Лакрица

Как только судьба подарила Гермионе таких неоценимых друзей, как Гарри и Рон, она всегда чувствовала львиную долю ответственности за их благополучие и никогда не требовала от ребят ответной защиты и заботы. Частично из-за её чрезмерной самостоятельности, частично из-за того, что они и так, как истинные гриффиндорцы, постоянно помогают ближним, в общем-то, их и не надо просить о помощи, они сами придут и спасут. Гермиона знает, как поступают ученики Годрика. Несмотря на риск, сразу бросаются в беду, чтобы оказать помощь тем, кто в ней нуждается, при этом изредка оценивая уровень опасности со стороны здравого смысла. Гермиона гордится своим факультетом, но видит некоторое противоречие между гриффиндорским темпераментом и своим характером. Да, в ней есть что-то когтевранское. Не зря Шляпа хотела отправить её к орлам. В отличие от Гарри, она помнит о здравомыслии и в опасной среде часто тратит бесценные минуты на рассуждения, тем самым пропуская возможность спастись или своевременно атаковать врага. По мнению Гермионы, как раз медлительность и нерасторопность являются бесспорными недостатками той её личности, которая помогает избранному мальчику одолеть бессмертного тёмного мага. К сожалению, Гермиона понятия не имеет, как избавиться от таких пробелов в своём поведении и характере. Что делать сейчас, она тоже не знает. Шквалистый ветер пронзает тело подобно набору острых иголок. Невидимые тиски аппарации сдавливают внутренние органы. Из головы вылетают все мысли, кроме одной: если она не будет сопротивляться, он снова возьмёт её… теперь непонятно где и сколько раз, проклятие! Влияет ли новолуние на оборотней противоположно той выносливости, которая была в мэноре, или его брошенные «долго и часто» — это привычный уклад жизни, независимый от луны?! Об этом не пишут в книгах! Гермиона ругает себя за опрометчивое оскорбление его стаи и одновременно хвалит за остатки храбрости. Мысленно в очередной раз называет Грейбека животным и слушает скрипучий голос, говорящий про контроль, нож и назойливых мух. Сейчас ей сходит с рук озвученная фраза про бездушных существ, но… интересно, если оскорбить стаю в период дурного настроения Грейбека из-за скорого обращения, то он отреагирует более агрессивно?! Помоги, Мерлин, пусть новолуние никогда не кончается! Противоречие! Что? Не радуйся этой лунной фазе, ведь новолуние плохо влияет на твою восприимчивость, а всё из-за того, что его лицо… Хватит, не думай об этом! Но желобок на губе… Перестань! Разумеется, сейчас, в минуту панической атаки и вынужденной аппарации, Гермиона не хочет думать о его человеческом облике, но всё же по чуткому сознанию едва уловимо пробегает мысль, что эти пухлые, поминутно злословные губы никогда её не целовали. По-грустному смешно, учитывая всё, что он с ней сделал в мэноре, а в итоге даже не поцеловал. Ублюдок! Почему ублюдок?! Хорошо, что не поцеловал! Эти губы такие же неприятные, как и весь он, такой… такой… Борзый мужчина с надлежащими придатками? Великие силы… Надо бежать! Бежать в данном случае — значит, расщепиться, но Гермиона принимает во внимание, что у неё остаётся шанс докричаться до Гарри и Кингсли, если она приземлится на той же территории Оттери-Сент-Кэчпоул, где расположены дома семейств Уизли, Диггори, Фоссетов и Лавгудов. Быть может, кто-нибудь из них ей поможет! Поэтому риск оправдан! Лучше расщепиться, чем снова испытать… испытать… Придатки? Испытать что-то! Испытать его! Всё, к чёрту! У неё нет волшебного древка, но она пробует беспалочковое контрзаклинание: — Фините! — в крутящейся ветряной воронке она не видит оборотня, но чувствует ужесточение хватки на руке и боль от когтей. — Фините Инкантатем, — когда заклинание не срабатывает, она начинает извиваться и кричать, поддавшись истерике. — Отпусти меня! Лучше расщепиться, чем касаться тебя! Фините! Фините! Я умру, но не позволю снова… Далее фразы теряются в кашле, когда на локте смыкаются пальцы и появляются красные капли от вонзающихся когтей, тем не менее аппарация резко обрывается из-за риска общего расщепления. Материализовавшись и падая с трёхметровой высоты, Гермиона чувствует прежний адреналин, вспышкой зажигающий смелость, но в её случае лучше назвать это наплывом куража. Грейбек появляется прямо перед Гермионой. Ей вновь мешают замедленность действий и секундный ступор. Мозг долго осмысливает и отчаянно ищет выход вместо того, чтобы подтолкнуть тело в лес или предложить сразу же выхватить у оборотня палочку. Боковое зрение подмечает ещё один нож у него на голенище, тот самый, который она держала в мэноре. Опять вопрос: где его собственная палочка? — Не позволишь… — как бы между прочим, он тихо произносит, добавив в интонацию насмешку и угрозу. Гермиона почти с отчаянной радостью узнаёт тот же перелесок, только с западной стороны от Норы, а позади себя небольшое строение, которое семьи Уизли и Диггори используют как хранилище провианта для нарлов и шишуг. Одноэтажный деревянный амбар, построенный в прошлом веке, навевает мысль о ветхом сеновале, но… хвала Мерлину, здесь нет сена… Почему-то отдаться командиру именно на сене кажется Гермионе наиболее страшным и серьёзным деянием, поскольку невольно напоминает о её первых шагах по пониманию его поведения. Возле главного входа в амбар установлен магический светоч, скудно освещающий жертву и охотника. Нервы сдают, Гермиона бегло осматривается, а вот противник наоборот спокойно прячет виноградную лозу в сапог и с кривой ухмылкой смотрит за её спину на дверь. Он оценивает обстановку, время и место намного быстрее Гермионы и, к её ужасу, остаётся расслабленным, если не развязным. — В-верни… — голос подводит, она испуганно пятится назад, спотыкаясь о неровную землю, Грейбек наклоняет голову к плечу и выгибает брови, якобы не понимая, — верни мою волшебную палочку, — на её каждые два шага он делает один, а Гермиона сглатывает и тихо добавляет, — пожалуйста. — Ты бросила, я подобрал. Она моя. Опешив от такой непринуждённой, глумливой интонации, Гермиона задевает пяткой маленькую ступеньку и неуклюже поскальзывается. По округе проносится приглушённый крик, когда за короткое мгновение Грейбек оказывается рядом и хватает одной рукой за грудки. Наступает мимолётная пауза, Гермиона успевает разок моргнуть, попав в непозволительную близость от его лица. Грейбек с усмешкой придирчиво ведёт взгляд по её телу, а потом… — Сторгуемся, пташка. — Что это значит?! — внезапно его рука слабеет, чтобы затем с силой толкнуть её в грудь. Гермиона отлетает назад, врезаясь в дверь, которая с грохотом открывается, осыпая её древесной трухой. Упав навзничь, она старается подняться и, не разрывая зрительной связи с оборотнем, отползает назад. Боковым зрением замечает складированные мешки с провизией в дальней стороне амбара, вдоль стен расположены старые котлы и деревянные столы с засохшими ингредиентами для зелий. На полу редкими кучками разбросана солома, упавшая с дырявой крыши. Помимо магических приспособлений, Гермиона узнаёт неисправную маггловскую технику из коллекции мистера Уизли и другие предметы без магических свойств, вроде детского велосипеда со сдутыми шинами и наваленного цементного клинкера. Грейбек достаёт светоч из крепления, который сразу же трансфигурируется в небольшой факел, и кидает его на середину помещения, где есть углубление для установки котла. Из-за специальных чар огонь не распространяется за пределы ниши. Золотистые отблески пламени начинают танцевать по амбару, освещая всё пространство. Гермиона вскакивает на ноги. Разум не успевает за телом, и она поворачивается спиной к Грейбеку, рванув к первому попавшемуся столу, надеясь найти оружие или хоть что-то, дабы спасти себя, но… на подсознательном уровне ожидаемо… на затылке появляются две царапины, когда когтистая рука хватает Гермиону за загривок и, не разрешив дотянуться до стола, толкает лицом в сторону. — Нет! — перед глазами рябит от удара о неровную стену, а крик заглушается его ладонью. — Умрёшь, но не позволишь… — повторяет он слова Гермионы, прижимаясь сзади всем телом и запрокинув её голову на своё плечо, — всего-навсего забористый рёв, киска, — на этот раз он выдёргивает пуговицу на джинсах, как и тогда, в мэноре, — пробуй и сдыхай… — она кричит в его ладонь, ощутив скользящую вниз ткань, нижнее бельё тоже опускается на бёдра, — но не вырвешься. Проклятое подавление в его интонации стреляет по перепонкам как слабая, но ощутимая форма Конфундуса, вынуждающая активнее сопротивляться. Гермиона вспоминает про нож, когда двигает локтями в попытке ударить оборотня и случайно задевает за его поясом рукоять. От тупого орудия нет пользы, но она всё равно делает попытку нащупать и… — Раздвигай лапы, — так и оставив джинсы с бельём в области колен, он шлёпает ладонью по внутренней стороне бедра. Нет! Нет! Нет! Она жмурится, замычав в его ладонь долгий гласный звук. Чувствует пальцы на лобке… ещё немного, и он коснётся её там, ниже, но… Она резко открывает глаза, на секундочку удивившись простой истине, которую замечала раньше, но не обдумывала: он не только её никогда не целовал, но и никогда не трогал пальцами… то есть это было только единожды, когда его звериная сущность вышла наружу перед полнолунием, но в тот раз он лишь, можно сказать, впервые дотронулся до кожи без всяких преград в виде одежды и просто изучал, пройдясь пальцем по половым губам и анальному отверстию. Он никогда не трогает глубже. Ублюдок! Какого чёрта, почему опять ублюдок?! Хорошо, что не трогает! Но если бы тронул, в тот раз ей не было бы так больно! Грейбек не прикасается пальцами к преддверию, давит указательным на лобок, заставив выставить назад ягодицы, и расстёгивает свой ремень. Его вторая ладонь перемещается со рта на затылок, и кулак сдавливает заколку вместе с волосами. Раздаётся треск, части зажима приземляются на пол, а её волосы спадают на плечи волнистыми локонами. Он сдавливает пальцы, намотав пряди на кулак, и вновь запрокидывает голову на своё плечо. Одно удивление заменяется другим, когда Гермиона чувствует на шее под ухом давление зубов, скоблящих по коже. Они доходят до выступа гортани, зажимают кадык. Она видит его макушку, ощущает сзади влажную головку, скользящую по ягодицам и попадающую между ног. Зубы сжимают гортань. Уж страх ли это перед болью, либо боязнь заразиться ликантропией, но она надрывно вскрикивает: — Не кусай меня! Снова кадр из прошлого: её сон и такой же крик после пробуждения, даже интонация одинаковая, а потом он протягивает куриную ножку. Грейбек на мгновение застывает, тоже вспомнив. Гермиона только собирается дёрнуться, даже наступает ему на ногу, но… Он издаёт глухой, заинтересованный звук, по-прежнему удерживая зубами горло, затем Гермиона чувствует, как его губы подрагивают, изгибаясь в улыбке. Она ожидает очередной насмешки или чего похуже, но… Хватка на затылке становится сильнее. Зубы заменяются языком, её кожу опаляет и щекочет его дыхание, когда он хрипло шепчет: — Не укушу, — она шокировано округляет глаза, вылупившись в потолок, потому что в его голосе нет ехидного злорадства, есть только колкость, Грейбек делает отрывистое движение бёдрами, проскользив членом по вульве, и отклоняет голову, потёршись носом под её подбородком, его голос понижается при следующих словах, — но отымею. Далее происходят одновременные движения: под сиюминутным желанием хоть как-то избавить себя от боли Гермиона опускает руку вниз, прижав палец и закрывая вагинальное отверстие, и в этот же момент он делает несильный толчок. Гермиона вздрагивает, в первый раз ощутив горячую, твёрдую плоть, измазавшую её пальцы смазкой. О нет! Замечательно… раз не он тебя, то ты его, да?! Проклятие! О нет, нет, нет! На самом деле, впечатление странное: касаться его рукой… почему-то появляется мысль о несовместимости его дурного характера с нежной кожей головки. В общем-то, этот член ему не подходит, слишком уж… ну, на конце гладкий… У Грейбека не может быть ничего гладкого, верно?! За исключением щёк в новолуние?! Поры, как и скулы, и клыки, то исчезают, то появляются. Мало ли что меняется там внизу… кстати, мошонка тоже какая-то непостоянная. Гермиона так часто подмечает и изумляется всем изменениям в его внешнем виде, что теперь какое-нибудь третье, а то и четвертое яйцо в паху больше не кажется чем-то иллюзорным. Рядом с ухом звучит свистящий выдох, который она не знает, как трактовать. Боится, что делает только хуже, касаясь его, поэтому чуть смещает палец и… — Ублюдок… — с придыханием всхлипывает, вложив в слово как боль, так и гнев, а всё потому, что он резко двигает бёдрами и, придерживая член у основания, входит головкой во влагалище. Оборотень придавливает её к стене, вынудив прижаться к ней грудью и правой щекой. Гермиона жмурится, а он толкается глубже, но не вставив до конца, медленно изымает. Следующее движение рьяно поражает мышечные углубления и опять неспешно покидает, словно… Словно это не безудержное долбление, как было в мэноре, а обычный неторопливый темп. Гермиона только пропускает через себя эти мысли, как Грейбек издаёт горловой рык через прикушенную губу и, крепко обхватив бедро, отводит его в сторону. Её джинсы мешают, он наступает на пояс, и под давлением они спадают почти до щиколоток. Фрикции становятся более быстрыми, зубы покусывают плечо, но не пускают кровь. — Я-я… я не могу дышать… — Гермиона сдавленно хнычет, когда он обхватывает её тело в плотные кольца, стесняя грудную клетку. То ли от её слов, или же по другой причине, но его руки начинают перемещаться, трогая и вонзаясь ногтями абсолютно везде. Гермиона крепко закрывает глаза, опустив голову, позволив волосам скрыть щёки. Нет, сейчас вторжение в тело не кажется таким болезненным, как раньше, но всё равно Грейбек доставляет ей сильный дискомфорт… и причина кроется в жуткой суете и возне, ощутимой за спиной. Она старается отстраниться и сделать хоть один маленький шажок вбок, но её сразу же щипают за грудь и бёдра. Затем он просто шарит лапами по телу, входит на всю длину и при каждом проникновении трётся корпусом по её спине, а носом зарывается в макушку, периодически оттягивает зубами мелкие пряди волос и, порыкивая, отпускает. Чёрт! Чёрт! Ей щекотно, ей… как-то очень неудобно от этого копошения, особенно от постоянного трения и его шумного дыхания. Оборотень бесновато и бесконтрольно тискает её как… она не знает как кого, как мягкую и упругую тушку… Вжимая голову в плечи, Гермиона хватает его запястья, останавливая, давит ногтями изо всех сил. Напрягает бёдра и прижимается к стене, словив момент его возвратного движения. Член влажно выскальзывает, покинув влагалище, и тут же, к её удивлению, ухо горит от его губ и слов, сказанных торопливо, хрипло, но при этом чётко и осмысленно: — Брыкайся ещё… — её ногти по-прежнему царапают его кожу, он прикусывает ушной завиток и пристраивается сзади, вновь вставив головку и сделав толчок. — Что? — она правда пытается вырваться, напрягает плечи, давит локтями на его живот, даже затылком ударяет по лицу. — Мне… — он зажимает пальцами внутреннюю часть бедра и отводит в сторону для большего удобства и раскрытия вагины, джинсовая ткань слетает со стопы, позволив ещё выше поднять её ногу, — по нутру. Злость омывает душу. Гермиона понимает влияние луны, но всё равно выкрикивает, продолжая бороться: — Но раньше ты хотел моей покорности! — специально говорит, чтобы отвлечь его, но Грейбек не останавливается, переходит на мощные толчки и увеличивает темп, прерывисто дыша ей в шею. Вязкая смазка и пот увлажняют всю промежность и бёдра. При каждом движении он входит до шлепка мошонки. Уздечка трётся по передней стенке влагалища, но Гермиона отчаянно пытается абстрагироваться от чувствительной стимуляции и… спасибо ублюдку, из-за его отирающегося тела и постоянных щипков она вполне отвлекается на боль и дискомфорт. — Не хотел, — неожиданно он делает шаг вперёд, плотно прижимая её к стене и подхватывает под коленку, почти вешая ногу на своё запястье, — но нуждался, — ей больно от давления поверхности на висок и грудь, краем глаза она видит его ухмылку, а внизу чувствует, как ногти впиваются в поясницу, заставляя сильнее выгнуться и приподнять ягодицы, — иначе выпотрошил бы, как двуногую дичь. Волосы закрывают её лицо, попадают в рот при каждом удушливом вдохе. Гермиона цепляется ладонями за стену по двум сторонам от своей головы и со злостью голосит: — Так сделай это! — последнее слово срывается на неприязненную провокацию. — Лучше смерть, чем… — не успевает договорить, потому что он снова закрывает ладонью её рот. Гермиона уже ждёт агрессивной реакции, но его следующие слова окончательно закрепляют новолуние в качестве особого периода для восприятия Грейбека как человека, который может рассуждать… если не разумно, то хотя бы логически: — Ты платишь, я не убиваю. Умираешь, я убиваю. Чуешь свою сучью роль? Сегодня он более разговорчивый, чем раньше. Если бы ещё не занимался сексом в это время, то вообще было бы… ну, нормально. Как и тогда, когда она сидела на сене, пытаясь вести диалог с одичалым оборотнем… С ним можно общаться. Минутки уходят на оценку восприятия и своих ощущений. Вывод: больше чем от полового акта, ей больнее от трения по стене и от его рук, поочередно зажимающих каждый участок тела. — Хватит! — кожа на спине пощипывает, сначала Гермиона не понимает почему, но потом он задевает её когтями через ткань футболки и тревожит царапины, которые остались при ударе о дерево в перелеске. — П-пожалуйста… Зарывшись лицом в волосы, он издаёт короткий смешок, едва различимый в череде рычащих, рваных вздохов. — Адли умоляешь, киска. Чёрт! Нет! Но… Гермиона вдыхает прелый запах амбарного старья и человеческого пота. Сейчас от Грейбека не пахнет лакрицей, видимо, усмирять ему ничего не нужно, а выкроить время, чтобы ослабить своё ненасытное либидо, он вовсе не удосуживается. Умолять бесполезно, она и не собирается. Просто… он давит грудью, запрещает нормально дышать, беспокоит покрасневшие синяки и царапины на спине, задевает сапогами кровоточащие ступни и пятки. Просто… — Фенрир… — под глазами собирается солёная влага, конечности немеют, а выше бедро ноет от напряжения из-за того, что он держит ногу на весу, Гермиона не верит, что говорит именно это, вместо привычного гневного выпада, — не трись об меня! Какое-то время он продолжает двигаться и вообще не реагирует на слова, а потом Гермиона не сдерживает испуганного возгласа от резкой смены положения. Сделав несколько быстрых фрикций, он выходит и, вцепившись в её талию, делает шаг назад, толкая Гермиону на пол перед собой. Приземлившись на колени, она выставляет вперёд руки, чтобы схватиться за стену. Он давит на поясницу, заставив упереться локтями в пол, и сразу же входит снова. Первое проникновение сразу ощущается как-то иначе, да и звук более мокрый — чавкающий. Она смаргивает слёзы, низко опустив голову, и невольно застывает взглядом на месте совокупления. Разбухший, венный на стволе и покрасневший… если не смотреть, то он не кажется опасным, но по виду… нет, ей не нравится, наверное. Гермиона не удивляется, что он послушал её и сменил позу, но в полной мере оценивает этот жест с нежеланной, но искренней благодарностью, от которой сама себя ругает. Закрыв глаза, она через раз постанывает просто, чтобы нормализовать дыхание. Побыстрее бы он кончил и отпустил — единственное, что она повторяет про себя. Прислушивается к ощущениям и перестаёт ёрзать потому, что желает быстрого окончания. Лишь дрожит и сжимает кулаки. Не думай, не чувствуй, но… проклятие… Толчки не имеют интервалов, он двигается как прежде, в мэноре, держа её за талию и оставаясь стоять на коленях позади Гермионы. — Присмирела? — неожиданно он дорывает футболку, оголяя спину. Снова задевает царапины. Член покидает углубление и… — Ч-что ты… — Гермиона вздрагивает от лёгкого пощипывания, когда пальцы сильнее сдавливают талию, а по спине вдоль раны скользит горячий, шершавый язык. Ещё раз… он слизывает, водит кончиком и переходит к следующей царапине. Именно это приводит Гермиону в состояние возбуждения, потому что его жест имеет мало общего с насилием, но… — Нет! Перестань! — он скользит пальцами по спине, невольно создавая контраст между мягким языком и твёрдым давлением загрубелых рук. — Я выпустил тебя из клетки, — ладонь хватает волосы на затылке, — вернул убогие пожитки, — положив другую руку на поясницу, он вставляет член и возвращается к прежнему темпу, — пощадил отродье Уизли, — заведя пальцы в волосы, он несильно царапает кожу на загривке, вызвав у Гермионы табунок мурашек, Грейбек тянет во рту насмешливый звук, но тон голоса грубеет, как и фрикции, — предложил обмен, невзирая на уже действующий долг… — О чём ты говоришь? — изо рта вылетает капля слюны, Гермиона резко дергает головой, чтобы посмотреть на него поверх плеча, но оборотень не позволяет, держа её за загривок. — Какой обмен? И вдруг прямо перед её носом появляется кончик виноградной лозы. Она прослеживает, как он подкидывает её волшебную палочку, и та долетает до самой верхней полки высокого стеллажа. Нет, он ведь не имеет в виду, что… — Сама сделаешь всё, что прикажу, — он изменяет темп и двигается более плавно, отчего струйки смазки медленнее стекают по её бедрам, — я достану твой обрубок. — Но… — И отдам обратно!