Лакрица

Гермиона всегда разделяла понятия испуга и шока, причислив первое состояние к естественной рефлекторной реакции на угрозу, а второе — к серьёзной патологии, от которой необходимо избавиться посредством частых физических и умственных тренировок. Испугаться могут все, даже Грейбек между строк сознался в том, что испугался за её жизнь под зелёным светом Авады, но он явно не пребывал в шоковом состоянии, при котором происходит срыв всех жизненно важных рефлексов. В первые секунды: когда Гермиона замечает свет в ванной комнате, когда оказывается под давлением патологического процесса, когда беспомощно замирает и когда ощущает натиск нападавшего позади себя… в первые секунды она вообще ничего не делает для своей защиты, но шок быстро заменяется испугом в момент, когда она врезается грудью в стену и теряет слух от чужого шумного дыхания вблизи ушной раковины. Да, в первые мгновения паника бьёт в набат… Гермиона на всю жизнь запомнит подобное шоковое состояние и впредь постарается избежать любого ступора, забирающего бесценные секунды на спасение. Но далее… Не может быть! Она явно ударяется головой, раз в последующие секунды признаёт, опознаёт, узнаёт… Не может быть! Обнажённый, очень горячий и влажный… Он! Возбуждённый и необузданный! Он! Вспыльчивый и сильный! Он! Дверь ванной комнаты остаётся открытой, оставив тонкую линию света, но он вдавливает Гермиону в стену почти в самый угол, где нет освещения. Пытаясь за что-то ухватиться, она задевает рукой цветочный горшок на комоде, на пол падают фоторамки с изображением друзей и родителей. Что-то разбивается, покатившись по полу. Ей всё равно, ведь… Он! Он? Да! Он давит коленями на её ноги и обхватывает в крепкие кольца рук, затем сразу же смещает пальцы, трогает по груди, животу… не просто трогает, а сильно сдавливает, щипает, крепко зажимает. Гермиона часто моргает, избавляясь от пелены, и царапает ногтями кремовые обои. Его загрубевшие, шершавые пальцы настойчиво выдирают из юбки заправленную блузку, порвав нижние пуговичные петли, и пробираются под ткань, обжигая кожу. Она часто дышит и громко стонет, ощутив острое скобление от когтей… со всех пальцев. Конечности впадают в конвульсивную дрожь. Её одежда впитывает капли с его тела, но не липнет, поскольку он задирает блузку и проводит пальцами по бокам и рёбрам. Его имя! Святые силы! Она даже представить не могла, что вновь обратится к нему по имени! — Ф… — первая попытка неудачная из-за того, что он захватывает в кулак её волосы на затылке, запрокидывает голову и вместе с тем давит коленом между ног, вынудив встать на мыски и вытянуться всем телом вверх. — Гр-рейбек! — сама же дрожит от страстного тона, содержащего в себе исступлённые нотки удивления и страха, двойная «р» получается случайно. Затем сразу раздаётся вскрик, когда он сильнее прижимается к ней и, повернув голову за гриву, всасывает кожу на боковой стороне шеи. Гермиона жмурится, терпя боль, но потом открывает глаза, уставившись в потолок на вечерние тени. Из горла не перестают вырываться судорожные вздохи и стоны, но так давно не слышанный бас заставляет задержать дыхание: — Дор-рвалась, — угрожающе рычит он на ухо, пустив по её телу новую дрожь от количества упоительного буйства. — И перегрызла удила, — с наибольшим напором он кусает резцами за шею и плечо, дёргает края блузки, полностью порвав все пуговицы и открыв доступ к груди. — Шальная сука! Её брови мгновенно сводятся на лбу в выражении крайнего недоумения, ведь в его интонации есть загадочные ноты настоящего укора, которые может заметить только Гермиона по причине частых контактов с Грейбеком. «Г-г… где Фенрир?» Наверняка Рео пожаловался своему командиру на надоедливую девчонку и её вопросы, но Гермиона не верит, что это настоящая причина возвращения Грейбека. Как он её нашёл? Как попал в квартиру, где установлены защитные чары? О Мерлин, она не может думать! Как и дышать! Он слишком сильно давит, напирает и трётся, везде щупает и кусает. Плечо становится мокрым от густой слюны… слишком густой! Его мокрые волосы, отросшие почти до середины спины, щекочут и холодят её руки. Несмотря на принятый душ, он пахнет знакомым землистым запахом, и только вода придаёт нотки свежести. Но ещё почему-то она ощущает привкус железа. На самом деле оборотень в прямом смысле обжигает её своим телом, нестандартная температура передаётся и ей, заставляя потеть и бороться за остатки воздуха в растущей духоте. Однако створки окна раскрыты настежь, а сквозняк развевает полупрозрачные занавески, показывая вдоль стен танцы теневых фигур. Значит, его кожа действительно очень горячая, хотя душ был принят исключительно через кран холодной воды. И вдруг он начинает тихо рычать, причём продолжая кусать и всасывать кожу на шее. Связки вибрируют, но звуки даже отдалённо нельзя сравнить с урчанием. Опасность! Шестое чувство подсказывает, что ей нужно опасаться именно такого оборотня. Такого… такого… Такого, который одним резким движением дёргает юбку вниз. Молния на боку рвётся, на оголённых бёдрах остаются полоски от порванного пояса, а юбка падает на пол, как и блузка, которую он срывает правой рукой, тогда как левая продолжает держать Гермиону за волосы и всё сильнее сжимает их в кулак. Затем он начинает имитировать фрикции, скользя членом по бёдрам, но не касаясь нижнего белья. В её висках пульсирует боль от натягивания прядей, она морщится и пытается завести руки назад, чтобы хоть немного придержать зверя, но… — Я щадил тебя! — шипит он и разрывает бюстгальтер. — Но ты… — схватив одну её руку, оборотень внезапно подносит запястье к своим губам. — Нет! — зубы вонзаются в кожу на внутренней стороне запястья, сначала Гермиона изумлённо думает, что Грейбек кусает клыками, но, к счастью, он лишь зажимает и не прокусывает, а потом сразу со свистом вдыхает носом и продолжает рычать, втянув в рот складки кожи. Его дыхание такое громкое и затруднённое, а рык звучит так дико и утробно, что на несколько минут, в течение которых он кусает её и имитирует половой акт, Гермиона теряет волну возбуждения, потому что все признаки потери его контроля налицо. Он груб и резок, а ещё… Промычав глухой стон, Гермиона стискивает зубы и, запрокинув голову на его плечо, впервые ловит зрительный контакт краем глаза. А ещё… у него окровавленные губы. Вот откуда запах железа, это его кровь! Гермиона широко раскрывает глаза, заметив длину его клыков. Прежде она никогда не видела, чтобы верхние с нижними соприкасались кончиками, образовав посередине между резцами такую широкую щель. Это… это… это не его зубы! Точнее зубы не той длины, которую она привыкла видеть раньше. Это настоящие волчьи клыки, один из них окрашен в тёмно-серый цвет, он почти чёрный, и кровит у десны. Видимо, Грейбек давно не использовал лакричные корни, чтобы лечить больной зуб. А ещё… Великие силы, он наклоняется, кусает за плечо, и Гермиона теряет зрительную связь, но перед этим успевает заметить кривой шрам вдоль челюсти, а на скулах зияют царапины и гематомы. А ещё, а ещё… нет, она теряет мысль… что-то со лбом, то есть с чёлкой… что-то… что-то плохое. За своими мыслями о его состоянии и внешнем виде Гермиона пропускает хриплое бормотание и более настойчивую фрикцию. — Фенрир, хватит! — в панике кричит она, оцарапав живот о тиснёные обои. Но как только с губ срывается такая привычная для прошлой борьбы фраза, Гермиона вмиг ощущает душевную боль. Он… он… да, он такой! И она по нему скучала! И он вернулся! Он здесь, он пришёл к ней! Поэтому она хочет сказать… — Фенрир, — слеза капает с подбородка, она повышает голос, чтобы заглушить его рычание, Гермиона так много хочет сказать, но в особенности интересуется главным вопросом, — ты ранен? — снова, опять, вновь, в который раз она ничего не может с собой поделать и спрашивает именно это, потому что увиденные раны на лице Грейбека могли быть получены только в результате поединков. Неспроста в газетах писали про бесчинства стай и резню между вожаками. Но оборотень реагирует неожиданно. Ни на секунду не выпуская её из рук, он грубо толкается пахом, попав членом между бёдер, и зарывается носом в волосы на макушке, а потом начинает смеяться, извергая чуть ли не сардонические, раскатистые смешки, которые неумеренно напугали бы любого оппонента своим хаотичным звучанием. — Ранен, — смех скрипит трелью по ушам, Грейбек прижимает её запястье к стене, а другое обхватывает и заводит за спину, Гермиона сглатывает и напрягает пальцы, вдавив костяшки в его живот. — Фуксом за самку без шлейки! — Что? — она неразборчиво стонет, сжав руку в кулак, и получает укус на загривке. Грейбек издаёт горловой рык в её волосы и, плотнее обхватив запястье, давит пальцами на точки сплетения вен, вынудив разжать кулак. — Нудилась по мне, а?! — Гермиона содрогается всем телом, когда под пальцами пульсирует горячая плоть, широкие сосуды выделяются настолько, что, даже не видя член, можно на ощупь посчитать количество вен. — Я снял нашейник, и что?! — надавив на внешнюю сторону её ладони, он заставляет обхватить член, и в этот момент делает поступательное движение, проскользив стволом по пальцам. — Ты как сука при отборе всё равно скулишь и лезешь под клыки, пока тебе не вскроют зев! Невзирая на непонятный смысл слов, Гермиона знает, что Грейбек в данный момент преисполнен слепой ярости. Сразу вспоминается волчонок Фенрир с его жаждой к разрушениям, но сейчас Гермиона должна воззвать к человеческим качествам Грейбека. Иначе он просто изнасилует её и… и… бросит?! Велика ли вероятность, что он просто издевается, случайно наткнувшись на её запах и проследив за жильём, ради единичного акта?! К чёрту! Она не позволит! Больше нет! Как только он отпускает её ладонь и дёргает шов нижнего белья, сорвав последний клочок одежды, Гермиона сама сжимает пальцы у основания члена и сразу слышит хриплый рык. — О чём ты? — с придыханием стонет она, проскользив пальцами до крайней плоти. Оборотень снова имитирует фрикцию, головка попадает под стимуляцию. Гермиона жмурится от ещё одного рыка. Внезапно Грейбек ударяет по ягодице и оставляет в этом месте ладонь. Мнёт, надавливая когтями, а потом отводит слегка в сторону, чтобы кожа натянулась, раскрыв анальное отверстие. — Лезешь под клыки, — повторяет он и дёргает рукой, которая держит её волосы, — покамест тебя не выпотрошат или… — Гермиона предельно задирает голову, а он прижимается губами к её виску и, растянув жуткий, кривой оскал, хрипит, — пока не трахнут! До последних слов ей на ум пришло сравнение с ситуацией в Каледонском лесу, где она по ошибке ввязалась в пекло волчьих сражений, но теперь, услышав привычную колкость от сквернослова, Гермиона сомневается, что Грейбек знает о минувших событиях. Но тогда… — Я… — начав, она на пару секунд замолкает, поскольку он давит пальцами на ногах под её пятки, вынуждая встать на мыски, но Гермиона соскальзывает с мокрых ног, и тогда он вновь тянет её за гриву вверх. — Я ничего не сделала, кроме… Он снова смеётся ей на ухо и смещает ладонь с затылка на горло под нижнюю челюсть. — Кроме чего, самка? Заметка: он ни разу за это время не назвал её пташкой. Только сукой и самкой… Немного колет в сердце. Грейбек хватает её запястье, отталкивая, и сам берёт за основание члена, направляет себя и сплёвывает на её поясницу. Гермиона извивается, ощутив скольжение слюны между ягодицами, и опирается двумя руками на стену перед собой. Лучше ему не знать про встречу с волком. Мало ли… — Кроме случайной встречи с оборотнем из твоей стаи! — после каждого слова она делает паузу для глотка воздуха, но он стискивает её одной рукой вокруг груди, вжимая в своё тело, и запрещает нормально дышать. — Но я не лезла под клыки! — другими словами, не провоцировала Рео на агрессию. Она снова слышит смех, но Грейбек переходит на прерывистый рык и вновь ударяет по ягодице. Член скользит по анальному отверстию и попадает в выемку между её ног. На ствол стекают капли вагинальной смазки, заставившие его глубоко вдохнуть и на некоторое время задержать дыхание, словно в желании сохранить запах подольше. — Лживая сука, — тянет он и кусает за изгиб челюсти, начинает посасывать и задевает клыками собственные губы, кровь стекает по её горлу, почти дойдя до груди, но она отдаёт всё внимание следующим словам, до стыда удивившими похожей интонацией. — «Я ведьма твоего вожака, и ты не можешь причинить мне вред». Сначала Гермиона с изумлением думает, что Рео так точно передал её слова и интонацию, которыми она бросалась в Лютном переулке, но… — «Где Фенрир?» — он продолжает воспроизводить её слова. — «Отвечай!» — затем он сплёвывает на её лицо и с яростью рычит. — Чаешь, что сука без хозяина таким методом застращает оборотня? — смеётся он. И вдруг! О нет! Нет-нет! Она вспоминает. «Отвечай!» Вот сцена из Лютного: она приказывает Рео сказать, где Фенрир, а он сначала подходит ближе, сжимая кулаки, словно с намерением напасть, но потом… о нет… Рео глубоко втягивает воздух и… вздрагивает, отведя взгляд в сторону. — Т-ты… — она не может поверить, но, видимо, это правда, — ты был там? Ответ не нужен, Грейбек злится и сжимает грудь. Сдавливает сосок между пальцами. В Лютном переулке Рео почувствовал его запах и, вспомнив приказ не трогать Гермиону, сразу отступил, испугавшись наказания от своего вожака. Проклятие! А она ведь думала, что напугала его. Когда-нибудь Рео точно получит по заслугам, уже без вмешательства и защиты Грейбека! — Я не… я… — оправдываться глупо, да и надо ли, быть может, Рео и вправду вскрыл бы ей зев или… нет, только вскрыл бы, больше ничего. — Ты! Ты! — она замирает от его усилившегося гнева, с клыков капает кровь вместе со слюной. — Теперь ты отвечай! — на последнем слове он опять передразнивает её прошлую интонацию. Гермиона вопросительно скулит и жмурится, почувствовав давление на половые губы. — Что? — сквозь зубы шепчет она. И он спрашивает: — Кто ты? — член соскальзывает, но Грейбек зажимает ствол и подставляет влажную головку к вагинальному входу. Гермиона не понимает, какой ответ является правильным. Точнее сердце знает ответ, но сейчас это явно не то, что хочет услышать обезумевший, голый дикарь. — Что ты хочешь услышать? — кричит она, ударившись затылком о его плечо. Вместо ответа Грейбек делает резкий толчок, но не входит из-за тесных стенок, не впускающих внутрь… — Не туже, самка, — хрипит он. — Расставь лапы и подчинись мне, — Гермиона уже собирается попросить его смягчиться, но неожиданно он вновь спрашивает, — кто ты? Знакомый вопрос, верно? Она осторожно отвечает через долгий, отрывистый стон: — Гермиона Грейнджер! — Нет, — прижав головку члена, он несколько раз водит ею по вульве, увлажняя вход смазкой. Спорить бесполезно. Гермиона одной рукой цепляется за его запястье, чтобы уменьшить хватку на своей груди, а другой царапает стену под глыбой чрезмерного волнения. Она… она… Быть может, это усмирит оборотня… Она… — Пташка, — со всхлипом произносит Гермиона, но, к её удивлению, Грейбек натянуто усмехается и кусает за ушной завиток. — Не-а. Крайне лёгкое имя для сумасбродной особи вроде тебя. Сердце снова покалывает от утерянного статуса пташки. — Я… я… — Гермиона в любом случае не скажет и, судя по сердечному ритму, Грейбек знает об этом, знает, что она не назовёт себя сукой. — Я… «Я ведьма твоего вожака.» — Я твоя ведьма! Но, к сожалению, он снова качает головой и в этот момент… — Фенрир, — она долго тянет его имя, а между ног появляется давящая боль от проникновения головки. — Мягче… «Не туже, самка.» Чёрт! — Н-нет, — слово превращается в рычание, он наваливается, придавив Гермиону к стене. У неё не хватает слов. Есть только сухие слёзы… частично от боли, частично от осознания, что тоска больше не скребёт по сердцу. Собственно, ей и не нужно говорить. Грейбек на мгновение застывает, а потом делает резкий, глубокий толчок, входя до конца, и после скрипучего стона выдыхает: — Ты моя самка… — он кладёт одну руку на её живот, а второй придерживает за горло, — под бессрочной луной, — изогнув пасть в ухмылке, он сильнее сжимает и с хрипом добавляет, — и всегдашним солнцем. Гермиона пытается расслабиться и сохраняет эти красивые слова, внезапно сорвавшиеся с уст болвана, как сокровенное обещание. Он больше её не оставит, не бросит… А ещё… Нет, она не замечает ничего вокруг, кроме тянущей пульсации между ног и радости в душе, но боковое зрение необычным образом видит странность… Скорее всего, это визуальный обман, но на карнизе у окна висит что-то странное… Тушки? О нет! Теперь не только мишка, но и бедные зайчики…