Лакрица

Страшная паника из-за страха разбиться насмерть затмевает здравый рассудок. Стоит Гермионе припасть к его груди и разбить окно, сорвавшись с высоты, как срабатывает слепой инстинкт к выживанию. У неё не хватает времени, чтобы тщательнее подумать. Она жмурится, чувствуя как стальная хватка Грейбека едва не ломает её рёбра. Однако потом одна его рука неожиданно соскальзывает вниз, обхватывая её под коленями. Неведомым образом в полёте он умудряется сгруппироваться, чтобы ровно приземлиться, но… Тотальная эйфория от битвы заставляет её среагировать, вскинуть палочку и прокричать: — Мобиликорпус! — Сука! — недовольно рычит он на ухо. Для его ярости есть причины. Мощь заклинания меняет траекторию полёта, и они начинают крутиться против воздушного потока, резко взмывая вверх. Грейбек снова до боли сжимает её туловище, источая злость за самовольство, но у Гермионы есть ещё повод, чтобы не позволить им упасть. Когда гриффиндорцы убегали от пожара с нижних этажей, Праудфут бросил пару слов другим аврорам, приказав окружить все выходы и тушить пламя снаружи. Судя по расположению, Гермиона и Фенрир приземлились бы прямо перед ними. Если авроры быстро отреагируют, то Грейбек получит Аваду… ну, или он раздавит своим телом кого-нибудь из них, что тоже очень плохо. — Фенрир! — испуганно кричит Гермиона, задохнувшись от мощного порыва воздуха. Они поднимаются на несколько этажей выше, пролетев то окно, из которого выпали. К её ужасу, Грейбек ослабляет хватку, вынудив её сильнее обхватить его шею. До слуха доходит лишь зловещий рык, а в следующее мгновение он делает рывок, ухватившись за одну из железных створок, и они с грохотом влетают в проём, разломав деревянную перегородку и край низкого подоконника. Гермиона чувствует остаток адреналина, который накалял жилы во время дуэлей. В ней даже не появляется радость за сохранение жизни при падении с высоты, поскольку все эмоции направляются исключительно на самозащиту, ведь ни черта не ясно, что теперь ожидать от Грейбека. Гермиона неосознанно благодарит судьбу за приемлемую лунную фазу. Тусклый демилюн небосвода почти незаметен при зелёном свечении Тёмной метки. Как на этот раз поведёт себя Грейбек в условиях полумесяца? Едва ли так же, как в щадящее новолуние! Помоги ей, Мерлин! Они оба запятнаны кровью, от Грейбека веет жаждой убийства и таким же, как у неё, сырым адреналином. Ничего хорошего это не сулит, нужно действовать быстро… как он и учил. Упав с окна, они с шумом откатываются друг от друга. Гермиона с болью стонет, ударившись лбом о дощатый, шершавый пол. К счастью, разбитое окно было сделано не из стекла. Она не чувствует появления ран и царапин. Гермиона никогда не посещала это место, отдалённо похожее на опустелый старый чердак. Пол скрипит при малейших движениях, на каменных стенах нет ничего: ни свечей, ни учебных полок, ни тем более портретов. По периметру комнаты стоят низкие тумбы, на которых лежат отдельные части рыцарских доспехов, а к дальней стене придвинуты громоздкие деревянные столы. Царит зыбкий полумрак, через окно разбавленный зелёным свечением и красноватым сиянием горящих башен. Эмоции тоже раскалены. Злость, раздражение, негодование, боль утраты и сострадание к жертвам войны заставляют резко вскочить на ноги, но… — Нет! — мешает кратковременная дезориентация от тяжёлого приземления, и она едва успевает отпрянуть, когда Грейбек отталкивается от пола и с устрашающей дикой гримасой пытается схватить её за грудки. Она не боится Фенрира. Больше нет. Правильнее сказать — она опасается второй его сущности, которая в данный момент замещает собой все мужские черты. Лицо — звериная маска из человеческой кожи. Сверкающие голубые радужки почти полностью закрывают зрачки, а склеры наоборот теряют белизну и чернеют. Рот — та же пасть, поскольку острые клыки врезаются в нижнюю губу, а желобок вообще не заметен. Брови как-то странно косят… Вдох! То есть нет, нельзя тратить время на протяжную респирацию, просто… Просто она стремительно отскакивает, не скрывая решительного, гневного взгляда, и вскидывает нож перед собой… — Не смей! — кричит она, с трудом узнавая собственный голос. Другая рука, в которой зажата палочка, тоже направляется в его сторону. То ли крик звучит истошным воем, то ли её лицо источает ядовитую желчь, но на секунду… возможно, обман зрения… но на секунду его глаза взблёскивают ещё ярче, а на щеке дёргается мускул от дрогнувшего вверх уголка губ. И он нападает. И она нападает. — Ступефай! — оборотень уворачивается и вскидывает руку, чтобы схватить, но… Новый взмах, она отступает, крутанув нож вокруг пальца, и даже почти задевает его ладонь. — Импедиме… — но отходить больше некуда, заклинание не срывается с губ, поскольку он перехватывает её запястье. Всё происходит молниеносно и болезненно. Хоть она и уворачивается, но следом Грейбек выбивает нож из её ладони и сразу же ловит его за рукоять. Проклятие, нет! Гермиона жмурится, ударяет его коленом в бедро и подавляет крик, когда он придавливает её к стене. Острое лезвие едва касается кожи на горле. Гермиона запрокидывает голову и встаёт на мыски, отстраняясь от режущей кромки. Скотина, он использует её нож, что вдвойне неприятно! Она открывает затуманенные глаза. Не жди! Не медли! Не сомневайся! «Шлифуй ход, пташка.» Быстро, насколько возможно, она заводит ногу за его колено и бьёт пяткой по задней стороне, прямо в подколенное сухожилие. Конечно, Грейбек в курсе всех её возможностей, ведь сам же учил, но… как он там говорил… оборотни — сплошняком сухожильные швы, надрежь, и взвоют. Можно сколько угодно бить по торсу, голове и лицу, ломать кости и выворачивать суставы — всё без толку. А вот потрепать мышечные пучки, надавить на хрящи — эффективно в силу непрочной соединительной ткани. К сожалению, на него не действует. Даже если Фенрир чувствует неудобство, то его непреклонное смирение с болью не разрешает это показывать, но Гермиона всё-таки ловит мгновение, когда его хватка слабеет, позволив ей вывернуть руку. Она подаётся вперёд, несмотря на прижатый к её горлу нож, и стремительным движением прижимает конец древка к месту чуть левее его яремной вены. Надавливает сильнее, через палочку чувствуя, как напрягаются его шейные мышцы. — А-а, — прерывисто выдыхает она, когда он вновь толкает, ударяя её о стену, и плотно вжимает нож в горло, — подонок, — волосы падают на глаза, она видит его через мутную пелену и дышит так тяжело, что хрипят связки. Он тоже часто дышит через рот, измазанный в его собственной крови. Жутко. Ей хочется, чтобы он отпустил. За этими стенами сражаются её друзья, на улице Гарри спасает магический мир, а она… она… Теряет время! Скрепя сердце Гермиона признаёт, что даже при всём желании она не считает Грейбека врагом… своим врагом. Поэтому сейчас нет никакого смысла в угрозах и в его запугиваниях. Она на самом деле теряет время, пытаясь бороться с ним. Ей нужно к друзьям, к Рону и Гарри, поэтому она смаргивает соль с глаз и двигает головой, смахивая волосы с лица. — Фенрир, отпусти меня, я ничего тебе не сде… — застывшее «не сделаю» кажется таким же глупым, как и вера в то, что Грейбек воспринимает её, как очередную жертву этой безумной ночи. Гермиона замирает с сильно нахмуренными бровями. Время замедляется, они держат друг друга. Очень сложно оставаться на мысках, но она упрямо сохраняет стойку, пытаясь разобраться в его настрое и выражении лица. Сначала на глаза попадается рассечённая бровь, отчего и появляется видимость косости, на виске заметна запекшаяся кровь, кожа чуть припухла. На взъерошенных волосах застывает редкая копоть, чёлка закрывает один глаз, а мокрая прядь прилипает к кровяной ссадине на лбу. Его дыхание обжигает её лицо, но взгляд направлен ниже, куда-то на её ключицу. Гермиона в любой момент может направить заклинание, порезать шею или оглушить, ведь он больше не держит её запястье, но… Каждую частичку тела пронзает ток от досадного понимания… Он… он… Да, он до жути горяч сейчас. И нет, не в плане пошлого намёка на плотское влечение. Он горяч по-дикому, по-страшному. Гермиона видела его таким однажды, когда зверь сорвался с цепи перед полнолунием, почувствовав запах её возбуждения. Фенрир опасно горяч, как вощёный фитиль: спалит к чертям, если дотронешься. И причина тому — жестокий инстинкт преобладания над соперниками. Бои подстрекают силу, искушают вседозволенностью и мнимой уверенностью, что насилие останется безнаказанным. На минутку Гермиона вообще сомневается, что он признаёт её. Зрачков нет вообще, белки абсолютно чёрные, и среди этой чернильной тьмы ярко переливаются лазурные омуты. Он не человек, какая ирония, что теперь, после сенсуальной резигнации, Гермиона воспринимает это как вполне привычное явление, наравне с другими его чертами, которые она не одобряет, но принимает, например, постоянное курение и непристойную брань. Если подводить итоги, то получается вовсе несправедливо: ну курит, ну ругается, ну кусает, ну оборотень, ну болван, всё равно она хочет его оправдать и любить. Но не сейчас. Гермиона злится на очередную ловушку, в которую попала. Настойчиво упирается рукой в его грудь, а второй надавливает на горло. Кончик палочки царапает его кожу, но… Грейбек никак не реагирует на её желание разойтись. Редко и медленно моргая смотрит вниз, и наконец Гермиона прослеживает за его взглядом, чуть опустив голову и невольно врезавшись в лезвие, которое он держит у её горла. На вырезе её фиолетовой толстовки заметны жёлтые пятна паучьего яда. Оборотень как-то странно рассматривает их, рот подрагивает, на нижней губе блестит капля слюны, он по-прежнему отрывисто дышит ртом. — М-м… — тянет он, будто в горле зудит, и заставляет её вздрогнуть от низкого полушёпота, — какую, оказывается, свирепую суку я взрастил! Будь она прежней — такой, какой была до брифинга в амбаре, то обязательно удивилась бы и растерялась, но сейчас у неё наоборот сбивается дыхание и темнеют глаза, испепеляющие его укоризненным взглядом. Просто ей на самом деле некогда с ним возиться! Из окна доносятся крики и грохот. А Грейбеку как-то плевать! Чёрт! Необходимо освободиться! Одно хорошо: несмотря на устрашающий вид, ему хватает пары минут, чтобы вернуть частичный контроль. Поэтому Гермиона делает новую попытку оттолкнуть его, вжимает палочку в горло и, вздёрнув подбородок, запальчиво шипит: — Отпусти меня, иначе… — Знакомый лепет, — со злой ухмылкой он отводит взгляд от доказательств её стычки с акромантулом, и надменно осматривает порезы и кровь на лице. Мерлин! Только глухой и слепой не заметит его плохо скрытую ярость. Он зол и опасен! Он… он… Но это тоже не очень важно. Гермиона полна решимости и понижает голос до угрозы: — … иначе вновь оглушу тебя, — скорее всего, об этом нельзя упоминать, но Грейбек мог убить Лаванду, поэтому нет смысла сглаживать случившееся, к тому же он ранил Билла. Разве ему тоже не надо вернуться к своим? Командовать оборотнями? Быть в ряду с Пожирателями? Спасибо, боже, видимо, надо. Грейбек чуть щурит глаза и недовольно кривит рот. Гермиона уверена, что он не станет резать ей горло. Минутку они упрямо стреляют друг в друга суровыми взглядами. Она давит палочкой на его горло, он прижимает лезвие к её, а другой рукой опирается на стену рядом с плечом Гермионы. Потом вовсе раздражённо сплёвывает в сторону и немного отстраняется. Гермиона в мыслях благодарит высшие силы, но… он прикрывает рот, через который всё это время дышал, сглатывает и вдыхает носом… Внезапно его глаза распахиваются. Гермиона вздрагивает, недоуменно наблюдая, как появляются и медленно расширяются его зрачки. Теперь уже половина голубого цвета теряется во тьме. Даже его рука, держащая нож, начинает подрагивать, вынудив Гермиону выше вытянуться на мысках и запрокинуть голову, дабы не порезаться. — Что? — настороженно цедит она, заметно утомившись от долгого контакта. И вдруг он вновь сокращает расстояние, вдавив её тело в стену и схватив свободной рукой за талию. Между лицами остаются сантиметры, и теперь всё-таки она начинает нервничать, потому что замечает в его взгляде долю удивления и странное, едкое волнение. Собственно, отвечает он тоже с придыханием и хрипотой: — Сочишься… — он прикрывает глаза, крепко зажмуривается и со свистом втягивает воздух, прижав кончик носа к её переносице, — кровью. Нет, нет, нет, нет, нет! Она уповает на то, что взбудораженное сердце не выдаст её потрясения. Нет, нет, нет! Гермиона быстро начинает шептать, растеряв смелую дерзость: — На мне много чужой крови! — Много, — будто не понимая её испуга, он истомно выдыхает, издав тихий стон, и ещё сильнее жмурится, поводив носом по её лбу. Проклятие, нет! — И… — судорожно сглотнув, она хватает его руку, которая сжимает талию, останавливает, вонзаясь ногтями в кожу, — кровь оборотня. Боже, пожалуйста! Пусть он отпустит! Она же использовала очищающие чары после борьбы с акромантулом. Он не должен чувствовать! Не должен! Вероятно, тот тощий оборотень слишком сильно давил на живот… — Ага, слышал, — теперь в его голосе появляется злая ирония, но он по-прежнему держит глаза закрытыми и глубоко дышит, получая удовольствие от запаха крови. И она очень не хочет знать — какой именно крови! «Ты! Стерва, выбившая мне глаз!» По всей видимости, именно это он и слышал. Гермиона до скрипа сжимает зубы и со всей силы вдавливает палочку в горло. К счастью, это заставляет его наконец открыть глаза и слегка задрать голову, чтобы уменьшить давление. — Забавно, — вкрадчиво шепчет он, надменно пройдясь взглядом от глаз до груди, — это обильная течь делает тебя стоеросовой сукой или тебе отбили котёл, раз ты смеешь угрожать мне? — глаза застывают на ноже, и он растягивает подлую улыбку. Всё, достаточно. Гермиона задерживает дыхание, ощутив его ладонь, грубо скользящую с талии на лобок. Грейбека не останавливают её ногти, которые врезаются в его запястье. Не медли! Да! — Я не угрожаю! — вскрикнув, она специально царапает кожу тем самым острым, надкусанным ногтем. — А предупреждаю! Уж не совсем понятно, ожидает ли он заклинания или нет, но его веки поднимаются выше, когда она быстро отстраняет палочку, оставив сантиметр пространства, и произносит: — Диффиндо! — Гермиона не рискует использовать Ступефай при таком близком расстоянии из-за возможного урона для себя. Пусть для оборотней это заклинание равнозначно короткому уколу шприца, но она целится в чувствительное место вблизи сонной артерии. Грейбек не издаёт болезненного стона, но рефлексивно морщит лицо и резко отстраняется, сделав два шага назад. — Сучка! — удивительно, но Гермиона ожидает больше гнева в его интонации, чем слышит на самом деле. Скорее он выдыхает с раззадоренным неверием. Не думай! Не слушай! Действуй! Гермиона отскакивает от стены и, как только он вновь бросается к ней, направляет палочку на нож. — Экспеллиармус! — клинок вылетает из его руки в дальний угол чердака. — Импедимента! — чары помех не останавливают оборотня, но слегка замедляют. Теперь его гримаса превращается в злобное обещание скорейшего для неё наказания, но у Гермионы нет выбора. Быстро осмотревшись, она не находит двери или другого выхода, кроме того окна за его спиной, которое они сломали. — Ведьма! — пугающе рычит он, делая шаг ближе. — Нет! — она мельком задаётся вопросом, есть ли у него волшебная палочка, отступает в сторону, чтобы пройти к окну, как вдруг… Увеличив расстояние между ними, Гермиона почти улыбается от маленькой победы и высоко держит палочку, готовая в любой момент атаковать, но неожиданно его глаза ненадолго сужаются, а взгляд выпускает хитрый блеск… но лишь на мгновение, поэтому она не особо волнуется и вообще понимает что к чему… Гермиона застывает на месте, услышав короткий хрип. Грейбек впервые на её памяти склоняется корпусом вниз и наклоняет голову, словно в приступе боли и страдания. Поднимает перед собой окровавленные руки и лихорадочно мычит под нос. И в этот момент Гермиону будто бы поражают копьём прямо в сердце. Она раскрывает глаза и в ужасе перестаёт дышать. — Ф-фенрир, — в страхе выдыхает она, вспомнив все предшествующие события. — Н-нет! Он поднимает голову, продолжая держать корпус наклонённым, но Гермиона не смотрит на лицо, а испуганными глазами замирает на руках с ранами от укуса ядовитой змеи. Господи, пожалуйста! Только не это! Она не знает, что происходит с душой, но даже мысль о том, что Фенрир может умереть от яда, разрушает каждый жизненно важный нерв. Забывается всё, из окна она больше ничего не слышит, потому что разум истошно кричит от боли и оглушает слух, тело содрогается, щемящее сердце разрывает грудину. Она теряет себя и весь мир, от слабости опускает палочку и бросается вперёд. К нему. Как последняя влюблённая ду… пташка. Не проходит и пары секунд, как Грейбек издаёт смешок, резко выпрямляется и, схватив её за плечи, стремительно толкает назад. От неожиданности Гермиона вскрикивает и роняет палочку, а он вновь прижимает её к стене так сильно и пылко, что в лопатках раздаётся хруст, а на плечах появляются синяки от его пальцев. Что? Что… что… на щеках блестят слёзы. Она непонимающе смотрит на его лицо, как вдруг… осознаёт. — Т-ты, — брови дрожат, она всхлипывает, смотря на его широкую улыбку, не ехидную на этот раз, а тёплую, даже какую-то нетипично любовную, — ты обманул меня! — Гермиона произносит наполовину с облегчением, наполовину с упрёком. Сердце по-прежнему не верит, что всё хорошо, но Грейбек самодовольно отклоняет голову, сместив одну руку на её горло, а другую поднимает перед её лицом. Ужасные, сквозные раны покрыты кровью и тёмной сукровицей, но Гермиона не замечает следов отравления ядом. — Всё же котёл, — с насмешкой говорит он, а Гермиона с шумом втягивает большой глоток воздуха. «… или тебе отбили котёл?» По-видимому, и вправду отбили, если она поверила, что оборотень с крепчайшим иммунитетом и быстрой регенерацией способен умереть от змеиного яда. Что ж, болван во всей красе снова побеждает, а она остаётся без оружия абсолютно беззащитная по причине собственного добродушия. Горько и смешно, и несвоевременно. — Чего ты хочешь? — отчаянно кричит ему в лицо, уперевшись ладонями в грудь. — Я должна вернуться к друзьям! — извивается, но не теряет зрительного контакта. Его улыбка заменяется язвительной ухмылкой. — Вот, — подняв брови, он кивает, — я слышал и видел тебя, ведьма, — немного склоняет голову вбок. — Знаешь… — понизив голос, он касается губами виска, — твои фокусы с травницей меня изрядно завели. О нет. Гермиона цепляется двумя руками за его волосы, отстраняя от себя, но он кратко смеётся и, прижавшись телом, добирается губами до уха. Следующие слова содержат угрожающий намёк: — Завели достаточно, чтобы озвереть и растерзать твой излюбленный рыжий клан, — Гермиона мгновенно затихает, боясь лишний раз вздохнуть, смотрит поверх его плеча, чувствуя жар мужского тела, от которого голова идёт кругом, — но какая досада, да?! — он проводит кончиком языка по мочке уха. — Один из них так и не стал кормом для змеи, а второй… — внезапно он кусает её в изгиб челюсти, сразу под ухом, прихватив несколько прядей волос, она сглатывает, подавив возглас. — Натрогалась, а?! — вдруг спрашивает он плоской интонацией, имея в виду раненого Билла. Спокойно! Всё хоро… ладно, если не хорошо, то хотя бы нормально! Она справится. Подув на лоб, чтобы убрать волосок, Гермиона ослабляет ладони и аккуратно кладёт их на его затылок. — Я просто спасала ему жизнь. Билл не… — Билл, да? Ну-ну. Мерлин, серьёзно? Хогвартс горит, магический мир терпит великую битву, а Грейбек тратит время на ревность?! — Отпусти меня, — чуть повернув голову, она тоже проговаривает на ухо, — сейчас нет времени на… — и смущённо замолкает, не подобрав слов. Но он с наигранной заинтересованностью тянет вопросительную гласную в закрытом рту, толкается в неё телом, вырвав сдавленный вдох, и тихо спрашивает: — На что? Чёрт! Нет-нет! Она напрягает спину, вновь сжимая его волосы на затылке, чтобы заставить отойти. — На что нет времени, киска?! — без вопроса шепчет Грейбек, зарываясь в её волосы за ухом, а руками скользя по туловищу. — Скажи мне, на что? — он мягко давит стопой на внутреннюю часть её лодыжки, заставив шире поставить ноги. — Ну же… На самом деле, Гермиону охватывает тревога. Уж слишком сильно он… ну, слишком сильно ластится. Его голос… он какой-то неестественно дружелюбный. Проведя с ним некоторое время, Гермиона понимает разницу между его интонациями. Прочистив горло, она осторожно отвечает: — На нас. — Нас, — будто пробуя каждую буковку, он катает слово на языке. Грейбек убирает руки с талии и, заведя их за свою голову, обхватывает её запястья. Отстраняет от себя и опускает на уровне груди, продолжая удерживать. Выпрямляет спину. Она теперь смотрит на него снизу вверх, теряясь от предчувствия чего-то нехорошего. Грейбек не по-доброму сводит брови в сожалении, жутковато скалится и хрипло говорит: — Гермиона, — она замирает, — Грейнджер, — она отмирает, — неужели ты думаешь, что после всего, что ты сегодня устроила, — намеренная пауза, — я отпущу тебя? Внутренности каменеют, но разум не хочет бояться. Гермиона ищет в его глазах намёк на игривость, но теперь его лицо превращается в застывшую маску. Тем не менее она парирует прямо: — Я не сделала тебе ничего плохого. Внезапно на мгновение его маска спадает. Хохотнув разок, он выгибает бровь. — Мне?! — с сарказмом тянет он. — Ты не способна сделать мне ничего плохого, — Грейбек вновь закрывается жестокой маской. — Кому угодно, но не мне. Она не понимает смысл этих слов. — Что ты имеешь в виду? — Гермиона сужает глаза. — Я не слабая, — напоминает она. — Дело не в этом, просто любые твои повадки… — задумавшись, он подбирает слова, — больше услаждают, нежели вредят. Кроме одной, пожалуй. Честно сказать, она воспринимает эту фразу, как романтическое признание, хотя вряд ли Грейбек хочет сделать ей приятное в данный момент, потому что его взгляд по-прежнему открыто источает угрозу. — Тогда почему ты не можешь отпустить меня? — она срывается и перекрещивает руки, тоже схватив его запястья, поднимается на цыпочки и вкладывает мольбу в голос. — Пожалуйста, Фенрир, мои друзья гибнут, я должна им помочь. Она делает попытку переступить в сторону, обойти, но он так и не отпускает её руки. — Пожалуйста! — не выдерживает она и вскидывает руки, чтобы вырваться. В общем-то, он больше не скрывает злости. Гермиона успевает заметить вспыхнувший жёлтый блеск в глазах прежде, чем он резко разворачивает её и кидает на пол посередине комнаты. Копчик взрывается болью, Гермиона стонет и садится, хочет встать, но Грейбек подходит к ней, заставляя отползать назад. — Фенрир! Не делай этого! — приглушённо цедит она, опустив взгляд на пряжку ремня, которую он расстёгивает вместе с молнией. Нет! Она делает кувырок, пытаясь ударить его по ноге, но тщетно. Оборотень опускается на колени и ловко хватает за щиколотку, тянет на себя. Когда Гермиона оказывается ближе к нему, Грейбек зарывает ладонь в её волосы на затылке и двигает к себе, а другой рукой бьёт по внутренним сторонам бедер. Она кричит и вырывается, упирается руками в грудь, комкает рубашку, но всё равно её губ касается его жгучее дыхание. — Не думай, сука, что я зол на тебя, — противоречиво шипит он со злой интонацией, — но твоя жертвенность выводит меня из себя. Стоп, она застывает, прекратив отбиваться, и хмуро встречает его плотоядный, убийственный взгляд. — Жертвенность? Грейбек с четверть минуты смотрит на неё обвиняюще и сильнее злится. Его зрачки сужаются с попеременной быстротой, по лицу течёт пот, а с губ капает кровь. Гермиона ужасается открытию, что сейчас он искренне хочет свирепствовать, не сдерживая звериной ярости. Каждое слово пропитывается ядом, пострашнее того, которым окроплены его руки. Грейбек толкает её на спину, стиснув горло. И встав на колени между её бёдер, скрипучим басом хрипит: — Не терпится умереть? — приподняв за горло, он грубо толкает обратно, голова раскалывается от удара о пол. — Хотела поймать Аваду? — Грейбек настолько зол, что капли слюны падают на её лицо, когда он наклоняется ближе, закрывая своими волосами боковой обзор. — Нет! — оправдывается она, вонзив ногти в его плечи. — Но я хотела… хотела… — Да, хотела-хотела, — он начинает громко, сардонически смеяться, — хотела умереть! — Спасти! — Гермиона всхлипывает, но быстренько смаргивает слёзы и ёрзает, упираясь коленями в его бока. Боже правый, теперь она знает, что полумесяц превращает оборотней в безумцев. Видимо, им неудобно: вроде и до полнолуния далеко, но и новолуние уже прошло. Они крайне скандальны в этот лунный период. Отсмеявшись, он оставляет дикую улыбку и сильно щурится. Нос касается носа, он зажимает её щеки указательным и большим пальцами и выговаривает в губы: — Кого спасти, безмозглая ты, дрянь?! — опускает взгляд на приоткрытый рот и, набрав слюны, выпускает струйку ей в рот. — Меня, — утверждает он, наигранно шумно ухмыльнувшись. Гермиона жмурится и не глотает, пытаясь выплюнуть. Его слюна горькая, неприятная… с привкусом желчи. — Я не могла иначе! — коленями она толкает его от себя, а руками оттягивает за волосы. Грейбек сжимает пальцы так сильно, что во рту у неё почти соприкасаются внутренние стороны щёк. Гермиона стонет и широко открывает глаза, ощутив укол от ногтя на левой скуле. — Я предупреждал! — рычит он, больно сдавив её бедро другой рукой. — Я приказал не подставлять затылок! Говорил не спасать! — он кривит лицо и немного отклоняет голову, высокомерно смотря в её глаза. — Или нет?! Больно! Больно! Но он на самом деле хочет услышать очевидный ответ, поэтому ослабляет пальцы. На щеках остаются ссадины, челюсть болит, боковые зубы тоже отдалённо ноют. Ублюдок! Гермиона без надежды на успех замахивается, чтобы ударить его кулаком, и… Происходит странная заминка. Грейбек перехватывает её кулак на полпути, но потом, смотря исключительно в глаза, ухмыляется и отпускает… Гермиона не знает почему, но решает не останавливаться и со всей силы ударяет его по лицу… честно, ожидает, что он пресечёт или увернётся, но… Голова дёргается в сторону, кулак проскальзывает по его скользкой щеке и даже задевает нос. Ему должно быть больно. Господи! О нет! Но это правда! Она его ударила, и он разрешил. Вот только ей это не приносит никакого удовлетворения, а наоборот вводит в замешательство. — Фенрир, — молвит она, стараясь приподняться, но Грейбек шире улыбается и пригвождает её к полу, надавив руками на плечи. — Понравилось? — выгнув бровь, он начинает дышать чаще и прерывисто. Гермиона неопределённо качает головой, обвив пальцами его запястья, но он не убирает ладони с плеч. Сжимает их. Ей больно, он опирается на её плечи, держа вес на вытянутых руках. — Нет?! — он цокает языком. — Что же, если не по нутру нападать, то… — она кратко жмурится от боли, когда он наклоняется к лицу, продолжая опираться руками на её плечи, — нравится быть жертвой? Треклятый разговор сильно раздражает. Гермиона отодвигает от себя его руки, царапает запястья и со злостью смотрит в глаза. — Нет! Я не хочу быть жертвой! — Разве? — цедит он. — Ты сама сказала, что не можешь иначе! Как, по-твоему, мне выбить это из тебя? — Никак! — она шипит сквозь плотно сжатые зубы. — Хватит! Ты тратишь моё время! А вот это зря. Его ухмылка исчезает, лицо каменеет, и… — Нет! Перестань! — она извивается, но ничего не может поделать против физической силы, Грейбек отстраняется и грубо переворачивает её на живот, ставя на четвереньки. Нет, нет! Опять! Опять принуждение! Опять на полу! Опять эта поза! — Ты не можешь! — она падает грудью на пол, а руками пытается за спиной отпихнуть его. — Не можешь так поступить со мной после всего, что было! — Ну да, и что же было?! — он надавливает кулаком на область между лопатками, а другой рукой стягивает её джинсы до колен. — Фенрир, пожалуйста! — Пищала, что не будешь умолять! — пряжка ремня царапает ягодицы, он захватывает в кулак нижнее бельё и разрывает его, оставляя красные отметины от натянувшихся швов. — Клялась, что сохранишь жизнь, а в итоге бросилась под Аваду! Гермиона только наполняет лёгкие для слов, криков… как два острых ногтя скоблят по половым губам. Там мокро, там кровь, он уже дал понять, что знает, какой сегодня день… — Не надо, — шепчет она, когда чувствует твёрдое давление. Обхватив одной рукой член, он наклоняется, почти коснувшись губами её щеки, и подносит два окровавленных пальца к её рту. — Ты лживая, заносчивая сука, — она сжимает губы, но пальцы протискиваются в рот, он шипит ей в ухо, — хотела пожертвовать собой ради меня?! Хорошо, вспомни это желание, когда я буду трахать тебя в матку. Обязательно вспомни, а потом скажи, что ты не могла иначе! Словно подтверждая скорую беду, с половых губ течёт свежая струйка крови. Гермиона проклинает собственный организм. Низ живота тянет. Грейбек напоследок со злостью произносит в область её щеки: — Я очень постараюсь, чтобы тебе было больно…