Лакрица

Опасное возбуждение, яростное неистовство — лютый раж, составляющий основу его звериной сущности. Никем не объезженная минувшей ночью фризска снова точит свой единственный белый моляр на его прозорливую ведьму. Скаредные паскуды шныряют по темницам, как гниды в поиске шерсти, чтобы присосаться к ней. Легко урвать кусок, когда добыча слабо сопротивляется, но он знает, за время её крысиных бегов он успел узнать, что хогвартская сучка не так проста, как думает, поди уж, давно протухшая Белла. Два худых кулака сжимают его распахнутую рубашку, в то время как Фенрир провожает беспечным взглядом уходящую фризску. Одуряющий запах вцепившейся в него ведьмы поощряет скорое совокупление, но сейчас он мысленно возвращается к прошлому и едва сдерживается, чтобы вновь не щёлкнуть по конопатому пятаку, хотя её нос и так весь в царапинах. Фенриру нравится этот нос. Ещё ему по вкусу её слабые попытки добиться помощи. О, да! Крысиные бега в исполнении девчонки упоительны… уморительны из-за её уверенности в достатке собственной хитрости. Сучка так усердно и беспутно пресмыкается перед ним, добиваясь лояльности, что он с трудом сдерживается от смеха… нет, таки смех — не то, что он на самом деле сдерживал всё это время, но если вспомнить её голумного «мистера», то потеха та ещё! Надо было раньше! Ага, раньше — это несколько лет назад, когда она мочилась кровью в присутствии сквалыги Рэджи. Нужно было нагнуть и трахнуть в раскрытую на тот момент матку. Мы, оборотни, не только голодные животные, но и безобразные уроды, отличающиеся друг от друга по убеждениям: принимать это как дар или отвергать как проклятье. Фенрир принимает, а также не совершает ошибок относительно личных потребностей и интересов. Он столько раз мог убить её, не прилагая особых усилий. Задолго до встречи в Лютном переулке, когда ещё маленькая кошечка защищала пугливую шавку после схватки Фенрира с другим оборотнем. Её руки дрожат… обольстительная робость загнанной жертвы. С ранами на теле и с его запахом на плечах ведьма неимоверно соблазнительна… под стать этой грязной дыре, где он впервые отымеет её так, как давно хотел. Если ещё день назад Фенрир держал себя в руках, не желая терять контроль и потрошить её внутренности под влиянием луны, то сейчас… Сейчас он переводит взгляд на свою обожаемую добычу, которая вольно аль невольно льнёт всем телом и трётся об него едва существующей грудью, как стайная потаскуха. Ни жира, ни мышц, сухие кости, но избыток гонора, как у откормленной туши! Его давно терзает страстное желание затрахать этот гонор так же сильно, как и её тугую вагину. Уж слишком сука падка на героизм, чересчур самоотверженна и до тошноты наивна, ведь никто другой не станет жертвовать собой ради собак и закрывать своим телом… диких волков, ей-ей! Маленькая, храбрая ведьмочка с липкой сыростью между ног. Она настолько восхитительная, насколько и безмозглая! Пленительное месиво из обострённой гордости и заблуждения насчёт собственного всесилия. В его глазах — сметливый зверёк, не знающий своего места, ретивая самка, неосознанно желающая быть укрощенной сильным самцом, и ведьма, которую он стал защищать ради единоличного пользования. Вот, она смотрит так открыто, умоляюще, что Фенрир с трудом сохраняет молчание, дабы раньше времени не смягчить её эмоции и страхи, а молчит он о том, что уже принял решение о дальнейшей судьбе Гермионы Грейнджер… о судьбе, где она покидает мэнор покалеченной, но вполне живой… И дрожит, о, как сладко она дрожит! Если чуть опустить голову, то он коснётся её носом, но Фенрир не наклоняется… уж чего женщина и достойна, так это изогнутого члена, но никак не хребта, очевидно же! — Помоги мне сбежать, — через ткань рубашки он чувствует влажные ладони, она дрожит в запале смелости и надежды, очень томительное ожидание, Фенрир облизнулся бы, если бы ведьма не добавила, — умоляю! Да, знойное томление. Как жертва в лихорадке, она всматривается в его лицо, быстро перебегая с глаз на губы… и на чело. Лучше бы тот же путь языком, пташка. И умоляй, умоляй почаще и громче! На языке привкус лакрицы и мясного жира, много слюны. Заранее готовясь увлажнять сухое преддверие, у него очень много слюны. Фенрир нехотя сглатывает, хотя можно и сплюнуть на умоляющее лицо, так… для искажения её моральных устоев и его извращённого довольства. Так, чтобы капало, стекало и чавкало, попадая в донельзя болтливый, дерзкий рот. Хлебай и черпай до жадности и дурноты, глотай, пташка! Он улыбается, знает, что жутко. Ей должно быть мерзко… на то он и оборотень, чтобы его боялись и ненавидели. Фенрир привык к этому настолько, что чувствует злорадное удовлетворение от того, что противен ей. По-другому он не знает, иначе не бывает. Всё правильно, мы, оборотни, не только уроды, но и выродки, сильные, крепкие и свирепые. Девчонку впору пожалеть, но вот досада — он безжалостен к врагам, просто к ней слегка терпим, потому что пока не вздёрнул, да и дружит нынче с ней один небезызвестный волк, ха-ха! Она не откинет копыта, он не допустит. В общем-то, ему известны все манеры поведения насилуемых сук, и эта не станет исключением. Разница лишь в том, что его заботит её состояние. Выживет, Фенрир проследит, чтобы она не откусила язык в попытке самоумерщвления или в приступе слёз и бесконечных проклятий в его адрес. Оборотням практически недоступно многоразовое обладание необращёнными волшебницами, но даже зная это, Фенрир всё равно считает эту сучку своей. По разным причинам, но одна из них кроется в далёком прошлом. Он пощадил однажды, когда зубы вцепились в юное беззащитное горло. Один укус и… конечно, он вонзался бы не одним укусом, а десятком, но факт — не укусил ни разу. В тот раз ведьма, за каким-то драклом, чуть жизнь не отдала за костлявого оборотня… кстати, запашок у псины был знакомый, не иначе как сам Фенрир его и обратил… она пыталась спасти и вытянуть из пропасти, мать его, оборотня! Будто этого недостаточно, потом она стелилась перед желтоглазым хищником и едва не подрочила ему при свете луны. О, безусловно, выжившая из ума сучка неимоверно хороша, хотя и двинутая на весь котёл. Потешная, даже слишком! А ведь фризска и шайри под влиянием Лестрейнджа и Кэрроу — те ещё конченые кобылы, но эта ведьма… иной породы? Масти? Он пока не решил… а в уме зовёт Гермионой Грейнджер, такими рычащими звуками, которые ему нравятся. Жадное предвкушение вызывает зловонный слой пота на спине. Его голос пропитан хрипотой. — Помнишь, почему фризска не убила тебя в первый раз? — ведьма не вздрагивает, когда он пропускает через пальцы её завитые кудри, видимо, не понимает вопрос, невинная овца. Угадал. Переспрашивает по-овечьи, блея и трясясь: — Фризска? Если сука хочет жить, то общаться придётся без раздражающих переспросов. Он объясняет ей в последний раз: — Чёрная… Но тут она вступает в игру. Упоительная ведьма… уморительная. Фенриру плевать на разницу в понятиях. — Лошадь? — везение, она всё понимает, но продолжает лепетать севшими связками. Ммм, влекущая своей недоступностью из-за моральных запретов и принципов. Едва ли девственная сучка хоть раз кому-то показывала свои молочные зубки. После их встречи в Министерстве именно такую Гермиону Грейнджер он представлял на месте стайной шлюхи. Правда, крови было недостаточно. Из-за личных суждений он уверен, что у Гермионы Грейнджер будет изобилие девственных соков — не обычных капель, а склизких сгустков, которые испачкают его член сильнее, чем выделения при анальном сексе. — Ага, кобыла, — после его слов её выражение смягчается, будто ей нравится слышать, что он называет фризску… фризской. Забавно. Хотя что ещё ждать от жертвы Круциатуса?! Пожалуй, с него достаточно её капризов. Вторя его мыслям, ведьма вздрагивает. О да! Фенрир чувствует пробежавшую судорогу и борется с желанием прижаться плотнее. Но это не то, чего он хочет, не так, абсолютно не так! Его ведьма напрягается и почти неслышно говорит: — Помню. Её зрачки расширяются, сердцебиение ускоряет ритм, привлекая его слух. Слишком стремительно. Соблазнительная быстрота, с которой нарастает страх, ожидая расправы, распаляет его инстинкт доминирования. Фенрир знает её запах и помнит пульс в моменты приближения паники. Что теперь сучка скажет? Снова заведёт «мистера» или придумает более оригинальную сделку, дабы он помог ей в обмен на соитие?! Ха, ему совершенно не нужно разрешение… Двигательный нерв в области шейных позвонков непроизвольно защемляется вследствие давней травмы и частых костных трансформаций, поэтому он дёргает головой, разбавляя мышечный спазм. Возможно, нужно закрыть глаза, чтобы ведьма не увидела знакомый жёлтый перелив. Да-да, Фенрир в совершенстве знает каждую форму своих обращений и признаки, по которым можно определить эмоции и общее состояние организма, даже не смотря в зеркало. Поэтому неудивительно, что она таращится на него с видимым удивлением, хотя всё равно не поймёт, что почитаемый ведьмой волк сейчас присунет ей между ног. Он вдыхает женский запах, заодно удовлетворённо учуяв собственный с её шеи, и, подтянув за холку ближе, проговаривает в губы: — Я не блефовал. Он хочет её без обносков, тем более без верхнего тряпья. Писк с придыханием — почти ласка для ушей, когда он стягивает пальто и кидает ведьму на пол. Дневной свет пробивается через решётку, делясь на золотистые лучи, и освещает её дрожащую фигуру. Помедлив, чтобы посмотреть на преклонённую к полу ведьму, Фенрир водит нижней челюстью, почти хмурясь от мысли, что у неё слишком хилое тело даже для лёгкого сопротивления. Жаль. Её бы в хлев, как скотину на откорм, для скопления мяса… Сучка старается подняться и кряхтит, царапая колени о шершавый пол. Возбуждающее зрелище. Фенрир предотвращает её попытки, опустившись позади. Одной ладонью зарывается в волосы на затылке и придавливает правой щекой к полу, а второй хватает запястье и, выпрямив ровно её руку, тянет вверх. Ведьма вскрикивает, когда раздаётся глухой хруст в плече… это сухожилие надостной мышцы… ничего, она ведь помнит про… — А, — выдыхает он, — всего лишь боль, киска! Ну, всего лишь сухожилие. Просто для того, чтобы рука потеряла чувствительность и не мешала… — М-мне больно! — невпопад мычит она, пытаясь заглушить мученический стон прикушенными губами. — О да! Издав пару гортанных смешков, Фенрир выкручивает запястье, пока по её телу не проходит короткая конвульсия из-за реакции надлопаточного нерва, потом он отбрасывает её руку, которую ведьма сразу же прижимает к груди, как неродную культю. Перед тем как сказать, он замечает на её лице, повернутом к нему левой стороной, страдальческую мину с проблеском удивления от того, что вместо боли, в руке остаётся лишь чувство онемения. Да, его действия отточены до обыденности. — Помнишь свой лай, ведьма, кто твой хозяин? Я ещё не закончил! — её блестящие от слёз глаза округляются от понимания, что Фенриру известны подробности её встречи с егерями. — Убить за тебя, м? Порвать их за свою волшебницу?! — последнее слово он выплёвывает со злым сарказмом. — Пустить им кровь? Вырвать глотки? — Фенрир насмехается над ней и на секунду кривит лицо от громкого визга, когда захватывает двумя руками края кофты и разрывает её на части, оголив спину и увидев синяки от удара егеря. Два заточенных когтя задевают кожу, оставив кривые покрасневшие линии. Лоскуты сползают по рукам. — Остановись! Умоляю! — она запрокидывает голову и отталкивается от пола руками, но он встряхивает её, подхватив за талию. Наклонившись, Фенрир отодвигает пряди от её лица и угрожающе шипит в ухо: — Умоляй, — увлажнив язык комком густой слюны, он проталкивает кончик под ушной козелок, ощутив горький привкус серы, — вхолостую. Содрогнувшись, ведьма морщит лицо и жмурится, когда он кружит по раковине, а потом вдруг… — Н-нет! — зубы зажимают завиток и тянут на себя. — С-сэ… Фенрир! Закричав, она заводит здоровую руку назад, ухватив за боковую часть его ремня, но… Самую малость он размыкает зубы. Надо же! Несильно, но прокусил, ха! Изогнув губы в ухмылке, он, к явному изумлению ведьмы, делает сильное всасывающее движение и шире открывает уста, почти полностью вобрав ушную раковину в рот. Теперь киска в шоке распахивает глаза, болтая под нос что-то невнятное. Мочка складывается пополам, катаясь по его нижней губе при каждом всасывании. Вообще, сосать её ухо до одури приятно… главное — не откусить в порыве случки. Прикрыв веки и не отнимая рта, он наваливается корпусом и сразу же ощущает, как её ногти царапают его кожу через рубашку где-то на правом боку. Потом она сжимает ткань в кулак, когда одна его рука, которая с когтями, обхватывает её под грудью, а вторая обнимает за талию. Придавив её голову своей к полу, он приподнимается нижней частью тела вместе с ней и устойчиво ставит ведьму на колени. Хватает за запястье, отбрасывая её руку от своего туловища, и… — Нет, нет! — она не может приподнять голову, при каждой попытке его зубы царапают ушную раковину. — Ты не можешь! Нет! — слова, не просто крики, а истошные вопли в тот момент, когда он оттягивает лиф вверх и сжимает грудь, надавив серединой ладони на сосок. — Ублюдок! — теперь в её голосе вместе со страхом зияют гнев и неприязнь, другая его рука захватывает пояс джинсов на пояснице и грубо дёргает вниз. От движения молния расстёгивается, и он стягивает её джинсы вместе с трусами до колен. Его рот с мокрым щелчком выпускает ухо. Капли слюны попадают на её лицо. Ведьма всхлипывает, пытаясь бить его локтями. Сквозь слёзы её выдох звучит совсем обречённо: — Подонок, — прижавшись губами к уху, он издаёт тихий хрип и, сымитировав фрикцию, прижимается пахом к ягодицам, железная пряжка холодит её кожу, ведьма до побеления костяшек сжимает руки в кулаки и с яростью кричит, — ты не смеешь! Отпусти меня! Ты не можешь делать это со мной! Нельзя! Что ж… мы, оборотни, не только выродки, но и мстительные изуверы. Фенрир приподнимает голову и резко хватает её за волосы, повернув лицом в сторону для зрительного контакта. Она потрясена его реакцией, в особенности прищуренным взглядом с долей презрения и искривлёнными в злобе губами. — Нельзя?! — язвительность подтверждается ещё одной фрикцией, от которой ведьма издаёт испуганный вздох. Она непонимающе моргает и морщится от боли из-за его сильной хватки. Выпустив её волосы, Фенрир хватает за щёки, а другой рукой расстёгивает свой ремень и молнию брюк. Ведьма пялится почти безвинно. О да! Она так гордится своей магией, орёт про волшебство и временами смотрит такими всезнающими карими шарами, что обоснованно хочется бросить её в стан… как там трепался старик Лайелл Люпин… ах да, в стан бездушных, злобных тварей, не заслуживающих жизни! Киска дёргается, мотая головой, спасая свои худые щёки от когтей, и отворачивается, сильнее дразня его. Фенрир обхватывает её за шею и надавливает, запрокидывая голову на своё плечо. Они сталкиваются щеками. Ведьма стонет сквозь крепко сжатые зубы, почувствовав сзади возню, смещение пряжки и… Ему приходится ужесточить хватку на горле из-за её тщетного рывка. Нет, она по-прежнему стоит на коленях и прижата грудью к полу — идеальный для его удобства прогиб. — Если нельзя, то… — хрипло шепчет куда-то в область её щеки, — как гордая волшебница, останови меня! — она жмурится и шумно дышит, через раз свистя сквозь сомкнутые челюсти. — Покажешь невербальные навыки, м? — боковым зрением Фенрир замечает, как её веки поднимаются и глаза источают горькое негодование, вероятно, она винит себя почем зря, благородная сука. Ведьма снова пытается избежать контакта, ощутив на ягодицах влажное скольжение. Коленом раздвинув её ноги шире, Фенрир обхватывает основание члена и проводит головкой по щели между ягодицами. Подставив к анусу, надавливает, отчего она снова вопит как банши, пронзая его барабанные перепонки, но ор настолько привычен для слуха, что не вызывает ни доли раздражения. — Не можешь? — издав прерывистое «ц», Фенрир отпускает себя, чтобы поднести ладонь ко рту, и демонстративно сплёвывает на пальцы. — Значит, ты не волшебница, а… — Я… — она дрожит, царапая ногтями каменный пол, и с ужасом смотрит, как по его пальцам стекает слюна, — я… Но он не разрешает договорить. Ведёт ладонь под её живот и небрежно размазывает слюну по половым губам, а чуть ниже влажной костяшкой надавливает на преддверие влагалища. Ведьма напрягает бёдра, боясь, что он вставит пальцы, но нет, он никогда не использует пальцы, получая нездоровое наслаждение от лёгкой боли из-за тугого проникновения. Даже сейчас. Слюна быстро застывает, поэтому драть он будет насухую. Пташка зажмуривается, когда он придерживает себя и… нет, не так, сначала он бьёт по ягодице и давит на поясницу, заставив сильно прогнуться… и подставляет головку члена к вагинальному входу. — Не тешь себя иллюзиями, ведьма, — с горла его рука перемещается вверх, Фенрир надавливает на лоб и брови, вынуждая её открыть глаза, а потом задаёт вопрос, который вызывает в ней новую растерянность, — кто я? Её губы краснеют от давления зубов. Ведьма сосредоточена на ощущении внизу, где он водит головкой по вульве, пачкая собственной смазкой. Повернув её лицо к себе, он сплёвывает брызги слюны, от которых она вновь жмурится. Одна капля застывает на серединке её нижней губы, ха! Это побуждает её соображать и ответить: — Фенрир Грейбек, — полувздох сопровождается потерянным взглядом. Он скалится, застыв глазами на той самой капле, и отрицательно качает головой. — Кто я? — голос превращается в рык. С висков течёт пот, он чувствует жар во всём теле. Ведьма пугается резкой смены выражения… а он просто звереет, не в силах больше сдерживаться. Тут до девчонки доходит правильный ответ. — Об-боротень! Тогда он высовывает язык на максимальную длину и спешно облизывает её лицо кривой линией от подбородка до левого глаза. Вернувшись, кратко кусает в изгиб челюсти и, поймав взгляд, хрипит: — Ты не волшебница, — край его рта дёргается, её глаза задерживаются на его клыке, — ты сука, которую растлит и трахнет оборотень! По большей части он уже давно ожидает от неё эмоции, схожие с отвращением, но сейчас отчётливо заметны только страх и злость, возможно, ненависть. Плевать. Ведьма странно хмурится, всматриваясь в его глаза, будто тоже что-то ищет. Плевать. Она борется с дыханием и открывает рот, чтобы снова умолять, но… Плевать. Фенрир резко убирает руку с её лба и выпрямляется, ровно встав на коленях. Киска собирается поднять голову, но он грубо надавливает на лопатки, а потом двумя руками хватает за ягодицы и раздвигает их. Гермиона Грейнджер всхлипывает и опускает лоб на скрещенные на полу ладони. Её трясёт. Он кладёт одну руку на поясницу, а второй направляет себя. Плечи ведьмы сильнее начинают дрожать, когда горячая головка прижимается к преддверию. — Фенрир, — впервые он слышит от неё такую трагически горькую, но почему-то снисходительную интонацию, — пожалуйста, не делай этого! Остановись! И сам не понимает, почему отвечает как-то по-простому, будничным тоном без самодовольства: — Не-а. На секунду она перестаёт дрожать, видимо, тоже почувствовав… что-то тесно личное в этом моменте, но… Он делает это быстро, жёстко и болезненно. Держа толстый член в области крайней плоти, с давлением водит по тугому входу, вставляет и настойчиво двигает бёдрами, разрывая складку слизистой оболочки — разрушая целостность плевы. Совокупление происходит через обоюдную, необузданную резь. Как только головка скрывается во влагалище, он хватает свою ведьму за талию двумя руками и делает мощный толчок, входя до конца. — Г-госпо… — слово заглушается болезненным стоном, ведьма выпрямляет руки над головой, ломая ногти о камни, и подтягивается вперёд, чтобы сбежать, чтобы член выскользнул, чтобы её тело не оскверняли. Фенрир слышит лязг кулона по плитам при движениях. Амулет, принадлежащий ему с детства… по праву рождения, но… Теперь цепь на ней. Он продал. А сейчас этот факт вызывает приступ гнева, а ещё… Приманчивая сучка как есть тугая и узкая настолько, что с первым толчком, достигнув мышечных уплотнений, он… о да, как и хотел, в будущем он может трахать её в матку. По гениталиям и ногам пробегает сладостный спазм. Капли пота стекают по рельефному торсу, застревая в жёстких волосках, но одна из них всё же падает на её покрасневшую от удара ягодицу. Ощущение плотного, стягивающего всасывания посылает пламя по всем конечностям. Невольно выступают когти на пальцах от чрезмерного возбуждения. Ведьма под ним закрывает лицо руками и содрогается, попискивая от боли и слёз. Он делает несколько отрывистых толчков, а потом ускоряется, запрокидывает голову и, сморщив лицо в состоянии эйфории, вновь ударяет по ягодице, резанув и оставив тонкую царапину. Она реагирует крепко сжатыми челюстями, Фенрир слышит зубной скрежет. Нос тянет воздух, пропитанный кровавым привкусом и его собственной смазкой. — Сука… — рычит он, опустив голову и облизнувшись от открывшегося вида. Сделав возвратное движение бёдрами и замерев, он на минутку переводит взгляд на затылок ведьмы. Издаёт смешок, потому что она тоже застывает и перестаёт дышать, по всей видимости, думая, что он закончил, но нет-нет-нет. В реальности Фенрир хищно скалится, наблюдая как с крайней плоти капают капли крови. Пронизывающее пекло душит, кожаные штаны липнут к ногам, по шее течёт, но он не тратит время на снятие рубашки. Глаза приобретают оттенки дикого безумия, когда он медленно входит и этим движением сам размазывает её кровь по половым губам. На конце толкнувшись грубее и со шлепком врезавшись мошонкой, он чувствует скользящие по яйцам капли смазки, наверняка с красноватой окраской. Из-за сильного возбуждения и максимального напряжения яйца плотнее притягиваются к члену, уменьшаясь в размерах. На его губах пестрит гадкая ухмылка, правда, когда взгляд случайно задевает клочок белого белья, спущенный к коленкам ведьмы, Фенрир кривит рот, убрав лыбу. Твёрдый член покидает углубление с чавкающим хлопком. С головки до вагины тянется и затем рвётся вязкая струйка смазки из смеси секретов мужских и женских желёз. Гермиона Грейнджер чувствует касание к коленям, слышит треск ткани, а потом… Влажный, напряжённый ствол с припухшей головкой и вздутыми венами прижимается к ягодицам. Фенрир глубоко вдыхает. Сучка боязливо поворачивает голову, посмотрев на него поверх плеча. Покрасневшие глаза, но не такие заплаканные, как он думал, раскрываются в ошеломлении. Пташка сглатывает, почти поперхнувшись, и… — Эй, ведьма, — прижав вырванную из белья ластовицу к носу, он снова делает глубокий, шумный вдох, — ты так грязно и развратно намокла вчера, — повернув к ней той стороной, которую вдыхал, он ехидно прищуривает глаза, — как бесстыжая потаскуха. И она краснеет… то ли от стыда, то ли от гнева, то ли от намерения откусить-таки язык. Заливается помидором очень-очень сильно, когда смотрит на белёсые разводы от выделений, впитавшиеся в ластовицу со вчерашнего вечера. Его брови поднимаются от непонятной реакции ведьмы на следующее действие. Покрутив бельё, он смотрит на Гермиону Грейнджер и снова подносит клочок к лицу, чтобы вдохнуть, по привычке облизывается и… Увидев кончик языка вблизи ластовицы, ведьма краснеет ещё больше и открывает рот, нервно замотав головой. — Нет! Нет! Не… — не подбирает слова и жадно ловит воздух, будто задыхаясь в припадке, — не облизывай! Двинутая. Он не собирался лизать её тухлую течку. Двинутая и весьма посредственно оттраханная, раз волнуется за свои трусы больше, чем за опухшую вагину. Скептически сведя губы, Фенрир швыряет бельё ей в лицо и едва сдерживает смех, когда замечает эмоцию, похожую на облегчение. Пташке достаточно нескольких мгновений, чтобы поймать шанс и дёрнуться для побега… бесхитростная сучка, куда ей бежать из клетки?! Стремительно накрыв своим телом, Фенрир как раньше хватает её за горло и в этот момент делает поступательное движение. Не выжидая больше, с каждым толчком ускоряется, с наибольшим напором достигая предельной глубины. Хлюпающие звуки практически теряют интервалы. Выдалбливать так, чтобы дырка достаточно растянулась для показа покрасневших, сокращающихся внутренних слоёв. Рьяно и быстро, глубже и сильнее до стекания вагинальной слизи… ещё и ещё. Влажное, сочное, жадное скольжение. Долгое, он хочет дольше. Насыщение голода. Толчки до шлепков мошонки… Употреблять, сношать и драть. Вокруг — не запах секса, а зловоние. Смердящая кислота… сладкая на вкус. В какой-то момент он будто бы распознаёт знакомый вчерашний запах своей течной самки, но потом всё теряется в терпкости, смешиваясь с потом и кровью. Движения — постоянная, непрерывная стимуляция. Ещё. Глубоко… Фенрир облизывает рот, клыки вонзаются в губу, пустив кровь. Плевать! Член мокро и легко скользит по складкам, толкаясь до матки, задевая уздечкой и венчиком головки самые чувствительные места. Сука, какая же она горячая, ах, раскалённая сука! В момент собственного рыка он улавливает странный стон с её губ… крайне необычный из-за звонкого начала и протяжного окончания с коротким утробным вздохом… но Фенрир считает, что это очередное страдальческое мычание. Будто испугавшись чего-то… ведьма прикусывает до крови губы и зажимает пальцами рот, прижавшись к полу… Вероятно, пытается храбро выдержать насилие назло ему. Он ужесточает захват горла, и по его пальцам скользит холодок металла. Фенрир дважды сплёвывает прямо за плечо ведьмы, опаляет дыханием её ухо и вместе с горлом зажимает кулон. Нет, она не будет просто так терпеть его! Пусть чувствует боль и омерзение! Пусть захлебнётся в грязи и ненависти. Принципиальная, недоступная, влекущая шлюха! Продолжая грубо и быстро двигать бёдрами, он отбрасывает её волосы в стороны, оголяя затылок, и хватает зубами за цепь. Ставит прямые руки по двум сторонам от её головы. Не иначе как вмешательство магии в прочность металла позволяет ему запрокинуть голову с цепью в зубах и этим движением затянуть её на горле ведьмы. В комнате раздаются совместные стоны, от него — короткое рычание от экстаза из-за хлюпающих звуков и проникновений в уже растянутую дырку, от неё — прерывистый всхлип от неожиданного удушья. Да, да, ага! Замедлившись, он делает круговое движение бёдрами и скрипит зубами, почти прокусив цепь. Вагина плотно обхватывает член, увлажняя, почти чавкая и прося ещё. В пространстве сильнее веет вяжущими, приторными запахами пота, смазки и крови. — Отпусти! — выдыхает она, вслед за ним задрав голову для уменьшения стягивания. Держа вес на вытянутых руках, он всасывает дополнительные звенья цепи и невнятно издаёт смешок. Она сипло и рвано дышит, пытаясь пальцами отодвинуть кулон, врезающийся в гортань. Фенрир опускает голову, позволив ей дышать, и закрывает глаза. С носа стекает влажная капля на её спину. Изо рта падает слюна. Ударив коленом по внутренней стороне её бедра и заставив широко развести ноги, Фенрир насыщается свирепой страстью. Срывается на долбящие толчки, несколько раз выходит полностью, оставляя головку у входа, а потом долбит резко и грубо. Сексуальное возбуждение нарастает из-за сильного давления и быстрой стимуляции эрогенных зон на головке члена. Хребет напрягается, по нескольким позвонкам ударяет боль от защемления, мышцы горят… Совсем далеко слух улавливает скрип. Фенрир кратко ухмыляется, догадываясь кто на этот раз спускается в подземелье. Выплёвывает цепь, разрешив ведьме спрятать лицо в руках у пола. Тело пронзает жгучим зудом, по ногам бежит неуёмная дрожь. Фенриру нужно… да, нужно лизнуть её перед финишем. Схватив ведьму за волосы, он приподнимает её голову и наклоняется сам, но не смотрит на лицо, а быстро проводит языком по щеке, причмокнув и повторив несколько раз. Уже приподнимаясь, Фенрир замечает, как она смотрит на него через плечо, но он не ловит взгляд, а небрежно смахивает пальцем волосы со своего лба, растрепав их в разные стороны… В этот момент её бедра напрягаются. Пташка зачем-то хочет свести колени. Поскольку член всё это время зажимается вагинальными тисками, от её движения он получает дополнительную стимуляцию. Ещё один более тихий скрип и шорох. Совсем близко. У решётки. Ведьма не замечает… Ну и зачем он притащился под землю? Плевать. Взгляд постороннего не мешает скорой кульминации. Встряхнув ведьму за талию, он зажимает пальцами её ягодицы и рьяно толкается, трахая одним быстрым темпом без остановок. Шлепки тел заглушают звук чиркающей зажигалки… или палочки с огоньком Инсендио… он курит ещё чаще чем Фенрир, пробуя разную травяную дрянь. Перед тем как запрокинуть голову и кончить, Фенрир наклоняет её к плечу, чтобы посмотреть на ведьму. Мордашка повернута в сторону окна, а не решётки. Гермиона Грейнджер держит глаза закрытыми и отворачивается — не хочет, чтобы Фенрир видел её лицо… пусть так, он близок к эякуляции и ему сейчас плевать на её отвращение. Последнее, что он замечает — как она с крепко сжатыми кулаками, словно отвлекая себя болью от ногтей, и с закрытыми глазами с одинокой слезой на щеке поворачивается лицом к входной решётке… ха… отличное шоу! Всё, он больше не смотрит на пташку. Оргазм накрывает горячей волной каждую часть тела. Жгучая до безобразия плотская ласка щекочет нервные окончания, распространяясь глубоко под кожу, вызывая трепетное упоение и утоление остервенелой похоти. Выжигает так сильно, что секунды теряются из реальности, оставив его в потустороннем мире сверкающего порока, где нет ничего кроме вагины, члена… ну и яиц для полной компании. Фенрир выгибает спину и задирает голову, скривив рот и выпустив гортанный, хриплый рык, как животное при спаривании. Широко открывает уста, дыша часто и тяжело. Он захочет её снова… скоро и желательно под хвост, но сейчас нужно избавиться от очередного гостя. Проморгавшись и облизнув угол рта, Фенрир улыбается и опускает голову. На её туловище остаются следы от его когтей, но без крови, лишь покрасневшие полосы. Ведьма тоже громко и сбивчиво дышит, опять спрятав лицо в ладонях. По-видимому, так и не знает, что их теперь трое в подвале. Ухватив ведьму за талию, он толкает её вперёд, почти снимая с члена… это более приятно, чем доставать самому. Девчонка падает на бок, свернувшись калачиком, и всхлипывает, но явно не плачет, просто дыхание такое: свистящее и порывистое. На грани истерики. Фенрир проводит ладонью по обмякшему члену, удаляя смазку, и переводит взгляд на пташку. Самодовольно ухмыльнувшись, наблюдает за мокрой, розовой дыркой — растянутой, с его семенем внутри. Когда-то в стае он участвовал в оргии, где оборотни кончали в одну самку, и понял забавный факт, что женщина может принять в себя бесчисленное количество спермы. Даже обслужив сто или двести мужчин, она вберёт в себя и не упустит. По ногам не потечёт, из щели не хлынет… на то они и суки, чтоб всасывать в себя и бесконечно ублажать самцов. И эта, такая бойкая, проворная. Наконец, неплохо для начала оттраханная, волчья подружка. Фенрир наклоняется к ней, поставив одну руку возле головы, а второй ухватив за подбородок и повернув в свою сторону. Она долго моргает, возвращая ясное зрение, и смотрит на него так… вообще, он правда не знает, почему она не пыхтит от омерзения. Её испуганные глаза источают какую-то паническую растерянность и шок, близкий к аффекту. Поэтому Фенрир улыбается и сильнее давит на её подбородок, привлекая к трезвости. Ведьма вздрагивает, зрачки сужаются, фокусируясь на нём. О, киска приходит в себя! Фенрир дёргает головой и, поймав осмысленный взгляд ведьмы, неожиданно для неё спрашивает: — Вставишь ей? Пташка хмурится, не понимая, пока вдруг… — Грязнокровке-то? — со стороны решётки раздается трескучий, резковатый голос. Она распахивает глаза, а Фенрир изгибает губы шире и кивает. — Ага. Ведьма быстро отталкивает его руки и отползает назад, морщась от дискомфорта в теле, и направляет тревожный взгляд на гостя. Фенрир встаёт в полный рост, застегнув ширинку, но не трогая ремень, который так и остаётся болтаться на талии. Облизывает внутренние стороны губ и сплёвывает кровь от недавнего давления клыков, которые укоротились после секса. Спору нет, оборотни такие: когда опадает член — уменьшаются клыки. Подойдя к плащу, Фенрир достаёт из кармана сигарету и кремни, а голос надменно выдаёт: — Связь с грязнокровкой равнозначна кровному предательству. Ведьма яростно стреляет глазами в гостя, стоящего за решёткой, прислонившись плечом к краю, и курящего светлую самокрутку. Она сгорает со стыда… пылает, судя по красным щекам и бешеному сердцебиению. Усмехнувшись, Фенрир закуривает и, убрав кремни обратно в карман, подходит к решётке и опирается спиной на стену. Поворачивает голову вправо, и его взгляд скрещивается через железные прутья с острым, почти ледяным взглядом Долохова. Фенрир чувствует взор ведьмы и слышит шорох. Она опускает лиф на грудь и пытается прикрыться лоскутами от кофты. Её вид чересчур возбуждающий, особенно спущенные до колен джинсы и оставшиеся резинки от трусов. Пташка слишком трясётся. Фенрир решает остудить её страх, отчасти для того, чтобы она знала — он единственный в этом мэноре, кто доведёт её до обморочного состояния, поэтому с губ звучат хриплые слова, обращённые к Долохову, с явной насмешкой: — Когда трахаешь сносную шлюху, даже грязная кровь кажется чистой, — прищурив глаза при долгом выдохе, Фенрир стряхивает пепел и, посмотрев на угрюмую пташку, добавляет, — всё равно я её не отдам, — Антонин тоже переводит на неё взгляд, сведя губы в презрении, — ты уже порезал её однажды. Ведьма обнимает себя за плечи, увидев изменившееся лицо Долохова. Фенрир закатил бы глаза, но не любит так делать, а причина сего желания — привычная реакция Антонина на разговоры о его жертвах. — Она! — вмиг посветлевшее лицо Пожирателя теряет пару льдинок, показав заинтересованность. — Грязнокровка из Министерства! — приглядевшись к её телу, он слегка приподнимает уголки губ, заметив белую полоску шрама, огибающую рёбра и имеющую завиток на конце в виде ожога. Фенрир опирается затылком на стену, выдохнув дым вверх. Подтверждает: — Она. Та, которую Антонин проклял в Министерстве невербальным заклинанием собственного изобретения. Ведьма до хруста сжимает челюсти, но молчит и потихоньку отодвигается дальше от них. Её глаза округляются от следующих насмешливых слов Долохова: — То-то ты зуб на меня точил после бойни. Пропадая в удивлении и задумчивости, Гермиона Грейнджер медленно сводит брови в самом угрюмом выражении на свете. Да-да, крошка! Фенрир был зол, что в тот раз его кусок поджарили и порезали как свинью. Фыркнув, он морщит нос, а Долохов цокает языком и отталкивается от косяка, вновь вернув на лицо серьёзную мину. — Я здесь по делу. — Само собой, — в отличие от Родольфуса и тех двух кобыл, Антонин не одобряет безосновательное насилие. Он пришёл не к пташке, а к Фенриру. — Предатели крови скрывались от нас с набором книг и вещей, которые хранили в её сумке, — у ведьмы учащается дыхание от волнения за свой уменьшенный баул, а Долохов монотонно продолжает, — она была при ней, когда ты доставил предателей в мэнор, но сейчас сумка пропала. Тебе известно, где она? Ведьма неуклюже натягивает джинсы на бёдра и сильнее хмурится. Её сумка валялась в гостиной, когда фризска сорвалась с цепи. Фенрир пожимает плечами и отвечает: — Нет. Долохов недовольно вздыхает и, посмотрев на ведьму, прикусывает щеку. Спустя минутку тихо говорит: — У одного из них был поддельный меч Гриффиндора. Есть подозрение, что это не единственная важная вещь среди их пожитков, — потушив сигарету о железную перекладину, Антонин мрачно сводит брови на переносице и смотрит на Фенрира, — нам нужна эта сумка. — Крыса утащила. — Нет, Хвост на задании, — Долохов отрицательно качает головой. — Егеря? — Если это егеря, — понизив тон до угрожающих нот, от которых у ведьмы вновь трясутся поджилки, Пожиратель враждебно кривит рот, — то проследи, чтобы они вернули её. Фенрир кратко кивает. Уголок губ дёргается от приступа увеселения. Повернувшись лицом к Антонину, он кивает ещё раз, мол, всё, пусть он проваливает, но… Их обоих отвлекает тихий всхлип из противоположного угла. Долохов хмыкает и, указав кивком в сторону ведьмы, спрашивает у Фенрира: — Ну как? Фенрир перехватывает сигарету другой рукой и смотрит на ладонь, где блестят остатки смазки. Поводив челюстью, с издёвкой отвечает: — Много сала, — это он про смазку, потом показывает кончиком сигареты на ведьму и добавляет про её состояние, — и боли. У Долохова слегка дёргается правая скула от сдерживаемой ухмылки. — Боли? — в интонации звучит необычная ирония. Честно, Пожиратель сильно мешает дальнейшим планам Фенрира, поэтому басовитый голос звучит с долей злости: — У тебя всё? На это Антонин неопределённо изгибает бровь и, кинув чуть прищуренный взгляд на ведьму… кстати, по какой-то причине она резко бледнеет и с ужасом смотрит на Долохова… он делает шаг назад, собираясь уйти. Наконец-то. Фенрир отбрасывает истлевший окурок, отталкивается лопатками от стены, намереваясь подойти к ведьме, как вдруг… — Забыл сказать, — протянув во рту гласный звук, Антонин поворачивает голову, стоя спиной к решётке, и поверх плеча встречается взглядом с Фенриром, — ей понравилось, — на пару секунд подземелье погружается в леденящую тишину, Фенрир хмурит лоб, а Долохов ухмыляется и добавляет, — видел бы ты её лицо в конце! Возможно, она даже кончила, хотя… наверное, нет, но была близка. И в этот момент из угла доносится надсадный крик: — Это не так! — Фенрир переводит взгляд на ведьму и… о, никогда прежде у неё не было такого отчаянного, трепетного ужаса на лице, а глаза… — Он врёт! — от этого невинного, почти детского заявления его брови поднимаются на лоб, а со стороны лестницы звучит беззаботный смех, затихающий, когда Антонин покидает подземелье. Нет… а… Ведьма неожиданно вскакивает на ноги, но запутывается в джинсах и… К чёрту тряпьё. Он в несколько шагов преодолевает расстояние. Пташка кричит и дёргается в сторону на четвереньках. Фенрир хватает её за загривок и толкает в сторону решётки. Гермиона Грейнджер прижимается лицом к прутьям, но… Нет, под хвост — это потом, а сейчас он хватает за плечо, поворачивая лицом к себе. Её глаза распахиваются от потрясения так же, как и рот, из-за прямого зрительного контакта. Лицо напротив лица, глаза напротив глаз. Теперь он видит её…