Лакрица

— Это необходимо? — покрутив фальшивый галлеон, Рон указывает на увесистый том старинной книги по протеевым чарам. Гермиона вздыхает и протирает глаза. Из-за бессонной ночи и долгого чтения на лице залегают тени. Последнее время её самочувствие оставляет желать лучшего. Учёба на пятом курсе совмещает в себе не только основные, но и факультативные предметы для подготовки к сдаче СОВ. — Мы должны обезопасить отряд Дамблдора. Если Амбридж узнает об этом, то Гарри исключат из школы. Подвинув к ней свой стул, Рон читает пару строк и поджимает губы. Гермиона прикусывает щеку, сдержав улыбку. Ей известно наверняка, что он не поймёт ни строчки о том, как заколдовать список имён для выявления предателя, но всё-таки Рон не бросает её одну в библиотеке, это приятно. — Антисглазной лак? — нахмурив брови, он показывает пальцем соответствующий абзац. Гермиона склоняется над книгой и говорит шёпотом, чтобы её не услышали другие ученики. — Для усовершенствования протеевых чар и точного определения проболтавшегося участника мне нужно приготовить зелье, в состав которого входят ингредиенты антисглазного лака и… — замолчав из-за проходившего мимо когтевранца, Гермиона успевает завести за уши прядки волос и ближе наклониться к Рону, — и рог двурога. Заметив, как мрачнеет её лицо на последних словах, Рон вопросительно выгибает брови. Гермиона поясняет: — Двурогий рог добавляют в оборотное зелье. Его очень сложно достать. Помнишь, на втором курсе мне удалось взять его из кабинета профессора Снейпа? — после кивка Рона она печально продолжает. — Теперь его там нет. — Проверила? — удивлённо интересуется он. Покраснев, Гермиона чуть улыбается. Ответ не нужен. Потом она вновь показывает грустную мину. — Если в ближайшее время я не найду рог двурога, то список имён… — приподняв заколдованный пергамент с невидимыми чернилами, Гермиона аккуратно убирает его в сумку, — останется просто бесполезным перечнем, который я знаю наизусть. Откинувшись на спинку стула, Гермиона прикрывает глаза и выдыхает весь воздух, напрягая мышцы пресса и затем медленно расслабляя. Боль внизу живота мучает на протяжении нескольких дней, упражнение слегка смягчает неприятные ощущения. Приложив ладони к бокам, она видит недоумение и беспокойство в глазах Рона и краснеет ещё больше. К счастью, он не задаёт вопросов, а говорит: — В Косом переулке есть магазин спортивного инвентаря, где продаётся антисглаз для покрытия мётел. Возможно, там мы найдём и рог. К сожалению, она уже проверяла, написав владельцу магазина «Всё для квиддича!», и получила отрицательный ответ с припиской о том, что в Косом переулке вообще нельзя купить рог двурога. Гермиона только собирается ответить, что на рождественских каникулах постарается проверить другие магазины, как их обоих отвлекает знакомый манерный голос: — Что, Поттер, целительством решил заняться? — Гермиона и Рон поднимаются и выглядывают за стеллаж. Возле входа Гарри сталкивается с Малфоем и Паркинсон. Гермиона не слышит ответа Гарри, но наблюдает, как Драко сжимает руки в кулаки и под звонкое замечание мадам Пинс выходит из библиотеки, толкнув его плечом. Гарри намеренно не отходит в сторону, продолжает наматывать на руку повязку, под которой скрывается кровоточащая рана с надписью «я не должен лгать». Как только Малфой покидает библиотеку, Паркинсон вздёргивает подбородок, скорчив надменную гримасу, и тоже направляется к двери, но на этот раз Гарри, следя за собственными движениями по завязыванию узелка, слегка отходит вправо, пропуская её к выходу. То ли Панси не ожидает такой простой вежливости, то ли замечает кровь на его руке, но она замедляет шаги, а поравнявшись с ним, вовсе останавливается и вытягивает шею, беззастенчиво смотря на повязку. — Так тебе и надо, Поттер, будешь меньше трепать языком! — она напоминает о его словах про возвращение Тёмного Лорда. В это время в библиотеку через них протискивается второкурсница с заплаканным лицом и такой же повязкой на руке. С тихим всхлипом она садится за стол, вызвав сочувствие у подруг, которые мягко обнимают её за плечи. Подняв на Панси взгляд поверх очков, Гарри крепко сводит челюсти от злости. Весь пятый курс для него — езда по границе терпения. Паркинсон язвительно улыбается, выше задирая голову, но её выражение застывает, когда он произносит: — Если я буду меньше трепать языком, то детей со шрамами станет в два раза больше! Нахмурившись, Панси мельком смотрит на его лоб, похоже не поняв, имеет ли он в виду свой шрам от Авады или же говорит про вред от Амбридж. Тем не менее улыбка исчезает, и Панси сводит губы в тонкую линию, собираясь уйти, как вдруг Гарри резко жмурится. На лице появляется подлинно мученическое выражение. Гермиона замечает, как Панси вздрагивает и с удивлением смотрит на то, как Гарри прижимает ладонь ко лбу, с силой надавливая на шрам. Забыв про Паркинсон, Гарри устало выдыхает и бормочет под нос: — Он злится, — в голосе столько обречённой боли, что Панси неумышленно теряет все надменные черты и глупо пялится на него без всяких стеснений. — Кто? — спрашивает она, не зная, понимает ли он, что произнёс свои слова вслух. Гарри поднимает веки. Панси судорожно сглатывает, увидев его покрасневшие, заблестевшие глаза и рассеянный взгляд. Минутой ранее склеры были белыми, а теперь насыщенный зелёный цвет его глаз обрамлён алыми сосудами, возникшими из-за боли в голове. — Волдеморт, — говорит, будто сам себе, и прерывисто выдыхает. — Гарри! — Рон зовёт его и кивает на их стол. Не посмотрев на Панси, Гарри ещё раз надавливает на шрам и отходит от неё. Гермиона с жалостью смотрит на своего друга, а когда направляет взгляд на Панси, видит испуганное лицо и долю паники. Да уж, это гриффиндорцы привыкли к поведению Гарри, но никак не Паркинсон. Гермиона качает головой и отворачивается, когда Панси покидает библиотеку, приобняв себя за плечи от пробежавшего озноба… ну или на неё так действует имя Того-Кого-Нельзя-Называть. В общем-то, Гермионе всё равно, что там происходит со слизеринкой. Они продолжают обсуждать отряд Дамблдора и свой план по защите от тёмных сил. *** — Будь осторожна, Гермиона, — Гарри обнимает её перед тем, как расстаться на время зимних каникул. — В Лондоне мне нечего бояться, — беспечно отвечает она и плотнее кутается в пальто. Кудряшки развеваются на ветру, ловя маленькие снежинки. Гермиона переводит взгляд на Рона и подтверждает свои слова лёгким кивком. Они ждут отправления Хогвартс-экспресса, и Гермиона решает достать палочку, чтобы согреть себя чарами, но неожиданно на её плечи ложится плотная шерстяная ткань. — Ты замёрзла, — покраснев, Рон слегка неуклюже обвязывает вокруг неё свой шарф. Как мило. Гермиона молчит и опускает глаза, спрятав собственный румянец под тёплой тканью и почувствовав сладковатый запах орешков. Улыбочка тоже прячется за шарфом, и с отличным настроением Гермиона садится в поезд, помахав им на прощание с перрона. *** Единственный источник счастья на каникулах — это родители. Гермиона каждый день читает книги и отправляет письма в различные лавки по продаже ингредиентов для зелий, но найти рог так и не удаётся. Боли в животе превращаются в повседневный признак плохого настроения, и только мама подбадривает рассказами о своём переходном возрасте. Всё хорошо, не бойся! Давно пора, между прочим! Скоро пройдёт! В совокупности с неудачей по поиску главного компонента сильного зелья, Гермиона расстроена из-за собственного состояния, близкого к сверхчувствительному. Особенно это заметно на лице из-за блеска и покраснения и ощутимо на груди из-за набухания и лёгкого дискомфорта от трения с одеждой. Проснувшись в поту, Гермиона издаёт короткое шипение сквозь сжатые зубы из-за холодка на груди. Выдохнув, она поправляет на шее цепочку, задевающую твёрдый сосок. В окно ярко светит луна, напомнив о прошлом. Поводив кулоном в стороны, она ловит перелив лунного света и немного приподнимает уголки губ. С тех пор как Гермиона случайно забрала подвеску у своего волка, она хранит надежду о новой встрече, чтобы вернуть кулон. Воспринимая его в качестве защитного амулета, она привыкла к тяжести на шее и постоянно носит цепочку под одеждой. Однажды Гарри спросил, почему она так дорожит простым металлом, заставив Гермиону задуматься о настоящих причинах. Чем старше она становится, тем лучше понимает значение слова «сила». Просто волк был первым, кто вызвал в ней судорожный трепет. Опасность, которая ей грозила на первом курсе, со временем закалила её страхи перед смертью, став напоминанием о настоящей мощи. Обучаясь в Хогвартсе, Гермиона находится в окружении сильных волшебников, постоянно читает истории про основателей школы, слушает рассказы про учёных и авроров, но никогда не оценивает их с точки зрения фактической силы. Есть могущественные волшебники, но их сила зависит от магии, внутренней энергии и потоков, а волк… возможно, это из-за того, что она магглорождённая, а может, по другой причине, но Гермиона точно осознаёт, что причина трепета, возникшего на первом курсе, заключена в физической демонстрации силы. Видение остервенелой, голой физиологии без добавок магии заставило её на всю жизнь запомнить тот случай и… ни разу не ощутить ничего подобного в дальнейшем. Временами Гермиона считала, что получила моральную травму, увидев жестокую расправу над оборотнем. Так и было бы, не случись вторая встреча, где главный виновник её страхов предстал в другой роли. Вектор чувств со стремительной быстротой поменялся в сторону иного трепета. Если на первом курсе она испытала ни с чем не сравнимый страх, пробирающий до костей и заставляющий каменеть от увиденного, то на третий год хищник из кошмаров превратился в спасителя, который уберёг от смерти. Что может глубже задеть чуткую душу, когда сокрушительная, неумолимая сила вдруг становится твоим защитником?! Пожалуй, ничего, Гермиона просто запомнила чувство безопасности, возникшее, когда она в первый раз зарылась руками и носом в волчью шерсть. Пусть на короткий миг, пусть Фенрир потом угрожал перегрызть ей глотку, но те несколько минут покоя под защитой самого сильного существа, с которым она была знакома, никогда не исчезнут из памяти. Однажды испытав чувство защищённости, Гермиона может с точностью объяснить, что в её понимании означает слово «сила». Перевернувшись на живот, она заводит ладони под подушку и прячет лицо, представив густую серую шерсть. *** — Сколько времени тебе нужно, дорогая? — мама с интересом рассматривает прилавок с волшебными украшениями. — Тридцать минут. Гермиона поправляет на горле шарф Рона, с которым практически не расстаётся, и отступает от группы магов, направляющихся к выходу из Косого переулка. Ошибочка! Ошибка! Не делай этого! Может, никто не предаст отряд Дамблдора! Зачем пользоваться «ябедой» и колдовать над списком имён? Но лишь одна капля зелья, попавшая на пергамент, сразу выявит предателя! Это важно для отряда, для Гарри! Испробовав всевозможные способы по поиску рога, включая послания сотрудникам музеев и английским зельеварам, Гермиона не находит другого выхода, кроме посещения Лютного переулка. С болью в душе она скрывает правду от родителей, сказав им о своём намерении пройтись по книжным магазинам. Стыдно! Очень стыдно! Ведь они доверяют ей. Но Гермиона не хочет показывать маме другую часть волшебного сообщества, где можно встретить пугающих личностей и даже Пожирателей смерти. Как ни странно, сейчас она больше всего боится встретить ведьму, про которую ей рассказывал Гарри. Гермиона никогда их прежде не видела, но по описанию легко сможет отличить ведьму от обычной волшебницы. Честно говоря, она всегда делала параллели между установленными Министерством правами ведьм и оборотней. Данные существа являются изгоями магического мира, одни — уродливые женщины с зеленоватой кожей и бородавками, по слухам питающиеся людьми, другие — свирепые, агрессивные животные, заражающие магов ликантропией. Среди волшебниц обращение «ведьма» является оскорблением. Гермиона уверена, что Министерству нужно тщательнее вести с ними переговоры, в ином случае среди последователей Тёмного Лорда могут появиться новые виды существ. Все эти мысли отвлекают Гермиону от приступа боязни. Узкие, затемнённые улочки пугают количеством грязи и разнообразием едких запахов. Она спускается по лестнице, пропустив вперёд трёх неопрятных волшебников. Проходит вглубь переулка, нервно сглотнув и вжав голову в плечи. Едва не спотыкается о груду разбитых склянок. С неба моросит ледяной дождь, едва ли напоминающий снег. — Заблудилась, крошка? — вздрогнув, Гермиона отскакивает от протянутой руки невысокой, старой волшебницы с перевязанной головой. — Нет, — кое-как выдохнув, она устремляется вперёд, надев на лоб капюшон. Обычная чёрная мантия, похожая на школьную, только утеплённая под холодное время года, задевает широкий мусорный бак, но Гермиона ловко подхватывает подол и лавирует между встречными людьми. Улочка расширяется, но, к сожалению, чище не становится, запах гнили усиливается. Гермиона видит нужную табличку и ускоряет шаг, с интересом и опасением рассматривая магазин мистера Горбина. Сильнее натягивает капюшон на лоб и торопится обогнать хромую женщину. Обходит её, слышит быструю, твёрдую поступь ещё одного человека, идущего ей навстречу. Бегло направляет взор, но из-за дождя видит лишь размытый силуэт. На нём тоже надет глубокий, тёмный капюшон. Гермиона подаётся в сторону, накидывая ткань ниже на лицо, и проскальзывает мимо него. Краем глаза она замечает, каким высоким является этот человек, но затем сразу теряет лишнюю мысль и ускоряется. Спустя пару секунд звуки его шагов неожиданно исчезают, как если бы он аппарировал… или остановился, и вроде бы, проходя мимо, Гермиона слышит глубокий вдох, слишком длинный, чтобы считаться обычным… Поднявшись по ступеням магазина «Горбин и Бэркес», Гермиона больше не думает ни о чём, кроме своей миссии. В Лютном переулке ей повстречалось достаточно неприятных волшебников, чтобы впредь не появилось желания сюда вернуться. Про себя она уповает на наличие рога в этой лавке. Аккуратно зайдя внутрь, она не вздрагивает от тихого звоночка колокольчика и неспешно подходит к стойке для посетителей. Несмотря на мёрзлую погоду, тело бросает в жар, на лбу появляется испарина, поэтому Гермиона расстегивает мантию и поправляет рубашку, прилипшую к коже в области груди. Снимает капюшон и, пригладив распущенные волосы, оглядывается. — Мистер Горбин! — тихонько зовёт, и дверь подсобки со скрипом открывается. Прищурившись, владелец магазина кривит лицо, осмотрев её с ног до головы. — Мне нужно… — начинает она, но её перебивают. — Здесь не место таким, как ты! Уходи! Быстро сглотнув, Гермиона чуть сутулится, но смотрит на него с долей решимости. — Прошу, выслушайте! Мне очень нужен один редкий ингредиент, — зацепившись пальцами за край стойки, она подаётся вперёд и просящим голосом продолжает, — только вы можете мне помочь! Горбин подходит к стойке, оглядев её подозрительным взглядом. Выцветшие карие глаза бегло осматривают пространство за её спиной, словно боясь пропустить скрытую угрозу. Рискнув, Гермиона достаёт из кармана небольшой замшевый мешочек и слегка встряхивает его, вызвав тихий звон монет. — Пожалуйста, — поджав губы, Гермиона задерживает дыхание. Хвала Годрику! Проворчав под нос что-то нехорошее, Горбин опирается предплечьями на стойку и наклоняется ближе. — Что тебе нужно? — спрашивает ломким голосом очень тихо, словно в любой момент может забрать свои слова назад. Гермиону накрывает такой большой волной воодушевления, что она не прячет благодарной улыбки, от которой Горбин кисло морщится, но, к счастью, не показывает враждебности. — Рог двурога. Не моргнув, но зажав зубами уголок рта, он невнятно произносит: — Количество? — Один. Пауза. Секундочка, ещё одна. Гермиона шире улыбается, увидев короткий кивок. Горбин выпрямляет плечи, опираясь на стойку, и собирается пойти в подсобку, но затем прищуривается и складывает руки на груди, направив взгляд на кошель с галлеонами. Гермиона кивает и вопросительно смотрит на него, ожидая услышать цену. Горбин наклоняется, поравнявшись лицами, и с ехидцей говорит: — Семь! О боже, спасибо! Гермиона протягивает ему семь сиклей. В это время скрипит медленно открывающаяся дверь, впуская ещё одного посетителя. Горбин не отводит глаза от Гермионы и с недовольством бормочет: — Семь галлеонов! Опешив, Гермиона издаёт приглушённый, негодующий возглас. Сикли выскальзывают из руки, покатившись по столешнице. Цена завышена в несколько раз, никто в здравом уме не будет тратить столько монет на обычный рог, пусть редкий, но не настолько же ценный. В учебнике по зельям указана максимальная стоимость в два галлеона. — Но, сэр, у меня нет таких денег. Даже шкура бумсланга стоит меньше! Позади неё у входа раздаются неторопливые шаги и последующий шорох у дальнего стеллажа, будто кто-то рассматривает предложенный ассортимент товаров. К слову, весьма неаккуратно… Горбин скептически кривит лицо и утомленно вздыхает. Гермиона готова поспорить, что он сейчас скажет более низкую цену, но внезапно… Звон переставленных склянок привлекает внимание Горбина, и он кидает взгляд за её плечо. Гермиона непонимающе хлопает ресницами, уловив резкую смену его выражения. Расширившиеся глаза на старом лице наполняются мгновенным смятением и страхом. — Уходи немедленно! — не отводя взгляда от посетителя, который отходит к другому стеллажу, Горбин едва слышно шипит ей в лицо. Она удивляется вдвойне, когда он спешно собирает сикли и вкладывает их в её руку, в конце больно сжав пальцы. — Уходи же! — на его лице Гермиона замечает тревогу и… Нет, определённо, она не понимает, почему вдруг на лице Горбина так отчётливо заметно беспокойство… за неё?! Он волнуется за неё? Правда? Почему? Посетитель опасен, или что?! За её спиной Пожиратель смерти?! Проклятый Лютный! Она вне себя от разочарования за собственную неудачу. «Горбин и Бэркес» — последняя надежда. Гермиона обречённо поворачивается в сторону выхода, раздумывая, какое заклинание может лучше подойти для колдовства над списком. Зажав одной рукой мешочек с монетами, а другой придерживая палочку через карман, она низко опускает голову, краем глаза найдя крупный силуэт. Всё хорошо, она тихонько его обойдёт, прошмыгнув к дверке. Расстояние небольшое. Спрятав рот за шарфом, Гермиона на миг жмурится от пробежавшего спазма в животе и, печально вздохнув, ступает к двери, но… Загородив узкий проход, он и не думает отходить. Гермиона замедляет шаг, пытаясь обойти сбоку. Глаза, направленные вниз, видят массивную железную пряжку ремня в форме овала. Она слышит мерное, но шумное дыхание, заставляющее её сердце ускориться, ведь… да, возможно, она находится в опасности, и эта прогулка по Лютному станет самой роковой ошибкой в её жизни! Страх искрит ярче огня, особенно, когда обоняние улавливает терпкий запах, отдалённо напоминающий кровь. Сознание моментально даёт команду «беги!». Гермиона вжимает голову в плечи и собирается юркнуть в свободное пространство между ним и стеллажом. Последний шаг, и… Гермиона резко останавливается, едва не врезавшись в него, а всё из-за того, что высокая, крупная фигура прислонилась плечом к стеллажу, преградив ей путь. В его руках лениво перекатывается склянка с какой-то зелёной жидкостью, видимо, взятая с полки. Побледнев, со страхом в глазах она вскидывает голову. — И всё? Зверька прогнали, и он бежит, поджав мокрый хвост?! — из-под глубокого капюшона раздаётся чересчур низкий, грубовато-насмешливый голос, от которого у Гермионы появляются мурашки на теле. Сердце — галопом вскачь, дыхание — залпом вглубь. Причинный страх советует не поднимать палочку раньше времени, чтобы не спровоцировать… этого человека. За стойкой переминается с ноги на ногу мистер Горбин… по крайней мере, ей так кажется из-за скрипа половиц в той стороне комнаты… Гермиона с придыханием произносит слова только, чтобы потянуть время хотя бы на минутку: — Сэр? — и сиплая добавочка. — П-прошу прощения?! — Проси. Ну, сэр или не сэр, а выглядит он отталкивающе. Гермионе приходится задирать голову, чтобы смотреть на его лицо, нет, на место, где должно быть лицо. В полумраке магазина, под тенью капюшона она может видеть лишь нижнюю часть его лица, поэтому первым делом останавливает взгляд на мясистых губах, искривлённых в лукавой ухмылке. Верхняя кажется такой же полной, как и нижняя, из-за неглубокого губного желобка. Как таковая ямочка в серединке над верхней губой практически отсутствует, делая рот большим. По краю нижней кровоточит царапина, схожая на кривую ранку от тонкого лезвия или… когтя. По контуру подбородка торчат редкие, грубые волоски, но больше на нижней части лица нет растительности. Трепещущие ноздри напоминают нюх животного, потому что не останавливаются для спокойного дыхания, а активно расширяются, впуская в себя частые вдохи. Гермиона рефлексивно шарахается в сторону, когда он отталкивается от стеллажа и шире улыбается из-за её испуга. О нет! Лучше бы он этого не делал! Гермиона судорожно сглатывает, сильнее задирая голову, ведь он намного выше её. Весь его облик состоит из внушительных габаритов, а удлинённая, фланелевая куртка, свободно расстёгнутая на груди, визуально делает его плечи ещё шире. — Я должна идти! — врезавшись спиной в полки со склянками, Гермиона пытается справиться с дыханием и крепко прижимает палочку к бедру, боясь ненароком выставить её перед собой. Может, и надо бы, а?! — И не заберёшь то, за чем пришла? — он издаёт клацающий звук и, откинув склянку, разбившуюся где-то в углу, подходит ближе. Дыши спокойнее! Всё будет хорошо! Гермиона мельком осматривает его руки на предмет палочки, но вместе с отсутствием таковой замечает ещё кое-что. Рукава потёртой, тёмно-синей куртки закатаны до локтей, и она ясно видит гладкую, чуть загорелую кожу без намёка на тёмную метку. Факт того, что он не является Пожирателем, немного приводит её в чувство, и Гермиона интуитивно выгибает спину, усмирив учащённое дыхание и посмотрев на его лицо исподлобья. — М-м… — её пауза из-за наклона его головы к плечу и превращения ухмылки в оскал, — мне ничего не нужно! Когда он дёргает головой в сторону Горбина, нос скрывается под тенью капюшона, оставив ей на обозрение лишь губы. — Ты отпугиваешь щедрых клиентов, Рэджи, — «р» в его исполнении тянется дольше других звуков, напоминая короткое рычание. Он издаёт скрипучие смешки. У Гермионы уходят мгновения, чтобы нахмуриться от увиденных мелких шрамов на его щеке и удивиться странному прикусу. Поскольку он слегка повернул голову в сторону Горбина, ей открывается вид на боковую часть лица. На верхней губе в области клыка кожа выглядит припухлой. Ты делаешь не то что нужно! Перестань пялиться и беги! Гермиона резко отталкивается лопатками от стеллажа, но в это же время, даже не посмотрев в её сторону, он вскидывает правую руку, загораживая проход, и кладёт ладонь на полку, едва касаясь запястьем её плеча. Гермиона поворачивает голову, услышав стук его пальцев по полке… о нет, не пальцев, а ногтей… то есть… когтей! В памяти гудят слова Люпина: «Он затачивает ногти на манер когтей, чтобы увечить людей не только в период трансформации, но и в человеческом обличье.» Нет! Нет! Этого не может быть! «Пророк» писал, что в Лондоне не осталось оборотней! Они живут в лесах! Да и здесь… у него заточены ногти только на указательном и среднем пальцах правой руки, остальные нормальные. Даже обычный человек может это сделать. От всех мыслей её отвлекает фраза мистера Горбина. Не просто отвлекает, а изумляет мелькнувшим прошением, почти мольбой. — Отпусти девчонку. Она слишком напугана, — сам Горбин тоже встревожен, вероятно, испугавшись последствий своих слов. Добрая душа мгновенно меняет мнение о владельце магазина, наградив его положительными качествами. Гермиона переносит вес на другую ногу, чтобы отодвинуться от чужой руки. — Девчонку?! — фыркнув и тряхнув головой, он смотрит на неё и тянет во рту неопределённый звук, напоминающий усмешку. Проклятие! Он делает шаг ближе, глубоко вдыхая. Стараясь не моргать, Гермиона сглатывает, запрокинув голову на полку. Смотрит во тьму и… позвонки дрожат, вызвав липкий пот… она встречается взглядом с ярко-голубыми радужками. Два чернильных зрачка, совпадающие цветом с внешними контурами светлых радужек, затягивают её во мрак, который… подавляет так сильно, что можно умереть от невидимого груза, сдавливающего тело в шаткий куб. Гермиона дрожит и плотно сводит бёдра от ещё одного болезненного спазма внизу живота и ощущения липкости между ног. После долгого вдоха его ноздри наконец перестают часто раздуваться, заменяясь спокойным дыханием. Гермиона шокировано понимает смысл его фразы, произнесённой с насмешкой и хрипотцой: — Девчонка достаточно кровит, чтобы называться не иначе как зрелой сучкой. Язвительно приподняв левый край верхней губы, он цокает языком, невольно заставив её устремить взор на клык, который по размерам превышает обычный человеческий. Звериные глаза, басовитый голос, могучее телосложение и крепкие когти в совокупности с ловушкой, которую он захлопнул своей рукой, вынуждают её часто моргать от появления слёз и… дрожать, дрожать, дрожать, а в душе сравнить лихорадочный трепет с тем самым, который… о боже… как же ей страшно! Он ничего не сделал, просто шагнул ещё ближе, а она уже страдает от недостатка механизмов психологической защиты и с отчаянием чувствует удручённое притеснение. Её нижняя губа закрывает верхнюю, показав жалобную гримасу. Соберись! Ещё попытка! Она смотрит на его руку, закрывающую проход, и делает шаг в другую сторону, но… Снова боль. Гермиона прикусывает губу и жмурится, приложив ладонь к тазобедренному суставу. Лицо краснеет, тело дрожит от холода. Сейчас она слишком жалкая, слабая, хилая, даже не может поднять палочку, чтобы защитить себя… как вдруг… — Грейб… — начинает Горбин, но не договаривает слог, по всей видимости, его останавливает взгляд или приподнятая рука. Гермиона пропускает это мимо ушей, потому что резко вздрагивает от прикосновения к щеке и со всей силы впечатывается спиной в стеллаж, подняв растерянные глаза на его лицо. Но он повторяет движение. Согнув указательный палец, костяшкой он одним грубым мазком проводит по её виску, собрав капельку пота, а затем… Гермиона в душе рыдает горькими слезами, когда ладонь ударяет её по щеке… для его веса и силы весьма легко, почти невесомо, но… Часто заморгав, она тяжело вздыхает. Голова кружится, но от ещё одной полупощечины она мотает головой, и будто бы становится легче, потому что разум отвлекается от боли внизу и встречает поток злости на этого… ладно, это оборотень, называй его оборотнем… Что ж, этот оборотень глухо смеётся, покрутив её лицо вправо-влево, как безвольную игрушку. Ублюдок! Что за издевательство? Злись! Но она по-прежнему выглядит слабой и не сдерживает слезинку. Когда его палец приподнимает её лицо за подбородок ближе к свету, то вовсе сипло молвит, падая на дно унижения: — Пожалуйста, отпустите! — взгляд скрещивается с его глазами, сверкающими ещё ярче в тени капюшона. — Не трогайте меня! Сколько испорченного злорадства мелькает в этих глазах, которые даже отдалённо нельзя назвать человеческими! Облизнув губы, он улыбается и понижает голос, хотя едва ли связки способны сделать бас настолько глубоким, но у него получается: — Когда я тебя буду трогать, ты заметишь. Кровь потечёт не только между ног, — после циничного смешка он отпускает подбородок, сместив ладонь ниже, но не касается шарфа, а дотрагивается кончиком указательного пальца до пуговицы на блузке в области сердца. Господи, помоги! Почему первая в её жизни менструация наступила именно сегодня?! Помимо страха и нерастраченной злости, Гермиона сгорает со стыда. Оборотень чувствует её запах, это дикость! Ещё и Горбин таращится в пол, скривив страдальческую мину, будто это его, а не её, сейчас проткнут когтями! Почему он ничего не делает? Неужели он так боится этого оборотня, что даже не просит оставить свой пол в чистом виде без ненужного трупа глупой школьницы?! Плохо, как же мерзко и противно! От оборотня тоже пахнет кровью, или же не кровью, но чем-то сладковато-солёным и терпким. Запах знаком, но она не может точно определить. Даже если она поднимет палочку, он успеет выбить её из рук. Гермиона подавляет всхлип, застыв взглядом на его губах. Он следит глазами за своим действием. Пуговица на груди расстёгивается, когда палец попадает в прорезь и… Она видит. В момент раскрытия ткани его губы начали медленно расплываться в плотоядной улыбке, показав зубы, но сейчас они неожиданно замирают где-то посередине, оставив на лице застывшую обычную полуулыбку. Гермиона недоуменно наблюдает следующее: убрав палец, он наклоняет голову набок, сместив взгляд на её глаза, чуть прищуривается, улыбка уменьшается, но не пропадает совсем, а скорее носит оттенок беспечности. Он меняет руки, теперь протянув к её груди ладонь с заточенными ногтями. Гермиона окидывает взглядом дверь спасения, собирается рвануть через открытый путь, ведь больше нет преграды в виде его руки, однако… Кожу в грудной ложбинке щекочет холодок металла, пустивший по телу табунок дрожи. Слабость, слабость… у неё нет шанса против такой силы… слабость… Гермиона опускает глаза вниз. Оборотень неспешно подхватывает когтем цепочку и слегка тянет её на себя. Под металлическое звяканье кулон выскакивает из прорези блузки, покачиваясь в разные стороны. Сглотнув и сморгнув слёзы, Гермиона поднимает голову. Его сверлящий взгляд направлен на кулон. Придерживая цепочку указательным, он слегка двигает другими пальцами и проводит костяшками по её груди. Судя по его пристальному взгляду, направленному на кулон, этот жест был случайным, но Гермиона отвечает на это прерывистым вздохом, что отвлекает оборотня и… Вольно поводив когтем по цепочке вверх-вниз, всё ещё поддерживая кулон на весу, он смотрит в её глаза и с кривоватой усмешкой произносит странной, игривой интонацией: — Знак оборотня, — сохранив зрительный контакт, он поглаживает кулон большим пальцем и, изогнув губы в угрожающем оскале, добавляет, — он не принадлежит тебе! — и тянет цепочку на себя с намерением порвать и забрать кулон. Вот оно! Уже позже, когда Гермиона вернётся домой, она будет ошеломленно вспоминать своё поведение, в особенности эмоции, затопившие её сознание на тот момент… Пламя. Он тянет к себе амулет, а она вспоминает пламя волчьих глаз, в которых столько жизненного света, что появляется возможность забрать себе хоть немного огня. Малую долю силы и могущества. Фенрир давно бы загрыз этого наглого оборотня, лизнул бы её щеку, позволив погладить густую холку, да и будь её воля, забрала бы она его в Хогвартс и познакомила с Гарри, будучи уверенной, что они подружатся. Дурочка, в общем. Нельзя бояться! Что бы ни случилось, она поклялась вернуть волку кулон и ни за что не позволит оборотню украсть его! Хотя бы это она сможет защитить, как защитила Клыка и Люпина! Жив ли ещё Горбин или умер от страха, она не знает, просто делает глубокий вдох и резко обхватывает цепочку, придавив в кулаке как кулон, так и его палец. В кожу вонзается острый коготь, но она не отпускает и, сведя брови для лёгкого прищура, со злостью произносит: — Нет! Глаза в глаза. К его самоуверенному выражению добавляется удивление, губы подрагивают в той же усмешке, но более развязно. Гермиона не ждёт нового оскорбления, а исправляет его слова, сильнее сжав ладонь с кулоном: — Это стигма волка! Лукаво сощурив глаза и хмыкнув, он грубее тянет цепочку на себя и… Ни за что! Она не позволит! Тело реагирует всеми конечностями. Гермиона ещё крепче сжимает ладонь с кулоном, сама вонзаясь ногтями в его палец, выпрямляет плечи, переставая касаться спиной стеллажа, и… Со стороны Горбина звучит глухой писк от её жеста. Жив-таки. Да… и она резким махом вскидывает палочку, плотно прижав кончик к груди оборотня. Самовнушение о потоках огня в венах срабатывает на отлично. Он проводит языком по передним зубам и прежде, чем сказать, наискось дёргает головой… Гермиона не знает зачем, этим жестом он напоминает ей собаку, которая делает так, когда чихает… Но он не чихает, просто забавляется, а дикие повадки — лишь непроизвольные рефлексы. — Символ зверя, — обобщает он их понятия. — Я заберу его у тебя! Она плотно сводит уста в тонкую линию и усиливает давление волшебной палочки. Приподняв один уголок губ, оборотень опускает глаза вниз на древко, и затем другой уголок губ поднимается к первому. — Нет! Этот амулет принадлежит моему другу! Неожиданно он быстро запрокидывает голову, и из горла раздаётся скрипучий, похожий на лай, смех. Капюшон по-прежнему закрывает лицо, но в течение короткого времени она может видеть выделяющиеся широкие скулы и мельком замечает чёрные брови. При подёргивании головы по его лбу скользят волоски, и только сейчас Гермиона опускает глаза, чтобы рассмотреть длинные, смоляные волосы, спадающие ниже плеч. Жёсткие на вид, спутанные, но не засаленные… Если их расчесать, то… Она вздрагивает от его саркастического голоса: — Он тебе не друг, киска, — прекратив смеяться, оборотень вытягивает палец из её хватки, оставив кулон висеть на цепочке, — волки не дружат с людьми, он вгрызётся в тебя и пустит кровь… Оборотень хочет продолжить фразу, но Гермиона упрямо вздёргивает подбородок. — Он этого не сделает! Волки преданные и… Гермиона замолкает, потому что видит в его глазах всполохи яркой лазури, невольно сравнив процесс переливов с другим цветом, только тот горел красно-жёлтым огнём, а этот блестит голубыми оттенками, как гладь кристально чистой морской воды. Странная мысль приходит на ум, что его не только забавляет этот диалог, но и распаляет, словно он воспринимает её слова как вызов на поединок. — И дружелюбные?! — издевается он, на этот раз его смех звучит громче и более дерзко. — Надёжные, — она выдыхает тихо и глухо. Гермиона только сейчас понимает, что его руки опущены вдоль тела, а плечи расправлены. Он больше не угрожает… кстати говоря, в отличие от неё, ведь палочка как прежде надавливает на… Опустив глаза, она чувствует прилив румянца к щекам от неудобства, поскольку кончик палочки прижат к его оголенной коже. Несмотря на зимний сезон, тонкая ткань чёрной рубашки без пуговиц распахнута от горла до живота. Гермиона сглатывает и немного отводит плечо назад, направив взгляд на место соприкосновения древка с кожей. Грудь, покрытая волосками, испещрена шрамами, но Гермиону больше поражают виды твёрдых грудных мускулов, имеющих чёткие контуры, и удивляют формы наружных межрёберных мышц, визуально увеличивающих поперечный диаметр грудной клетки за счёт подъёма грудины. Если закрыть глаза и прикоснуться, то даже без зрения можно пальцем распознать каждый рельеф литых, крепких мышц. Сила… Гермиона едва не содрогается от нового страха, зная, что всего лишь одним ударом он может переломать ей все кости. Палочка соскальзывает вправо из-за дрогнувшей руки, и она спешно отводит глаза, потому что случайно задевает ареолу соска. Посмотрев на его лицо, Гермиона заставляет себя дышать носом, ведь до этого почему-то воздух поступал через рот. Он разглядывает её цепким, чуть прищуренным взглядом, ноздри вновь раздуваются шире и чаще, но в целом облик демонстрирует спокойствие. Затем он растягивает губы в усмешке и опускает взгляд на её палочку. — Надёжные… — полушёпотом пробует слово на вкус и клацает зубами. Гермиона хмурится и напрягается всем телом, готовясь наколдовать Ступефай, если оборотень схватит её руку, но вместо быстрого манёвра, он медленно дотрагивается когтем до древка, почти нежно поглаживает один раз и… Продолжая глядеть вниз, в то время как Гермиона всматривается в его лицо, он понижает голос и с насмешливой, зловещей интонацией говорит: — Ты в полной мере оценишь его надёжность, — внезапно коготь сильно царапает древесину, вызвав искорку на волшебной палочке, Гермиона вздрагивает, а тон его голоса ужесточается с появлением хищной ухмылки, — истекая кровью во время склещивания. С ошеломлением поняв, о чём он говорит, Гермиона испытывает приступ ужаса и вновь припадает спиной к стеллажу, только бы подальше от него. Испугавшись повреждения древка, она паникует и делает взмах. — Ступеф… — но глаза успевают заметить, как он разводит руки в стороны, а потом… — Тччи… — шёпотом успокаивает он, — тише, ведьма, — держа одну руку на весу для показа доброжелательности, он протягивает другую к её лицу и проводит когтем по уголку рта, в голосе звучат смешинки, — успеешь ещё закусить удила. Гермиона никогда не сталкивалась с подобной манерой речи. Все его фразы проходят через фильтры обязательного обдумывания. Он снова сокращает расстояние, закрыв её тенью своего тела. Гермиона поднимает палочку перед собой, буквально угрожая ему в лицо, но… Её нахмуренные брови тянутся вверх, когда в момент его широкой улыбки она видит все зубы, и… Правый клык окутан тёмно-зелёной массой, напоминающей пасту или глину. Именно из-за этого губа выглядит припухлой. Скорее всего, это какое-то целительное вещество, вроде густого крема. И вдруг озарение мигом поражает разум. Она узнаёт этот запах! От оборотня пахнет кисло-сладкой смесью с горчинкой. Через призму своих мыслей она не замечает, как срывается с губ: — Лакрица… Продолжая поглаживать её щеку, оборотень склоняет голову набок, явно не поняв, чему она так удивляется. Вероятно, любопытство побеждает самые жуткие страхи, поскольку Гермиона невинно задаёт вопрос, отчасти из-за интереса, возникшего на первом курсе при встрече с Фенриром: — Какое влияние лакрица оказывает на волков? — спустя секундочку собирается добавить «и оборотней», но закрывает рот. К удивлению Гермионы, он не высмеивает её. Лишь ударяет указательным пальцем по щеке, как бы напоследок, и убирает руку. — Усмиряющее. Прикусив губу, Гермиона хмурится, а он скользит языком по клыку и, поводив челюстью, сплёвывает комок лакричной пасты. Она удовлетворяет свой интерес, снова взглянув на его зубы. Передние — крепкие, широкие, клыки длиннее человеческих, но не так сильно, как ей казалось ранее из-за пасты. Правый клык белее остальных и выделяется из сероватых зубов наиболее здоровой эмалью. Люпин тоже оборотень, но Гермиона никогда не замечала его различий с обычным человеком ввиду их отсутствия, а этот… Не принимая во внимание, как она выглядит со стороны, а именно — пристально изучающей, Гермиона немного отводит древко и медленно ведёт взгляд по его телу, задаваясь вопросами: есть ли у него волшебная палочка и не холодно ли ходить в таком одеянии. Внешний вид одежды кажется чересчур неопрятным, кожаные штаны имеют потёртости и засохшие грязевые пятна. На высоких сапогах ослаблены ремешки в области голенищ, создавая впечатление небрежности. — Как тебя зовут? — над ней раздаётся хриплый, грубоватый голос. Вопрос звучит так неожиданно, что Гермиона случайно проговаривается, но вовремя успевает поправить: — Гер… Гемма Смит. Он задерживает взгляд на её шарфе и морщит нос, но затем улыбается и делает шаг назад. Осматривает и принюхивается. — Отдай ей то, за чем она пришла! Раскрыв рот от удивления, Гермиона растерянно моргает. — Что… — но она замолкает, когда оборотень поворачивает голову к такому же удивлённому Горбину. — Немедленно, — усмехнувшись, он исподлобья смотрит на торговца, а тот поспешно скрывается в подсобке и быстро возвращается, держа в руке весы и пузатый сосуд. Нет, о нет, это… это… да! Гермиона не понимает поведения своего оппонента и крутит головой, смотря, то на него, то на Горбина. Как ни в чём не бывало оборотень отходит к прежнему месту. Облокотившись на стеллаж, достаёт из кармана… что, опять?! Гермиона прищуривается, смотря на самодельную сигарету с зелёно-коричневым табаком… Когда он прикуривает от свечи, стоящей на полке, то пространство заполняется густым лакричным запахом, от которого у неё начинает кружиться голова. — Мисс, — позвав Гермиону, Горбин высыпает измельчённый в порошок рог двурога на весы. Боясь поворачиваться спиной к оборотню, она несмело семенит к стойке. Сердце с трудом выдерживает скачки напряжения. При каждом шаге она ощущает неприятную влажность между ног и надеется, что впредь никогда не попадёт в такую смущающую ситуацию. Часть шарфа сползает с плеча, упав на спину, но она не поправляет, а цепляется за стойку, чтобы не упасть от головокружения. Позади раздаются глубокие затяжки. — Пятнадцать сиклей, — кратко произносит Горбин. Гермиона тянется к мешочку, но… — Разве я сказал «продай»? И Горбин, и Гермиона судорожно сглатывают. В идеале бы молчать, однако она рискует вымолвить: — Я хочу заплатить. — Он не возьмёт, верно, Рэджи? Бегло посмотрев на оборотня, Горбин кивает и угрюмо хмурится. Ладно, она пришлёт ему сову с оплатой… Взяв у Горбина прозрачный сосуд, она собирается взмахнуть палочкой, чтобы собрать порошок, но… — С-сэр… — Гермиона округляет глаза, когда на её макушку опускается чужой подбородок, а сзади шарф цепляется за его куртку. Она даже не слышала шагов. Человек с таким телом должен передвигаться с шумом, разве нет? Как раньше, когда он только вошёл в магазин! Тем не менее сейчас с правой стороны от её туловища тянется рука с когтями. Пальцы, зажимающие дымящую сигарету, неаккуратно перебирают порошок. Гермиона недовольно кривится про себя, боясь упавшего пепла, который может испортить ингредиент. — Для чего тебе это? — небрежно потерев между пальцами порошок, оборотень сбрасывает пепел на пол и делает затяжку, не прекращая опираться на её голову. Во время его слов Гермиона сильно жмурится, потому что от каждого произнесённого слога чувствует на темени болезненное давление от его подбородка. Горбин смотрит поверх её головы с нескрываемым ужасом, но потом, вероятно, встретив взгляд оборотня, сразу же отворачивается. Выдыхаемый над её головой дым окутывает несчастного торговца. — Для зелья, — она молвит сквозь прикушенную губу и чувствует скольжение шарфа по спине. Господи, наверное, мама с ума сходит от волнения. Прошло больше тридцати минут… Надо уходить! Гермиона собирает порошок и убирает сосуд в карман. Двигает головой, чтобы освободиться, но он отпускает её не сразу. Сначала наклоняется, глубоко вдыхая запах её волос, потом тушит сигарету о стойку и, сдавив её плечо, разворачивает к двери и толкает. Напоследок она слышит облегчённый вздох Горбина… Когда они выходят на крыльцо, он отталкивает её от себя. Съёжившись от холодного ветра, Гермиона с подозрением смотрит на своё тело… Дважды будь проклят Лютный! Подняв осуждающие глаза на оборотня, она цепляет взглядом шарф Рона и кошель с монетами в его руках. Теперь их разделяет достаточное расстояние, и она не может разглядеть его лицо. Полюбившийся ею шарфик откидывается в мусорный бак, а кошель… Пустой мешочек она ловит чисто по рефлексу. — За амулет, киска. — Но… — Теперь проваливай чистить дырку, иначе дружить с тобой захотят не только волки. Забери шарф! Но… Засопев носом и обняв себя за плечи, она с горечью смотрит на него в последний раз. Запоминает опасную, звериную ухмылку и яркие голубые глаза. Срывается с места, убегая так быстро, как только может, а за своей спиной слышит звон играючи подкинутого вверх галлеона и низкий, ехидный смех…