Лакрица

«Единственная выжившая волшебница Фелисити Гилмор доставлена в отделение. Напоминаем, что в связи с большим количеством раненых, больница магических болезней и травм Святого Мунго временно прекращает приём больных с незначительными жалобами. Интервью мисс Гилмор и адреса доступных учреждений на стр.11.» — Ни слова о Том-Кого-Нельзя-Называть! — Гермиона с досадой встряхивает газету, едва не задев стакан с тыквенным соком. Гарри поднимает на неё усталые глаза, а Рон тихо произносит: — Зато теперь мы знаем, почему Мариэтта по-прежнему ходит с «этим» на лице. В подтверждение его слов мимо них быстренько пробегает сгорбившаяся женская фигурка, закрывающая лицо плотным шарфом когтевранских цветов. Гермиона провожает её тяжёлым взглядом, который мрачнеет после того, как в дверях Большого зала появляется Амбридж и при всех благодарит Мариэтту Эджком за помощь в разоблачении запрещённой организации в стенах Хогвартса. Что ж, «ябеда» привлекает слишком много внимания. Невзирая на злость, Гермиона испытывает лёгкое угрызение совести. Она перестаралась. Фурункулы на лице Мариэтты, образующие слово «ябеда», не исчезнут в ближайшее время, да и исчезнут ли? Целители Мунго заняты более серьёзными травмами, поэтому ни один из них не согласился тратить время на исследование заклинания обратного действия. — Мистер Поттер, — противно-елейным голосом к Гарри обращается Амбридж, — вы уже собрали свои вещи? — не дав ему ответить, она продолжает чуть громче. — Вы можете избежать исключения из школы, если назовёте имена всех нарушителей, входящих в ваше тайное сообщество. Гермиона до боли прикусывает губу, чтобы не расплакаться. Рон в порыве злости сжимает кулаки. В Большом зале сразу становится тихо, словно каждый присутствующий задерживает дыхание, и только со стола Слизерина раздаются довольные смешки. Беглый осмотр: громче всех радуются Малфой, Гойл и Крэбб, а сидящая рядом с ними Паркинсон обходится улыбкой и внимательным, любопытным прищуром в сторону Гарри, словно ей действительно интересно, что он ответит Амбридж. Зная наперёд, Гермиона протягивает руку через стол и сжимает ладонь Гарри, вызвав данным жестом скисшую физиономию Амбридж. — Я был один. После его ответа, произнесённого с сарказмом и долей гнева, в зале звучит совершенно разномастный смех, преимущественно из уст участников отряда Дамблдора. Амбридж краснеет от ярости, ведь его насмешку над ней поддерживает большинство учеников. — Вы были один?! — голос как лезвие по стеклу. Гарри кивает и смотрит в её глаза. — Совершенно один! Она вскидывает палочку, указав на его руку. — Вы продолжаете лгать, мистер Поттер, сожалею, но у меня нет другого выбора… — Гермиона напрягается и хмурит брови, боясь худшего, — пройдёмте в мой кабинет! Гарри медлит лишь несколько секунд, потому что рука Гермионы сильнее сжимает его запястье с желанием оградить от бед, но затем… Гремит взрыв. Ни огня, ни пыли, но шум и свет настоящего разрушения… — Уизли! Амбридж, как и весь зал, отвлекается на появление близнецов Уизли, решивших сбежать из школы под выстрелы самодельных фейерверков… *** — Что мы будем делать? — спрашивает Рон, когда все трое залетают в гриффиндорскую гостиную. Отряхнувшись от конфетти и волшебных красок, ребята измученно приземляются на диван, запрокинув головы и прикрыв глаза. — Наилучшим вариантом для меня является побег из Хогвартса, — Гарри прикладывает ладонь к шраму и плотно смыкает зубы. Какое-то время они сидят молча, потом Рон предлагает Гарри отправиться в Нору, а Гермиона решает досмотреть статьи «Пророка» до конца. Ожидание слишком больно колет сердце. В любой момент Амбридж может вернуться за Гарри. Разберётся с проделками близнецов, а потом обязательно исключит его из школы, а то и вовсе использует непростительное, чтобы через боль узнать имена участников отряда. Отвлекись! Хотя бы на минуту отвлекись, ведь ты переживаешь за друзей так сильно, что это мешает тебе думать рационально! Ведь раньше, когда ты видела плачущих детей после их отработок у Амбридж, у тебя появилась вздорная, но полезная идея… что-то про кентавров и Запретный лес… радикальная мера. Дыши! Гарри и Рон рядом с тобой! Не волнуйся! Пока нет причин для сильной тревоги! Гермиона по привычке сжимает в кулачок волчий амулет, заимствуя силу и смелость. Дыши… Листая страницы «Пророка», она печально делает вывод, что Министерство всеми силами отвергает хотя бы малейшую возможность возвращения Того-Кого-Нельзя-Называть. Нападение на сотрудников банков и больниц — дело рук обычных грабителей. Побег из Азкабана — случайное совпадение. Убийство магглов — забава оборотней. Нет ни одной строчки, подтверждающей связь между преступлениями, а ведь главное звено, сам Тёмный Лорд, практически не прячется и свободно разрешает своим последователям бесчинствовать. Глубоко вздохнув, Гермиона пропускает статьи о похищении министерских служащих и невольно останавливается на одиннадцатой странице. «Неосознанное зверство или человеческое бессердечие?!» Название заголовка отбивает по разуму шумную дробь свинца, уродующую нервные клетки. Гермиона с жалостью смотрит на колдографию Фелисити Гилмор. Изувеченная женщина с трудом может говорить из-за ранения на горле. «Пророк» специально заколдован так, чтобы интервью не смогли прочитать дети. Сама же Гермиона сильнее сжимает кулон, когда читает ответы Фелисити. «Пятеро… ворвались в магазин магического снаряжения… забрали золото… убили посетителей… оставили трёх женщин… следовали указаниям главаря… жестокость, изуверство, принуждение…» Журналист в статье пользуется щадящими формулировками, но между строк Гермиона понимает, что Фелисити является единственной из трёх женщин, оставшейся в живых после насилия, совершённого группой лиц. Если бы не оговорки «когти» и «яркие глаза», то можно было бы подумать, что на неё напали обычные грабители. По словам Сириуса и Римуса, все оборотни в пределах региона Большого Лондона подчиняются только одному вожаку, который наравне с Пожирателями поддерживает режим Тёмного Лорда и при этом является независимым боевым командиром личной армии оборотней. Гермиона читает дальше, скорбящей душой жалея Фелисити. Судя по всему, если она выживет после ранений, то станет оборотнем. Некоторые маги считают, что смерть предпочтительнее, чем жизнь под давлением луны, но Гермиона никогда не соглашалась с данными предрассудками. «В порядке главенства… дрессировка молодняка… Боль, отвращение, слёзы…» «Мисс Гилмор потеряла сознание при описании нападавших.» Гермиона дочитывает последнюю строчку и закрывает глаза, вслепую бросив газету в камин. Краем уха слушает Гарри и Рона, решивших во что бы то ни стало остаться в Хогвартсе и бороться с тиранией Амбридж. Делает вдох, ослабляя сжатие кулона, и вспоминает собственную встречу с оборотнем. На следующий день после жуткого похода в Лютный переулок Гермиона отправила сову мистеру Горбину, вложив в конверт с монетами маленький клочок пергамента, где она извинилась за причиненные неудобства и спросила имя оборотня, с которым имела несчастье так близко контактировать, но, к сожалению, ей не ответили, хотя сова успешно вернулась домой, доказав, что он получил послание. Конечно, ожидаемо, но Гермиона всё равно расстроилась. Пока у неё появляются минутки для рассуждений, она напрягает память, пытаясь сопоставить своё описание с тем, что даёт Фелисити, но… К щекам подступает краска, ведь ей совершенно не нужно заставлять себя вспоминать. Каждый контур и так выступает перед глазами. Несмотря на то, что с их встречи прошло несколько месяцев, Гермиона помнит случившееся в мельчайших подробностях. Часто размышляет о его мотивах, понимая, что он намеренно последовал за ней в магазин Горбина после того, как они столкнулись в переулке, и… И да, после возвращения из Лютного она с усердием отмывалась от его прикосновений и сплёвывала под сток привкус лакрицы, которым пропитались не только волосы и одежда, но и дыхательные пути на пару с языком… Это она тоже помнит, как и ощущение страха из-за его горячих рук и непристойных изречений. Если бы он был одним из нападавших на Фелисити, то, скорее всего, такому безнравственному и жестокому типу ничего не помешало бы перерезать Гермионе горло даже в присутствии Горбина. Если не убить, то… скажи это… то позабавиться точно! Тогда почему он её отпустил? Ограбил — да, но также он сказал, что оставляет ей кулон, хотя без труда мог забрать всё сразу. Гермиону преследует мысль, что всё могло быть ещё хуже, но вместо смерти она получила рог двурога. Он даже ответил на вопрос про лакрицу, в его голосе отсутствовала угроза, когда он увидел волчий амулет. Кем бы он ни был, а вреда не причинил… полапал слегка, ведьмой обозвал, испугал, когтем поцарапал губу, ударил по лицу… точнее хлопнул. Ага, мелочи, с кем не бывает?! Шмыгнув носом, Гермиона протирает глаза, чуть надавив на них подушечками пальцев. Нет, мысли о снисхождении не принесут ничего хорошего. Она не может с чистой совестью забыть тот инцидент и не собирается оправдывать его действия. Ей просто повезло тогда, на том пусть закончится раздумье. Стой, ещё эпизод! Какой? Горбин обратился к нему по имени, помнишь? К счастью или к несчастью, нет! Суждение о том, что «Грейб» — это незаконченное «Грейбек», вовсе не желает формироваться. Гермиона помнит слова Люпина и статьи газет. Уж кто-кто, а Фенр… а Грейбек не побрезговал бы убить школьницу, вместо простого «отдай ей то, за чем она пришла». Кстати, скорее всего, именно он был первым, кто… «В порядке главенства…» Другими словами, согласно иерархии доминирования… Кто навредил Фелисити. Гермиона лишний раз благодарит высшие силы, что в свой поход по Лютному не встретила кого-то, вроде него! Вероятно, её знакомый тоже входит в армию оборотней, поэтому точно должен знать Фенри… проклятье… Грейбека! Она не может называть его по имени. В её руках кулон, принадлежащий Фенриру, вот правильное утверждение! Грейбек же просто оборотень, заслуживающий Азкабана за свою жестокость и службу Тёмному Лорду. Она не собирается произносить его имя! Не хочет и не будет! Её лицо демонстрирует все признаки неприязни, мысли далеки от действительности, поэтому она слегка вздрагивает от прикосновения чужой руки к её ладони. — Ты как? — спрашивает Рон, приобняв её за плечи. Гермиона скупенько улыбается и позволяет себе расслабиться, положив головку на его плечо. — Я беспокоюсь за Гарри, — сам объект её волнения повторяет её невеселую улыбку и пожимает плечами, а Рон прикасается щекой к её волосам. От него пахнет едва ощутимым запахом миндаля. На макушке веет легкое дыхание, совсем не похожее на то, которое она чувствовала в «Горбин и Бэркес». Прикрыв веки, она кладёт ладонь на его грудь и глубоко вдыхает. Рон крепче прижимает её к себе. Так и сидят, отдыхая и дыша друг другом, пока вдруг… Оба вскакивают от болезненного шипения. Гарри падает на колени, надавливая двумя руками на шрам. — Сириус… — достаточно одной трагической интонации, чтобы понять происходящее. Рон и Гермиона бросаются к Гарри, но тот поднимается сам и произносит: — Я должен спасти Сириуса! Дальше она помнит всё обрывками: как только они выходят из гриффиндорской гостиной, то попадают под вскинутую в их сторону волшебную палочку Амбридж, Гермиона принимает решение воспользоваться помощью кентавров. Затем они встречают Невилла, Луну и Джинни и отправляются в Министерство спасать Сириуса. *** Обрывочные действия превращаются в обдуманные движения, когда гриффиндорцы оказываются лицом к лицу с Пожирателями смерти. Гермиона слушает диалог Люциуса Малфоя с Гарри и дрожащей рукой сжимает рукоять палочки. Затылок ноет тупой болью из-за чрезмерной тревоги. — Разве ты не хочешь узнать, почему погибли твои родители? — вопрошает Малфой. Сияющий шар пророчества в руке Гарри освещает небольшое пространство, но ей удаётся разглядеть нескольких Пожирателей за спиной Люциуса и… Господи, нет, с других сторон между секциями к ним тоже подступают враги. Гарри шепчет друзьям приготовиться разбить полки с другими пророчествами. Гриффиндорцы плотнее прижимаются друг к другу, Гермиона находит рядом ладонь Рона и сжимает её, но неожиданно… Поскольку все Пожиратели, кроме Беллы и Люциуса, прячутся за масками, появление трёх людей с открытыми лицами вызывает в ней предельное изумление. Чёрт, чёрт! Она прищуривается, разглядев одного щуплого мага в лохмотьях, второго — худого и высокого, а третьего… Ногти надавливают на кожу Рона, вынудив его стиснуть зубы. Ублюдок! Не Рон, конечно, а этот! Гермиона сама не понимает, почему страх в один миг заменяется таким большим количеством раздражения. Она вытягивает шею, прямо вылупив глаза на… да, чёрт возьми, на место, где должно быть лицо, но, как и в тот раз, проклятый капюшон показывает ей только губы. Глаз не видать, она не уверена, что он узнаёт её, но… Ей неизвестна причина медленно расползающегося оскала на его лице. Почему из всех оборотней она встречает именно того, кого меньше всего желала увидеть?! Сердце так быстро стучит, что она отпускает Рона, приложив ладонь к груди. Чувствует на пальцах что-то влажное! О нет! Рон, прости! Под ногтем указательного пальца застывает капелька крови. Так сильно она надавливала на его руку! Бедный Рональд, глупая, глупая она! — Сейчас! — команда от Гарри, совместные атаки разбивают полки. Рефлекс. Быстрый бег и грохот разбитого стекла. Её ослепляют яркие вспышки заклинаний. Смех Беллатрисы набатом бьёт в перепонки, заставляя быстрее двигаться и не отставать от своих. Гермиона теряет из виду оборотня, исчезнувшего в чёрной дымке… значит, он таки пользуется волшебной палочкой! Это плохо! Ужасно и опасно! — Редукто! — звонкий голос Джинни и успешная атака дают им свободную минуту, и они устремляются вперёд, вбежав в… — Комната смерти, — с испугом молвит Рон. Огромный зал с полупрозрачной аркой на возвышенности. Безвыходное положение. Тупик. Гермиона с ужасом понимает, что единственный шанс на побег — возвращение в прежний зал. — Гарри! — подхваченная мощным порывом воздуха, Джинни отлетает от группы. Тёмные вихри окружают гриффиндорцев со всех сторон, Невилл также отталкивается от группы, попав под хватку самого быстрого воздушного порыва, за которым скрывается Белла. Рон хватает за руки Гермиону и Луну, но его грубее, чем остальных, отбрасывают в дальнюю сторону, едва не швырнув в Арку смерти. Гермиона успевает удивиться такому жесту, как вдруг её больно сжимают вокруг талии, и на несколько секунд она теряет возможность дышать, оказавшись в круговороте аппарации. Секунда, другая, третья, и она издаёт протяжный, страдальческий вдох. От резкого глотка кислорода в глазах светлеет, ноги подкашиваются. Интуиция под действием адреналина подсказывает, что их разделили по сторонам, каждого держа в заложниках, а Гарри… всемогущие силы, помогите Гарри Поттеру! Она так отчаянно теряется во внезапной молитве, что не сразу замечает боль на шее и талии. Широко округляет глаза, избавляясь от ярких точек, и… — Р-рон, — имя, произнесённое почти беззвучно, пропадает в кашле, когда она потрясённо застывает взглядом на противоположной стороне зала, где Долохов… наверное, это Долохов, она его никогда не видела, только слышала описание… удерживает вырывающегося Рона, чьё лицо и грудь покрыты кровью, сочащейся из двух тонких, длинных ран. Содрогнувшись от понимания, что он получил их, когда его одним ударом оттолкнули от группы, Гермиона надрывно ловит воздух, приобретающий привкус горечи. Это ранение от когтей… б-боже! Успев заметить, что с Гарри и с остальными относительно всё хорошо, но по-прежнему боясь за каждого из них, Гермиона пытается двинуться, чтобы как-то им помочь, но… Рот застывает в немом крике, глаза крепко закрываются под гнётом страха, когда от её движения в правый бок вонзаются два острых ногтя. Нет же, это те самые когти, единственные заточенные из пяти пальцев на правой руке, ранившие Рона! Мысли летят со скоростью нового чистомёта. Думай! Он не тронул тебя в Лютном, вдруг пощадит и сейчас?! Воспользуйся полезным знакомством… помоги, Мерлин! А если он её не узнал, то что?! Она открывает глаза. — Ты действительно думал, что шесть учеников смогут одолеть нас? — подходя к Гарри, Малфой вновь тянет резину, к счастью для всех. Ему нужно пророчество, у Гермионы есть минутка. Пять секунд на оценку, остальное время на органы чувств. Осязание работает быстрее всего. В её ладони зажата волшебная палочка, но рука отведена в сторону и удерживается за запястье стальной хваткой оборотня. Гермиона спиной плотно прижата к крупному телу. При каждом чужом вдохе она чувствует давление его груди в область лопаток. Её вторая рука недвижимо висит вдоль тела, и она ударяет его локтем в живот, подавшись корпусом вперёд, но над своей головой вместо болезненного стона слышит глумливое хмыканье. Он делает шаг назад, обвив её рукой под грудью и дёрнув на себя. Их накрывает тенью, скрывая от остальных глаз, и впервые за вечер Гермиона испытывает леденящий страх лично за свою жизнь. Вместо борьбы она жалобно просит: — П-прошу вас… Как ни странно, это имеет эффект, который ей нужен. Оборотень слегка ослабляет кольцо, стискивающее её туловище. Смещает ладонь, сжав пальцы на горле, но надавливает так, чтобы не перекрыть кислород. Опустив глаза, она узнаёт рукав куртки, на этот раз опущенный до запястья. Помнит ли он её? Не веря в искренность собственного желания, Гермиона всё равно ждёт от него хотя бы небольшого комментария, дабы понять, знает ли он, что встретил её в Лютном! Но оборотень хранит молчание, только… Гермиона напрягает плечи и цепляется ладонью за его запястье, ведь он усиливает хватку на горле. Чуть тянет её вверх, вынудив встать на мыски… Что он делает? Просто не хочет наклоняться, а поднимает тебя к себе. Ублюдок! Это больно, на шее появляются ссадины от давления пальцев. Вытянувшись по струнке, Гермиона вздрагивает, ощутив скольжение носа по волосам. Зарывшись в кудри, он слегка мотает головой, убирая носом пряди волос и открывая доступ к ушной раковине. — Как самочувствие, пташка? — вопрос, заданный низким тембром, сопровождается горячим дыханием, опаляющим ухо и вызывающим дрожь от щекотки. — Нравится быть женщиной? О чём он говорит? О нет, о том самом! В разуме загорается зелёный свет. Он узнал её, это хорошо или плохо? Плохо, что он лишний раз напоминает ей про унижение… Не робей! Ты уже имела с ним дело! Ответь хоть что-то! — Сэр… — она издаёт тихий всхлип, когда палочка выскальзывает из онемевшей руки, которую он сдавливает так сильно, что в ладонь не поступает кровь, — в-вы помните меня? — вопрос звучит глупо после того, как он уже дал понять, что знает, кого держит, но всё-таки она делает попытку, чтобы как-то с ним договориться. Вероятно, потеря палочки была задумана им заранее, поскольку теперь он свободно отпускает её руку болтаться безвольной плетью. Вместо прямого ответа он поступает совершенно неожиданно. Кратко кусает за мочку уха, оттянув её в сторону и заставив Гермиону сжать зубы от боли, а отпустив, выпрямляется в полный рост, чтобы положить подбородок на её макушку… неприятное воспоминание, верно?! Ощущение острой кости на темени едва ли способно отвлечь?! От его давления Гермиона с мысков резко опускается на стопы, неумышленно проскользив спиной и ягодицами по его телу. Пряжка ремня задевает низ её свитера. Она делает попытку побега, но внезапно замирает, когда одна его рука прижимается к её тазобедренному суставу, а вторая давит на горло, предельно запрокидывая голову. Спинной хребет хрустит дважды. Первый раз, когда его подбородок касается её переносицы, а второй раз, когда он грубее давит рукой под нижнюю челюсть, сильнее выгибая позвоночник. Для неё время застывает под гипнозом двух голубых глаз, которые оказываются на одной линии с её собственными. Смотреть на них в перевёрнутом положении кажется более опасным занятием, нежели глядеть прямо. Под его пальцами содрогается гортань от судорожного глотка. Страх окутывает как тело, так и душу. Гермиона во все глаза смотрит во тьму, где сверкают только две голубые радужки. Он наклоняется ближе, край его глубокого капюшона щекочет её подбородок. В одно мгновение она оказывается в темноте под навесом. Его обжигающее дыхание смешивается с её прерывистыми вдохами под плотной тканью капюшона. Лицу жарко, щёки горят от недостатка воздуха, и в это мгновение… — Н-н… н-нет… — она выдыхает жалобно и глухо, ощутив настойчивое скольжение его руки от тазобедренного сустава вниз и наискось. Кончик носа увлажняется чужим языком, но не отвлекает от жара прижатой к промежности руки. Через ткань джинсов раскрытая ладонь накрывает лоно, большой палец поглаживает лобок, средний и безымянный требовательно проскальзывают к половым губам. Гермиона плотно сжимает бёдра, но в этот же момент чувствует укол на внутренней стороне бедра от его указательного пальца, и ужасается от осознания, что он трогает её рукой с когтями. Средний палец царапает ткань, и даже через преграду она ощущает острое касание к клитору. Позвоночник не выдерживает нагрузки. Нервы сдают. Гермиона хватается двумя руками за его запястье, чтобы убрать пальцы с промежности, но неожиданно он кусает её за бровь. Этот жест настолько зловещ, что она выпускает на волю собственный гнев и шипит: — Отпустите меня! — А, не нравится?! — выпустив бровь, он прижимает нос к её носу, Гермионе приходится закрыть глаза, потому что её ресницы задевают его подбородок. — На тебе постоянно запах мужской псины, — она с изумлением сильнее жмурится, не сумев понять его слова, и морщит нос, когда с его рта падает капля слюны, заскользившая по носовой перегородке. — Ты уже испытала его в себе? Пожалуй, из всех людей, с кем она когда-либо общалась, он является первым, кого она абсолютно не понимает. Нет, в целом намёк ясен, она не идиотка, но «его» это кого? Как вдруг она осознаёт… Только не это! Какого чёрта вообще происходит? Гермиона с трудом догадывается, что под «мужской псиной» имеется в виду Рон… сначала шарф Рона в Лютном, а теперь… Господи, перед тем как отправиться в Министерство, они долго обнимались, потом его кровь оказалась на её пальцах… Догадка о том, что оборотень может с лёгкостью понять кто и как пахнет, пускает по телу приступ конвульсивной дрожи. Ублюдок! Ублюдок! Подлый, наглый, дерзкий оборотень, нарушающий принципы чести! И вот надо же такому случиться, что то же самое невольно срывается с губ: — Бесчестный оборотень! — видят боги, она не вкладывает оскорбление в его фактическую принадлежность к ликантропам, но звучит именно так. Его рука, поглаживающая лоно, останавливается. Гермиона раскрывает глаза, услышав из его горла хриплый вздох. Такой же зловещий предвестник беды, как и укус брови. На горле она ощущает сильное давление. Голубые глаза сужаются. Гермиона дрожит всем телом, всматриваясь в них и проклиная свой болтливый язык. В дальнем углу сознания вновь звучат слова Римуса: «Оборотень, обративший меня, таким образом отомстил моему отцу за то, что он назвал его народ бездушными существами, не достойными жизни.» Нет! Чёрт! Только сейчас она вдруг понимает главную характеристику так называемой политики главного оборотня Англии. Он презирает волшебников и терпеть не может магглов. Обобщая — ненавидит людей! Любое оскорбление из их уст воспринимается с яростью. Но ведь, но ведь… не могла же она оказаться такой неудачницей, что попалась именно… как его там… независимому боевому командиру?! Когда он начинает говорить, голос скрипит угрожающе: — Я слышу твоё сердце, ведьма, — больно сжав лобок и под конец поцарапав его, он ведет ладонь вверх, вдавив ногти точно по окружности места, где под кожей и костями шумно бьётся сердце, — трусливый и юный набор хрящей, — указательный и средний вонзаются в кожу, Гермиона дёргается, застонав от боли, но он как прежде держит её за горло, на этот раз перекрыв дыхательные пути, — который я могу вырвать за одно мгновение. — Я… я… — она изо всех сил пытается напрячь связки, но воздуха не хватает, — я… не имела в виду… — Как и сердце, я слышу твои страхи и ложь, — указательный палец стучит по грудине в ритм сердцебиения, — у меня превосходство над тобой, ведьма. Помни об этом, когда я отдам тебя своей стае для случки! — только глухой не услышал бы угрозы в его голосе. Он делает глубокий вдох. Гермиона уже ожидает, что он проткнёт её сердце или… откусит нос, например, оставив истекать кровью, но… Но она по-прежнему его не понимает, когда слышит повсюду щелчки аппараций, ведь оборотень… Оборотень снова вздыхает, но как-то раздражённо, словно гневаясь на посторонние шумы. По правой стороне её лица, начиная со лба и заканчивая подбородком, скользит тёплый язык, что заставляет её застыть всем телом, а потом… Причмокнув, он слегка отстраняется, его волосы щекочут её щеки, и она видит его ухмылку перед тем, как… Еще одно причмокивание, и через его сомкнутые зубы на её лицо выплёскиваются брызги слюны. Таким образом он приводит её в чувство из оцепенения. — Выпрямляйся, киска, — за несколько секунд до начала дуэлей между Орденом и Пожирателями он отталкивает её в сторону, — потом поиграем. Она не отвлекается ни на что, боясь того, что он передумает её отпускать, и бросается за палочкой, где её уронила. Обхватывает древко, разворачивается, но… Больше она его не видит в пылу сражения. Через десять минут получает заклинание Долохова и… Просыпается в больничном крыле Хогвартса, встретив обеспокоенное лицо Джинни. Узнаёт, что с Роном и Гарри всё в порядке, а ещё… Джинни показывает ей «Ежедневный пророк», где подтверждается новость о возвращении Волдеморта. Большинство Пожирателей из Министерства взято под стражу. — Ты знаешь, кто удерживал тебя? — спрашивает Джинни, пройдясь взглядом по списку сбежавших. Нет, нет, до сих пор остаётся надежда, но сама Гермиона догадывается. Просто выдавливает слова: — Кто же? — Фенрир Грейбек. Ни одной эмоции на лице. Гермиона даже не удивляется, а в мыслях проклинает себя за опрометчивость. Каким-то совершенно фантастическим образом он дважды оставил её в живых, хотя и подарил шрамы от когтей возле сердца… А ещё она готова топать ногами, вспоминая его слова, произнесённые с язвительностью. Что значит «потом поиграем», а?!