Лакрица

Душа страдает и сердце болит, не выдержав двойную порцию сокрушительных, пылких чувств: любви и потери. Изнемогая от душевной тоски, Гермиона врезается в выступ сломанной подоконницы, в последний раз смотря на Грейбека, который… который… она оседает на колени, до крови поранив ладони о торчащие рейки… который ставит точку в их запутанных отношениях. За окном она слышит знакомые голоса и шум финальных дуэлей, но ничто из этого не перекроет её внутренние мученические крики. Голова раскалывается от горящих мыслей и эмоционального взрыва, поставив на повтор его хриплый, грубый голос: «Владей собой, Гермиона Грейнджер.» Нет! Нет! «Никогда не вставай на моём пути!» Он бросает её! Отпускает! Оставляет! Потому что принимает во внимание её волю. Бросает ради её собственного блага! Ей больно и нечем дышать… «Я буду защищать и кормить тебя.» Ладони сползают с подоконницы, Гермиона низко опускает голову, содрогаясь от холода и рыданий. Сжимает кулаки и прислоняется лбом к неровной кладке. «Ты всегда будешь рядом со мной.» — Фенрир, — она шепчет его имя несколько раз, но никто не отвечает. Всё. Он больше не ответит, не зарычит, не заурчит. Это конец. Гермиона обхватывает голову и жмурится до появления белых точек. Грейбек научил её терпеть физическую боль, но в данный момент от пытки страдает не тело, а сердце, и главная причина столь тяжёлого мучения состоит в том, что Гермиона теперь свободно признаётся себе в искренней любви к нему. Он… он… он виноват! Он виноват в её страданиях! С первой встречи и до сегодняшней… Сначала навязал себя ей, запихнул под череп, вторгся в мысли, оставил шрамы, а потом… потом… сам же решил уйти из её жизни, покинуть, вытянуть свои клыки из её кожи… «Живи.» Но как жить, зная, что «первый и единственный» навсегда исчезает с линии её судьбы?! Без него ладони пустые и гладкие, тонкие и слабые… линия жизни тускнеет, линия сердца чернеет, линия солнца угасает, линия здоровья мрачнеет. Она задыхается в скорби. Слёзы текут, омывая не только лицо, но и душу. Гермиона за несколько минут подтверждает свою любовь и, не успев насладиться этим всеобъемлющим чувством, сразу же теряет того, кому её любовь предназначена. Двойной удар судьбы, который она не может спокойно пережить. Слишком больно. Гермиона жмурится и снова видит склонённое к ней лицо Грейбека, слышит приглушённый голос, предлагающий ей новую жизнь вместе с ним. А потом… затем… в момент, когда он даёт ей выбор, когда спрашивает, когда считается с её желанием, когда жертвует собственными принципами ради неё, когда отступает… и его глаза… выражение лица! О Мерлин! Её оборотень, её мужчина, её Фенрир! Эмоции горят, мысли тянутся к нему, а тело каждой клеточкой отзывается на его имя! Гермиона обессиленно ползёт к своей одежде, но ничего не видит, кроме него. Такого… такого… любимого! Ведь как раз в то мгновение, когда он отступил, решив не обращать её, Гермиона про себя впервые промолвила слова «я люблю тебя». Ей хватает поступков Грейбека, чтобы понять разницу между влюблённостью и любовью, и достаточно трёх ночей, дабы впустить патлатого оборотня глубоко в сердце. Первая ночь в мэноре показала ей Грейбека перед полнолунием, где почти стёрлась граница между человеком и зверем, тем самым вызвав в ней интерес и влечение. Вторая ночь в амбаре подарила ей влюблённость, а третья… сегодняшняя, под окончание войны, наполнила её трепетной, безрассудной любовью. Но от этих чувств она сейчас страдает, потому что в них нет никакого смысла ввиду отсутствия совместного будущего! Грейбек — преступник, она — сложно сказать… Гермиона не считает себя победителем. Она никак себя не называет… если только… Пташка… Больно! Слёзы превращаются в рёв. Ведьма… Больно! Больно! Больно! Она полюбила и потеряла, но самое печальное знание состоит в том, что она понимает Грейбека. Его поступок по отношению к ней — бесценен! И она знает, почему он так поступил и почему сказал те слова на прощание. Натягивая на себя одежду, Гермиона с горечью смотрит на сумку. Он забрал пальто, а по ощущениям — вырвал частичку себя из её души. — Л-люмос, — освещая комнату в поиске своего ножа, она продолжает плакать и вспоминать всё произошедшее. На одно счастливое и одновременно печальное мгновение, она винит себя в предательстве собственных чувств. Разве любовь не затмевает своим светом все насущные проблемы и окружающую реальность?! Смеет ли она любить, если ставит долг перед друзьями выше, чем желание быть с любимым человеком?! Но сколько ни думает об этом, всё равно возвращается к прежнему ответу: она не может разделить проклятие ликантропии даже с Фенриром, не может всё бросить и отправиться с ним… Гермиона припадает к стене, ощутив резкую боль в груди, и ругает себя за упущенную возможность объясниться с Грейбеком. Понимает ли он её? Догадывается о её любви? Вряд ли! Наверное, сейчас он ненавидит Гермиону. Для такого надменного человека, склонного к мизогинии, её отказ равносилен удару по гордости, а если говорить о звериных инстинктах, то вовсе следует ожидать жгучей ярости… Грейбек редко сдерживает агрессию. Даже представить сложно, сколько ему понадобилось контроля, чтобы отпустить её… а ведь Гермиона не имела ни малейшего шанса против его клыков, тем не менее он позволил ей выбирать… Фенрир… — Я-я… — с трудом одевшись и подойдя к окну, Гермиона прочищает горло, — я люблю… — голос едва слышен, силы истощены, быть может, сердце не бьётся. Она отстранённо осматривает местность. Слух ловит знакомые интонации. — Я поймал его! — Фред. — Мы поймали его! — Джордж. Удерживая под заклинаниями побеждённого Антонина, братья ещё что-то кричат: вроде он хотел сломать одному близнецу шею, а другого убить кинжалом, но находчивые Уизли естественно побеждают Пожирателя и оба остаются в живых. Значит, это они оттолкнули Долохова от окна… На улице много волшебников и авроров, Гермиона замечает Гарри… то есть нет! Это не Гарри, она замечает куртку Гарри на плечах какой-то темноволосой девчонки, которая бежит в Запретный лес… странно. Но мысль теряется, когда глаза находят Гарри и Рона в центре на школьной площади. Гермиона вновь пускает слёзы от облегчения. Всё кончено. Орден победил. Но всё равно больно, верно?! Верно. И как у него так получается?! В отличие от Грейбека, Гермиона не может отпустить, оставить, забыть… Страдает, задаваясь десятком вопросов: найдёт ли он другую ведьму, назовёт ли он её пташкой, поцелует ли так же, как целовал Гермиону?! Будет ли защищать, кормить? Возможно, станет отцом! Невидимые путы сжимают дыхательные пути после каждого вопроса. Гермиона хватается за горло, шумно ловя кислород, а другую руку прижимает к сердцу. «Пойдём со мной!» «Пойдём.» Она часто моргает и сглатывает солёные капли. Крутит головой, будто отрицая и одновременно подтверждая всё случившееся. Медленно поднимает палочку, чтобы опустить себя на нижний этаж, но… «Ведь до сегодняшней ночи тобой владел я.» Сегодня он владеет ею в последний раз. Гермиона всегда отрицала его власть над собой, сопротивлялась, боролась, кричала об этом, вызывая усмешку на его устах, а теперь… теперь… Снова опустившись на колени, она держится за подоконницу. Теперь Гермиона отдала бы все свои сбережения, чтобы напоследок сказать ему правильные слова: что она благодарна за уроки самообороны. Что он любим и нужен ей. Что он при всей своей жестокости способен поступать благородно, хотя и отрицает это. Что он открыл в ней новые черты характера, позволяющие самоотверженно вступать в бой. Что он научил её глубже всматриваться во внутренний мир сложных личностей, которых многие называют монстрами. Что с ним она испытала все оттенки самых разнообразных эмоций, включающих как положительные, так и отрицательные чувства, которые увеличили границы её комплексного восприятия, даже не просто восприятия, а целого миросозерцания. Видимо, в этом заключается её любовь. Грейбек мог совершить разные поступки, и каждый человек оценивал бы его выходки по-своему. И так уж выходит, что Гермиона интерпретирует его действия с особой чуткостью, неосознанно пытаясь оправдать жестокость и приукрасить поступки. Пусть он виноват в её страданиях, но он не виноват в её любви! Гермиона сама позволяет ей согревать свою душу и не требует взаимного признания. Грейбек, скорее всего, посмеётся даже над этим словом, а уж над её чувствами и подавно, тем не менее Гермиона не собирается скрывать правду от своих друзей и будет хранить свою любовь к оборотню, как самое важное и сложное чувство, построенное и признанное ею самой. Она находит спасение в подобных мыслях, но всё равно тратит минутки, чтобы выпустить последние слезинки и слегка улыбнуться собственным словам: — Я люблю тебя! Она плачет и смеётся. А мрачная фигура с аврорским значком на груди, прислонившаяся плечом к оконной раме, качает головой и проговаривает: — Безмозглая, беспомощная… — тянется рукой к макушке плачущей Гермионы, но ладонь проскальзывает через тело. — Запуганная, трусливая, — фигура садится на корточки. — Ледащая, хилая… Однажды этими словами её характеризовал Грейбек в амбаре… — Но… — продолжает фигура, печально улыбнувшись Гермионе, — теперь ты сильнее, верно? Гермиона ничего из этого не слышит. Вздыхает и смаргивает слёзы, поднявшись на ноги, и повторяет для себя: — Да, я люблю его! — и сколько счастья в этом голосе. Столько же счастья, сколько холода в голосе соседней фигуры: — И ненавижу… Помещение покрывается мутной дымкой. Фигура вздыхает и покидает своего двойника… *** Ещё один вдох, и Гермиона поднимает голову над омутом памяти. Несколько минут осматривает остаточные фрагменты, поочерёдно останавливаясь на самых важных. В какой-то момент ловит чёткий образ Фенрира… раньше его волосы были длиннее, чем сейчас… и кольца не было. Стоп, не думай об этом! Она запрокидывает голову и выгибает спину. Будь она младше, то в глазах снова щипало бы от соли, но Гермиона больше не плачет. Отходит от омута памяти и делает глубокий вдох. Губы растягиваются в грустной улыбке… Вот, идеальный шанс, чтобы остановиться: тогда в Хогвартсе юная Гермиона должна была смириться с судьбой и воспринять прежние отношения с Грейбеком, как обычный бурный роман, а самого оборотня считать своей первой девичьей любовью. Больше ничего! Ей нужно было поставить точку так же, как это сделал Фенрир. Заправив прядки за уши, Гермиона разминает запястья и делает пару кругов вокруг омута. Дыши! Ещё один круг, и она вновь подходит к чаше, чтобы дальше смотреть воспоминания. Хотя в этом нет нужды, уж что точно она отлично помнит, так это время их новой встречи, являющейся первой после того, как они расстались в Хогвартсе. Удивительно, но это произошло гораздо быстрее, чем вообще можно предположить. В груди неприятно колет, она качает головой, вспомнив собственную беспечность, повлёкшую их неожиданное столкновение через несколько месяцев после битвы за Хогвартс. Гермиона обвиняет себя за этот порыв, ведь пусть и неумышленно, но именно она оказалась инициатором встречи. Ещё одна грустная улыбка… удивительно, но какое-то время они и вправду были счастливы после спонтанного воссоединения… Что ж, она наклоняется к омуту, как вдруг… — Мисс Грейнджер, — рядом с ней появляется серебристая импала, говорящая голосом министерского секретаря, который отвечает за корреспонденцию, — два письма с пометкой «Срочно»! *** Вернувшись в свой кабинет, Гермиона взмахивает палочкой, по привычке проверяя письма на проклятия и попытки вскрытия. Всё хорошо. Одно письмо доставлено из Австралии. Теперь Гермиона улыбается с искренней радостью. Если она не появляется у родителей больше трёх дней подряд, то мама обязательно закидывает её письмами и маггловскими фотографиями. Родители по-прежнему живут в Австралии, хотя и скучают по родной Англии, но Гермиона всё равно сохраняет меры предосторожности, попросив их повременить с возвращением. Кингсли поспособствовал созданию рабочего портала, который Гермиона использует для перемещения на другой континент без особых неудобств и ограничений. Присев на край кресла, она открывает конверт и читает: «Дорогая, я получила твоё письмо, в котором ты сообщила, что задержишься, но мне не терпится поделиться с тобой последними новостями. С тех пор как я уволилась с работы, наша соседка, миссис Криш, часто приглашает нас на послеобеденное чаепитие, и сегодня она рассказала нам о том, что её сын, живущий в Лондоне, продаёт двухэтажный дом на Эбби-Роуд.» Остановившись на последней строчке, Гермиона чувствует укол совести за прямой намёк мамы о том, что им надоело жить в Австралии. «Твой отец уже присматривает новое место работы рядом с домом. Подумай, милая, не пора ли нам вернуться…» Здесь мама мягче надавливает на шариковую ручку… Гермиона привыкает замечать тонкости письма. В аврорате часто приходится отличать малейшие несоответствия в текстах. Судя по всему, мама хотела продолжить мысль, но затем перешла к остальному. «Вчера мы ездили в Мельбурн по приглашению наших австралийских друзей. Чарльз и Мелисса желают вновь увидеть тебя и передают самые тёплые пожелания. Мы потрясающе провели время, но насколько я заметила, Сколли очень по тебе скучает. Младший сын Мелиссы отлично поладил с нами, но…» Ах, мама. Гермиона и так всё прекрасно понимает. Здесь продолжение тоже отсутствует. Она дочитывает до конца, где мама рассказывает о том, как они покинули Мельбурн и поздно вернулись домой. Гермиона откладывает письмо и достаёт из того же конверта небольшую цветную фотографию своей семьи, видимо, сделанную во время вчерашней поездки. Дыхание само по себе задерживается в путях. Она прикусывает губы, сохранив мягкую улыбку. Проводит по изображению. Мама, папа… пальцы нежно скользят по бумаге с верхнего края до нижнего и застывают. Она всматривается в родные глаза и принимает решение отправиться в Австралию сегодня вечером после работы. Хотя бы на пару часов… чтобы увидеть и обнять… Но весь настрой портится из-за другого срочного письма от Долиша. — Опять, — тяжко выдохнув, Гермиона теряет все свои улыбки и чувствует наплыв злости. Причина проста. Четыре аврора вновь попали в плен к оборотням… *** Гермиона тратит десять минут на пререкания с помощником Долиша, который собирается отправиться вместе с ней в поселение оборотней, но, как и несколько раз до этого, она прекрасно понимает сложившуюся ситуацию и отправляется в лес одна. Но перед этим совершает шаблонный ритуал… Запершись в своём кабинете и проклиная Грейбека за трату личного времени, Гермиона останавливается напротив зеркала и прикрывает глаза. Один, два, три свободных вдоха. Надо дышать медленнее и глубже, насыщаясь и успокаиваясь… Шаг первый. Выпить зелья в правильной последовательности. Она пьёт. Сначала зелье нейтрализации запахов, потом рябиновый отвар в той же пропорции, что и обязательное к применению умострильное зелье. За прошедшие годы серьёзной работы в аврорате Гермиона пользуется своими знаниями насчёт повадок оборотней и успешно сотрудничает с отделом Министерства, создающим зелья для улучшения работы сотрудников. В общем-то, план по поимке всех оборотней, нарушающих закон, идёт полным ходом, и главным организатором сей тайной миссии является Гермиона Грейнджер. Просто нужно ещё немного времени… Она прикладывает палец к запястью, считает пульс. Мерно, спокойно. Проверяет реакцию, вспомнив страшные моменты из прошлого, и… всё в порядке, зелья действуют, сердце стучит без колебаний, позволив ей свободно лгать прямо ему в лицо. Шаг второй. Экипировка. Волосы стянуты тугой резинкой в прочный хвост. Тёмные брюки, чёрная водолазка, высокие ботинки без шнуровки и тёмно-бордовый плащ с глубоким капюшоном и множеством карманов. Виноградная лоза — справа за поясом, эбеновый нож — слева. И ещё два клинка, спрятанные по бокам на ботинках в области голенищ. Шаг третий. Заклинание, доведённое до идеала: — Акспикулум, — ногтевые пластины на указательном и среднем пальцах вытягиваются и слегка заостряются. Честно сказать, это одно из её любимых заклинаний. В бою бывают потери, оставляющие аврора без оружия. Гермиона способна нападать физической силой, особенно в случаях, когда в деле замешаны оборотни. Шаг четвёртый. Достав неприметную, маленькую шкатулку из рабочего бюро, она пару мгновений медлит и задерживает дыхание, а потом достаёт единственную вещь, хранившуюся в ней. Пальцы обхватывают холодный металл узкого кольца, обитого чёрным железом. Ровная, но шероховатая шинка кольца посередине имеет единственную вставку в виде изогнутого стеклянного клыка, наполненного тёмно-красной кровью… Когда-то Фенрир надел кольцо на её палец, сказав, что только так она сможет пройти вглубь волчьего леса, где скрывается его стая. В такой маленькой ёмкости хранятся их общие капли крови. Качнув головой, Гермиона поднимает ладонь и замирает взглядом на безымянном пальце, а точнее на основании пальца, где выделяется белой полосой кривоватый шрам… нет, нет, она не хочет вспоминать… Кладёт кольцо в карман и расправляет плечи. Итак… эмоции под контролем, разум охлаждён, а настрой требует успеха в новом задании. До сего дня подобные пленения авроров и простых магов всегда заканчивались малой кровью. Грейбек приказывает своим волкам не убивать их в боях, а по возможности забирать с собой и… Гермиона вздыхает… и ждать, пока она их не заберёт. Теперь их отношения строятся на корыстных расчётах, вот только Гермиона знает наверняка, что Грейбек поступает так намеренно. Ему вообще нет дела до министерских сотрудников, тем не менее каждая вылазка Гермионы в лес способствует быстрым сделкам, по итогу которых он отпускает пленников, а в обмен получает… её. Было время, когда Гермиона ненавидела слухи в аврорате о её связи с вожаком оборотней, но потом всё изменилось, и она заслужила уважение напарников. Количество жертв уменьшилось. Полученные от неё сведения помогли составить лунную карту с указанием наиболее удобных дней, когда состояние волков ослаблено и бесконтрольно. Последний придирчивый взгляд в зеркало напоминает об одной неприятной детали. Гермиона достаёт из ящика стола колдографию, которую Гарри забрал у Неизвестного лица. Во рту появляется горечь от нахлынувших воспоминаний, когда она оказалась в стае в момент полнолуния. В тот раз в ней разрушилась частичка души, принадлежащая волку Фенриру, который оказался вовсе не тем магическим существом, кого она боготворила. Грейбек, оборотень, волк… он показал ей своё настоящее лицо. Напомнил, каким чудовищем он является на самом деле. «Я предупреждал тебя, ведьма, волки не дружат с людьми!» Что и было доказано в ту кровавую ночь. У Гермионы нет никакого желания вновь отправляться в стаю, но она должна выполнить приказ Долиша и спасти авроров, поэтому убирает колдографию в карман и покидает кабинет. *** Аппарация доставляет Гермиону на опушку леса Борец, или по-простому: волчьего леса. Глянув на горизонт, она сверяется с компасом. Солнце зайдёт через два часа. Ей нужно успеть вернуться до темноты, поскольку лес Борец по уровню опасности сопоставим с самыми тёмными лесами Великобритании. Запрокинув голову, она ловит солнечные лучики, а потом заходит в густую чащу. — Депримо, — прочищает путь волшебной палочкой и прислушивается к природной среде. Она не решается надевать кольцо. Достаточно его наличия в кармане плаща. Чем дальше пролегает путь, тем выше температура. Гермиона давно заметила сходство с Запретным лесом, но здесь есть существенное отличие: в этом лесу практически нет оврагов и холмов. Земля твёрдая, сухая и ровная… как раз для размещения лагеря. Ветер усиливается. На плечи будто бы опускается внезапно появившееся давление, а щебет птиц исчезает, что доказывает скорое прибытие к оборотням. Преодолев буйные заросли, Гермиона выходит на подлесок, хорошо освещаемый солнечными лучами. Абсолютная тишина… Она на месте. Ещё шаг вперёд и вправо. Перед ней вроде бы пустой подлесок, но в реальности — защитный барьер из дезиллюминационных чар, скрывающий стражей и проход в поселение. Гермиона уверена, что оборотни давно заметили её и ожидают, когда она пройдёт через барьер. Поморщившись от нового кадра из прошлого, где на неё глазели десятки оборотней, она уверенно шагает вперёд, делая предположения, кто сегодня охраняет вход. В стае Грейбека насчитывается более ста пятидесяти человек. Когда он был командиром армии, число увеличивалось в несколько раз, но затем выжившие сбежали в другие леса на территории соседних стран. Гермиона часто проводит исследования касаемо волчьей миграции и помнит рассказ Фенрира. До его рождения в Англии было несколько стай, соответственно, и вожаков. Затем после одной очень жестокой бойни с участием его родителей стаи вовсе исчезли, а оставшееся количество оборотней составило менее десяти человек. Как раз поэтому он называет волчий амулет окроплённым кровью. Кулон принадлежал его отцу, погибшему во время бойни. Когда Фенрир был ребёнком, оборотней оставалось очень мало, и вот… ужас во плоти! Ублюдок вырастает, становится вожаком, и цифра доходит до ста и более. Вдох. На мгновение нужно закрыть глаза. Невидимая волна окатывает тело, когда Гермиона проходит барьер. Без кольца ей бы не удалось… Выдох. — Ловим на живцов, Грейнджер?! В ноздри сразу бьёт смолистый запах. В нескольких метрах перед ней вокруг груды горящих углей сидят два знакомых оборотня. Один из них держит над углями сосновое полено, чтобы затем собрать с него нагретую смолу, а второй крутит в руках охотничий нож и враждебно буравит взглядом Гермиону, готовый в любой момент напасть, если она захочет воспользоваться магией. К слову, ненависть к магии распространяется от вожака на стаю, а не наоборот. Большинство оборотней не имеет ничего плохого против колдовства, тем не менее в волчьем лесу они редко используют магию, подчиняясь приказу Грейбека. Сама Гермиона просто считает его болваном, скрывающим недостаток знаний за показным пренебрежением к магии, ну… ещё она придерживается мнения, что он вообще во всём плохо влияет на этих ребят. Короче говоря, болван, он и в Англии болван, вот только объяснять это его стае всё равно что вновь наивно просить их помощи для её спасения от безумного клыкастого волка с жёлтыми кострами вместо глаз! Они никогда не помогут и не спасут. Законы стаи непоколебимы, к сожалению… — Живцы, полагаю, целы и невредимы, — твёрдо отвечает она, имея в виду пленников. Отложив полено, оборотень фыркает и закрывает котелки с собранной смолой. Гермиона знает его: тот самый блондин, который оттолкнул от неё другого оборотня в Хогвартсе, напомнив про приказ не увечить подружку Грейбека. Он её, мягко говоря, недолюбливает, а она его побаивается. — Целы в отдельных частях, — хохотнув, он переглядывается с соседом, который тоже начинает гоготать. К чёрту! С лицом повышенного гнева Гермиона делает шаг ближе. — Рео! — видимо, перегибает с жёсткой интонацией, поскольку блондин убирает лыбу и направляет на неё пренебрежительный взгляд, отчасти из-за того, что её голос сквозит требованием. — Если с ними что-то случится, то… — Дотошность тебе не в масть, — он поднимается, удерживая в руках самый крупный котелок, и со злой ухмылкой кивает в сторону поселений, — ублюдки сохранили зенки и локаторы, на том и ползай в благодарности или… — сделав паузу, он подходит ближе, чуть склоняет голову и понижает голос в издёвке, — как обычно, раздвигай лапы перед командиром. Происходящее дальше длится несколько секунд. Без предупреждения и без единой эмоции на лице Гермиона резко выхватывает палочку. Оборотень реагирует очень быстро, даже успевает скривить рот в тонкую линию и поджать губы, перехватывает её запястье, чтобы предотвратить мановение, но… Она этого ожидает. На самом деле, Рео частенько оказывается под её горячей рукой, ибо так же, как и Фенрир, ни черта не следит за языком. Не собираясь использовать магию, Гермиона со всей силы замахивается кулаком и, ударив снизу вверх, попадает по его носу. Кончик носа задирается, основание ноздри рвётся от растягивания и наливается кровавой полосой. — Сука! — второй оборотень тоже поднимается на ноги, но не предпринимает попыток схватить её, просто пинает поленья и сплёвывает в недовольстве. Конечно, всё не так просто. Гермиона знает, что её дальше ждёт. Рео не издаёт ни одного болезненного звука, отпускает её запястье и, зажав пальцем одну ноздрю, высмаркивает кровяной сгусток из другой. А потом… Он до жути опасный тип, поскольку удар превышает максимальную скорость в несколько раз. Как бы упорно Гермиона ни тренировала внимание и быструю реакцию, она не успевает даже уловить движение руки. В следующую секунду область ключиц и шеи чувствует на себе острое давление. Рео бьёт наискось тыльной стороной ладони, и она отлетает на пару метров назад. Приземлившись на спину, Гермиона прикусывает губы и тоже не издаёт ни одного болезненного стона. Просто кривит рот в неприязни и встаёт на ноги, не отводя взгляд от Рео. Какое-то время они испепеляют друг друга горящими глазами. У него они такие же голубые, покрытые внешними чёрными контурами, как у Грейбека. Гермиона выпрямляет спину и поправляет одежду, выгибает бровь, мол спрашивая, продолжат ли они или… Рео проводит по ней взглядом и хмыкает, а потом как ни в чем не бывало стирает рукавом кровь с лица и указывает за свою спину. — Шевелись, «пташка», — понизив голос до баса, он издевается над ней, повторив интонацию Фенрира, — твой хозяин ждёт тебя, — и спокойно поворачивается к ней спиной. Подхватив котелки со смолой, он ступает по тропе через еловую рощу. Гермиона идёт за ним и как только они увеличивают расстояние от второго оборотня, она нагоняет Рео и тихо шепчет: — Фелисити передаёт тебе послание. Внутри неё вспыхивают те азартные искорки, которые появляются в моменты серьёзных заданий аврората. Оборотень вроде бы не реагирует: смотрит под ноги с суровой гримасой, но… Гермиона замечает, как белеют костяшки его пальцев, сжимающие широкий котёл. — Мне плевать! — А ей нет! — Грейнджер! — Рео! — она тянется к его предплечью, но он грубо отнимает руку. Кратко вздохнув, она достаёт из кармана синий конверт и протягивает ему. Он по-прежнему не реагирует, сильнее хмурится и только через несколько секунд глядит на конверт. — Возьми! — цедит Гермиона, но потом смягчается. — Пожалуйста. Внезапно она вздрагивает от близкого грохота и поворачивает голову. В этот момент, к её облегчению, Рео всё-таки забирает конверт, и они выходят из рощи. Грохот повторяется, источник — два молодых оборотня, сцепившиеся в борьбе прямо посередине большого загона для ре-эмов — крупных быков с желтоватой шкурой. Гермиона замедляет шаг, чтобы собраться с мыслями и избавить лицо от всех эмоций кроме стальной серьёзности. Обойдя загон, они выходят на небольшой открытый участок, где по периметру горят костры. С одной стороны группа оборотней готовит еду на железных вертелах, с другой две женщины отделяют головные части от чепраков добытых шкур. Гермиона осматривает каждую из них. Лицо одной усеяно шрамами, а вторая явно недавно обращённая — молодая и дёрганая девушка. Возможно, это мать и дочь… — Свежее мясо, — поймав её взгляд, Рео подтверждает догадку. — Почему они здесь? — судя по последней информации, в стае Фенрира давно не было новых оборотней, отдел популяции при содействии Гермионы следит за этим. — Старуха из магглов искусала всю семью, и в итоге выжила только младшая кобыла-грязнокровка. Гермиона грустно вздыхает. Им больше некуда пойти. Без аконитового зелья, которое варится в стае, они нападают на всех подряд. Кстати… Пройдя площадь, Гермиона узнаёт знакомые шатры, в которых оборотни хранят ингредиенты для зелий и другие волчьи артефакты. Мимо них проходят члены стаи, многие открыто пялятся на неё с язвительными ухмылками… Дыши! Чёрт! Паника разрывает внутренности, но Гермиона вздёргивает подбородок и смотрит на них в ответ с открытой неприязнью. До слуха доносятся обрывки фраз: — Аврорская сука… — Самка Фенрира… — Бздошная подстилка… Среди этой группы нет самок, которым она может ответить оскорблением на оскорбление. Так уж заведено: самцам отвечать опасно, тем более Гермиона боится спровоцировать их на убийство пленников. Фенрир не станет защищать их, зная, что Гермиона сама вызвала агрессию стаи. Сейчас она молчит и даже не реагирует на посмеивание Рео, который тихо тянет бесплотным голосом: — Может, ещё раз покажешь нам то незабываемое зрелище! Кулаки сжимаются. Она останавливается и… — Не смей! — шипит она. Заменив ухмылку на злобный оскал, Рео поворачивается к ней, чтобы ответить или снова ударить, но… — Заблудился?! — мимо проходит оборотень с дровами и саркастически выгибает косматые брови. Рео закатывает глаза и что-то рычит ему в ответ, а затем хватает Гермиону за локоть и ведёт к полянам, где расположены одноэтажные деревянные дома и высокие шатры, по виду похожие на широкие юрты. Стены полностью скрыты шкурами, а крыши укреплены металлическими прутьями, на которые натянуты прочные серые ткани. Дыши! Дыши! Рядом с юртой стоят повозки с сеном и мешки с едой. Чуть левее навалены крупные проржавевшие котлы, которые в будущем подлежат переплавке в новые изделия. Гермиона терпеть не может юрты, но Грейбек никогда не показывал ей дома, хотя здания отдалённо очень похожи на обычные жилища, которые можно встретить на окраинах магического Лондона. Во многих домах сейчас работают дымоходы. Присмотревшись, Гермиона замечает, как с крыльца выбегают маленькие дети… скорее всего, уже рождённые с проклятием ликантропии. Один из малышей держит самодельный стрелковый лук. У него тёмные волосы, голубые глаза, рядом с ним ещё один мальчик, тоже похожий… они явно братья… — Ты чего? — Рео удивлённо поворачивается к Гермионе, успев отойти вперёд на несколько метров, и вытягивает брови на лоб от увиденной у неё мягкой улыбки. Она быстро качает головой, смаргивая внезапную влагу с глаз. Дыши! Да, она дышит! Рео принюхивается и прислушивается, но из-за действия зелья не может понять её настрой и почувствовать запах. Всё, пора. — Дальше я сама! — грубо говорит она и обходит Рео. На миг останавливается перед навесом, который является входом в юрту, и выпрямляет спину. Надо действовать жёстко и быстро. Она поправляет пояс, не достаёт нож и палочку, а смело срывает навес и быстрыми шагами заходит внутрь. Знакомая картина. Её сразу же оглушают голоса. Широкая юрта наполнена светом от свечей и маленьких камельков. Примерно пятнадцать оборотней располагаются по периметру юрты, и каждый занимается своими делами. В одном углу стоит круглый стол, за которым они выпивают и играют в кости, в другом — парочка склоняется над котлом, из которого валит серый дым, наполняющий юрту запахом расслабляющего эликсира. Вообще, здесь всё покрыто полупрозрачной дымкой из-за большого количества сигарет и трубок. Гермиона делает глубокий вдох, распознавая запахи белладонны, полыни и крепкого алкоголя. Кое-где люди сидят на кушетках, остальные просто размещаются на полу, громко болтая и смеясь. Он. Он. Нет, она не смотрит на него, хотя чувствует на себе его взгляд. Задрав голову, Гермиона изгибает рот в презрении и уверенными шагами направляется на середину помещения. Теперь её замечают, в юрте становится тише. Каждый присутствующий осматривает её с головы до ног, к чёрту! Гермиону волнует другое… Развалившись на тёмной кушетке, Грейбек сидит полубоком, перекинув одну ногу на левый подлокотник, а вторую вытянув на полу. Одна рука свободно свисает с правого подлокотника, а вторая держит металлическую зажигалку, пальцы периодически щёлкают колпачком, издавая характерный звук. По обе стороны от него полукругом на других кушетках сидят оборотни с чеканными кубками, а рядом… Рядом на полу сидят, точнее лежат самки, смеются и покачиваются из-за выпитого алкоголя и душного смрада вокруг. Некоторые полностью обнажены по пояс, другие сидят с расстегнутыми одеждами, через которые и так всё прекрасно видно. Груди и шеи испещрены укусами и засосами, волосы растрёпаны, у некоторых кровоточат губы… в их глазах отсутствуют признаки боли, они наоборот веселятся, возможно, не понимают что происходит из-за действия дурмана от зелья. Только несколько женщин, находящиеся чуть поодаль, смотрят на Гермиону холодными, осмысленными взорами. Невзирая на то, что в юрте многие оборотни одеты кое-как, а у троих вовсе расстегнуты брюки, Гермиона краем глаза видит только одного важного человека. Грейбек тоже обнажён до пояса. Босой, в одних только кожаных штанах со знакомой пряжкой на ремне. Застёгнутой, к счастью. Как только пауза затягивается и шум вновь нарастает, Гермиона переводит глаза на лицо Фенрира, но… она чувствовала его взгляд секундами ранее, однако сейчас он равнодушно наблюдает за своей зажигалкой, продолжая открывать и закрывать крышку. Она подходит ближе и, со злостью махнув рукой в сторону самок, громко цедит: — Убери отсюда своих шлюх! Разговоры исчезают. Самки хлопают ресницами, обратив взгляды на Гермиону, и некоторые из них узнают её. Грейбек щелкает в последний раз, а потом откидывается затылком на спинку кушетки и впервые скрещивает с ней взор. Уголок губ слегка кривится в усмешке, не доходящей до глаз. Он почти незаметно пожимает плечами, а голос звучит совершенно спокойно с ноткой притворного удивления: — Я вижу только одну, — после этих слов она слышит смешки других оборотней, а Грейбек вновь смотрит на зажигалку и щёлкает крышкой. Ох, эмоции бурлят. Она знает его так хорошо… Что ж… она притворно улыбается и подходит к самкам, глянув с высоты. — Пошли вон, — в голосе много угрозы, которая пугает нескольких из них. Они поднимаются, одна выбегает сразу, а другие… Те, на кого не действуют зелья и алкоголь, рычат и встают, чтобы подойти к Гермионе. Одна из них, по-видимому, новенькая бросается вперёд: — Ты не одна из нас! — Это так, — Гермиона отвечает с дерзкой интонацией. — Ты не имеешь права приказывать! Ещё один «щёлк» зажигалки и гогот других оборотней призывают новую порцию ярости Гермионы. В стае женщины могут свободно конфликтовать с другими самками. Как правило, самцы не вмешиваются. Такая же ситуация связана с мужскими боями. Самки им не помогают. Фенрир неспроста советовал ей в мэноре научиться защищаться от женских особей. Честно, они двинутые на всю голову… Сначала Гермиона относилась к ним с жалостью, но потом… после кровавого полнолуния убедилась в их жестокости и возненавидела. — Имею и приказываю, — кивнув на Грейбека, который медленно закуривает лакричную сигарету и не смотрит в их сторону, Гермиона добавляет усмешку в голос и чеканит слова, — оставьте меня с ним наедине! Ещё несколько самок покидают юрту, вспомнив прошлый раз, когда Гермиона снова пришла за пленными. Тогда она была очень зла… Эту новенькую хватают за запястье и подталкивают к выходу, но… — Ты покойница! — самка вытягивает из ножен кремнёвый нож и нападает. Шаг назад. Гермиона уворачивается и, резко уйдя в сторону, ударяет локтем по виску. Самка сдвигает нож в её сторону, но та успевает перехватить запястье и вывернуть руку до хруста костей. Нож падает, самка орёт и наваливается всем весом на Гермиону, поднимает колено для удара в живот, но… Гермиона стремительно опускается вниз на корточки, поймав падающий нож, и делает подсечку, ударив стопой по её щиколотке. Самка падает на спину, но делает быстрый кувырок, встаёт… и тут же получает удар в лицо рукоятью собственного ножа. На землю, покрытую тонким слоем тканевого настила, капают капли крови от разбитых губ. Самка рычит и замахивается, но Гермиона ловит кулак и, крутанув нож в другой руке, выворачивает её запястье и валит на землю лицом вниз. Затем давит коленом на поясницу и, вцепившись в волосы, запрокидывает ей голову, а к горлу подставляет нож. — Атилла, — у выхода из юрты звучит плаксивый, испуганный голос другой самки, зовущей побеждённую подругу. Гермиона старается дышать через нос и, удерживая Атиллу, выше запрокидывает её голову. Наклоняется и шепчет: — Успокойся, я прошу лишь оставить нас наедине! Все самки покидают юрту, Атилла часто дышит и… Гермиона неумышленно прижимает сильнее нож к её горлу, потому что Атилла смотрит на оборотней, а потом на Грейбека, будто в поиске снисхождения и защиты. К чёрту! Здесь все знают, кому принадлежит вожак оборотней! Гермиона склоняет голову и рядом с её ухом открыто спрашивает Атиллу так, чтобы слышали все: — Он спал с тобой? Глаза самки раскрываются в непонимании. — Что? Проклятые «щелчки» ударяют по нервам. Она спалит эту зажигалку… магическую, кстати, и купленную ею самой! Кто-то из оборотней выдаёт «убей её», непонятно кому обращённое, но Гермиона упрямо сверлит глазами Атиллу и снова спрашивает: — Он трахал тебя или кого-нибудь из самок на твоих глазах? — Нет! — кричит она, пытаясь увернуться от ножа. Чуть прищурившись, Гермиона оценивает ответ, как правдивый. — Проследи за тем, чтобы это оставалось правдой! — она тянет за волосы, и самка стонет. — Да, хорошо! Да! Гермиона вскакивает на ноги, ещё раз крутанув нож, и передаёт его ей рукоятью вперёд. Атилла выхватывает нож и выбегает из юрты, а Гермиона провожает её немного сочувственным взглядом. Возможно, со стороны её поведение можно назвать жестоким, но побеждать самок — это единственная возможность хоть как-то показывать свой статус в глазах стаи. Просто ей стыдно за прошлое и хочется стереть свой позор демонстрацией силы. — Борзая, как всегда, — она не вздрагивает, но поворачивается на голос одного из оборотней, сидящего рядом с Фенриром, он имеет в виду Гермиону. — Ага, — ему поддакивает другой. Грейбек молчит и с чуть прищуренным взглядом выдыхает сигаретный дым. Смотрит на зажигалку… Теперь его ход. Гермиона приказывает самкам уйти отсюда, а он… — Оставьте нас, — Фенрир откидывает зажигалку на подлокотник и кивает оборотням в сторону выхода. Она заводит за ухо волосок, выбившийся во время стычки с Атиллой. Оборотни покидают юрту, ухмыляясь и бросая на Гермиону сальные взгляды. Кто-то снова называет её шлюхой, но она забывает обо всём кроме своего задания и подходит к Фенриру. Он пару раз шевелит ногой, свисающей с подлокотника, и выкидывает сигарету в ближайший камелёк. Гермиона приближается достаточно, чтобы нависать… сверху. Это уже пройденный этап. Фенрир вытягивает руку на изголовье кушетки и откидывается затылком, смотря на неё с фальшивой утомлённостью. — Ну? — тянет он, чуть выгнув бровь. — Зачем пришла? — Сам знаешь зачем, — в тон ему отвечает она, Грейбек сам отправил весточку в Министерство о том, что ждёт платы за пленных, — но сначала… — Гермиона достаёт колдографию с той ночи в полнолуние, — что это?! — кидает её на подлокотник. Грейбек мельком глядит на неё, но не выказывает интереса. — Сцепка. Такой беспечный ответ у прежней Гермионы вызвал бы истерику, но сейчас она лишь прищуривает глаза и, наполнив голос желчью, тихо произносит: — Как ты мог?! — Я не жалею, — Грейбек пару раз стучит когтями по изголовью кушетки и смотрит в глаза. — Не жалеешь, — повторяет она и, опустив взгляд на его грудь, где посередине зияет уродливый шрам, почти с презрением цедит, — а вот я жалею об одном своём поступке, — его лицо самую малость напрягается, но Гермиона знает, что он не покажет настоящих эмоций даже после следующей фразы, — жалею, что промахнулась. Шрам у сердца так и манит прикоснуться и вспомнить холод острого металла в своей руке. Гермиона заставляет себя улыбнуться… и слышит короткий скрип когтей по изголовью… Но Фенрир снова пожимает плечами и, смяв колдографию, бросает её в огонь. Гермиона сглатывает и переводит тему: — Я пришла за пленными. И едва не вздрагивает, когда он издаёт саркастический смешок. — Нет, ты пришла потрахаться со мной, чтобы я позволил тебе забрать пленных. Ублюдок! Приходит очередь Гермионы пожимать плечами. — Я выполняю свою часть сделки. Если тебе нужно что-то другое, то я с удовольствием перестану трахаться с тобой. Ты противен мне, и единственная причина, почему я здесь, состоит в задании Министерства вернуть авроров домой. Грейбек насмешливо кивает пару раз, но потом… Его лицо лишается эмоций. Цокнув языком, он тянет слова: — И сколько шкур ты хочешь спасти от моих когтей сегодня? — он всегда задаёт этот вопрос, доводя её до урагана отрицательных эмоций. Но Гермиона привычно отвечает то, что он и так знает: — Всех. — М-м, — наигранно выгнув брови в удивлении, Грейбек ухмыляется, — будь по-твоему, но боюсь, некоторые из них предпочтут сдохнуть, а не вернуться… — Нет! Никто из твоих волков не тронет их! — Никто. Но я готов самолично прикончить каждого из них… знаешь, чтобы позлить тебя, — теперь он смеётся, но веселье так и не доходит до глаз. Он вообще не моргает, смотря на неё так, будто она сейчас исчезнет. В какой-то миг он кидает взгляд на её сердце, и Гермиона в мыслях с триумфом кричит. Ему не нравится отсутствие реакции на свои слова. Сердце стучит ровно, быть может, только немного сбивается иногда. Не реагирует на его голос, хотя раньше оно откликалось на каждое его слово с особой страстью и подгоняло горячую кровь. — Ты не сделаешь это! — парирует она. — О, не представляешь, какое наслаждение мне доставит такое простое убийство. Дыши! Дыши! Он специально! Он провоцирует на эмоции! Гермиона злится и бьёт словами в их общее больное место: — Представляю, — его улыбка меркнет, когда она показывает горестную, упрекающую мину. — Видимо, такое же наслаждение ты испытал, когда убил нашего ребёнка. Нет. Нет! Слова задевают её слишком сильно. Гермиона отводит взгляд, успев заметить, как быстро каменеет его лицо, но… — Всего лишь… — он говорит низко, тихо и тоже смотрит на неё со злостью, но Гермиона перебивает. — Помёт, — в противоположность ему она повышает голос и скрещивает взгляды, — как ты и говорил: всего лишь помёт. Я помню твои слова… И в этот момент она всё же вздрагивает, потому что в нём не остаётся ни доли насмешки или безразличия. Лицо приобретает звериные черты, глаза желтеют, а скулы напрягаются. Такой жёсткой интонацией можно убить: — Как и я, твои… Её маска с трудом сохраняет сталь. Гермиона сглатывает, вперив взгляд на его шрам… шрам, оставленный её эбеновым клинком. Время не терпит. Грейбек испепеляет её пронзительными глазами, а Гермиона качает головой, избавляясь от трагичных воспоминаний. — Отведи меня к аврорам, — возвращение к главной теме немного ослабляет градус ненависти. Грейбек прикрывает глаза и опускает ногу с подлокотника. Дышит и собирает прежний контроль. Дёргает головой, откинувшись затылком на спинку кушетки, и хрипит: — После платы. Ага, другого она не ожидает. — Чего ты хочешь на этот раз? — с ироничной усмешкой спрашивает она и подходит ближе, коснувшись своими коленями его. Со стороны её действия выглядят бесчувственными. Гермиона дотрагивается до его виска. Теперь его волосы опускаются до плеч. Грейбек перехватывает её ладонь, и Гермиона застывает взглядом на его безымянном пальце… на позолоченном кольце без всяких ставок: обычный ободок. Грейбек также смотрит на её руку, где пестрит шрам от кольца с их кровью. Дыши! — Фенрир, — подгоняет она, когда он поднимает голову для зрительной связи. Честно признаться, Гермиона догадывается, почему он медлит. Тема смерти малыша является табу. Но также это средство мести… как ни печально. Гермиона напоминает ему о смерти только, чтобы отомстить. — Раздевайся. Что? Она приоткрывает рот. Обычно ему плевать на одежду. В прошлый раз он просто трахнул её на этой самой кушетке, поставив на четвереньки и стянув штаны до колен. — Зачем? У меня мало времени на… Внезапно он отталкивает её на середину помещения. — Просто раздевайся, — он не поднимается следом, тянется к зажигалке и закуривает сигарету, — больше ничего. К чёрту! Гермиона стаскивает плащ, намереваясь побыстрее закончить. Делает всё так быстро и грубо, что вполне ожидает нового приказа или усмешки, однако… Когда она снимает водолазку и хватается за пояс, Грейбек неожиданно поднимает ладонь, останавливая… Гермиона недоуменно кладёт руки на бока и дерзит: — Что? Почему-то на его лице появляется мягкая улыбка… чуток: один приподнятый уголок губ, и глаза теплеют. — Одевайся. — Что? — снова глупо спрашивает она. Грейбек надевает сапоги, встаёт и, пнув её плащ, направляется к выходу. — Одевайся и пошли. Гермиона вздыхает, надевая водолазку, как вдруг… чёрт, чёрт, чёрт, она всегда снимает кулон и оставляет дома, чтобы позлить его, а в прошлый раз вовсе сказала Грейбеку, что выкинула его. Проклятие! Она совсем забыла! Теперь понятно, почему он искренне улыбнулся впервые за этот день. Кулон сейчас висит на её шее. Но что наиболее удивительно, у них не было секса… Гермиона выходит за Грейбеком. — Найдёшь своих псов за загоном! — он указывает в сторону, где оборотни держат авроров. Мимо них проходят оборотни. Гермиона делает шаг, не попрощавшись. Ещё один, как вдруг… За спиной совсем тихо она слышит тяжёлый вздох, а затем её талию обвивают горячие руки. Нет! Нет! Она напрягается каждым позвонком и жмурится… — Пташка… — выдыхает он тем самым голосом из счастливого прошлого, когда между ними не было ненависти и трагедий. — Нет! — шипит она, вонзив ногти в его руки и вывернувшись из хватки. Его пылкий, любовный взгляд вгоняет её душу в огонь, но нет, нет, нет! Она не позволит себе смягчиться! — Гермиона, — о нет, он тянет так нежно, хрипловато… И она не выдерживает, глаза наполняются влагой. Ткнув пальцем в его грудь, задевает шрам и с придыханием молвит: — Ты поклялся! Его лицо становится жёстким. Фенрир с трудом сохраняет контроль, чтобы снова не схватить её. Тем не менее он сдержит клятву, она уверена в этом. — Да, — без издёвки говорит он одними губами, — но… — его пальцы обхватывают её запястье. — Поклялся, — повторяет она, — поклялся, что больше не тронешь меня без моего согласия. Глаза вновь светятся жёлтым. Он зол, однако… — Проваливай, — Фенрир толкает её от себя. Гермиона быстро поворачивается и бежит к загону, всей душой надеясь не выдать своих эмоций и боли, которую она испытывает, играя роль такой жестокой стервы. Дыши! Дыши! Больно… — Алохомора! — она срывает замок с клетки. — Мисс Грейнджер! — Гермиона, хвала Мерлину! Вместе с аврорами она покидает лес, напоследок кивнув Рео и забрав у него ответное послание для Фелисити. *** Гермиона долго принимает душ перед порталом и аппарацией в Австралию. Слёз нет, но она плачет. Вспоминает его руки на своём теле, голос и выражение лица… Это пытка, настоящая пытка: любить и ненавидеть одновременно. Дом родителей служит источником жизненных сил, но она поднимается на крыльцо, когда уже становится совсем темно. «Милая, разбуди меня, когда приедешь». Написано на записке, прикреплённой к холодильнику. Гермиона улыбается, снимает куртку и обувь, оставаясь в джинсах и футболке. Поднимается на второй этаж и аккуратно заглядывает в спальню. Родители спят. Она тихонько прикрывает дверь и идёт к своей комнате, где горит тусклый ночник. Заходит и… Слезинка появляется в глазу вместе с мягкой улыбкой. Она подходит к широкой кровати и опускает невысокие поручни. Аккуратно ложится на бок, подперев рукой голову, и… — Сколль, — шёпотом зовёт она. Годовалый темноволосый мальчик двигает ручками и открывает глаза — голубые с едва заметными чёрными контурами на внешних сторонах радужек. Гермиона поглаживает его по головке, а малыш зевает и потягивается. Ещё такой маленький, однако… «Младший сын Мелиссы отлично поладил с нами, но…» Гермиона вспоминает письмо… « … но Сколли его укусил». У него режутся зубки. — Всё хорошо, Сколль, я здесь, — Гермиона садится и берёт малыша на руки. — Ма… ма. Да, это ребёнок Гермионы и Фенрира. Его отец не знает о нём. Убаюкивая, она смотрит на прикроватную тумбу с набором детских книжек. Родители Гермионы всегда читают Сколлю перед сном. Но одна из книг, по всей видимости, оставленная мамой, повествует о мировых легендах и мифах. Что ж, когда-нибудь Сколль узнаёт, почему Гермиона назвала его именно так, а пока… — Я здесь, малыш. Меня задержал твой отец, но сейчас я рядом с тобой… Итак, ей не нужен омут памяти, чтобы помнить события, приведшие к сегодняшнему дню. Она глубоко вздыхает и вспоминает…