Лакрица

Остриё царапает лицо, очерчивая скуловую дугу и вонзаясь в самую мягкую щёчную область. «Подчиняйся, ведьма!» Смрад горелого валежника заполняет дыхательные пути, вынуждая судорожно бороться за глоток воздуха. «Не хнычь, киска, оборотни не удовлетворяют потребности сук.» На лбу по линии роста волос стекают капли крови из-за вырванных прядей. Щёчная мышца пропускает болезненный спазм от усиленного давления. Остриё… или же… Проснись! Но… «Я предупреждал тебя!» Да-да, он здесь, он пришёл к тебе… Проснись же! «Когтями глубже…» Ногтевые пластины меняют форму, заостряясь и удлиняясь… Врезаются в упругое, безвольное мясо, которым она ощущает себя сейчас. Нет, невозможно, пожалуйста, не надо! «Пастью крепче…» Костры пылают красным цветом, отражаясь яркими вспышками в её широко раскрытых глазах. Просыпайся! Быстрее просыпайся! Его зубы оставляют на её коже глубокие царапины, когда рот трансформируется в хищную пасть. Она кричит, а костры всё пылают, искрят, шумят, шумят, шумят в такт звериным рыкам вокруг. «Вкусом слаще…» Ей нечем дышать, кроме кислого зловония от жидкой смазки, которой покрыто её тело… его тело… чьё? Она не знает. Кислород пропадает совсем, когда вместо его влажных рук, её душит густая, тёплая шерсть. Задыхаться и скулить, пытаясь выжить… «Кожей мягче…» Но выжить нельзя, когда под натиском чужой воли плоть становится мокрой и податливой, впуская в себя больше, чем заведено природой для женщины… и не сбежать, не двинуться, ей больно, больно, больно! Но… Страх выбивает чувство омерзения, когда она до хруста выгибает спину и запрокидывает голову, увидев перед собой десятки ярких голубых глаз, сверкающих на фоне буйствующих костров. Пламя, жаркое пламя ослепляет, боль сдавливает сердце в тиски. Чужие глаза окружают со всех сторон… Ближе и ближе! Их глаза пожирают её душу! Нет же, им надо растлить душу, а не сожрать! Он же приказал! Дал команду псам! Мощные челюсти противно скрипят, выпуская сквозь зубы вязкую слюну, они облизываются от лютого голода… Слишком ярко! Карие глаза теряют фокусировку, ослепнув от огненных всполохов, или же прячутся под тенью чужого тела… и хорошо, хорошо, что прячутся, потому что… потому что… Потому что она не видит насмешливый гогот монстров, когда из её горла раздаётся первый утробный стон… Не видит, но слышит их смех. Не смотрите, нет! Она умоляет! Чужое дыхание опаляет ухо. Ей противно, противно, противно, но… слюна скользит по ушному завитку, его язык настойчиво ласкает бороздку, проникает глубже… «Я за версту чую запах мокрой сучки.» Нет, всё не так, он ошибается! Ей не нравится! Она задыхается и плачет, но удушье не позволяет прорваться ни одному цельному слогу! Проснись! Ей плохо! Крестцовое нервное сплетение содрогается от импульса, когда на копчик ложится чужая рука. Когти давят на позвоночник… Проснись! Ей больно! Тонкими нитями капает кровь. Чувствительность в ногах пропадает, ей не сбежать, никогда, никогда… Проснись! Ей… ей… жарко… он истязает, свирепствует, смакует и цедит… Она должна прекратить это! Откусить себе язык и захлебнуться кровью, чтобы умереть, только бы остановить его! Однако… Её оглушают нечеловеческий вой и треск вспыхнувших деревьев. Ночное небо закрывается охристой рябью. Земля ли дрожит от боли? Нет. Всего лишь её тело от конвульсивных скачков. Она поворачивается, чтобы взглянуть на своего дикого зверя. Снова пылает огонь, на этот раз в его глазах. Жестокая, беспощадная, раскалённая магма, прожигающая её органы и душу. Нет, нет, нет! О Господи! Он скалится, он пустит кровь, умертвит, он обещал… «Я говорил тебе, ведьма, волки не дружат с людьми!» Он рычит и нападает. Выдох его имени… последний горький выдох в её жизни срывается с губ, когда его острые, крепкие зубы вгрызаются в горло, порвав связки и раздробив шейные позвонки: — Ф-фенрир! Но выдох звучит выдохом лишь во сне, а в реальности Гермиона с криком вздрагивает всем телом, опрокинув чернильницу и едва не свалившись со стула. Рассеянность внимания длится пять секунд. Она часто моргает, приложив ладонь к сердцу, и… Да уж, остриё. Во всём виновато остриё, точнее кончик обычного тонкого пера в её руке, которое врезалось в щеку во время случайного отдыха за рабочим столом. Гермиона с облегчением откидывает перо и встаёт со стула. Ей… ей… жарко… О, забудь, пожалуйста, это всего лишь сон! Более жестокая интерпретация минувших событий. Прижав пальцы к животу, Гермиона закрывает глаза и глубоко дышит, отвлекаясь от жуткого сновидения. Мышцы напрягаются при каждом вдохе. Она старается чередовать упражнения дыхательной гимнастики. Сколько её Гарри ни учил основам окклюменции, а Гермиона по-прежнему предпочитает расслабляться в первую очередь телом, а не мыслями. Когда-то это спасло её от губительной меланхолии, да так и осталось привычкой. Правильно дыши и укрепляй диафрагму, чтобы при сокращении увеличивалась вместимость грудной полости! Таким образом тебе в будущем станет проще… справиться с удушьем и не повторить прежних ошибок. Обойдя стол, она приглаживает волосы и смотрит на часы. Раннее утро. Она чётко помнит прошлый вечер со всем набором тревожных мыслей о Гарри. Гермиона хотела дождаться его в своём кабинете, но пока занималась отчётами, время перетекло в глубокую ночь, а потом… Проклятое перо! Стерев с лица пятна чернил, Гермиона разминает шею и решает не возвращаться домой. Смысла нет, скоро начнётся новый рабочий день. *** — Я отправляюсь к Паркинсон! — Гермиона проговаривает вслух, делая пометку в журнале у секретаря, но как только отходит в сторону лифта, из его дверей выходит объект её беспокойства. Сразу расслабляются плечи, даже мысли о ночном кошмаре пропадают под скромной радостью от того, что с другом всё хорошо, однако его внешний вид вызывает много вопросов. Гермиона только открывает рот, чтобы привлечь внимание Гарри, как с удивлением замечает у него под мышкой небольшой цветочный горшок с тёмной фиалкой. Проморгавшись, Гермиона так и стоит, смотря на приближающийся цветок, когда Гарри с задумчивым видом и прикушенной нижней губой проходит мимо неё. И в этот момент она замечает на его щеке неглубокие царапины, а на шее… о боже! — Гарри! — вытянув брови на лоб, Гермиона догоняет его. Он замирает и поворачивается. Взгляд становится осмысленным. Видимо, ранее он думал о чём-то важном, раз не замечал ничего вокруг. По его лицу медленно скользит небольшая улыбка. Увидев её встревоженный взгляд, Гарри произносит: — Со мной всё хорошо! Пытаясь не смотреть на его шею с видимыми гематомами, Гермиона прочищает горло и спрашивает: — Что случилось? — Я нашёл Неизвестное лицо. Округлив глаза, Гермиона не сдерживается и вновь смотрит на цветок. — Это Паркинсон? По всей видимости, на Гарри плохо влияет бессонная ночь, потому что он с недоумением переводит взгляд на горшок и выгибает бровь. — Это фиалка. Будто из-за ностальгии по прошлому, Гермиона скептически сводит губы и мягко замахивается стопкой пергаментов, которую держит в руке, чтобы шлепнуть его по голове. Время замирает для обоих, когда Гарри прикусывает губу, сдержав улыбку, и зажмуривается, втянув голову в плечи, а Гермиона… Да, она вспоминает, что поступила так в Хогвартсе, когда Гарри спокойно отреагировал на то, что Ромильда Вейн хотела напоить его амортенцией. Рука замирает на полпути, пергаменты зависают над его макушкой… Нет, она не должна. Прошло много времени, чтобы убедиться — ему не нужна опека. Дружеская забота и поддержка — да, но не опека. После всех событий, связанных с войной, и после того, как Гарри был с ней рядом в самые тяжелые моменты, она должна уважать его действия и поступки. Быть терпеливой и понимающей. Пауза затягивается. Гермиона сглатывает и позволяет себе улыбнуться, когда Гарри открывает один глаз. Он тоже повторяет её выражение лица, явно вспомнив параллели с прошлым. Он вздыхает и дотрагивается до руки Гермионы, опуская её вниз. — У меня есть сутки, чтобы закончить расследование, — Гарри мягко поглаживает её ладонь и отстраняется, кивнув на свой кабинет, — Паркинсон не покинет Англию без моего согласия. Ступая рядом с ним по коридору, Гермиона сцепляет руки за спиной и слегка хмурится от такой постановки слов. Что значит «без моего согласия»? Тем не менее она молчит и слушает. — За это время мне нужно посетить Азкабан. — Зачем? — Для допроса Лестрейнджей, — увидев вопрос в её глазах, Гарри понижает голос и, открыв дверь кабинета, мрачно произносит, — они виноваты в смерти миссис Паркинсон. У Гермионы начинает ныть затылок. Она спала всего несколько часов. Теперь Гарри делится наблюдениями, а у неё не хватает расторопности, чтобы понять связь между Неизвестным и смертью матери Панси. Заметив это, он качает головой и говорит: — Я расскажу тебе обо всём, что случилось, — на этом моменте он слегка робеет, но потом более уверенно добавляет, — после того, как пойму всё сам. Что ж, ладно. Гермиона останавливается у двери, наблюдая, как цветочный горшок опускается на край стола, но Гарри как ни в чем не бывало просто оставляет его там и достаёт из кармана стопки пергаментов. Убедившись, что с ним всё хорошо, она принимает решение повременить с рассказом о собственном расследовании, связанном с нападением оборотней, и кладёт ладонь на дверную ручку. — Будь осторожен, — она всегда это говорит в начале рабочего дня, — я буду у себя. — Гермиона, — мягкая интонация становится грустной, что заставляет её немного нахмурить лоб, — я забрал это у Неизвестного, — помяв уголок небольшого листа, Гарри подходит и нерешительно протягивает ей колдографию. И вспышка! И костёр! И жуткий вой в ушах, когда Гермиона держит двумя ладонями чёткую колдографию. «Подчиняйся, ведьма!» Твою ж… только не снова! Судя по резкому выдоху Гарри, её реакция кажется слишком оробелой. Лицо бледнеет, на виске выделяется венка. Гарри тихо произносит: — Он… — но она договаривает за него. — Он знал об этом! — подняв глаза на друга, Гермиона смаргивает набежавшую влагу. — Знал про колдографию! — неоспоримое утверждение звучит злой интонацией. Гарри опускает глаза и печально кивает. Она жмурится, но потом… — Гермиона, — положив ладонь на ее плечо, он собирается сказать утешающие слова, но она резко вздергивает подбородок и тоже кивает, будто убеждая себя, что ничего страшного не произошло. — Всё в порядке, — поводив плечом, она старается посмотреть на Гарри смело и спокойно. Также она понимает, что в течение нескольких дней их пути снова разойдутся, ведь у Гарри есть собственное дело с Панси, а у неё горит почти законченный план для заключения под стражу целой стаи оборотней. Поэтому Гермиона обнимает Гарри и прощается, не забыв спросить, существуют ли другие колдографии, подтверждающие факт её падения в бездну… *** Спустившись на нижний этаж, где находятся площадки для тренировок, Гермиона долго изучает колдографию, смотря исключительно на себя. Видеть его, значит, вспылить в агонии гнева и неистовства. Бегут мгновения… Женские кулаки со всей силы врезаются в кожаную поверхность настенной драпировки. — Ублюдок! — вырывается через плотно сомкнутые зубы. Не нужно быть чересчур умной, чтобы понять смысл его сотрудничества с Неизвестным. После того, как она воткнула ему кинжал в грудь, Грейбек ни разу не приходил сам, вероятно, помня её желание никогда его больше не видеть, но… С тех пор они неоднократно встречались, ведь она занимает активную должность в аврорате. Колдография — намеренная провокация и вызов, чёрт, чёрт, чёрт! Ещё один удар по драпировке, разносящий глухой хлопок по помещению… пальцы хрустят от столкновения с жёсткой стеной. Ещё и ещё… Дыши! Нет! Дыши! Осталось немного! Ты закроешь замок на его клетке в Азкабане! Дыши! Не могу! Но тогда… Прислонившись лбом к стене, Гермиона убирает помятую колдографию в карман и закрывает глаза. Тогда нужно подобное лечить подобным. Ей нужен омут памяти, находящийся в доступности для сотрудников аврората. *** — Он убил его! — Гарри проносится мимо Гермионы с ужасом и злостью в глазах. — Снейп убил Дамблдора! Пожиратели нападают на детей. Профессор Макгонагалл защищает их в стенах школы. Гермиона понятия не имеет, как враги попали в Хогвартс, но недавние подозрения о причастности Драко Малфоя к Пожирателям смерти сразу же приобретают вполне обоснованные доказательства. Она не верит, Гарри мог не так всё понять. Профессор Дамблдор не может умереть! Они переглядываются с Роном, срываясь за Гарри, но не успевают пробраться через толпу паникующих учеников. — Гермиона! — Рона отталкивают от неё. Она выбегает на улицу. Не зная, что делать, Гермиона интуитивно выбирает направление к хижине Хагрида. Видит вдалеке яркие лучи заклинаний, которые при свете тёмной метки меняют оттенки в сторону серых цветов. Только бы успеть! Только бы Снейп не причинил вреда Гарри! Вокруг неё суета. Рядом раздаётся крик Джинни, но Гермиона не обращает внимания и ускоряется, как вдруг… — Авада Кедавра! — выбежав за угол школьной теплицы, Гермиона распахивает глаза и каменеет от увиденного. Бездыханное тело профессора Бабблинг с остекленевшими глазами падает на землю от смертельного заклинания. К горлу подступает тошнота. Она не видит ничего вокруг, только успев заметить, что её убийца — это тот, кто держал Рона в Министерстве. Она помнит его. Перед глазами страшная сцена: дуэли между профессорами и Пожирателями. Флитвик, Вектор и Синистра сражаются с Кэрроу и Долоховым, вот только потрясение мешает ей увидеть больше пространства… — Гермиона, убегай! Она рефлексивно подается в сторону, услышав знакомый вопль Хагрида, и краем глаза видит красное свечение, направленное в её сторону. — Мисс Грейнджер! — её замечает Флитвик и успевает наколдовать заклинание, отталкивающее Гермиону назад, но из-за этого он пропускает атаку Пожирателя и теряет сознание. Гермиона всей душой надеется, что он жив. Поднимается и со всех ног бежит подальше от теплиц, но в этот миг… — Не смей! Она наконец-то замечает Хагрида на другой стороне вблизи хижины и… Реальность движется с большой скоростью, но она видит это в замедленном ритме. Сделав рывок, Хагрид закрывает своим телом безоружную Помону Спраут, но… — В тебе слишком много жира! — мощный и быстрый удар со всей силы поражает его лицо и задевает шею. Брызги крови превращаются в хлёсткие струи, когда округу заполняет истошный ор Хагрида, но полувеликан всё равно бросается в атаку, всем весом налегая на врага, но затем… Врагов двое. Гермиона видит, как второй недруг собирается напасть на Спраут. Не думая, она поднимает палочку. — Ступефай! — не ожидавший внезапного заклинания, Пожиратель успевает отпрыгнуть от атаки Гермионы, но данная заминка помогает Спраут увеличить расстояние от него и поднять с земли палочку… видимо, ранее ею оброненную. В этот момент Хагрид, при всём своём росте и весе, умудряется проиграть в поединке и получает удар под дых. Заваливается влево, открывая ей вид на своего противника… О чёрт! Опять. Их глаза встречаются. На этот раз он без капюшона, но на таком расстоянии, ночью даже при свете зелёного свечения сложно распознать черты. Не цепеней! Хагрид умирает! — Ступефай! — в её глазах вспыхивают злость и готовность снова повторить заклинание, но… Впервые она видит волшебную палочку в его руке. То ли из-за выставленного Протего, то ли от чего-то ещё, но он отбивает заклинание не вверх, а в сторону хижины Хагрида. Происходит возгорание. Это не Пожиратели. Это оборотни, она уже поняла. Второй, который хотел напасть на Спраут, морщится в отвратительной гримасе и бросается к ней, но в этот момент происходят три действия: Спраут выкрикивает Конфринго, Хагрид отталкивается от земли, пытаясь напасть, и из горящей хижины выбегает лающий Клык. Её знакомый Фенри… Грейбек первым делом почему-то реагирует на физическую угрозу, а не на магическую. Замахивается кулаком, ударяя Хагрида, и выбивает ему челюсть. Конфринго попадает во второго оборотня, а Клык… Всё происходит меньше, чем за десять секунд. — Флиппендо! — Гермиона делает шаг вперёд и громко выкрикивает заклинание, стараясь попасть в оборотня, но… Нет! Проклятие! Нет! Она явно промахнется мимо цели, потому что рука слишком сильно дрожит. Попадёт выше или же вправо… о нет! Их взгляды вновь на мгновение встречаются. Секунда номер один: Клык делает прыжок, кусая его за руку, чтобы остановить новый удар и защитить Хагрида. Секунда номер два: не издав ни звука, но явно ощутив собачий укус, оборотень выворачивает раненую руку, сделав себе больнее, но при этом схватив Клыка за горло, и с мелькнувшей ухмылкой отбрасывает пса в правую сторону над собой… Номер три: Гермиона издает пронзительный крик, когда её отталкивающее Флиппендо попадает в Клыка, и на быстрой скорости, выпустив из пасти жалобный вой, он врезается в горящую хижину, пробивая двери и… — Нет! — Хагрид ревёт, когда они слышат ещё один душераздирающий собачий лай прямо из пламени, а потом… Гермиона падает назад, приземлившись на твёрдую землю. Огонь вспыхивает с новой силой, балки с треском рушатся, крыша падает… Она даже не вспоминает про оставшуюся угрозу в виде оборотня, который вновь ударяет Хагрида, лишая того сознания. Нет! Нет! Ты можешь исправить! Можешь спасти! Вставай! Вставай! Краем уха Гермиона слышит крик Спраут… он и её убил… или же нет, она жива… — Нет! — Гермиона вскакивает и взмахивает палочкой. — Аква эрукто! — огромная водяная струя попадает на хижину, но этого недостаточно, чтобы потушить большое здание. Душа плачет горькими слезами. На ватных ногах Гермиона подбегает ближе, колдуя и увеличивая напор воды. Почти вплотную к огню… — Хагрид! — зовёт, надеясь, что он сможет встать и помочь, но… Острые ногти вонзаются в плечо, когда её лицо краснеет от жары и покрывается гусиной кожей. Сердце пропускает удар, а ногти, то есть когти… она не привыкнет, но это именно когти… давят на её ключицу. Он стоит позади неё. Ещё секунда. Он останавливает её или собирается толкнуть в огонь? Кроме короткого клацанья, означающего его бессловесную колкость по поводу случившегося, за спиной она больше ничего не слышит. Им не удаётся вновь встретиться взглядами, потому что… — Диффиндо! — писклявый голос профессора Флитвика раздаётся слишком далеко, тем не менее рука исчезает с её плеча, и Гермиона во второй раз приземляется на пятую точку. Уже позже она узнает, что её спасли Флитвик и Синистра, заставившие оборотней скрыться в Запретном лесу, а сейчас дрожащей рукой Гермиона держит палочку с бегущей водой, но больше никто и никогда не слышал задорный лай Клыка… *** Выдернув голову из омута памяти, Гермиона не показывает на лице ни одной эмоции. Тот момент стал решающим в её жизни, когда отпала надобность скрываться от очевидного. Грейбек — личная головная боль. В том возрасте она не приняла данный факт, а сейчас ругает себя за наивность. Она долго думала, почему он поступил именно так, ведь мог сам бросить Клыка в огонь, но вместо этого заставил Гермиону страдать от чувства вины. Хагрид не упрекал её, а проклинал оборотня. Гермионе и слова никто не сказал про собаку, кроме самого Грейбека через определённое время. Хотел ли он узнать, прыгнет ли она в огонь, как и в пасть зверя ради Клыка на первом курсе?! Сейчас Гермиона очень хорошо его знает, поэтому ей проще составлять план по борьбе с отрядами оборотней. По этой причине она в аврорате. Это смысл её жизни. Но раньше… а раньше она была… как он говорил? Куцый зверёк?! Вздохнув, Гермиона снимает с шеи кулон и долго смотрит на изображение костра и клыков. Зачем ты хранишь его? Чтобы бросить ему под ноги перед щелчком тюремного замка… Внушай и дальше, а пока… Пока она сжимает амулет в кулаке, набираясь сил для повторения всех воспоминаний и опускает голову в омут памяти… *** — Ты слышишь? — тихо шепчет Гарри и вглядывается в лесную чащу. И они видят. Гарри, Рон и Гермиона в процессе поиска крестражей, уже долгое время скрываясь в Королевском лесу Дин, видят чужаков среди тенистых деревьев. Егеря нашли их…