Лакрица

Думай! Анализируй ситуацию под углом! Воздержись от эмоций! Это всего лишь её игры! Ты аврор, вот и сдерживай эмоции, а лучше вовсе заморозь их! Ведь после войны он повзрослел… Как говорила Джинни: «Ты слишком холоден и сдержан…» Ему совершенно не нравится данная характеристика, но, скорее всего, война здесь ни при чём, и он всегда был таким. Только в устах Джинни звучала концовочка «со мной». Тогда он не хотел ей таким казаться, а сейчас перед другой девушкой… Удачное стечение обстоятельств! Гарри молча уповает на то, что Паркинсон будет солидарна с Джинни в этом вопросе и даст ему такую же характеристику, а может, даже хуже, вроде «бесстрастного и бесчувственного». Сдержанность тем и лучше, чем вспыльчивость, что безрассудства в ней меньше, следовательно, и ошибок, верно?! Так Долиш вещал аврорскую инструкцию… А ещё он что-то говорил про последствия тенденциозности! Гарри не помнит точных формулировок, но теперь всеми силами пытается оценить противника… то есть не противника, а Паркинсон, да и не саму Паркинсон, а её вопросы… совершенно беспристрастно! Не обрезан, хорошо, просто вопрос, с помощью которого она хотела застать тебя врасплох! Можно подумать, что вопрос: стрижёшь ли ты ногти на ногах — удивил бы тебя меньше! На самом деле, Гарри не так сильно волнуется по поводу смысла вопроса, сколько беспокоится за причину её интереса. Как бы сильно ни сияла очевидность, а именно умышленное соблазнение с её стороны, он до сих пор не верит в искренность, ожидая обмана, нападения, Ступефая, Обливиэйта или ещё одного разъяренного эльфа после щелчка аппарации. Ну, а если? Нет! Если предположить, что… Нет же! Нет! Это исключено! Как аврор, увеличь границы мышления и свободно сделай предположение! Что ж, хорошо. Комната, освещение, запахи, Паркинсон… Ладно, допустим, она соблазняет его! Какого дракла ей вообще пришло в голову, что его можно соблазнить… этим?! Не получается? Получается, но зачем? Он не поделится информацией Министерства, не поспособствует освобождению Лестрейнджей, не пойдёт ни на какую серьёзную сделку. Фактически он для неё вообще бесполезен. Хорошо, что остаётся? Зачем ей этот спектакль? Секс — самоцель? Абсурд! Подведя черту быстрым размышлениям, Гарри решает вести себя так, словно вовсе не обескуражен её поведением. Контроль — минимальная затрата успеха. Что бы она ни спросила, он не покажет изумления! Не покажет! Да, да, да, не покажет! Противоположно его решению, Панси вольно демонстрирует все признаки весёлого удивления. Поиграв бровями, откидывается в кресле и тянет во рту долгий гласный звук. — Неожиданно, — поводив указательным пальцем по контуру нижней губы, Панси поднимает брови, смотря на Гарри лучистым взглядом. Мерлин, это самый несвязный разговор в его жизни! — Почему же? — вопрос случайно слетает с его губ и явно удивляет Панси ещё больше. Она сразу же вздёргивает подбородок и театрально двигает пальцем в запрещающем жесте. — Если это вопрос, то ты нарушаешь правила, Поттер, — наигранно прищурившись, она прячет нижнюю губу во рту, словно с трудом сдерживая комментарий, но потом всё-таки отвечает, — неожиданно, потому что я всегда представляла тебя обрезанным. Эмоции! Эмоции! На его лице против воли появляется напряжённая, оторопелая гримаса. Вместе с тем Гарри замечает ещё одну пробежавшую искорку торжества в её глазах от его реакции. Пора заканчивать! Гарри делает глубокий вдох, прикрыв веки. — Дальше, Паркинсон… — хвала выдержке, голос звучит прохладно. Открыв глаза, он постукивает кончиком палочки по подлокотнику, подгоняя Панси ко второму вопросу. Подобное пренебрежение с его стороны действует на неё остужающе, убрав с лица чрезмерное довольство. На всякий случай Гарри устраивается в кресле поглубже, отодвинув свои ноги от Панси на предельное расстояние, шире разводит колени и переводит взгляд на эльфов, проверяя действие заклинания. Сердце быстро бьётся, гоняя по телу кровь, но Гарри точно знает, что его лицо не краснеет, только, пожалуй, дыхание хандрит. От пылающего камина исходит жар, добавляя состоянию лишнее неудобство. Замечает ли это Паркинсон, он не знает, но, как уже ранее наблюдалось, ей не нравится отсутствие внимания, поэтому Гарри ожидаемо слышит резкую ноту в её голосе: — Даже не поинтересуешься, почему меня посещают такие… — специально сделав паузу, Панси ждёт зрительного контакта, но Гарри упрямо смотрит на местный интерьер, поэтому она кратко вздыхает и договаривает слово, — фантазии? Дважды проклятие! Веритасерум неприятненько ударяет по голове, напоминая, что ему запрещено врать, но… Ты же знаешь, что эта тема весьма опасна, ведь может завести… да куда угодно может завести… по мнению Паркинсон — в постель, а в его мыслях — к неуместному контакту с возможным подельником Неизвестного. О! Кстати! — Это второй вопрос, Паркинсон, — он не разрешает ей протестовать, хотя Панси открывает рот, чтобы поправить свои слова, сделав из вопроса утверждение. — Нет, не поинтересуюсь. Далее… На её щеках впервые за вечер появляются слабые отпечатки румянца. Чуть нахмурив брови, Панси несильно сжимает руки в кулаки и произносит с оттенком злости: — Ты слишком торопишься! — Я должен найти Дэвис! Она сводит губы в тонкую линию и наклоняет голову вперёд, направив на него взгляд исподлобья. — Дэвис никуда не денется, в отличие от меня! Гарри только делает вдох для следующей реплики, как вдруг Панси лёгким, спешным движением поднимает ногу и опускает пятку на его колено. Застряв взглядом на месте соприкосновения, он пропускает момент, когда она кладёт вторую ногу поверх первой, скрестив лодыжки. — Так намного удобнее, — потянувшись, Панси немного сползает со спинки кресла, заскользив туфлями по его бедру. Тонкие каблуки почти больно царапают кожу сквозь тёмную джинсовую ткань. Не думая о том, что он делает, Гарри останавливает её, положив ладонь сверху на лодыжки. Панси вздрагивает, потом замирает всем телом, а Гарри невольно чувствует рукой контраст между холодными ремешками от туфель и её тёплой кожей. До этого момента он ассоциировал бледность Паркинсон с холодом, но… кожа такая гладкая, даже не тёплая, а горячая… Чёрт! Проблема в том, что на какие-то несколько секунд он теряет контроль над эмоциями, и она это замечает: когда он застывает взглядом на её ногах, где касается щиколоток, когда неумышленно сжимает ладонь крепче, когда тело случайно напрягается от скачка возбуждения… Соображай в срочном порядке! Она добивается потери твоего контроля! Что надо делать? Теперь показывать равнодушие всё равно что проявить глупое упрямство, свойственное скорее девушкам, нежели ему. Гарри переводит глаза на Панси, уже ожидая от неё прежнего торжества, но… Наступает короткий промежуток тишины. Гарри моргает пару раз, наблюдая за странным проявлением страха с её стороны. Страха? Ты уверен? Панси в той же застывшей позе, только с напряженными плечами и с растерянным выражением лица смотрит на его ладонь, придерживающую её лодыжки, и медленно дышит через рот. Нижняя губа чуть подрагивает… Страх ли? Выражение беспомощности от сильного волнения? Гарри приподнимает бровь, отметив, что в особняке Бэгмена у Паркинсон была такая же вспышка ступора, когда он сократил расстояние и отнял у неё палочку. Решено! О нет! Не делай этого! Но… Не надо! Но необходимо узнать, почему она так реагирует на его прикосновения. По всей видимости, весь сегодняшний вечер она распланировала лично для персоны с фамилией Поттер! Что там говорила Гермиона… «Будь осторожен, Гарри, у Панси к тебе личные счёты.» Вспомни про сердечную драконью жилу. Мысли и действия Паркинсон имеют свойство несогласованности. И что? А то! Она держит ситуацию под контролем только тогда, когда ты веришь в её игру под названием «уверенная, надменная слизеринка». В других случаях она… кажется слабой перед тобой. Ладно, точно решено! Может, всё-таки не надо? Всегда можно отступить. Гарри ничего не теряет. Гермиона тебя убьёт! Что ж, он делает это. Смотрит в её глаза, которые по-прежнему липнут к его руке, и делает это… Слегка, воздушно, можно подумать, что случайно, проводит большим пальцем по косточке на лодыжке. Одной из целей этого жеста является желание заставить Панси самостоятельно убрать ноги, а не отталкивать самому, чтобы не показаться слишком грубым. Также это профессиональный интерес: не ошибся ли он в составлении её психологического портрета… В тот миг, когда она видит и чувствует мягкое поглаживание, всё её тело сразу же напрягается ещё сильнее. Лицо теряет маску, показывая откровенную оторопь. Панси хлопает ресницами, посмотрев на него, и… Секундные гляделки глаза в глаза… Щёлк. Большой палец медленно цепляет кнопку-застёжку на туфле и с тихим щелчком расстёгивает её. Тонкая полоска ремешка соскальзывает с лодыжки, оставаясь висеть на петле… Панси резко убирает ноги, оттолкнув его ладонь. Прикусив щеку, Гарри выпрямляет плечи, отодвигаясь от спинки кресла, и садится ровно. Волшебная палочка едва не выскальзывает из влажной руки. — Послушай… — тихо выдохнув, Гарри поправляет ворот футболки, прилипшей к шее, и с тенью прежней серьёзности смотрит на покрасневшую Панси, — ради честного соглашения я отвечу на твой последний вопрос, но затем сразу же вернусь в аврорат для доклада, — он сам не знает, почему оправдывает своё желание побыстрее покинуть этот дом, но надеется, что после беседы она отдаст все колдографии. Не будучи уверенным, что Паркинсон понимает его подгоняющий ко времени намёк, Гарри прочищает горло с намерением повторить, но… — Поттер, — женский шёпот звучит совсем глухо, — я придумала последний вопрос. Он улыбается краешком губ, в мыслях радуясь наступившему окончанию, но неожиданно Панси плавно поднимается с кресла и делает шаг к нему. Сведя брови на переносице, Гарри отклоняет голову назад, встречаясь с её глазами, и впервые замечает насколько интересен их оттенок: нечто среднее между зелёными и серо-голубыми. Лучше назвать их просто серебристо-зелёными, в данный момент необычайно блестящими. Однажды в Хогвартсе, увидев бабочку такого же оттенка, он назвал её прекрасной и особенной. Будто под действием замедляющего заклинания, Гарри пропускает возможность остановить её от вторжения в своё личное пространство. — Паркинсон, — низкий тембр совсем ему не свойственен, он не уверен, что вообще произнёс хоть что-нибудь. Видимо, всё-таки произнёс, потому что Панси легонько приподнимает ладонь, прося помолчать… Но молчать нельзя! Особенно, когда она сокращает расстояние, невесомо коснувшись его коленей своими. Гримаса Гарри — угрюмая паника, которая подгоняет его к единственной защите, к магии. Пальцы рефлексивно обхватывают рукоять, но… Как-то это глупо! Колдовать против безоружной девушки! Поэтому он оставляет палочку на подлокотнике, расслабив руку. Смотря на него сверху вниз, Панси облизывает серединку нижней губы, не обращая внимания на его метания, будто её вовсе не волнует риск получения заклятия. С выражением крайнего удовольствия она смотрит только в его глаза. По-другому её состояние он не может охарактеризовать: дыхание прерывистое, щёчки розовые, взгляд томный, губы влажные… Он опускает глаза вниз, когда Панси касается раскрытыми ладонями своих бёдер и медленно собирает пальцами ткань халата, потянув её вверх и слегка в стороны. Тонкий чёрный атлас поблёскивает, словив отблески рыжего пламени из горящего камина, и открывает вид на бёдра, почти показывает бельё… Стоп! Он нарушает эротизм момента, попытавшись подняться с кресла, но, как только он отталкивается руками от подлокотников, Панси делает глубокий, слышный вздох и, поспешно положив руки на плечи Гарри, садится сверху, обхватив его ногами с обеих сторон. Они теряют зрительный контакт, Панси чуть прикрывает глаза и издаёт тихий стон, коснувшись носом его лба, а Гарри сильно жмурится, когда правая линза очков запотевает от чужого дыхания. Нос улавливает слабый запах клубники с её губ. Панси сохраняет равновесие на коленях, не соприкасаясь с его пахом, крепче сжимает его плечи и, чуть поводив носом незамысловатые окружности по его лбу, наклоняет голову влево, дотронувшись губами до уха. — Ты не можешь солгать, Гарри, — после его имени она сглатывает и понижает голос до едва различимого шёпота, — я хочу услышать честный ответ на свой вопрос… — не отворачиваясь лицом, он приподнимает руки, чтобы оттолкнуть её, но Панси перехватывает его запястья и торопливым, даже грубым движением прижимает его ладони к своим бёдрам. Открыв глаза, Гарри наклоняет голову в сторону, увеличив расстояние. Огромных трудов стоит самообладание, когда он специально застывает взглядом на настенных свечах за её плечом, пытаясь вернуть контроль. Сначала напрягает ладони, собираясь освободить их из её рук, но затем… Подожди минуту! Узнаешь, что ей надо, и оттолкнёшь. Проморгавшись, он морщит лицо в негодовании от сложившейся ситуации и поджимает губы, когда вдоль уха скользит капризный рот, вкрадчиво шепчущий вопрос: — В какой момент нашей встречи у тебя встал? — она демонстративно опускается ниже, но промежность по-прежнему не касается паха, зато её руки требовательно надавливают на его ладони, сместив их к ягодицам. То ли от принудительного давления, то ли по собственному желанию, Гарри безмолвствует ещё несколько секунд. Кончики пальцев прижимаются к тонкому белью, а середины ладоней ощущают тёплую кожу. Помимо прочих, совершенно нежелательных эмоций, Гарри испытывает приступ цельной злости на Паркинсон. Поняв своё влияние на неё, он, вместо того, чтобы смутиться, кратко ответить и снять слизеринский балласт с колен, специально сжимает пальцы на ягодицах, подвинув её ближе к себе, и, так же как и она ранее, медленно шепчет на ушко: — В тот момент, Панси, когда ты обнажилась перед властью, — как-то случайно получается, что в помощь снова идут большие пальцы, попавшие под кромки белья. Соприкосновение сразу же пускает ток напряжения по нижним конечностям. Через полоску кружева и грубую ткань джинсов Панси может чувствовать твёрдую плоть, почти ровно попавшую в выемку между половыми губами. Его слова с трудом доходят до разума. Чтобы не упасть, она вновь цепляется за его плечи, зайдя за ткань плаща и поглаживая его через футболку. Всё, Гарри на короткие мгновения закрывает глаза, вдохнув её запах. Не те ароматы клубники, мёда и лайма, которыми пропиталась комната, а именно запах её кожи. Либо он обладает склонностью к романтизму, либо она действительно пахнет фиалкой… правда, Гарри не знает, как пахнут фиалки, но раз на ум приходит, значит пусть так и будет. — П-поттер, — с противоречивыми нотками лёгкой боязни и чувственной нежности, Панси заводит пальцы в его волосы на затылке и с неровным дыханием наклоняет голову, мазнув губами по его виску, — я… — делает лёгкое движение бёдрами, заскользив по паху и услышав его приглушённый выдох, — я доставлю тебе удовольствие… обещаю… Он не ожидал услышать в последней фразе очевидные интонации ласки и искренней грусти. Сумбурные мысли о том, что он до сих пор не понимает её, неприятно покалывают сердце. Кто же она такая? Что в основе: стратегический, холодный разум или израненная, горячая душа? Ты немного теряешься в ощущениях, да?! Может, сделаешь уже хоть что-то! Собирался оттолкнуть, так толкай! Не собирался оттолкнуть, так толкай иначе! Хотел в аврорат, так вперёд! Выйди из комнаты… и войди, выйди и войди, вый… — Нет, — пока рассудок на месте, Гарри задерживает дыхание, оставив в себе лишнюю нотку фиалкового аромата, и чуть грубее, чем нужно, хватает её запястья, отстраняя от себя. Округлив глаза, Панси встречается с ним затуманенным взглядом. Уголки глаз постепенно начинают блестеть от набегающей влаги. Момент упущен. Едва заметно дёрнув головой, чтобы отвлечь себя от истомы, Гарри выражает на лице решимость и долю гнева. Панси часто моргает, не ожидая от него такой… стойкости? Твердолобости? Гордости? Мужской гордости? Упрямой мужской гордости? А такая вообще есть? Вероятно, у Гарри есть… — Нет?! — секундная растерянность на её лице сменяется беглым трепетом, Панси смотрит на него, нервно перебегая то на правый, то на левый глаз, и задаёт вопрос, сорвавшись в конце на глухой звук. — Почему нет? Есть в её глазах такой мрачный блеск, подсказывающий Гарри, что Панси прекрасно понимает причину отказа. Нет, он не хочет её обижать, Гарри злится на неё — да, но обижать точно не желает! Он отвечает честно, отведя её руки: — Я не знаю тебя, — почти по слогам без тени улыбки или других положительных эмоций. Паркинсон неестественно удивлённо округляет глаза и судорожно кивает пару раз, прикусив уголок нижней губы. Чаще моргает, избавляясь от слёз. И вот что странно: сколько Гарри ни ищет в ней намёк на обиду из-за ущемления гордости, её нет. Так необычно наблюдать за высокомерной девушкой, которая не обижается на то, что её отвергают… Тогда, если она не обижена, что её, грубо говоря, унизили отказом, почему она едва сдерживает слёзы? Потому что… как бы выразиться, он точно не знает, но… потому что они так и не стали близки. Все её ожидания не оправдываются. Один женский вдох, глубокий, шумный. Панси сжимает руки в кулаки, крепко зажмурившись. Второй вдох, короткий, прерывистый. Она ещё сильнее жмурится до появления вен на висках, выдохнув через рот… Гарри старается помягче дотронуться до её талии, чтобы приподнять и встать самому, но… Он вздрагивает от внезапного женского смеха. Руки так и остаются на весу возле её туловища. Гарри настороженно наблюдает за Панси, которая запрокидывает голову и во весь голос издаёт смешки, похожие на подневольные излияния сардонических звуков. Надо ли говорить, что мысли о палочке и эльфах тускнеют на фоне паркинсонской истерики. Гарри, как встревоженный окунь, открывает и закрывает рот, не зная, что сказать. Прочищает горло, аккуратно сделав попытку снять её с колен, но… — Гарри, — произносит Панси ломким голосом, ровно посмотрев на его лицо и вновь вцепившись в плечи, — тобой всегда все пользуются! — на лице насмешка с привкусом горечи, она замечает у него недовольство из-за её выпада и наклоняется ближе, понизив голос до обольстительной интонации, но смысл фраз далёк от благосклонности. — Бедный, одинокий ребёнок, с младенчества ставший сиротой, и воспитанный магглами, презирающими тебя за одну лишь связь с волшебным миром! — Гарри всё сильнее хмурится, с тяжёлым сердцем подумав, что ошибся в её характере, слушая сейчас настоящую истину, которую она озвучивает, дабы оскорбить его. — Использованный, как пешка, в угоду чужим манипуляциям… — до красноты прикусив нижнюю губу, Панси издаёт пару смешков в закрытом рту и улыбается, заметив злость на его лице, проявившуюся от её слов, — вскормленный на убой подобно дикому скоту! Пожертвованный Тёмному Лорду… Хватит! Чаша весов падает вниз, как и его терпение. Будто бы в школу возвращается… Но настоящая правда в том, что они больше не в школе! Слышать слизеринские насмешки всё равно что прокатиться на устаревшем нимбусе! Заезженно! — Достаточно! — в голосе гнев и лёгкая досада от того, что он неправильно понял её отношение к нему. До этого момента в дальнем уголке сознания жила догадка, что она испытывает к нему симпатию, но теперь… видимо, она и вправду презирает его, а игру в соблазнение придумала для чего-то другого… Теперь уже не мягко, а грубо взяв её за талию, он резко поднимается. Пошатнувшись и встав во весь рост напротив Гарри, Панси сильнее сжимает его плечи… Он хватает её запястья, собираясь отстранить от себя, как вдруг Панси крепко зажмуривается и с мученической гримасой негромко вскрикивает: — Я ненавижу их! Что? Моргнув, Гарри уменьшает хватку, когда слышит тихий хруст. Он слишком сильно сдавливает, ей больно. В идеале бы вовсе надо отпустить, но её брошенная фраза отвлекает и удивляет своим смыслом. Кого и почему? Их? От того, что Панси жмурится, из уголков глаз стекают две маленькие слезинки. Она расслабляет пальцы, ощутив боль в запястьях. Не открывая глаз, произносит упавшим, плаксивым голосом: — Я ненавижу их всех, — плечи содрогаются от прозвучавшего всхлипа, — ненавижу Дамблдора, Скримджера, Фаджа, Амбридж, Снейпа, Малфоя, Дурслей, — Гарри ошеломленно слушает фамилии, произнесённые без полутонов, в её интонации звучит лишь презрительная ненависть, маггловская фамилия его родственников поражает вдвойне, — Тёмного Лорда, весь Слизерин! — вывернувшись из его рук, Панси обхватывает двумя ладонями свой затылок, опустив голову. — И себя! А его руки безвольно повисают вдоль тела. Ситуация требует объяснений. Панси продолжает: — Почему после всего, что они сделали с тобой… — сделав паузу, она втягивает большую порцию воздуха и снова всхлипывает, — ты остался таким беспорочным и сильным? — последние слова срываются на крик. — Чтобы сломаться, мне понадобилась лишь одна смерть, а ты… ты… В его горле пересыхает, волосы щекочут шрам, на лбу испарина, которую Гарри хочет стереть рукавом, но вместо этого, словно под гипнозом, тянется к её волосам с желанием убрать выбившуюся из причёски короткую прядь. Ладонь останавливается в воздухе, когда Панси уменьшает громкость голоса и, по-прежнему держа глаза закрытыми, приглушённо выдыхает: — Ты глубинный источник жизненных сил и светлой магии. Волшебник, достойный восхищения, — у неё появляется грустная полуулыбка, Панси шепчет совсем тихо, — квинтэссенция моих мыслей… И вздрагивает, резко открыв глаза, когда чувствует прикосновение к волосам. Гарри сделал это случайно. Чтобы расслышать её, чуть подался вперёд, и вот, пожалуйста, рука задела волосы. О нет! Нет! Уж чего ещё Гарри не ожидает, так это окаменелого ужаса на её лице. Панси замирает, смотря на него так, словно удивляется, что находится в комнате не одна. Очевидно, все произнесённые слова сорвались с её уст совершенно неумышленно. Он опускает руку вдоль тела, пытаясь справиться с собственным потрясением, а в голове звучит её прежняя фраза: «Источник, Поттер, тебе очень подходит это слово» Очки сползают с переносицы, и Гарри готов глупо поблагодарить их за отвлечение внимания, ведь иначе он так и стоял бы не двигаясь. А Паркинсон в это время… Панси протяжно выдыхает и быстро проводит рукой по лицу. Глаза избегают зрительного контакта, скользя по его плечам. Стыд? Пожалуй, хуже… На её шее напрягается венка, ноздри раздуваются шире… Это злость. На этот раз Гарри чуть ли не с теплотой встречает её злость, потому что теперь ему всё становится ясно. Наклонив голову набок, он наблюдает за ней… Панси пытается спасти себя от недавней ошибки, которую она совершила, сняв маску высокомерной слизеринки. Вздёрнув подбородок, она выгибает спину и запальчиво повышает голос, вскрикнув со злостью: — Да, Поттер! Все знают, что у тебя нет пределов благородства! — заметив мелькнувшую улыбку на его лице, Панси ещё больше краснеет от гнева. — Мой крёстный рассказывал мне о своём романе со слизеринкой во время его учёбы в Хогвартсе… Паркинсон выгибает брови, вложив во взгляд ярость и требовательный вопрос о том, причём здесь погибший Сириус Блэк?! Кратко поджав губы, Гарри продолжает мягким тоном: — Он сказал, чем больше она злится, тем… — Я не желаю слышать ничтожные рассказы о… — Тем сильнее она в тебя влюблена. Теперь Гарри понимает, почему она так себя ведёт. Весь вечер и прочее… Но что по-прежнему остаётся загадкой, так это причина и дата возникновения её чувств. Гарри смутно вспоминает короткое упоминание о Панси при разговорах с Джинни. Что случилось между ними в Хогвартсе? Его терзает опасная мысль, что даже в то время поводом для конфликта мог быть именно он, и это… это невероятно и неожиданно. Нужно поговорить с Джинни и узнать… По причине невиданного осознания Гарри делает ошибку и сохраняет на лице улыбку, очень похожую на снисходительную, но Панси понимает его мимику по-своему. Всплеснув руками, с гневом толкает его и кричит: — Влюблена?! Ты должен благодарить за такие чувства, ведь только моё расположение спасает тебя от мести Неизвестного за ответное письмо, которое ты прислал мне в Азкабан! Так! Важное! Его глаза прищуриваются, разум запоминает эту фразу. Вместе с тем Гарри проклинает себя за письмо, ведь в тот раз он… он не читал его. Заметив потерю внимания, Панси ударяет его кулачками в грудь. Он смотрит на неё и… В её глазах снова появляются слёзы. — Что теперь, Поттер? Трахнешь меня из жалости? — его лицо мрачнеет, когда она горько улыбается. — Чтобы я возненавидела себя ещё больше! Та самая прямая прядь тёмных волос падает на бровь. Гарри переводит на неё взгляд, борясь с желанием убрать её, как хотел ранее, но… — Нет, нет, — покачав головой, он берёт с подлокотника палочку и отходит от Панси на середину комнаты, туда где легче дышать и думать, — я… — сглатывает и начинает заново, — я закончил допрос, — заведя пальцы под очки, он протирает глаза, а другой рукой делает мановение палочкой, — пока авроры не поймают Неизвестного, тебе запрещено покидать пределы магической Англии, — из его кармана в сторону Панси вылетают пергамент с печатью Министерства, подтверждающий его слова, и красное древко, — твоя волшебная палочка временно блокируется на применение аппарационных чар. Облизнув губы, Гарри чувствует на языке солёный привкус. Слишком жарко. По шее течёт пот. Панси опасна… во всех смыслах. Ему нужно сделать перерыв и обо всём подумать. Вернуться в аврорат и поговорить с Праудфутом. Если главный аврор решит, что Панси должна находиться в Министерстве до тех пор, пока не будет пойман Неизвестный, то так тому и быть. Гарри вернётся сюда с Долишем и заберёт Панси в аврорат. Сейчас… сейчас он не хочет причинять ей неудобство, точно не после того, что было услышано. Признание в любви ничего не меняет, но Гарри больше не может считать её абсолютной незнакомкой. В каком-то смысле, ему теперь даже проще замечать, что она привлекательна… «Ты квинтэссенция моих мыслей…» Нет, он не достоин этих слов. Даже Джинни ничего подобного не говорила. Про доброту и благородство было, а вот такого он никогда не слышал. Красиво. А ещё он устал. Морально устал. Паркинсон тоже хороша, строит из себя жертву, вознося его на пьедестал почёта, но отказывается признать, что у неё тоже есть ценности, которые достойны уважения, например: сострадание и сочувствие. Несмотря на показное пренебрежение, она дала оценку его жизни в прошлом и пожалела за судьбу, которой его подвергли другие люди. Пусть она призналась между строк, но всё-таки ей жаль его… Мило. Гарри не нуждается в жалости, потому что доволен жизнью, которая у него есть сейчас, поэтому её сочувствие совершенно бессмысленно, тем не менее ему приятно, что она думала об этом. Может быть, признаешь ещё кое-что? Что? После её слов ты больше не ожидаешь Ступефая. Теперь ты спокоен и чувствуешь контроль над ситуацией. Хорошо, но и это не всё! Что ещё? Ты насильно заставляешь себя уйти, а ведь тебе любопытно! Снейп что-то говорил про гриффиндорское любопытство, отнимая очередные баллы… Ну да, что оно губит оленей! Медленно покрутив шеей, Гарри ощущает спазм в позвонках. Краем уха слышит звон бокала и тихий глоток. Паркинсон возвращает маску на лицо. Даже не посмотрев на неё, он знает, что встретит в ней прежнюю спесь. Пять баллов Гриффиндору! Когда Гарри оборачивается, Панси отпивает из низкого бокала красное вино. Волшебная палочка из ольхи и распоряжение Министерства отброшены на кресло. На её лице ни намёка на прежнее кокетство или на недавний срыв. Выделяются только покрасневшие глаза и мокрые ресницы. Опираясь поясницей на столик, Панси отставляет бокал и скрещивает руки на груди. В голосе сталь: — Закончил, значит?! Кивнув, Гарри стучит палочкой по бедру, раздумывая, как бы потактичнее попрощаться. — Передай мне все колдографии, которые у тебя есть, — но тактично не выходит, получается повелительно, на что Панси сразу же выгибает одну бровь. После короткой паузы она сужает глаза и отвечает: — Нет! — У нас было соглашение. — Которое я нарушаю! Блеск! Нынче не только эльфам нельзя доверять. И почему Гарри думал, что Слизерину можно верить?! Панси небрежно взмахивает ладонью, мол, нет проблем, обманула и ладно. Затем вновь скрещивает руки на груди. Переступает с ноги на ногу, отчего свободный ремешок, который расстегнул Гарри, сползает ещё ниже. Между ними много свободного пространства с россыпью эльфов. Гарри прикидывает в уме, сколько они находятся под Петрификусом. Гермиона точно его убьёт! В твоей руке палочка! Используй её против Паркинсон и с помощью манящих чар найди колдографии. В доме определённо есть ещё эльфы. Важные документы наверняка защищены от воздействия чужой магии! Гарри чуть запрокидывает голову, направив недовольный взгляд на Панси из-под опущенных ресниц. Она как ни в чём не бывало пожимает плечами и беспечно, но с ноткой суровой прямоты говорит: — Игры закончились, Поттер. Я не собираюсь отходить от цели по взаимному соглашению. Слушая её одним ухом, Гарри делает вывод, что деловой тон подходит ей больше, нежели соблазняющий шёпот, который она использовала, сидя на его коленях. — Ты говорила, что отдашь мне колдографии после разговора. — Я солгала, — заминка и уточнение, — не после разговора. Святая простота! На самом деле, сейчас Гарри может поэтапно расписать все её мысли на этот счёт. Панси верила, что сможет соблазнить его без прямых угроз, поэтому прикрылась вопросами. Господи, он бы сэкономил столько времени, если бы она сразу сказала, чего хочет! Гарри переводит взгляд на эльфов. Разум собран, как никогда. Спрашивать без надобности, но он всё равно произносит со вздохом, просто, чтобы узнать, как она ответит: — А после чего? Панси наклоняет голову вниз и полушёпотом говорит: — Ты знаешь. В душе ему не было так забавно и одновременно печально с тех пор, как Ромильда Вейн пыталась напоить его амортенцией. Интересно, если назвать Паркинсон настойчивой поклонницей, ему будет проще отказать ей? На его имя в аврорат частенько приходят любовные послания, но… какая ирония, благодаря Неизвестному его письма проверяются Долишем, который в первый же день сделал ему замечание за непрофессиональное использование служебной почты. Собрав воедино всё, что он узнал о Панси, и добавив новые черты характера, Гарри смеряет её взором с головы до ног. Со стороны его взгляд можно назвать оценивающим или испытующим. Панси интуитивно напрягается и выше поднимает голову, явно приготовившись к ещё одному отказу, но… Гарри поднимает палочку. Она вжимает голову в плечи, думая, что он проклянёт её. Нет, он всего лишь поворачивается к ней полубоком и лёгкими мановениями направляет чары на эльфов. Панси непонимающе хлопает ресницами и отталкивается спиной от стола, выпрямившись и нахмурив брови. Наблюдая исключительно за своими действиями, Гарри безэмоционально спрашивает: — Мне принять душ? И тогда она замечает, что эльфы могут двигаться, при этом каждый из них закрывает глаза… это усыпляющие чары. Панси беспокойно качает головой и сипло выдыхает: — Н-нет, — скрестив пальцы в замок перед собой, она несколько раз царапает указательный и с плохо скрытым волнением говорит, — ты согласен? По его мнению, вопрос не требует ответа. Гарри медленно кивает один раз. Можно отлевитировать эльфов в коридор, но они так преданно защищают свою госпожу, что, проснувшись, способны сразу же аппарировать в комнату и… ну неправильно всё понять, поэтому лучше пусть спят под его контролем. Он не хочет просить Панси отдать им приказ, чтобы не мешали. Гарри вовсе не собирается её ни о чём просить. У тебя есть выбор! Всё просто! В аврорат её! В аврорат! — Поттер… — обратившись, Панси замолкает и нерешительно делает шаг ближе, — ты правда сделаешь это? — Да. Её голос ожесточается, но также присутствует нотка намеренного подавления негодования: — Из жалости? Панси не видит левую часть его лица, ведь он заканчивает заклинание над последним эльфом, поэтому слегка приподнятый уголок губ на этой стороне остаётся для неё тайной. Он не жалеет её. Раньше, когда они сидели в кресле, её предложение казалось низким и подлым из-за мешающих факторов, вроде фальши, обмана, подозрений и недомолвок. Сейчас Панси настоящая, и все её мотивы и желания очищаются от лукавства. Гарри поступает по-простому и оправдывает секс наличием чувств с обеих сторон. От Панси — влюблённостью, от него — интересом. Однако объяснять своё решение он не будет. Паркинсон вряд ли поймёт. Гарри отвечает неопределённо: — Возможно, — поднимает глаза, посмотрев на неё исподлобья и прикусив щеку. Панси стоически держит взгляд, но начинает чаще моргать, а потом произносит с интонацией, которая должна звучать насмешливо, но получается глухо: — Пусть так. Повернувшись к ней всем телом, он убирает древко, оставив рукоять торчать из кармана… на всякий случай. Её дыхание сбивается, возможно, от волнения или из-за радости. Нет, в реальности преобладает страх, но не от скорой близости, а от чего-то другого… Гарри уверен, что Паркинсон сама не замечает, как сильно напряжена. Почти в панике. Непривычно видеть её такой. Если бы не шестое чувство, утверждающее обратное, Гарри подумал бы, что он у неё первый. За несколько секунд он меняет парочку решений. Сначала собирается подойти к ней, но потом передумывает. Так и не двигается, ожидая от Панси первого шага, но, по всей видимости, такими темпами он вернётся в аврорат не к утру, а к обеду. Бессонные ночи плохо влияют на смекалку, поэтому Гарри решает дать ей только минуту на бездействие, а пока он стягивает плащ с плеч и откидывает его на прикроватный столик. Панси бегло осматривает его. Ничего необычного: серая футболка, тёмные джинсы, чёрные ботинки на шнуровке. Ни колец, ни часов. Шрам на лбу. Очки. Так и должно быть. Её губы начинают формироваться в улыбке, но потом, посмотрев на его непроницаемое лицо, Панси сжимает их в кривую линию. Десять секунд, ещё пять. Выпрямив плечи, она подходит к нему, но на середине останавливается из-за мешающего сорванного ремешка на туфле. Панси не наклоняется, чтобы поправить, а продолжает путь, осторожнее наступая на эту ногу. Подобная паркинсонская невозмутимость вынуждает Гарри прикусить уголок рта и сдержать улыбку. Всё же она злится. Наибольшее количество эмоций сейчас связано с досадой и недовольством, но постепенно их вымещает упрямство. Гарри не знает, как оценить такую стойкость, да и вовсе качает головой, отгоняя все лишние мысли. Ситуация невыносима из-за пережитого шока, но не обречена на провал — это единственное, в чём он уверен. Удивительно, что ни один из них не вспоминает про важную основу наступающего действа, а именно про возбуждение. Панси останавливается на расстоянии вытянутой руки. Даже на каблуках она ниже его на полголовы. Какое-то время они стреляют друг в друга глазами, пока Гарри не переводит взгляд на прядь её волос, уже привычную для наблюдения, а Панси… Сначала она приоткрывает рот, собираясь что-то сказать, но потом слегка прикусывает нижнюю губу и сглатывает. Лицо алеет, а глаза с видимой опаской, но решимостью опускаются ниже. Гарри продолжает смотреть на волосок, чуть наклонив голову вправо, и никак не реагирует, когда она дотрагивается до его ремня. Торопливо, грубовато, даже со злостью одной рукой Панси выдёргивает полоску кожи из шлёвки и касается пряжки. Ну? Перестанешь вести себя, как идиот?! Ты же видишь, ей стыдно, страшно и неудобно! Наверное, ещё больно из-за твоего безразличия. Нет же, уж чего нет, так это безразличия, просто он не торопится. Панси намеренно не встречается с ним взглядом. Мрачно сведённые брови портят лоб поперечными морщинками. С лязгом пряжка выпускает ременную ленту и… Панси вздрагивает, когда он кладёт свою ладонь поверх её, останавливая и кратко погладив по тыльной стороне. Хмурый лоб разглаживается, заменяясь смятением. Панси поднимает голову, часто заморгав и посмотрев на его лицо. Сдержав вздох, Гарри опускает её руку вдоль тела, заводит кончик расстегнутого ремня обратно в шлёвку, чтобы не мешал, и делает шаг ближе. Панси шире распахивает глаза и слегка запрокидывает голову для прямой зрительной связи. Воздух сам по себе задерживается в её лёгких, когда Гарри аккуратным движением подхватывает прядь и заводит волоски наверх, но затем, будто передумав, отпускает их. Медленно вытягивает изумрудную заколку из пучка и мягко кидает её на ближайшее кресло. Шея рефлексивно напрягается, на коже появляются мурашки от лёгкой щекотки из-за упавших на плечи прямых, густых волос. Судорожно выдохнув, Панси на короткий миг опускает веки, ощутив вблизи губ его тёплое дыхание, но потом кончик одного волоска прилипает к уголку рта, и она открывает глаза, посмотрев на Гарри. Он не отвечает на взгляд, а с деликатной улыбкой заводит ладони в её волосы, наблюдая, как пальцы пропускают через себя мягкие пряди. Нескромная мысль о том, что ему это беспрепятственно позволено, является предлогом для более смелого контакта. Зарывшись в волосы, Гарри обхватывает её голову, с лёгким давлением поглаживая кожу указательными пальцами. Панси робко поднимает руки, невесомо коснувшись его запястий, и часто дышит, уставившись немигающим взглядом на его переносицу. Со слегка взъерошенными волосами, неровно спадающими на щёки, Панси кажется ему простой и естественной. Аромат фиалок становится более тонким и нежным. Гарри встречается с ней взглядом, подметив её нерешительное касание к его рукам. Чувствуешь? Да, она дрожит, глаза слезятся. Почему? Она слишком много думает. Единственный способ, чтобы узнать, о чём, это привлечение внимания путём более настойчивого жеста. Если Паркинсон не успокоится, то продолжение превратится в профанацию, что ещё ужаснее, чем секс без обязательств. Перенеся вес на одну ногу, чтобы быть чуть-чуть пониже, Гарри ведёт ладонь ниже, погладив большим пальцем скулу. Второй рукой перебирает волоски на затылке. Дрожащими ладонями Панси надавливает на внешние стороны его запястий, собираясь то ли оттолкнуть, то ли ухватиться для равновесия. Сейчас! Пробуй и смакуй, то есть целуй! Со скулы палец движется вниз под боковой изгиб и приподнимает лицо. Гарри следит, чтобы не задеть её очками, и наклоняется к губам, но… — Поттер… — прерывистый выдох достигает его рта, — тебе необязательно целовать меня, — ноготки несильно царапают его запястья. А, в этом всё дело?! Гарри ругает себя за то, что не додумался раньше. Паркинсон считает, что противна ему. Он помнит её слова: «Я доставлю тебе удовольствие… обещаю…» И несколько минут назад она сразу же потянулась к ремню, а не в объятия и не за поцелуем. Ну да, теперь Гарри знает, почему она так потрясена из-за его игры с её волосами и простой ласки. Скорее всего, они понимают их соглашение по-разному. Паркинсон явно не ожидает от него активных действий, даже не хочет их. Поставь себя на её место! Во-первых, ты наполовину подтвердил, что согласился быть с ней из жалости. Во-вторых, как ещё можно понять сделку, где цена определяется сексом?! Паркинсон не желает твоих усилий, ведь подобный обмен будет означать, что чем лучше ты постараешься, тем довольнее она будет, а такая формулировка для неё вовсе не допустима, ведь в основе её просьбы первую роль занимают чувства, а не корыстная похоть. Верно, чувства и, как следствие, вызванное влечение, а не наоборот. Поэтому ей и больно. Представь ситуацию, что тебе безответно нравится девушка, ты бы позволил ей ублажать тебя под принуждением? Нет. Вот-вот. Хотя есть ничтожный шанс, что сыворотка правды больше не действует и она обманывает тебя, и на самом деле ненавидит, но квантоссен… квентессэнц… квонт… короче говоря, что-то красивое про эссенцию заставляет поверить в откровенность Панси. В начале встречи Паркинсон возбудила, нет, перевозбудила его мозг, а теперь и всё остальное. Гарри прислушивается к ощущениям, распознав среди них несокрушимую уверенность в собственном желании провести этот час с максимальной самоотдачей. Не забыв её манипуляций, Гарри усмехается про себя, решив не прятать искренность. На то он и гриффиндорец, играющий своими монетами, а не чужими. На ум приходит её недавняя фраза: «Даже не поинтересуешься, почему меня посещают такие фантазии?» Гарри тонко улыбается, продолжая поглаживать её затылок. Панси делает попытку отстраниться, но взгляд, направленный на его губы, доказывает настоящее желание. Дыши ровно! Не обижай её! Панси не враг, хоть и остаётся опасной в твоём видении. Просто приласкай её! Любопытство, успешно превратившись в азартное воодушевление, советует слегка поюлить. Легонько убрав пальцы из волос, Гарри заправляет боковую прядь за ухо, а вторая рука плавно перемещается на плечо, потом обратно на горло. Ей щекотно. Глаза быстрее бегают по его лицу. Дыши… — Панси, — приблизившись на минимальное расстояние, Гарри проговаривает в губы, — в твоих фантазиях я тебя никогда не целовал? — его нижняя губа едва задевает её верхнюю. Панси невольно прикрывает глаза, чуть шире раскрыв уста. — Нет. — Почему? — ладонь скользит до затылка, указательный палец проводит нежную линию вдоль роста волос. Панси издаёт приглушённый стон, вновь обвив его запястья, но не останавливая, а просто придерживая. Встаёт на мыски, потянувшись к нему всем телом и соприкоснувшись носами. — Тебе не нравится целовать меня, — озвучено неоспоримым фактом, удивляющим Гарри непреклонной интонацией. Из-за слетевшего ремешка туфля слетает с пяты. Оступившись, Панси хватается за его плечи и… *** Дышать… дышать им… глубоко, обжигая трахею и взрывая бронхи. Панси чувствует боль, сладостную боль, которую причиняют его пальцы, охватившие её спину. Держи меня, Поттер! Спаси от падения! Ещё крепче! Сожми, не отпускай! Но Панси предпринимает попытку отодвинуться, потому что хочет понять его поведение. Откуда столько нежности? Она не заслуживает, не достойна! Поттера нужно бояться. Это возбуждает с пол-оборота. Всё в нём — обжигающее пламя, которое Панси боится до дрожи. Сейчас, ощущая его дыхание на своих губах, она насыщается теплом и… Снова эта снисходительная, нежная улыбка, сбивающая с толку! Она не знает эту улыбку, совершенно не понимает, ведь он никогда не улыбался ей именно так. Душная ночь испытывает её на прочность. Панси едва не падает от переизбытка чувств. Он здесь, рядом, горячий, всесильный, желанный, драгоценный камень, благородный металл без коррозии. Сколько ещё она сможет продержаться и не упасть к его ногам?! Шантажировать Поттера — равносильно прыжку в жерло вулкана. Он всё равно победит. Всё понимает, во всём разбирается, её душу читает! Позволяет поверить в успех шантажа. Знает своё влияние на её никчёмную жизнь. Прошу, не жалко, пользуйся! Было жалко три года назад, а сейчас плевать, только не отпускай! У неё никого больше нет! Не выдержав, Панси всхлипывает и опирается на его плечи, отодвигаясь, но он прижимает её к себе за поясницу, а второй рукой мягко держит за горло. Боится причинить боль, ждёт, показывает, что его решение окончательное. Наблюдает за ней, изучает сквозь очки, вторгаясь стеклом прямо в сердце. О Господи! Его глаза полны самых разных эмоций, включая задор, интерес и… превосходство! Проклятие, проклятие, дьявол! Превосходство, которое он неумышленно показывает ей. Великий Мерлин, было бы лучше, если бы он просто согласился потерпеть её тушку на своих коленях! Она бы всё сделала сама, наслаждаясь только его удовольствием, но сейчас… сейчас он смотрит так заботливо, так, как… Как когда-то смотрел на свою рыжую суку! Только разница в том, что причина тёплого взгляда в сторону Уизли заключалась в любви, а здесь… Здесь Поттер играет Поттера, понимающего, сочувствующего, снизошедшего до убогой, до той, кто унижается, умоляя трахнуть её, и почти кричит взять на роль подстилки, готовой на всё… Но проблема в том, что Поттер трахает только тех, кого любит, и эта простая, ненавидимая ею истина, испещрена проклятиями, которыми она сбивает себе язык в любую минуту тяжёлых раздумий. У неё нет ни одного шанса достать до сокровенного, до его души, где есть местечко для возлюбленной. Уизли занимала его с комфортом и почётом, но… Панси сделала всё, чтобы она вылетела оттуда ко всем драклам! Однако Поттер, согласно поттеровским традициям, всегда поступает по-честному. Её план катится в пропасть, ведь он, по какой-то неизвестной причине, вступает с ней в игру, но с одним уточнением: диктует дополнительные, новые правила, а именно… Гарри целует её. Продержав немигающий зрительный контакт и вновь улыбнувшись от увиденной паники на её лице, он приближает Панси к себе, надавив пятернёй на поясницу, и наклоняет голову, прижавшись к её губам своими. *** Тоже солёный привкус, как и его собственные губы, у Паркинсон они влажные от частого дыхания и солоноватые из-за попавшей капельки пота. Вспыхивает незатейливая радость, что он больше не ощущает клубничный аромат. Панси перед ним такая, какая есть. Та, которую он хочет поцеловать, но сначала… Просто касание, лёгкое движение губ, создающее контраст с крепкой хваткой на спине. Прикрыв веки, он кратко целует её верхнюю губу и сразу же отстраняется, чтобы склонить голову набок и продолжить… коснуться уголка рта. Она не закрывает глаза, Гарри знает об этом. Панси дрожит всем телом, корябая ногтями его плечи через ткань футболки. Надо вернуть её! Кого? Ту, которая зашла в комнату с уверенностью во взгляде. Сейчас Паркинсон слишком растеряна, он смущает её! Так странно, она сама просила о близости, а теперь… Просто ты ведёшь себя так, словно она твоя девушка. Её пугает вера в то, что ты насильно заставляешь себя быть нежным с ней. В действительности Гарри не совсем понимает все эти девчачьи переживания. Раз решились, так вперёд! Зачем мучить себя вторичными мыслями о чувстве вины и прочем?! Если Панси хотела конкретизировать своё условие, то, пожалуйста, пусть скажет прямо. Когда-то они с Джинни говорили об этом: чем честнее секс, тем проще обоим партнёрам. С Паркинсон много проблем, поскольку… да-да, красная ольха и драконья жила, она не скажет, чего хочет, скорее прошепчет одно лишь правдивое слово в череде лживых криков. Так верни её силу духа! Ты знаешь как! На это время забудь про шантаж и подозрение в заговоре с Неизвестным. Скажи ей правду, не причиняй боль. Собирался быть искренним, так давай! Ей понравится! Открыв глаза, Гарри мельком встречает её взгляд и крепче обнимает за талию. Другой рукой медленно зарывается в волосы на затылке и тянет их назад, откидывая её голову. Панси жмурится, ощутив неспешную дорожку поцелуев от щеки до горла. В местечке над яремной веной он прижимается плотнее. И когда тело обдаёт резвым жаром от настойчивого поцелуя и скольжения языка, Панси издаёт жалобный стон и со всей силы надавливает на его плечи, отталкивая от себя, но, будто этого ожидая, его хватка становится сильнее. Шею опаляет его тягостный вздох из-за её попытки отстраниться. — Т-ты не обязан! — вперив взгляд в потолок, Панси всхлипывает. — Не обязан целовать меня и… По ногам до пола проскальзывает атласный поясок, который он ослабил на её талии. Панси вновь напрягает руки на мужских плечах, когда через распахнутый халат кожа соприкасается с его телом. Гарри очень надеется, что она вспомнит про Веритасерум и поймёт, что он говорит правду: — Не обязан, — повторяет в тон ей и, не разжимая рук, поднимает голову для зрительной связи, — но мне нравится. Панси замирает и перестаёт моргать. Смотрит на него, оценивая, не веря. Рот кривится под волной гнева. — Я согласилась на твою жалость, а не на тонкую насмешку! — пальцы надавливают, ногти вонзаются в кожу через ткань, но Гарри лишь несильно пожимает плечами, игнорируя её попытку причинить ему боль. — Согласилась, — подтверждает он, наклонившись ближе, — но я не жалею тебя, — она хмурится и плотно сжимает губы, отчего на подбородке появляется мелкая бороздка, придавая выражению упрямое неверие. — Целую, потому что хочу, и другой причины не существует, — сделав паузу, Гарри не замечает, как на собственном лице появляется вдумчивое выражение, он озвучивает правду, от которой сам удивляется, — если бы я захотел, то нашёл бы способ вернуть колдографии без всяких условий. Вправду, он позволяет ей… самовольно. Чёрт, это не очень хорошо. Гарри качает головой, расслабляя лицевые мышцы. С глаз спадает пелена, и он видит ошеломлённое лицо Паркинсон. Ладно, колдографии ни при чём, он просто хочет её… в данную минуту, а потом… потом он подумает ещё. Боже, пусть Паркинсон поверит. С ним она может ничего не бояться. Если его даже боггарты избегают, то её он точно сможет защитить от любой беды… сегодня вечером, то есть ночью. Серебристая зелень её глаз тянет в глубину, но постепенно закрывается темнотой из-за расширенных зрачков. Панси выгибает брови и задерживает дыхание. На длинных слипшихся ресницах застывает слеза. Как зачарованная, смотрит на его лицо, а ладонь медленно ослабляет хватку на его плече и… Кончики пальцев едва дотрагиваются до его щеки и сразу же замирают, коснувшись лишь подушечками. Сейчас, давай! И лицо попроще сделай! Гарри делает и наклоняет голову в сторону её ладони. Пальцы прижимаются к его щеке. Ощутив трепет во всём теле… и в душе… Панси резко вдыхает, словно от нехватки воздуха. — Это не может быть правдой, — сказав, она отскакивает от него, выставив вперёд руки для дистанции. Сразу становится холодно, да?! Гарри мысленно отвечает на этот вопрос, смотрит в пол между ними и надавливает ногтем на свой палец. Отчасти, чтобы отвлечься болью и не улыбаться, как кретин. — Все документы там! — Панси активно тыкает пальцем на секретер, совершенно забыв про раскрытый халат, под которым на ней надето лишь нижнее бельё. Что теперь ты видишь? Помимо её хрупкого тела?! К счастью, не страх, он исчез насовсем. Паркинсон шокирована и… — Забирай и уходи! — она дышит с большим интервалом, то и дело переступая с ноги на ногу. И… да, она возбуждена. Из последних сил сдерживается от эмоций. В ней накоплено много затаённых чувств. С трудом верит, что он действительно не думает о жалости и не считает себя обязанным ложиться в её постель, а просто искренне хочет этого. Улыбнувшись, Гарри делает шаг в сторону, из-за чего Панси едва не отпрыгивает назад, но он только снимает очки и кладёт их на секретер. — Заберу, — от бесспорной интонации в его голосе Панси вздрагивает и пронизывающим взором оглядывает очки, словно не веря увиденному, — но не уйду. Мгновение за мгновением, всего около четырёх секунд. Гарри проводит костяшкой пальца по переносице. Плохое зрение не позволяет разглядеть тонкие черты лица, но он уверен, что её глаза снова слезятся, на этот раз не от страдания. Её плечи выпрямляются, глаза сужаются, губы подрагивают… Вот она! Та самая Паркинсон! Нужная сейчас. Ещё миг и… Панси бросается к нему. Одна туфля слетает при последнем шаге, и Гарри ловит её в объятия, теряя запас воздуха, потому что сталкиваются не только тела, но и губы. Крепкий, жёсткий поцелуй от неё, как требование доказать свою искренность. Панси обнимает его затылок предплечьями, буквально повисая на шее, и жадно терзает его губы. Без ритма и такта. Пылко, страстно, прижимаясь близко и плотно. Через уголки губ он издаёт глухой стон, когда её пальцы захватывают в кулаки шевелюру на затылке. Пряжка ремня цепляет кромку её нижнего белья, подзывая к продолжению. Он стягивает халат с плеч, стараясь не задеть ногтями кожу, бретельки бюстгальтера опускаются следом, оттянув чашечки. Панси не может держать равновесие в одной туфле. Гарри делает шаг назад, врезавшись спиной в секретер. Не прерывая поцелуй, обхватывает за предплечья, высвободив её руки из своих волос. Панси неохотно отстраняется, с влажным чмоком прекратив терзание губ. Непонимающе моргает, боясь изменения его решения, но… Взгляд против взгляда, зелень на зелень. Он опускает её руки вниз только для того, чтобы халат упал на пол. Кожа блестит, им жарко. Они одновременно подаются вперёд, Панси заводит руки под футболку, скользя ладонями по животу, а Гарри подтягивает её к себе, зайдя пальцами под край белья на талии. У неё так сильно дрожат руки, что не могут удержать ткань и потянуть её вверх. — Гарри, — звучит невнятно из-за поцелуя, — я сделаю всё, что ты захочешь! Гарри первым использует язык. У Паркинсон он работает не по назначению. Отрицательно мотнув головой, немым жестом давая понять, что он не будет от неё ничего требовать, Гарри оставляет одну ладонь на талии, а второй придерживает нижнюю челюсть, чуть надавив на её щёки. Панси шире открывает рот по фигуре «о». В горле звучит сладостный стон, когда его язык настойчиво проникает внутрь, сплетаясь с её собственным. Панси обнимает его за спину под тканью футболки, ногти скользят по коже, собирая влагу от пота. Случайно оставляют царапины. Панси быстро расслабляет руки, помассировав покрасневшую кожу, а изо рта звучит извинение, которое останавливает поцелуй. Он снова качает головой и хмурит брови. Кладёт ладони на её щеки, потребовав встречный взгляд. — Паркинсон, — зовёт её, сомневаясь слышит ли она, — всё хорошо, тебе не нужно извиняться или спрашивать, что делать. Его бровь поднимается на миллиметр от удивления, потому что Панси не показывает смущения, как раньше, а повторяет его прежнюю снисходительную улыбку. Она скользит руками по его груди. Дойдя до живота, глубоким голосом с придыханием шепчет в губы: — Если ты позволишь мне делать, что я хочу, то вскоре у тебя может появиться боггарт. Гарри на миг представляет такую ситуацию и обнажённую Паркинсон, преобразованную из тени. Рот расползается в улыбке наполовину от увиденного, наполовину от того, что Панси обрела уверенность в себе. Теперь она спокойна в душе и взволнована снаружи. Всё нормально. Отправив руки блуждать по её телу, Гарри прижимается губами к виску и слышит долгий вдох. Она дышит им. Потершись носом по волосам, он легонько толкает Панси назад и вместе с ней делает шаг, пока они не доходят до кровати. Перед тем как поцеловать, Панси ловит его взгляд и, прищурив глаза в задорном взгляде, фривольно проводит языком по щеке. Данный жест на секунду лишает Гарри возможности двигаться, но потом она вовлекает его в поцелуй. Зажав в кулачки ткань футболки на груди, активно двигает головой, делая поцелуй более глубоким и быстрым. Подхватив её за ягодицы, Гарри опускает Панси на край кровати. Придерживая себя сзади на руках, она хочет подвинуться на середину, но Гарри останавливает её за плечо. Перейдя поцелуями к горлу, он опирается коленом на край кровати между её ног и тянется рукой к ремешку на оставшейся туфле. Этот жест кажется Панси таким милым, что появляется желание поделиться с ним своим прошлым, рассказав, как сильно он влияет на её состояние. — Я… — откинув туфлю, Гарри позволяет ей стянуть с себя футболку, Панси приближает его, обняв за шею, и шепчет на ухо, — я быстро кончаю, — снимает бюстгальтер и кидает его на пол. — Мне не торопиться? — Нет, — она отводит пряжку ремня в сторону и расстёгивает молнию на джинсах, — я имею в виду, что быстро кончаю, когда думаю о тебе, а сейчас вовсе будет стремительно. — Всё в порядке, — сняв с себя обувь вместе с носками, Гарри обнимает её за талию, продвинувшись вглубь кровати. Тело охватывают конвульсивные скачки дрожи. Он выпрямляется, стоя на коленях между её ног и смотрит на Панси сверху вниз. Наклоняет голову к плечу, запоминая вид. Сидящая перед ним девушка с раздвинутыми ногами, напряжёнными сосками и голодным взглядом создаёт поистине впечатляющий образ. Панси шире разводит ноги и выгибает спину, высоко запрокинув голову. Несколько волосков остаются на щеках, и Гарри зачёсывает их назад, оставив ладонь массировать кожу. Панси смотрит в его глаза, положив ладони по бокам на пояс джинсов. Молвит с долей удивления и восторга: — Тебе нравятся мои волосы. Да, получается, что так. Гарри медленно кивает, направив взгляд на свою руку, перебирающую пряди, и сам не знает, почему ожесточает хватку. Под давлением Панси откидывает голову, позвоночник сильнее выгибается. Кончики сосков покалывают от соприкосновения с джинсовой тканью. Когда они случайно дотрагиваются до холодной пряжки, губы выпускают судорожный стон, а ногти вонзаются в его кожу. Её язык скользит по уголку рта, привлекая его внимание к губам. Ласка волос дарит наслаждение. Гарри повторяет за ней, проведя языком по своему рту. Ну давай, ведь ты желаешь! Она не будет возражать. Даже наоборот захочет, Паркинсон всё хочет. Она уже давно мокрая, по краям белья между ног густо блестит смазка. Прилипшая ткань очерчивает половые губы… Но… Не волнуйся, просто приблизь её к себе. Ладно, только не повелительно, а нежно! Сначала поцелуй. Склонившись, Гарри целует её. Паркинсон отвечает, водя ладони по его бёдрам. Она держит глаза закрытыми, но затем, ощутив во время поцелуя движение пальца по щеке и ласку возле рта, поднимает веки. Ластится к его руке и кратко целует подушечку большого пальца, приставленного к уголку. Гарри выпрямляется и проводит пальцем по губам. Задержав его на серединке, легонько надавливает, отводя нижнюю и пробираясь внутрь. Вероятно, это обескураживает Панси так же, как удивился ранее он, когда она непристойно лизнула его щеку. В глазах появляется совершенно новый блеск интереса. Панси держит зрительный контакт и, плотно обхватив большой палец, медленно опускает голову, вобрав его в рот. Гарри тоже не отводит взгляд, когда тянет пояс джинсов вниз. Возвращает ладонь в её волосы и аккуратно заправляет пряди за плечо. Нет, Панси не опускает глаза вниз. Кладёт одну руку на его запястье, не позволив убрать палец изо рта, а второй делает окружность на лобке. Грубоватые чёрные волоски попадают под ногти, когда она медленно проводит пальцами вниз, остановившись у основания члена. На её улыбку с одновременным посасыванием пальца Гарри отвечает приподнятым уголком губ. Так выходит, что они понимают всё без слов, будто чувствуя друг друга. Придерживая запястье, Панси уменьшает давление губ на палец и проводит по нему языком, дважды лизнув кончик. В этот момент она смотрит вниз, раскрытую ладонь кладёт на лобок и обхватывает основание члена большим и указательным пальцами. — Я выиграла спор, — как бы между прочим, Панси крепче сжимает его, указав на предмет спора, тем самым вызвав от Гарри хриплый вздох. — О чём? — спросив, он собирает в кулак волосы на её затылке. — О соразмерности твоего благородства с достоинством. Сдержавшись, чтобы не закатить глаза, Гарри не хочет знать, с кем спорила Паркинсон. Уж слишком много потрясений за один вечер. Если Гарри узнает, что негласно является источником жизненных сил ещё какой-нибудь слизеринки, то точно покинет аврорат по причине недостаточной внимательности. Жар душит. Гарри замечает бегущую влажную капельку на её ключице и собирается наклониться, чтобы слизать, но Панси отвлекает его плавным скольжением пальцев по члену. Заметив, как сильно оттягиваются волосы с висков, Гарри ослабляет ладонь, но после нового движения неумышленно запрокидывает её голову. Звучит стон. Обоюдный. У неё из-за давления в волосах, у него от сжатия пальцев на головке члена. Ты причиняешь ей боль! Ослабь! Ослабляет, но волосы прилипают к влажным пальцам, поэтому он замедляет движение, аккуратно поглаживая её затылок. Боже, как же тяжело сдерживаться… Он сдаётся и на выдохе произносит: — Что ты собиралась сделать, когда мы сидели в кресле? Панси заводит руку назад, коснувшись его запястья, чтобы уменьшить стягивание волос, но на губах сияет улыбка. Большой палец легонько массирует головку члена, иногда надавливая подушечкой на серединку. Появившаяся капля смазки делает движение более быстрым от соскальзывания пальца с влажной кожи. — Сначала я хотела ласкать тебя языком, — пальцы сжимают ствол, а большой опускается ниже, пройдясь по уздечке. Прикусив щеку, Гарри невесомо проводит костяшкой по её скуле и с долей усмешки говорит: — Пересядем, — кивком указывает назад на кресло. Прежде он не видел такой лучезарной, задорной и одновременно застенчивой улыбки на её лице. Панси выгибает брови и нежным голосом с оттенком азарта вкрадчиво произносит: — Поттер! — смакуя фамилию, она отпускает его запястье и касается груди, чтобы с нажимом провести ладонью вниз по туловищу. — Я не ожидала, что ты окажешься таким! — Каким? Улыбнувшись шире, Панси сводит брови чуть ли не в умилении и отвечает: — Несдержанным, — в следующее мгновение она наклоняется, коснувшись языком головки члена. Удовольствие соседствует с внезапным ознобом, ведь в памяти всплывают слова Джинни: «Ты слишком холоден и сдержан…» Разве? Совершенно разные мнения. Кто их поймёт, этих девушек?! По его бёдрам пробегает спазм, создав чувство онемения. Член сильнее твердеет в её руках, головка краснеет от прилива крови. Ласка тёплого, влажного языка повышает тонус мышц. Тянущее ощущение в мошонке напоминает давление, словно её сжимают пальцами, но нет, это физиологическое возбуждение или вожделение. Гарри не знает разницы в понятиях. Всё одно — кровь приливает, не имея возможности вернуться, тело требует разрядки и использует внешний источник, ласкающий и дразнящий все нервные окончания. Её язык… нет, хочется глубже, чтобы сдавливали тесные стенки. Каждый сантиметр… плотнее… бог ты мой! Панси царапает его бедро, привлекая внимание к волосам, которые снова попадают под усиленную хватку, но проблема заключается в том, что во время секса из-за необычного состояния крови чувство боли притупляется, а иногда вовсе становится дополнительным возбудителем. Опустив джинсы ниже, Панси проводит языком по члену, придерживая его у основания. Второй рукой нерешительно тянется к мошонке, но… Знакомый мышечный толчок. Знакомое чувство… ещё немного и… Стоп. Насколько можно аккуратно, он тянет её за волосы, отстраняя… Затем переступает с колена на колено, сняв джинсы и кинув их на пол. Убирает руку из волос. — Панси, — её имя, слетевшее с его губ звучит тепло и ласково, она стирает каплю смазки с уголка рта, улыбается и совсем не ожидает внезапного вопроса, — стебли клубники нейтрализуют эффект Веритасерума? Глаза Гарри всматриваются в душу, учащённое дыхание не возвращается в норму, но выражение его лица — смесь неумолимой суровости и возбуждения, призывает в ней позабытый трепет. Гарри видит, как опасливо сверкают её глаза, как инстинктивно сдвигаются ноги в защитном жесте, как рука прикрывает грудь, и… Неужели? Да, в ней пёстренький огонёк злости от тотального поражения. Всё верно, она специально съедала клубнику вместе со стебельками. Интересно. Завлекающе. Ранимая, чувствительная, страстная лгунья. Пылкий взгляд, которым она бросается в него, обжигает до нутра. Миг. Гарри замечает, как её беглые глаза косятся в сторону прикроватного столика, где из кармана его плаща торчит волшебная палочка. Ещё миг… Резко оттолкнувшись от кровати, Панси срывается к ней, но Гарри останавливает её стремительным, грубым подхватом, поймав за туловище и с шумом опрокинув поперёк кровати. Покрывала сбиваются, подушки падают на пол. Вскрикнув, Панси бросается в изножье, выдернув из деревянного бруска тонкое лезвие. Замахивается ногой, крепко держа нож, но… По икроножной мышце пробегает конвульсия, когда Гарри крепко цепляет её лодыжку и дёргает на себя. Прокатившись спиной, Панси сбивает и так неритмичное дыхание. Одеяло собирается в складках под её спиной. — Нет! — раздаётся новый крик, когда он отталкивает её ногу в сторону, разводит вторую и… Навалившееся сверху тело выбивает из её лёгких все запасы воздуха. Нож по-прежнему холодит ладонь, но её руки плотно прижаты к постели над головой. Панси борется и вырывается, как безумная, брыкаясь в разные стороны, пока вдруг… — П-поттер, — гортань издаёт писк, Панси дрожит и яростно напрягает тело, почувствовав трение между ног. Застывает и встречается взглядом с… нет, встречается с той самой снисходительной улыбкой, но не такой простой и сочувствующей, а многозначительной, раскалённой до предела. Гарри смотрит на неё с лёгким прищуром, на его лице открыто проявляется злость, которая наравне с улыбкой обжигает каждый сантиметр кожи. Или не злость? Вздрогнув, Панси морщится от боли в запястьях, но не выпускает нож. Гарри держит её одной рукой, а второй хватает за нижнюю челюсть. — Ты отлично играешь свою роль, Паркинсон, — посмотрев на лезвие, Гарри мягко усмехается и давит под подбородок, слегка запрокинув её голову ближе к свету от свечей, — только не учитываешь последствий. — Замолчи! Ты ничего не знаешь! — дёрнув головой, она пытается укусить его за руку, Гарри придавливает её телом. — Я знаю больше, чем ты думаешь, и понимаю все твои замыслы. Панси истерично смеётся. — Тогда вперёд, господин аврор, отправь меня в Министерство! Если даже во время секса ты думаешь о работе, то неудивительно, что Уизли считает тебя холодным и сдержанным! Что? Гарри открывает рот от потрясения, а потом вспоминает, что после расставания с Джинни газеты сразу обо всём узнали. На Гриммо установлены подслушивающие чары?! Он проверит позже, а сейчас… Панси ошеломленно распахивает глаза, когда его рука скользит по её телу вниз и застывает на талии. Неверяще таращится на его лицо, не понимая смысла жёсткого взгляда. Он вплотную опускается на неё. Ей сложно дышать. Коленом шире разводит ноги. Нет, Панси не верит, не верит, не верит. — Можно ли считать все твои слова ложью, а, Панс? Судорога. Судорога охватывает тело Паркинсон, потому что он никогда её так не называл. Щёки горят, ключицы выпирают сквозь кожу, покраснев от напряжения. Ты ведь понимаешь её, верно? Да, но хочу услышать. Не для того, чтобы убедиться в правдивости, а просто для слуха на память. Истина и так понятна. Гарри сдавливает запястья, но только в тех местах, где нельзя перекрыть кровь. Панси сглатывает, пытается найти выход, чтобы сбежать. Молчит. Трепыхается так отчаянно и пылко, будто и правда верит, что он способен навредить. Даже смешно. — Что насчёт тебя? Тоже считаешь меня холодным? — наклонившись, он нежно прикасается губами к щеке, Панси закрывает глаза. — Ты солгала о своих чувствах ко мне? — ладонь поглаживает низ живота, она до крови прикусывает нижнюю губу. И что-то подсказывает ему: Панси, будучи хитрым, прозорливым стратегом, кстати говоря, зовущимся Неизвестным лицом, ответит положительно, чтобы он прекратил свои приставания, ведь она прекрасно понимает его великодушный характер, который отвергает все виды насильственного принуждения. Это её шанс, чтобы он ослабил руку… — Солгала? — вопрошает он. Зажмурившись, Панси делает попытку вырвать руки, но он всё равно сильнее, поэтому она отчаянно выкрикивает: — Да! — отвернув лицо, Панси выгибает позвоночник, чтобы оттолкнуться спиной от кровати, но он лежит сверху, любое движение бесполезно. — Ненавидишь меня? — шёпот на ухо. — Я… д-да, да! — и громкий стон с её губ от неожиданного прикосновения к влагалищу. Зайдя ладонью под мокрое кружево, Гарри проводит средним пальцем по углублению и, достигнув входа, настойчиво надавливает на него, но не проникает внутрь, а кружит пальцем по отверстию. Рука скользит с влажными звуками. Доказательства возбуждения стекают по промежности, попадают на тыльную сторону ладони. Припухшие половые губы настолько горячи, что хочется попробовать на вкус… — Панси, — неосознанно она двигает бёдрами вверх, прося большего, он зовёт её по имени ещё дважды прежде, чем она наконец открывает глаза и встречает его чувственный взгляд, — теперь я знаю тебя. Что ж, она пытается, действительно пытается продемонстрировать неприязнь и презрение, но в глубине её глаз, там где цветут фиалки, находится чуткая, сладкая нежность по отношению к нему. Гарри опускает лицо, коснувшись её носа своим. Панси открывает рот в немом стоне и ластится, втянув в себя его запах. Он оттягивает ластовицу, порвав шов, и делает медленный толчок. Головка члена измазывается в белёсых выделениях и легко скользит по вульве. Панси запрокидывает голову, прильнув к нему и застонав от касания сосков к его коже. Он целует её, сплетает языки и делает резкое поступательное движение. Панси всхлипывает в его рот и случайно прикусывает губу. Оттягивает, терзает и отпускает тогда, когда член достигает предельной глубины. Давление, о боже, сжатие такое крепкое и полное. Идеальное. Отстранившись, он вытаскивает до середины и вновь делает глубокий толчок. — Гар-ри, я с-солгала о ненависти. Стон. Движение. Вскрик. Скрип пружин и… запахи, запахи, запахи разгоряченных тел. — Знаю. — Знаешь? — Да. Знает настолько, что во время поцелуя ускоряет движения и свободно отпускает её запястья. Знает, что лезвие с лязгом ударится о пол, а её ногти вонзятся в его спину. Знает, что она отдастся ему со страстью и жадным остервенением. Он знает, что только любовь мешает ей не воткнуть ему нож в сердце, ведь, по всей видимости, Панси является преступницей, ставшей ею после срока в Азкабане. Своими выходками, наподобие посланий и писем в аврорат, Панси обвиняет его в чём-то. Ему надо узнать, во-первых, почему она влюблена в него, во-вторых, почему она обижена на него. — Я никогда не смогу тебя возненавидеть, — стон, слёзы, удовольствие. Приподнявшись, Гарри подхватывает её за талию, ускоряя темп. Панси выше поднимает ноги, пока он не ловит их, закинув на плечи. — Да, я п-помню, квитассенция. — Квинтэссенция, Поттер! По конечностям струится тепло. Гарри перекладывает её лодыжки на одно плечо и изменяет ритм. Панси сгибает руки, сжав их в кулаки от наплыва горячей разрядки. Он чувствует мышечные сокращения. Пусть Паркинсон кончит несколько раз. Ей к лицу сладострастие. Гарри закрывает глаза, толкаясь в неё, и гладит бёдра, поддерживая её в удобной для него позе. Слышит её проникновенный, восхищённый шёпот: — Рубин, Гарри! Тебе больше подходит рубин! А ещё он знает, что в его жизни на одну проблему станет больше. Нет, это не Паркинсон. С ней-то он справится, а вот… Десять пар перепуганных глаз сверлят его спину. Мало того, что эльфы были подвергнуты обездвиживанию, так ещё проснулись раньше положенного, что точно повлечёт за собой эльфийскую мигрень. Нет, он не боится их атаки. С ними он тоже справится, а вот… А вот настоящая проблема в том, что теперь Гермиона совершенно точно его убьёт! Но об этом он не думает, когда без сил накрывает своим телом шумно дышащую Панси. Слабые дрожащие руки обнимают его за спину. Между телами скользит пот, из влагалища стекает семя. Панси зарывается носом в его волосы над ухом и произносит: — Я бы хотела быть твоим боггартом. Заведя ладонь в её гриву, Гарри слегка приподнимается. Его губа кровоточит от недавнего укуса. Облизнув её, он спрашивает: — Почему? — Потому что боггарт является частью твоей души. Испытанное блаженство на её лице сменяется грустью. Что это значит? Между строк она хочет, чтобы ты впустил её в сердце, как Джинни. Не думай о Джинни в такие моменты. Гарри переводит глаза на волшебную палочку. Панси, проследив за его взглядом, косится на нож. Что ж, ночь заканчивается. Гарри, как аврор, обязан задержать её… Оба напрягаются. — Ты не сможешь меня забрать, — мягко шепчет Панси. — Я не отправлюсь в Министерство. Уточнять не нужно. Навострив уши, эльфы готовы защищать её. Что делает Гарри? Гарри вздыхает и с лёгкой улыбкой кратко чмокает её в лоб. — Я так или иначе заберу всё, что мне нужно, Панси. И забирает.