Лакрица

Туго настолько, что её бьёт озноб. Мышечная дрожь сопровождается гусиной кожей и прерывистым дыханием. Гермиона давит ладонями на стену и прикусывает нижнюю губу. По ногам тоже пробегают спазмы, вынудив подогнуть коленки, но Грейбек резко подхватывает ладонью за внутреннюю часть бедра и приподнимает одну ногу, отведя её в сторону. Половые губы растягиваются, расширяя вагинальный вход, но член по-прежнему причиняет боль. Гермиона стонет, надавив лбом на стену… Она не видит, но осязает его каждым участком тела. Грейбек крепче зажимает её ногу и делает возвратное движение. Член выскальзывает и толкается между бёдрами… жарко. Она кожей чувствует насколько он горячий и твёрдый. По его торсу и лобку стекают капли и остаются на её ягодицах, добавляя лишней влажности. — Выпустил из клетки! — неожиданно он вновь собирает в кулак её волосы и запрокидывает голову, услышав короткий вскрик. — Оставил! — он утробно рычит и стонет, одним грубым толчком вставив до основания члена. — И в расплату… — пауза из-за шумного стона, — ты изнаглела и зарвалась! — Нет же! — скулит она, чувствуя боль от сдавливания волос. Грейбек начинает двигаться быстро и жёстко, выходя лишь до середины. Каждый последующий толчок ожесточается в глубине у шейки матки. Гермиона не знает, делает ли он это специально или ему нравится именно такое трение головки по влагалищному своду. Нужно успокоить его! Покорностью, действием или же… Гермиона рискует успокоить его словами, произнесёнными с искренностью и пылом: — Я скучала! К её беде, оборотень реагирует более зловещим рычанием, преисполненным злостью и язвительностью: — Несомненно, сука! — фрикции теряют интервалы, с его рта капает кровь, стекая по её плечу. — Скучала по гульбе! Сдыхала от скуки! — Гермиона в душе кричит от негодования, ведь она совсем не это имеет в виду, болван точно думает, что ей было скучно. — И задрала хвост, подстилаясь под каждую псину! — Нет! Ты не так пон… — «понял» пропадает в крике, когда он выше задирает её ногу и сильнее придавливает к стене, а через несколько глубоких толчков вовсе обхватывает вокруг туловища и слегка приподнимает, оторвав от пола для своего удобства. Щека больно упирается в стену. Растрепавшиеся волосы падают на лицо, несколько прядей задевают ресницы и липнут к губам, но Гермиона часто моргает и пытается сказать ему иначе, но… — Что такое, самка?! Теперь не нудишься, да? — к её немалому изумлению, Грейбек понижает голос и произносит с фальшивой лаской, уткнувшись губами под мочку уха. — Где дерзость и бравада?! — он кусает за ушной завиток, Гермиона чувствует дрожь его тела и слышит горловой хрип. — Больше не скучно?! — последние слова он выплёвывает злым шипением. Скажи ему! Скажи! Мерлин, она не может! Оборотень слишком сильно сдавливает в тисках. Гермиона дышит через стоны и широко открытые уста, пытаясь не вдохнуть в рот собственные волосы. Но затем, пересилив себя, почувствовав необходимость признания и личное желание подтвердить мысли словами, она открывает глаза, вперив взгляд перед собой, и с придыханием, очень глухо выдыхает то, что Грейбек не понял ранее: — Я скучала… — оставив следы от ногтей на обоях, Гермиона резко закидывает руки назад за голову и намеренной грубой хваткой цепляется за его волосы на затылке, — по тебе! Секунда. Нет, доля секунды, в течение которой он замирает, служит источником жизненных сил, наделяющих Гермиону особой, чувственной отвагой. В душе легче, что он услышал эти слова, однако реакция Грейбека не совсем ей понятна: после того как он замирает на миг, по его телу пробегает ещё одна дрожь, и будто бы кожа мгновенно становится более обжигающей. Из пасти раздаётся хриплый вздох, но потом… — Сука! — он сильнее злится и рычит, явно не понимая степени её откровенности. — Ты… Пусть Моргана проклянёт их обоих, но Гермиона должна достучаться до него. Если он не верит, то она повторит: — Я скучала по тебе! — он дёргает головой, чтобы смахнуть её руки, но Гермиона так сильно зарывается пальцами в волосы, что ногти царапают кожу на его затылке. — Я тосковала по тебе! — Как же! — хрипотца простого саркастического отрицания превращает её мысли в сложные догадки о его чувствах к ней. Грейбек отвечает так глухо, тяжко и отрывисто, что Гермиона заставляет себя терпеть неудобную позу и повышает голос до крика: — Я думала о тебе! — Прикуси язык, самка… — она содрогается, услышав долгий свистящий вдох, он не верит ей или просто ничего не хочет слышать. По бёдрам течёт смазка. Грейбек обхватывает Гермиону за нижнюю челюсть, запрокинув голову на своё плечо, а второй рукой крепко сжимает колено. Толкается в одном стремительном темпе и громко стонет, но Гермиона чувствует едва заметные изменения: минутами ранее его когти вонзались в кожу, но теперь он давит подушечками пальцев и, скорее всего, сам этого не замечает. — Ни за что! — она не подчиняется, пожелав вымолвить больше. — Я хочу сказать, что… Но Грейбек заставляет замолчать внезапным рыком и грубым движением. Делает возвратную фрикцию, вынув возбуждённый член, и смещает ладонь на её волосы на макушке. Гермиона резко теряет равновесие, ощутив холодок на спине от исчезновения контакта. Прохрипев невнятное ругательство, Грейбек отходит на шаг и, усилив захват в волосах, кидает Гермиону на пол. Явно не рассчитывает силу, поскольку она пролетает почти до середины комнаты, приземляется на пол, ударившись и коленками, и грудью, и лбом, но… Боль? К чёрту боль, когда рядом сумасшедший оборотень, которого нужно усмирить. Перед её глазами быстрыми отрывками бегут все прошлые встречи, но сегодня она выбирает другую манеру поведения, ибо с Грейбека станется поступить так, как он делал раньше: взять её насильно и заткнуть, не разрешив объясниться. К тому же сегодня он очень диковатый, не иначе как из-за скорого полнолуния. Превозмогая боль в покрасневших коленях, Гермиона быстро переворачивается на спину и садится, придерживая себя на вытянутых руках. Из открытого окна сильно сквозит, и дверь ванной комнаты начинает медленно раскрываться, освещая больше пространства. И тогда это происходит: они скрещивают взоры. Она неосознанно шаркает ногами и двигает руками, отползая слегка назад. Не моргая держит зрительную связь. Дыхание перехватывает, глаза раскрываются шире, кожа покрывается мурашками, а причина тому… На него не падает свет. Из тёмного угла на неё смотрят ярко-голубые глаза, почти потерявшие чёрный цвет зрачков. Грейбек дышит тяжело, связки враждебно вибрируют. Медленно, с необычной для его габаритов плавностью он садится на корточки, опирается когтями на пол, широко разведя пальцы, и жутко скалится. Гермиона видит только звериные глаза и слышит сдавленное рычание. Время останавливается, словно умышленно позволив услышать биение собственного сердца и один короткий вдох. Она моргает и… Звонко вскрикивает, двинувшись назад в той же позе, поскольку Грейбек резко подаётся вперёд, царапнув когтями по паркету. — Ни за что?! — с яростью хрипит он и одним ударом разламывает стоящую рядом кушетку, за которую она успевает отползти. То же самое случается с креслом, куски которого приземляются в другой части комнаты. Грейбек приближается. Гермиона продолжает двигать ногами, не поворачиваясь к нему спиной. В сидячем положении увеличивает расстояние и, наконец, ловит его облик при свете, который вынуждает её замереть в удивлении. Великие силы! Она навсегда запомнит его… такого… такого… Такого неукротимого. Глупая она, глупая, раз и вправду думает, что сможет его усмирить. Одно мгновение как целых пять. Его внешность застывает на сетчатке глаза. У него теперь нет чёлки, поскольку эти пряди за короткий срок отросли почти до подбородка, и теперь несколько из них опадают на лицо, а другие небрежно обрамляют скулы. Вместе с остальной взъерошенной гривой, свисающей мокрыми космами, волосы представляют пугающее зрелище. Но больше чем отсутствие привычной чёлки, Гермиону до душевных глубин поражают два изогнутых шрама, наискосок проходящих от правой стороны лба до левой щеки. Отметина едва затрагивает внутренний уголок глаза, и Гермиона с облегчением подмечает, что полученный удар не лишил его зрения. На груди тоже зияют новые шрамы, а вдоль ключицы заметны ожоги безусловно магического происхождения. Тело кажется более жилистым, чем раньше, но не настолько, чтобы назвать его худым. Просто мышцы и вены выделяются на бледной коже посиневшими сплетениями, а кое-где даже уплотнёнными пучками. — Фенрир, — чувственно шепчет она и вздрагивает, сама себя возвратив из ступора. И надо же случиться именно этому, но за несколько секунд до того, как он собирается схватить её за лодыжку, Гермиона ощущает резкий наплыв жара. Её кожа краснеет, сердцебиение ускоряется. Просто… просто… она не знает. Просто вместо страха из-за его устрашающего вида, Гермиона испытывает безрассудную нежность, возникшую из желания приласкать любимого человека за его раны и шрамы. И сознание щёлкает идею не бросать слова в пустоту. Поэтому, как только Гермиона видит, что он замирает от её необычного состояния, сердечного ритма и реакции, то делает самый безумный отклик на его поведение из всех возможных вариантов: не прерывая зрительную связь, она сгибает ноги, чуть разводит колени и, решительно прищурившись, с вызовом повторяет: — Ни за что, Грейбек! — и прикусывает уголок нижней губы, чтобы успокоиться и дышать носом. — Ты не заставишь меня молчать! Мерлин! В реальности ей немного страшно, особенно, когда оборотень кривит оскал и сужает глаза, под которыми заметно бьются сосуды. Гермиона вспоминает, что не договорила в прошлый раз и вновь пробует: — Я хочу сказать, что… — всё-таки она делает паузу, чтобы прочистить горло и продолжить, но, к несчастью, Грейбек снова перебивает. — Хочешь… — тянет он с хрипотцой и сплёвывает на пол, несколько капель задевают концы волос. Гермиона вздрагивает, ожидая нового быстрого манёвра, но на этот раз Грейбек медленно отклоняет голову и… Дыхание вновь сбивается, Гермиона пошире открывает рот, а зрачки поднимаются вверх вслед за Грейбеком, который неспешно выпрямляется в полный рост, возвышаясь и смотря на неё из-под полуопущенных ресниц. Ей бы бежать, отодвинуться, но Гермиона старается не запрокидывать голову и скрывает волнение. Она тоже смотрит исподлобья и будто бы случайно ещё немного разводит колени. Что ж, видимо, для её фраз ещё будет время, а сейчас Гермиона просто кратко шепчет без всякого продолжения, подразумевая под одним словом пылкое желание почувствовать его душой и каждой частичкой тела: — Хочу.