его знакомыми или друзьями, которых он должен защищать. — Поттер, Поттер! Ты так ничего и не понял! — широко улыбаясь, Панси запрокидывает голову, отклоняясь назад. — Я не та, кто совершает кражи и шпионит за людьми! Мне жаль твоего начальника, но… — остановившись, она достаёт сандаловую палочку и откидывает её за кресло в угол комнаты, показывая беззащитность, — но это не означает, что я не воспользуюсь этой информацией в угоду личным желаниям и не отправлю снимки во все магические типографии. Так, слизеринцы начинают издалека, дурной знак! Гарри оценивает её жест с палочкой коротким кивком, но интонация содержит ожесточенное раздражение: — Другими словами, заранее зная, что к тебе приду именно я, ты собрала компрометирующую информацию о моих знакомых, которую якобы получила по почте, и угрожаешь мне разглашением? — Браво! — Панси собирается хлопнуть в ладоши, но замедляется на полпути из-за появления снисходительной улыбки на его лице. — Это месть? Ты серьёзно так пытаешься отомстить мне за то, что я не поверил в Империус? С её лица резко исчезают все самодовольные черты, когда она закрывает глаза и сглатывает. Бледная кожа становится совсем белой на напряжённом теле. Эльф, стоящий рядом с Айли, наклоняется к ней с волнением в глазах, но Панси лишь щёлкает языком о нёбо и поднимает веки, впервые посмотрев на Гарри взглядом, напоминающим ненависть. Хотя ему сложно судить — создаётся впечатление, что она смотрит через него, думая о чём-то своём. — Месть… — она тихо чеканит слова, — это односторонняя расплата, — опустив плечи, Панси расслабляет лицевые мышцы, возвращая тень усмешки. — Тебе же я предлагаю равноценную сделку! Надо же такому случиться, что Гарри вдруг спотыкается о мысль про положительную таинственность. За короткий срок Паркинсон показывает столько различных эмоций, что его внутреннее аврорское чутьё едва ли не мурлычет от разнообразия факторов, нуждающихся в объяснении. У Гермионы подобная наклонность проявлялась с детства, а у него развилась при поступлении на службу в Министерство. Помимо интереса, душонку тревожит угроза в свой адрес, поэтому Гарри прикидывает, какое заклинание использовать в первую очередь, чтобы отвлечь эльфов, сможет ли он аппарировать в другую комнату и надо ли сейчас активировать светошумовые чары и вызвать подмогу. Собственно, Гарри озвучивает часть мыслей: — Паркинсон, я предлагаю тебе добровольное сотрудничество. Неужели ты думаешь, что я не справлюсь с ними? — качнув головой в сторону эльфов, Гарри убирает пергаменты в карман, ясно давая понять, что не намерен их возвращать. Айли напрягается, выставляя вперёд две худые ручонки для быстрого колдовства, но Панси вновь толкает его ногой. — Не думаю, Поттер, но если ты отправишь меня в аврорат, то дубликаты этих пергаментов сразу же окажутся во всех издательствах, — она смотрит на карман его плаща и подпирает рукой подбородок. Гарри сохраняет паузу, подзывая её продолжить. После оглушения эльфов и заключения Паркинсон под стражу придётся в быстром порядке собрать отряд авроров, чтобы проверить все печатные предприятия, начиная с «Ежедневного пророка» и заканчивая личной встречей с журналистами, вроде Скитер. О! Ещё нужно найти Наземникуса! Много дел, но главное, что он ни за что не позволит ей шантажировать себя и своих знакомых. Праудфут не одобрил бы слабости со стороны сотрудников. Уж лучше раскрыть всем правду, приняв ответственность за поступки, чем позволить нарушителям манипулировать законом — по крайней мере так говорит главный аврор, а Гарри соглашается примерно на семьдесят процентов. Панси понимает его намёк без слов и поясняет: — Я отдам тебе все документы, если выполнишь свою часть сделки. Чёрт! Было бы лучше, если бы пергамент не записывал подобные слова. Как думаешь, что ей надо? Варианты! В широком смысле — его связи в Министерстве, в узком — что-то личное, наподобие извинений. Итак… — Чего ты хочешь? На её губах появляется поистине цветочная улыбка, однако затем, вновь наклонившись вперёд локтем на коленку, Панси становится серьёзной, а тон содержит стальные нотки: — Лестрейнджей! Гарри удивлён такой просьбе. Угрюмо сведя брови, он вспоминает, как лично присутствовал на слушании по их делу. После гибели Беллы Родольфус совсем свихнулся, а Рабастан угрожал расправой судьям Визенгамота. Как только их посадили в Азкабан, Гарри вздохнул с облегчением, ведь они были самыми фанатичными сторонниками Тёмного Лорда и возглавляли отряды Пожирателей во время осады Хогвартса. — Освободи их из тюрьмы, — теперь Панси не улыбается, а смотрит на него пронзительным взглядом. Да уж, для этой просьбы ей надо было не Гарри звать, а самого Министра магии! Правда, Кингсли сразу обезоружил бы её, вместо того, чтобы трепать языком. — Почему? — он спрашивает очень тихо, почти на выдохе. — Моя мотивация тебя не касается! По странной причине, помимо злости Гарри испытывает чувство разочарования от того, что его однокурсница, пусть даже со Слизерина, хочет помочь Пожирателям смерти выйти на свободу. Подумав об этом, Гарри дополняет сожаление ещё одной мыслью: он бы не хотел, чтобы Паркинсон оказалась преступницей, ведь в ней и вправду есть проблески мягкости, которые мешают таким людям, как он сам, поступать жестоко и беспощадно. За прошедший час беседа часто переходит с волнения на потрясение, но ни один открывшийся факт, даже увиденное истинное лицо Неизвестного, не вызывает в нём ненависти по отношению к Панси. Есть только бурное негодование, которое он озвучивает в словах совместно со злым сарказмом: — Сдружились во время заключения?! Гарри ставит мысленную галочку для проверки: как часто они контактировали в Азкабане? Панси провела там достаточно времени, чтобы понимать неразумность общения с заключёнными, но всё же просит его освободить Лестрейнджей. Все мысли выходят из головы, когда Гарри замечает её реакцию на свой вопрос. Задержав дыхание, она чаще моргает, смотря на Гарри блуждающим взглядом, а потом вдруг… — Да, — всплеснув руками, Панси отвечает, повысив голос и запрокинув голову, — дядя Родольфус был очень мил, я хочу отплатить тем же! Ты выполнишь мою просьбу? Гарри очень не нравится её смех, звучащий после слов. Довольно скрипучий и тяжёлый для слуха, хотя и тихий. Панси даже проводит костяшкой под глазом, чтобы избавиться от влаги вследствие смеха. — Нет, — ему неприятен разговор, поэтому Гарри сразу его заканчивает. Панси похлопывает себя по щекам и поправляет причёску. Чуть дёргает головой, будто отгоняя все мысли. Вытягивает ноги вперёд, скрестив лодыжки… — Не больно?! — насмешливая нежность в коротком вопросе, когда она задевает его ногу, и Гарри мог бы держать пари, что задевает специально. — Освободить их в твоих силах, одно слово мальчика-который-выжил способно повлиять на целое Министерство! — Это не так! Пожиратели смерти заслуживают… — его перебивают. — Да-да, все что-то заслуживают, как и Праудфут такого же заключения в Азкабане! — Паркинсон! Закатив глаза, Панси сводит губы в тонкую линию, но возвращает лицу черты веселья. — Нелис! — она обращается к домовику, указывая ладонью на папку, которая лежит на кровати. Эльф передаёт её Гарри. Беспокойство пронзает сердце от того, что у Панси есть ещё один козырь. — Что это? — пальцы придерживают край пергамента, Гарри не хочет открывать свиток. — Твоя подружка, — сморщив нос, она презрительно отворачивается лицом к камину. Сначала он незаметно поглаживает рукоять древка, невербально призвав для себя щитовые чары. Время больше не терпит, ещё минутка, и всё! Домовики не показывают агрессии, значит, не замечают его магии, хорошо! Вздохнув, Гарри переворачивает лист и… Состояние оцепенения. Он знает, когда случилось то, что изображено на колдографии. Именно из-за этого Гермиона поклялась отправить Грейбека в Азкабан. Прерывисто дыша через рот, Гарри сводит брови в жалости и, видимо, только со второго раза улавливает комментарий Паркинсон: — Мерзко, — усмехнувшись, она говорит с долей иронии, — но если ей так нравится, то… — Не нравится! — Гарри холодно проговаривает каждое слово. — Он наказал её за неуважение к вожаку перед его стаей. Воспоминание тех событий превышает злость по отношению к Паркинсон. Если данная колдография попадёт в газеты, то у Гермионы возникнут проблемы. Ещё открывается почти безумная истина. По словам Гермионы, у Грейбека не только обострённый нюх, но и слух. Никто не смог бы запечатлеть колдографию, он бы заметил. Ох ты ж, боже! — Как был сделан этот снимок? — задумчиво протягивает Гарри и поднимает взгляд на Панси. Она отрицательно качает головой, выразив на лице ошеломлённое незнание. Ну да, откуда знать? Она же утверждает, что получила снимки по почте… Гарри наклоняет голову к плечу и прищуривается, подзывая к ответу. Панси слушается. Похлопав ресницами, говорит: — Ходят слухи, что Грейбек заинтересован в грязнокровке, а ты постоянно путаешься под ногами, — надув губки, Панси несколько раз кивает в подтверждение своих слов. — Скажем так… — её взгляд блестит ярче обычного, — его забавляют твои напрасные попытки по поиску Неизвестного. Чем больше ты занят им, тем меньше мешаешь ему! По-другому: меньше мешаешь ему портить жизнь Гермионе! Гарри терпеть не может Фенрира, столько всего произошло! Он до сих пор жалеет, что не проклял его во время боя в Хогвартсе. Но на поверхность выползает подозрение… Грейбек не стал бы сотрудничать с Неизвестным из-за такой ерунды. — Он мог бы просто меня убить, — это правда, Гарри всматривается в Панси, пытаясь мыслить масштабнее. — Мог бы, — Панси облокачивается на спинку кресла, положив руки на подлокотники, — но твоя смерть опечалит грязнокровку, — Гарри округляет глаза, задаваясь вопросом, чьи это слова: Неизвестного или Фенрира, а также не знает, какой выбор стал бы более уместным. — Впрочем… кто их знает, этих оборотней?! Может и загрызёт тебя в приступе лютой ревности… У него болит шрам, то есть не совсем шрам, а вся голова. Просто он привык постоянно потирать лоб, вот и сейчас пальцы трут молнию от переизбытка информации. Панси следит за движением его руки, сузив глаза на шраме, будто в тайне желая рассмотреть его поближе. Слова из её уст звучат полушёпотом: — Ты принял решение? Подаришь мне Лестрейнджей в обмен на неосквернённую репутацию Грейнджер? Гермиона и Рон — его самые близкие друзья, ради которых он сделает всё что угодно, невзирая на обстоятельства, но… На виске появляется капелька пота, голова сильнее ноет, палец, медленно поглаживающий рукоять палочки, краснеет от давления, а всё из-за того, что… Краем глаза Гарри проверяет своё заклинание, которое поддерживал на протяжении последних пяти минут. Невербальное волшебство без широких мановений палочки требует большой магической энергии, но все эльфы, кроме Айли, стоят в застывших позах с остекленевшими глазами под чарами Петрификуса. Отлично, пусть на темечко давит стальная плита, а виски горят от напряжения, но теперь у Паркинсон и Айли не остаётся шанса против него. — Нет, — позволив себе передохнуть перед новым заклинанием для Айли, Гарри тоже откидывается в кресле, убрав вторую папку в карман к первой, — если бы на моём месте была Гермиона, она бы не поддалась шантажу, — почувствовав на голени лёгкое скольжение чужой лодыжки, Гарри двигает ногой, отстраняясь от контакта и поверив в то, что теперь Панси задела его случайно. — Слишком высокая цена. Высокая, потому что последователи Лорда запугивают магическую Англию уже более пятидесяти лет. Многие Пожиратели неоднократно бежали из Азкабана. Необходима финальная точка! Оказавшись на свободе, Лестрейнджи не станут мирно жить в тишине и покое. Паркинсонская просьба — чистый абсурд и негативное последствие в будущем. Что же, готовься! У Панси открылись все масти, теперь она прикажет Айли скрутить тебя, а пергаменты отправить в типографию. Один, два… почувствовать магию, дойти до границы, где заканчивается кожа и начинается древесина… — Высокая? — Панси так внезапно и радостно вскрикивает, что Гарри вздрагивает и теряет контакт с новым заклинанием. Айли не оборачивается, остальные эльфы как прежде обездвижены. Панси сгибает ноги, напоследок снова проскользив по его голени, щёлкает пальцами и подаётся вперёд, опершись локтями на колени. Гарри вопросительно поднимает бровь, а Панси испытующе проводит взглядом по его телу. — Поттер, если цена снизится, ты согласишься на сделку? Нет, но он не отвечает вслух, а прикусывает язык. Любые слова Паркинсон важны для расследования, поэтому он отвечает уклончиво: — Возможно. — Так и быть! — Но Лестрейнджи… Панси не даёт договорить. Небрежно взмахивает ладонью, прерывая его слова, и берёт со стойки клубничку, да так и запихивает за щёчку вместе с зелёным стебельком. — Забудь про Лестрейнджей, — беззаботно проговаривает она, поводив клубнику от щеки до щеки, — когда-нибудь они всё равно выйдут на свободу. От неожиданного поворота беседы и внезапного воодушевления Паркинсон Гарри с недоумением наблюдает за ещё одной клубничкой, тоже съеденной со стебельком. Панси настолько погружена в собственные мысли, что не замечает этого. Прочистив горло, Гарри говорит: — Паркинсон, у тебя нет выбора, кроме как пойти со мной к главному аврору, — он собирается указать на окаменелых эльфов, подтвердив её проигрыш. Но Панси даже не смотрит в их сторону, а водит указательным пальцем по губам, раздумывая о чём-то. Гарри вздыхает, когда Айли поворачивается к своим и… В это время эльф тоже получает невербальный Петрификус. Всё! Переложив палочку в другую руку, Гарри разминает запястье и садится ровно, протерев рукавом лоб. — Паркинсон… — начинает, но Панси снова щёлкает пальцами и, не обратив внимания на эльфов, поворачивается к Гарри. — Ты мне не веришь, Поттер! Считаешь меня Неизвестным лицом, так? Гарри откровенно устаёт от сегодняшнего визита, поэтому поднимает палочку на уровень её глаз. Не услышав ответ, Панси смотрит на кончик остролиста, невольно скосив глаза к переносице, улыбается и елейно произносит: — У тебя же есть Веритасерум? Гарри замирает, подозрительно сужает глаза, но потом тянется свободной рукой к её запястью, чтобы поднять с кресла, и вместо ответа произносит: — Пойдём, — с ноткой приказа. — Такова цена! Я выпью сыворотку правды и отвечу на вопросы, — отдёрнув руку от его хватки, Панси садится на краешек кресла с ровной спиной. От её движения палочка соприкасается с кожей в местечке между бровями. — Ты выпьешь её в аврорате, — поднявшись с кресла, Гарри случайно оказывается в позе, когда его ремень может задеть паркинсонский нос. Сделав шаг назад, он кивает на дверь. Ещё ранее, когда он зашёл в дом, то проверил его на наличие антиаппарационного барьера, в итоге обнаружив его. — Фините, — пишущий пергамент сворачивается в трубочку, юркнув в его карман. — Поттер! — на этот раз в голосе Панси присутствует деловой тон. — Подумай, что ты теряешь?! Если выполнишь условие, то узнаешь настоящее имя Неизвестного и сохранишь репутацию своих друзей. Я клянусь, что уничтожу все колдографии. Могу дать Непреложный обет! Заманчиво. Гарри не собирается идти у неё на поводу, но ради интереса спрашивает: — Какое условие? Просияв, Панси поднимает перед ним ладони в безоружном жесте и отвечает спокойным тоном: — Ты тоже выпьешь Веритасерум! Я отвечу на твои вопросы, а ты на мои. Через пять секунд он произносит: — И? — Это всё! Я отдам тебе все сведения после окончания нашей… мм… беседы, — облизнув губы, она тише добавляет, — низкая цена по сравнению с первой просьбой, согласен? Что надумал? Что она тянет время, дабы эльфы вернулись к подвижности. Тогда в аврорат? Гарри и Панси смотрят друг на друга через призму всего, что озвучено сегодняшним вечером. Кстати, уже ночь! Гарри делает вывод, что лишние полчаса никак не навредят, но сначала… — Петрификус тоталус! — произнесённое заклинание усиливает продолжительность обездвиживания. Эльфы падают навзничь. Когда Гарри делает шаг назад, держа Панси под прицелом палочки, та медленно откусывает кусочек от клубники, наблюдая за ним с лёгкой улыбочкой. Прикинув в уме возможные вопросы с её стороны, Гарри использует окклюменцию, запихнув подальше важные тайны аврората. Он соглашается на её игру из-за надежды, что аврорам не придётся бегать по типографиям, чтобы поймать компрометирующую информацию. Паркинсон права, что он теряет?! Гарри в любой момент может оглушить её и притащить в Министерство. Он возвращается на своё место. Опустив руку в карман, дотрагивается до пишущего пергамента и проговаривает заклинание, возобновляя запись. Паркинсон не протестует. — Я не очень ценный источник информации, — цедит Гарри, отсчитывая капли Веритасерума в два прозрачных бокала. — Источник, Поттер, тебе очень подходит это слово, — положив ногу на ногу, как раньше, Панси берёт бокал и принимает сыворотку. Удостоверившись в её честности, Гарри тоже делает глоток и встречает лучезарную улыбку Панси. — Начнём с одного вопроса, — положив предплечья на подлокотники, она устраивается в кресле поудобнее, отчего ткань снова оголяется в бедре, даже выше. Гарри поправляет очки, чуть запрокинув голову, чтобы смотреть только на её лицо, и бескомпромиссно выдаёт: — С трёх. Я первый. Панси приоткрывает рот, как бы в изумлении, но потом усмехается и легко взмахивает ладошкой. — Прошу, господин аврор, я обнажена перед властью. Тебе не кажется, что тут что-то не так, а? Мне это казалось с тех пор, как она не поправила лямку своего белья на плече! Бретель, болван! Джинни ведь говорила! Ладно, опустим. О, ну попробуй! Да нет же, подозрения опустим! Гарри делает глубокий вдох и задаёт первый, самый важный вопрос: — Неизвестное лицо - это ты? Панси держит зрительную связь. Ответ поражает Гарри. — Нет. — Н-нет? — он не может поверить, что это правда, но Панси отрицательно качает головой. — Нет. От нервов Гарри массирует висок и выдыхает сквозь сложенные в трубочку губы. По привычке пальцы переходят к шраму, но… Замерев, он смотрит вниз, где женская лодыжка вновь поглаживает его по голени. Нахмурившись, он переводит взгляд на Панси, которая вздёргивает подбородок, указав кивком на его лоб. — Не надо… — так тихо, успокаивающе. Гарри смещает ноги, отодвинувшись от неё. Зачем-то объясняет свой жест: — Привычка. — Почему? — Раньше он часто болел, поэтому приходилось трогать. — Хочешь, потрогаю я? Гарри скептически изгибает брови, потому что её выражение лица напоминает задорную издевку с долей ласки. — Обойдусь, — приложив кончик волшебной палочки к своему подбородку, Гарри спрашивает, — ты знаешь, кто является Неизвестным? Опустив веки, Панси улыбается язвительной, злой улыбкой. — Да. Гарри в мыслях проклинает себя. Он столько времени потратил на Паркинсон, а Неизвестный всё это время… Третий вопрос: — Как его имя? Подвинувшись влево, Панси подпирает рукой щеку, водит взглядом по комнате, осмотрев эльфов, сжимает плотно губы. Гарри подавляет улыбку, ведь её мимика ему знакома. Таким образом люди пытаются бороться с Веритасерумом. Наконец, Панси морщит лицо и, посмотрев на Гарри, отвечает: — Дэвис. Мир крутанулся. Секунды тикают. Хлоп, и встал на место. Вылупившись на Панси, Гарри еле слышно выдыхает: — Трейси?! — получается не вопросом, ведь в мыслях крутятся другие факты. Панси прикусывает изнутри щеку и насмешливо хмыкает. Её улыбка становится обольстительной, когда Гарри встаёт с кресла. — Я должен найти её, — неразборчиво сказав, Гарри собирается вызвать Патронус, чтобы сообщить об этом Праудфуту, но его останавливает голос Панси. — Твоя очередь, Поттер! Ах да, викторина! Он сдерживается, дабы не поторопить Панси с её глупыми вопросами. Указав на кресло, она призывает его вернуться. Гарри садится на край, опершись локтями на колени, и опускает голову, заведя ладонь в волосы на макушке. — Что ты хочешь узнать? — устало, утомлённо. Бедняжка. Он смотрит в пол между ними, боковым зрением замечая отблески с ремешков её туфель. Медленно покрутив стопой прямо у него перед носом, Панси спрашивает совершенно не то, что он ожидает услышать: — Ты обрезан? Нет, он не краснеет или что там можно сделать, когда задаётся такой вопрос. Гарри слегка шокирован. Чуток. Да так, что поднимает голову, открытым, безвинным взглядом посмотрев на Панси поверх съехавших очков, и глупо переспрашивает: — Что? Хорошо, что не «кто», а то его вопрос вовсе можно поднять на смех. Ты! Ты! Она спросила про обрезание?! Разомкнув губы, Панси прикусывает кончик языка, невольно привлекая его внимание к своему рту. Подаётся вперёд, опёршись руками на край кресла по двум сторонам от бёдер, и приторно-сладко, неспешно тянет слова: — Меня интересует, есть ли у тебя крайняя плоть, Поттер, — наклонив голову к плечу, Панси сглатывает и понижает голос, — затрудняет ли она твои движения, когда ты мастурбируешь? — сместив ногу, она садится прямо, сведя вместе колени и каблуки. — Она мешает тебе кончать? — Гарри медленно выпрямляется, проведя влажными ладонями по коленкам, они сидят ровно друг напротив друга. — Ты часто пачкаешь её спермой? — Паркинсон, — он может говорить, да, может, сквозь туманную реальность он может говорить, — это четыре вопроса. Панси слегка разводит колени. Опустив глаза на его приоткрытый в шоке рот, она облизывает уголок своего и наклоняется вперёд, будто с желанием поделиться секретом, но всё же оставляет дистанцию и шепчет в десяти сантиметрах от его губ: — Для начала ответь на первый вопрос. Аврор Поттер! Что будем делать? С чем? С эльфами! А, ну с ними надо… Нет же, идиот! Со слизеринкой, которая делает… это всё! Может, здесь тоже где-то за углом Неизвестный… Известная… Дэвис, которая хочет сделать колдографию?! Кстати, вопрос с эльфами по-прежнему актуален… если Гермиона узнает, что домовики оставлены без движений на такой длинный срок, то… Не «то», а возьми ситуацию под контроль! Гарри прикрывает глаза, перед этим заметив улыбку Паркинсон и распознав в ней торжество. Его губы ощущают её слабое, тёплое дыхание, но… Подняв веки, Гарри избавляет лицо от эмоций. Панси слегка выгибает бровь, а он отстраняется, коснувшись затылком кресла, и смотрит на неё из-под сведенных бровей. Её улыбка уменьшается, когда он тоже позволяет себе приподнять уголок губ и спокойно ответить: — Нет, я не обрезан…