Лакрица

Естественно, Гермиона сильно рискует, бросаясь вольными условиями, но шестое чувство, а точнее развившееся стараниями Грейбека чутьё, подсказывает правильное, хотя и неразумное поведение. По большому счёту, не так уж и важно, расскажет ли он про стаи и ниобий, но за время своей недолгой работы в Министерстве Гермиона понимает, какое важное значение имеет данная информация для отдела контроля магических популяций. Пусть она не аврор, но полученные сведения безусловно помогут Гарри и всему аврорату, тем более принимая во внимание необходимые задержания бывших последователей Волдеморта. Кстати, сейчас один из них совершенно непринуждённо засовывает указательный палец ей в рот. Гермиона кратко морщится и замирает, чтобы коготь не оцарапал губы, но ощутив давление на нёбный язычок, давится и кашляет, а оборотень скалит зубы в вызывающей ухмылке и низким голосом произносит: — С условием?! — парочка едких смешков. — Охальная выходка, самка, — и шёпотом добавляет, — мне на потеху, — но в последних словах отсутствуют насмешливые ноты, хотя Грейбек продолжает ехидно скалиться и достаёт палец, щёлкнув в конце по губам. К счастью, он не злится за её выпад. Гермиона видит в нём эмоции другого типа, но не успевает ничего сказать, поскольку внезапно Фенрир заменяет оскал на небрежную улыбку и, выгнув одну бровь, глухо говорит: — Сменятся сезоны, — Гермиона вздрагивает, вспомнив похожие первые слова в момент их прощания в Хогвартсе, — со временем ты сама будешь приползать ко мне… — Нет, — уверенно шепчет она, но отказ получается почти ласковым, хотя и бескомпромиссным. Но будто не услышав, он не моргая смотрит в глаза и тем же тоном продолжает: — Приползёшь в стаю, чтобы умолять меня… — Нет, — более твёрдо отвечает она и качает головой, пытаясь освободить волосы из его захвата. — … и тогда… — ухмыляется он. — Фенрир! — она стонет от резкого, сильного сжатия волос. — … ты в конечном итоге подчинишься. На минуточку Гермиона представляет такую ситуацию — она появляется в стае, где её уже знают в качестве самки Фенрира, и просит его… собственно, это никогда не произойдёт. Нет ничего такого, что заставит её предлагать ему сделку и унижаться в присутствии других оборотней. Это невозможно, верно?! Что ж, видимо, ей самой придётся узнавать сведения про волчьи баталии. Если Грейбек не собирается делиться информацией, то она обязательно исследует все минералы, способные повлиять на силу оборотней. Не беда, она справится. Сделала попытку узнать, он отказывает. Проблема — не беда! Вот только… Ведущие к мозгу и сердцу, сосуды расширяются. Кровоснабжение усиливается. При возбуждении вырабатывается адреналин, который заставляет её стремительно вцепиться ногтями в его предплечье, напрячь шею и повысить голос: — Ты всегда приходишь ко мне первым! — уже в момент своего быстрого рывка, когда Гермиона выворачивается из захвата и ударяет кулаком по его колену, на ум приходит незатейливая мысль, что она совершенно права. Из них двоих наивысшая инициатива всегда была у Фенрира. Возможно, именно поэтому он удивляется, что она скучала по нему, ведь раньше Гермиона не предпринимала серьёзных попыток к сближению. Итак… адреналин по-прежнему громко шумит. Грейбек выпускает её волосы и не реагирует на удар по ноге. Выражение лица тоже не меняется, лишь бровь слегка приподнимается. По-видимому, Гермиона и вправду ловко двигается, не боясь причинить ему боль. Быстро отодвигается назад и вскакивает на ноги. Грейбек прищуривается, намереваясь её схватить, зажимает запястье, но Гермиона сама подаётся вперёд, выдернув руку из его пальцев. Встаёт на мыски, заметив новую удивлённую искорку в его глазах, и провокационно выдыхает в подбородок, едва задев его кожу верхней губой: — Мой волк, — томно обращается она к нему, скрестив взгляды, — подчиняется тот… — короткая пауза, Гермиона слегка приподнимает уголок рта и кратко смотрит на его губы, но потом возвращается к глазам, — кто приходит первым! Всемогущие маги, ей страшно, но Гермиона рада, что сказала недвусмысленные слова, поскольку полна уверенности, что выдержит любое испытание, которому он может её подвергнуть. Поведение едва ли считается рациональным, но она так сильно тосковала по нему, что сейчас, встретив, вступив в интимную близость, готова ко всему, даже к излишней агрессии. А причина сего желания заключается в необходимости прочувствовать все его эмоции и телом, и душой. Пусть он разозлится на неё из-за дерзости или же посмеётся за наивность, но… боже мой, просто ей нужно откровенное общение. Такое… как в темнице, как в амбаре у костра, как в Хогвартсе после его ошеломляющего предложения скрестить судьбы. Не прячась от отвлекающих факторов, Гермиона понимает, что в тот момент он предложил ей целый мир, в его понимании. Максимум, который может дать такой человек, как он. Но наблюдая сейчас за Фенриром, Гермиона замечает незнакомые ранее черты и предполагает, что, по всей видимости, их разрыв повлиял на него так же сильно, как и на неё. Главный вопрос — что в приоритете? Озлобление или осознание важности таких чувств, как любовь и преданность. Да и знает ли он, что есть такие слова… Преданность, скорее всего, понятна для участника стайной иерархии, а вот любовь… Гермиона в мыслях сетует на себя за надежду, что он способен хотя бы немного любить… хотя бы влюбиться… Все эти мысли быстрыми вспышками сверкают внутри, а снаружи Гермиона претерпевает горячий выдох на своём лице. В миг, когда она обращается к нему, как к волку, Фенрир задерживает дыхание, а сейчас, услышав фразу, хрипло выдыхает и чуть шире раскрывает глаза, явно не ожидая такой наглости. Словно в желании насытиться его исступлением, Гермиона демонстративно вдыхает запах его кожи и, запрокинув голову, облизывает свою нижнюю губу. Её голос звучит совсем тихо, подтверждая лёгкую боязнь и в то же время трепетное предвкушение: — Ты скрылся в бездне, — чуть прищурившись, она говорит едва слышно, — как я и просила… В памяти сверкает последняя встреча в Хогвартсе. «Скройся в бездне, ублюдок!» Гермиона не думает, что Грейбек помнит этот диалог, поэтому не дожидается ответа, а отталкивается от него, чтобы появилась хотя бы метровая дистанция. Теперь голос повышается, как и градус её легкомысленного настроения: — Но снова вернулся ко мне! Или за ней! Осознание пугает, но Гермиона отмахивается от несвоевременной мысли. И удивляется отсутствующему препятствию своей свободы, ведь Грейбек не ловит её… лишь пристально смотрит в глаза и не моргает. Один шаг от него, ещё один, нужно осторожно обойти части сломанной кушетки, не отворачиваясь от дикаря. Гермиона часто дышит через рот и внимательно смотрит в ответ, ожидая реакции, как вдруг… Уж к чему она точно не готова после своих слов про подчинение, так это к тому, что видит. Медленно наклонив голову к плечу, Фенрир буравит её взглядом, сначала сильнее щурится и сглатывает, но потом вдруг в его глазах мелькает лазурный всполох, а лоб слегка разглаживается от морщин, словно он что-то для себя решил. Рот неспешно растягивается в загадочной, лукавой ухмылке, плечи распрямляются, Фенрир смотрит на неё исподлобья. Собственно, следует словесное подтверждение его насмешливого выражения: — Ты… — поводив нижней челюстью, он ведёт взгляд по её телу, возвращается к глазам, и проговаривает слово, — изменилась, — хотя Гермиона готова поспорить, что сначала он подобрал более оскорбительный синоним, — малость, — приподняв край одной брови, он ещё раз осматривает её с ног до головы, — вскользь… Интуиция советует сделать ещё парочку шагов назад, но она застывает от услышанных слов, а потом… Он ухмыляется, обнажив зубы, сплёвывает на разбитые части кушетки и, сдвинув в иронии брови, глухо шепчет: — Но та же бездна. Её глаза раскрываются в удивлении, а сердце подскакивает от проникновенной интонации. Сама не ожидая от себя такой сентиментальности, Гермиона понимает его слова в нескольких смыслах, включая тот, где из бездны невозможно вернуться. Грейбек не скрывался от неё в бездне, это она его бездна, от которой больно скрываться. Место, которое он не покинет, как бы сильно ни хотел. Это бездонная пропасть, глубокая пучина, особый мир. Ранее Гермиона не пользовалась праздным утрированием, но сейчас всем сердцем желает вознести его слова до любовного признания. — Бездна? — она всматривается в его лицо, но внезапно дверь ванной комнаты захлопывается от сквозняка. Пространство освещается лишь лунным светом из окна. Гермиона вздрагивает, а Грейбек, будто специально ожидая её испуга, цокает языком и шёпотом зловеще тянет короткое: — Ага. Моя. Одна секунда, и в комнате раздаётся короткий вскрик. Что она думала о скорости Рео? Что она молниеносная! Ага, как же! Гермиона подскакивает, когда Грейбек оказывается в непосредственной близости. Он хватает за предплечья и, прижав их к её бокам, подтягивает Гермиону к себе. Вынудив подняться на мыски, заглушает её крик своими губами. Мысли, домыслы и планы моментально исчезают из головы, утонув в наслаждении. Нет, не от вкуса… честно сказать, привкус крови отвратителен для любых рецепторов. Гермиона тонет в наслаждении от его напора. Как только уста соприкасаются, Грейбек вытягивает язык и водит им по всему рту… быстро, настойчиво… Она не успевает закрыть глаза… он тоже держит их открытыми… чуток, веки наполовину опущены. — М-м-м… — промычав в рот, Гермиона не выдерживает яркости его глаз, чувствует щекотку от слюны, сползающей по подбородку, и вонзается ногтями в его туловище, — Ф-фенрир… — дышать нечем, нос вообще не при делах. В конце концов, она жмурится, зная, что он продолжает смотреть. Позволяет себе забыться и расслабиться на минутку, в течение которой чужой язык жадно вылизывает её рот, а затем… Он давит когтями… ещё чуть-чуть, и проткнёт кожу на её руках. Гермиона двигает головой, неумышленно сплетая языки в быстром танце, случайно задевает здоровый клык, который может ранить… Грейбек на мгновение останавливается, и Гермиона думает, что он отпрянет, испугавшись возможности случайно её обратить, но… В губах тонет хриплый рык, когда он всем телом плотно прижимает её к себе, почти оторвав с пола, и наклоняет голову вниз, врезаясь своими губами в её. Гермиона скулит от столкновения зубов, давится большим количеством слюны и широко раскрывает глаза от першения в горле. Жар от его тела обжигает грудь и живот. Головка члена трётся по выемке между плотно сжатыми бёдрами. Общая смазка каплями стекает по ногам, добавив излишней щекотки. Везде горит, всё пылает, а ведь он даже не целует, а подлинно, ненасытно излизывает её. — Жарко, — стонет она, на букве «р» прикусив его язык, — печёт. И это правда. Нестандартная температура его тела передаётся не только через кожу, но и опаляет лёгкие. Она не подбирает иное объяснение столь катастрофической нехватке воздуха. Он сожжёт её… отчасти она не против, но… Но следующая фраза призывает к здравомыслию: — Печёт в твоей вагине, самка, — с чавкающим звуком он дёргает головой, грубо разрывая поцелуй, между ртами натягивается слюнная нить и рвётся, оседая на её подбородке, — снаружи твои кости никто не согреет, кроме меня. Фразочки в духе сквернослова и злят, и смущают одновременно, но Гермиона ставит первую эмоцию в приоритет и резко подаётся назад, выворачивая руки из захвата. — Ты знаешь моё имя! — с упрёком выкрикивает она, но Грейбек толкает её назад, и последнее слово слетает с губ неразборчивым из-за столкновения со стеной. По спине пробегает лёгкий спазм от боли в лопатках, но Гермиона отталкивается локтями и отходит в сторону, не теряя зрительную связь с Фенриром, который задирает голову и смеётся. Голос — язвительность и насмешка в одном предложении: — А… самка, моя бедная самка, — будто в снисхождении он прищёлкивает языком, — безымянная, безликая и безызвестная, — он намеренно издевается и подходит ближе, покрутив шеей и скривив рот в ехидном оскале. И вдруг это происходит: Гермиона чувствует насыщение. Пожелав ранее короткого диалога, теперь она полностью теряет страх, поскольку видит несерьёзность его заявлений. В нём больше нет злой враждебности, есть… ну, есть добрая враждебность, если можно так сказать. Поэтому она пользуется возможностью: врезавшись бёдрами во что-то мягкое позади себя, Гермиона прищуривается и с мелькнувшей угрозой чеканит слова: — Меня зовут Гермиона Грейнджер! Кратко кинув взгляд вниз, где она жмётся бёдрами, Грейбек кривит рот и фыркает. Склоняет голову вниз, отчего его волосы спадают на лицо, позволив ей видеть волшебные глаза только через мокрые чёрные пряди, и хрипло выдыхает: — Самка, трафящая оборотню. — Своё имя ты тоже не помнишь?! — дерзит она, ощущая его испепеляющий взгляд. — Самка, готовая прогнуться и отсосать… — он делает небольшой шаг, поочерёдно смотря на её колени и на глаза, — у оборотня, — выделяет последнее слово, специально дразня её. Гермиона не собирается уходить в сторону, давит бёдрами на край матраса и хватается за кроватный столб в правом углу изножья, являющийся одним из четырёх опорных креплений для балдахина. — Гермиона! — шипит она, намереваясь защищаться от такой интерпретации их прошлого сексуального опыта. — Моё имя! Ещё один шаг в его исполнении. Она дёргается, но рука попадает в тиски его пальцев, а потом… — Самка, шныряющая по закоулкам, как подгнившая псина… Понимание его намеренной провокации не останавливает от дальнейших действий. Держа зрительный контакт, Гермиона неприязненно искривляет рот и замахивается свободной рукой… Явно ожидая или просто реагируя чутьём, Грейбек даже не отводит взгляд, а просто ловит её запястье, замедляя удар, но… Она знает. Когда-то он сам мельком показывал… Скорость, расторопность… Быстро, насколько возможно, она сама цепляется за его запястье в качестве отвлекающего манёвра и, как только его глаза косят вниз, Гермиона двигает другим запястьем, вырывая ладонь из захвата. И согнув руку, локтём бьёт снизу вверх по его подбородку и носу. Раздаётся глуховатый треск, но… Нет ни кровавых брызг, ни стонов. Грейбек лишь ослабляет пальцы на её запястье, дёргает головой. И… нет, хвала богам, он не звереет, просто моргает разок, осмысливая, что она посмела ударить его… Частично Гермиона ожидала блокирующего удара или ещё чего-нибудь, но правда такова: неспроста она тренировалась в скорости манёвра. На губах появляется наполовину испуганная, наполовину довольная улыбка, привлекающая внимание оборотня. Он плотнее сжимает запястье, никто не разрывает зрительную связь. Грейбек изгибает рот в гневе и хочет что-то сказать… Гермиона готовится слушать, но… Хруст! Вздрагивают оба. Гермиона замирает, удивлённо вылупившись на такие же раскрытые глаза Фенрира, а он… Его голос, будто бы пропитан всемирным изумлением: — Треснул! Гермиона потрясённо сглатывает и выгибает бровь, а с губ случайно срывается: — Череп? И уж лучше бы это был череп, а не… — Клык! Твою ж… она содрогается всем телом и не знает, какая глупая, но великая сила заставляет её злорадствовать вслух: — Удача! — но вовремя вспомнив про свою скорую погибель от его мести за клык, Гермиона сипло продолжает говорить. — Удача, что треснул не череп! К счастью или к несчастью, голубые глаза уже целую минуту остекленело застывают где-то на её лбу. Господи, она впервые видит Грейбека в такой растерянности, однако… В его компании Гермиона получает нездоровое довольство от безрассудства, поэтому прочищает горло, вспоминает зеркальный диалог в амбаре и тихонько шепчет: — Помочь? Невзирая на его полубессознательное состояние и отсутствующее моргание, Грейбек отвечает мгновенно: — Исцелить? Помнит ли он этот момент?! Гермиона чуть улыбается, она отлично помнит… — Выбить! Но в отличие от её взрывной реакции в амбаре, Грейбек очень медленно фокусирует взгляд, смотрит в глаза. О боже! Страх снова на границе. У Гермионы сбивается дыхание. Он ударит, убьёт или же… Да, его глаза горят, дыхание тоже шумит и теряет интервалы. Он поднимает руку… Гермиона жмурится, но… Щёлк. Всего один щелчок ногтем указательного пальца снизу вверх по кончику её носа, и Гермиона, запрокинув голову от неожиданности, падает спиной на мягкую постель…