История России от "И" до "Ф"

      Прошла уже неделя с тех пор, как всё закончилось. Хотя для кого-то всё только начиналось. Отсутствие почти две недели в политической жизни собственной страны и мира в целом достаточно серьёзно отразилось на России, а также некоторые новые приобретения. Воспоминания, которые он получил, ещё мучили его какое-то время, проявляясь в виде жутких кошмаров или же с точностью до наоборот слишком откровенных снов, видений наяву, похожих больше на галлюцинации или мираж, но вскоре они оставили его в покое, проявляясь не так интенсивно и более спокойно. Ну а дальше пошла обычная рутина. Он как чувствовал, провидцем быть не надо, что стоит ему вернуться в Кремль, как его встретит кабинет, полный макулатуры, накопившейся за всё время отсутствия. Недовольно скривившись и помянув добрым словом всех своих чиновников и руководителей, президенту так вообще выделив отдельные слова благодарности, Брагинский зарылся в работу с головой. Почти что в буквальном смысле. Если секретарша заходила к нему в кабинет, чтобы предложить чаю или подкинуть очередную пачку документов, то сперва она не могла найти обитателя кабинета, так как он сам скрывался где-то за горами бумаги на столе. Всю эту неделю Россия разгребал накопившийся мусор в виде просьб, жалоб, требований, претензий, недовольств и тому подобного, а также готовился к очередной встрече с остальными странами. Ему так и не сообщили тему встречи, и Ивана это немного напрягало. Если члены Восьмёрки что-то умалчивают, как пить дать, ни к чему хорошему это не приведёт. Дома он так и не смог побывать, благо форточку не закрыл, чтобы Дымок ходил охотиться на местных представителей грызунов, да даже элементарно поспать особо не было времени. Но сейчас никакой эмоциональный и психологический груз не мешал ему работать без отдыха. Особенно той сильной усталости, как недавно, он не ощущал вообще. Хотя, что уж кривить душой, пусть Империя и Республика сильно выматывали только своим присутствием, но с ними было приятно проводить время, было с кем поговорить, поделиться своими мыслями, а они выслушивали и даже соглашались с ними. Да даже те нелепые ссоры, случавшиеся буквально на пустом месте, были приятным разнообразием, привнесённым в серые и унылые дни его обыденной жизни. Отвлёкшись от работы и посмотрев в окно, за которым простилалась Красная Площадь, полная людей, Россия задумался о том, что ещё не чувствовал себя таким… живым, как в то время, когда он встретил свои прошлые воплощения. Он ощущал себя не просто исполнительным инструментом правительства, не просто безвольной куклой, следующей чужой указке, не просто тем, кого можно выставить крайним и свалить на него вину. Брагинский ощущал себя более человечным, чем когда бы то ни было, ведь он переживал обычные будничные проблемы, решал повседневные задачи, занимался так называемой бытовухой, развлекался и общался как обычный человек. Осмотрев Площадь тоскливым взглядом, смотря за тем, как люди на автомате идут с работы, не обращая внимания на окружение, как молодёжь снимает ролики для своих страничек в соцсетях, порой выполняя интересные и забавные трюки, как туристы фотографируются и общаются с местными жителями, Россия подумал о том, что завидует им. Не будь он страной, он бы не сидел безвылазно в этом кабинете, вырываясь из него только тогда, когда особая нужда или особенность человеческого организма заставляла покинуть пределы этой каменной коробки, а так никто даже не спрашивает, устал ли он, хотел бы он устроить перерыв, прогуляться по той же Площади, сходить в ближайший магазинчик за горячей выпечкой. Никого это не волнует. Никому это не интересно. Ведь кто он такой? Он просто воплощение страны, на которое не обязательно обращать внимание. Главное, чтобы он выполнял свои рабочие обязанности. А что с ним самим, это не важно. Он ведь не стареет, не умрёт от ран, смертельных для человека, он не устаёт, работая без перерывов, он не болеет. Хотя на этот счёт Иван бы серьёзно поспорил. Сразу вспомнился случай, когда он серьёзно простудился и даже с кровати подняться не мог, было подозрение на двустороннюю пневмонию, а в правительстве все с округлившимися глазами утверждали, что это невозможно. Он же страна, как он может заболеть? Пришлось напомнить руководству про 2008 год, когда во время экономического кризиса он слёг на несколько месяцев. Да, для людей всегда становится нонсенсом, когда они узнают, что страна может заболеть. Не только из-за внутренних проблем, но и элементарно из-за простых простудных бацилл.       Устало проведя ладонями по лицу, Россия встал из-за стола и стал собирать документы для завтрашней встречи. Уже сегодня вечером вылетает самолёт. Встреча в этот раз проходила у Англии. Как символично. Брагинский только недавно обрадовался, что не скоро увидит Кёркленда, а тут очередная встреча, да ещё и опять на его территории. Двойная порция негатива. Но с этим ничего не поделаешь. Закончив с документами, Россия посмотрелся в настенное зеркало и решил привести свой внешний вид в порядок, ведь выглядел он, мягко говоря, не важно. Лицо бледное, а под глазами залегли тени, мертвец и то краше выглядит, причёска растрёпанная, галстук приспустился и съехал набок, рубашка выправлена из брюк и помята, у самих брюк сильно вытянулись коленные части из-за постоянного сидячего положения. К счастью, в кабинете был небольшой шкаф со сменной одеждой, среди которой нашлись свежая рубашка, новый галстук, отглаженные брюки и чистые носки. Быстро переодевшись, причесавшись и накинув верхнюю одежду, Иван взял с собой портфель с документами и созвонился с водителем, попросив отвезти в аэропорт. В такое время в Кремле мало, кто ещё работал, поэтому Россия никого не встретил на пути вплоть до машины. Уже едя в аэропорт, Брагинский с безразличием смотрел в окно и всё никак не мог избавиться от мыслей, что же будет на этой встрече. Водитель же мельком поглядывал на своего пассажира, не решаясь заговорить, ибо ему никогда раньше не приходилось видеть его в таком действительно плохом настроении. Никаких улыбок, шуток, брошенных невпопад, добрых издёвок, которые с одной стороны заставляли улыбаться, а с другой – пугаться, но чаще просто нервно хихикать. Однако обстановка была до того угнетающая, что всё-таки он решил рискнуть.       — Иван Владимирович, вы в порядке? – глядя на дорогу, поинтересовался водитель.       — Нет, Вась. Я не в порядке, – усмехнувшись, честно признался Россия. – Нельзя быть в порядке, когда ты страна.       — Так плохо быть страной? – водитель кинул удивлённый взгляд на Брагинского. – Мне казалось, это здорово. Живёшь вечно, не стареешь, не болеешь, делаешь, что хочешь.       Россия невольно рассмеялся, искренне и не скрывая насмешки от таких наивных доводов, чему неподдельно удивился водитель.       — Ну да. Будь оно так на самом деле, каждый хотел бы быть страной. Вот только это не так, – скривив губы в насмешливой ухмылке, Иван пристально посмотрел на водителя, поспешившего перевести взгляд на дорогу. – Опровергая твои домыслы: лично мне двадцать два года, как государству, так и личности, и я могу умереть. Умрёт не только тело, но и личность, я уже не буду собой, если умру, это будет уже совсем другой я. Да, я не старею, но у меня не было детства. Я появился взрослым и сразу приступил к своим обязанностям, схватывая всё налету, а девяносто второй я вообще не помню, находясь почти в коматозном состоянии из-за конституционного и финансового кризиса. Я болею, и ещё как болею. Любые перемены в стране отражаются на моём здоровье. Я могу слечь с жаром и лихорадкой из-за лесных пожаров или начать бредить из-за политических репрессий, а из-за жёсткой цензуры правительства могу лишиться голоса на несколько дней, и вылечить это нельзя, как обычную простуду. Делать, что хочу, я не могу. Только если мне позволит правительство. Я – голос народа, к которому можно не прислушиваться, я – воплощение тревог и надежд людей, живущих в стране, которые не обязательно воспринимать всерьёз. Поэтому многие считают, что я не имею своей воли, а потому мной можно вертеть, как хочешь. Да, я могу спровоцировать народ на восстание или революцию, но я этим только сделаю хуже самому себе. Хуже смерти людей во время войны просто не придумаешь. Каждая смерть подобна отрыванию куска от меня самого. А смена правительства сама по себе подобна смерти, которую не факт, что переживёшь, оставшись самим собой. И как сказал один мой хороший знакомый, для страны нет ничего хуже гражданской войны, ибо именно в это время она теряет рассудок, теряет саму себя и перестаёт быть целостной. Ты всё ещё считаешь, что здорово быть страной?       Василий задумался над всем, что услышал от своей же страны, и угрюмо впёрся взглядом в едущий впереди автомобиль. Россия осмотрел внимательным взглядом водителя, понимая, что теперь его мнение кардинально изменилось. Решив больше ничего не говорить, Брагинский снова стал наблюдать за мелькающим за окном пейзажем в ожидании приезда в аэропорт. А следом придётся терпеть длительный перелёт через всю Европу до Лондона.       Столица островного государства встретила своих обитателей пасмурной погодой. На небе сгустились противные тучи, не позволяя солнцу выкарабкаться из-за этой серой массы. В воздухе витал запах сырости. Скорее всего, к полудню пойдёт дождь.       Встреча представителей Большой Восьмёрки проходила в конференц-центре. Почти все были уже в сборе, лишь некоторые опаздывали, что невероятно раздражало нынешнего представителя принимающей стороны. Видя, как Англия раздражённо ходит по помещению туда-сюда и что-то бурчит себе под нос, Германия позволил себе едва заметную насмешливую улыбку, а-ля «теперь понимаешь, каково мне?». В число опоздунов входили Америка, Франция и Россия, и одного из них Кёркленд хотел при встрече тут же придушить. Был ведь уговор, собраться пораньше! Но вот двери конференц-зала распахнулись, и в помещение вошёл зевающий Джонс со стаканчиком капучино, а следом за ним прошёл Бонфуа, рьяно поправляя вьющиеся локоны.       — Всем привет, – сквозь зевок сонно поприветствовал присутствующих Америка.       — Артур, сделай что-нибудь со своей погодой, – недовольно проворчал Франция, сев за стол и принявшись расчёсываться. – Я два часа не мог уложить волосы от такой влажности.       — В… вы оба совсем идиоты что ли?! – вспылил Англия, стукнув кулаком по столу. – Мы же договаривались, что встретимся пораньше! А вы ещё и опоздали!       — Успокойся, mon chéri. Ведь его ещё нет, – состроив миленькую улыбочку, Франциск подпёр голову руками и кокетливо подмигнул Кёркленду, который чуть не подавился от возмущения. – Так что всё в порядке.       — Ты… – захотел продолжить возмущённую тираду Англия, но, взяв себя в руки, решил перейти к делу. – Ладно, чёрт с вами. Америка.       — М? – Альфред непонимающе уставился на Артура, делая глоток из стаканчика.       — Зачитывать документ будешь ты, – с довольной физиономией поставил перед фактом Англия, из-за чего Америка аж поперхнулся кофе.       — Что?! Почему я? Опять на меня всё хочешь спихнуть? – возмутился Джонс, отставив на стол стакан. – Ты же принимающая сторона, вот ты и зачитывай.       — Но это же ты у нас самопровозглашённый спикер, – решил надавить на больное Кёркленд.       — Вот не надо сейчас меня в это носом тыкать! И вообще! Основным инициатором был глава Евросоюза! – принялся отстаивать свою позицию Америка, кинув недобрый взгляд на Байльшмидта.       — Лично я не имею к этому отношения, – спокойно отмахнулся Германия, отрицательно покачав головой.       — Ну конечно! – вспылил Альфред, раздражённо фыркнув.       — Ве-е… Америка такой страшный, когда злится… – заскулил Италия, прижимаясь к Людвигу, ища в нём защиту.       — Возможно, вам стоит всем успокоиться, – тактично вмешался Япония.       — О, Кику! – радостно воскликнул Джонс, указав на ничего не понимающего Хонду. – Ты же у нас «мистер покер-фейс». Что тебе стоит зачитать документ?       — Я к этому документу не причастен, – спокойно возразил Япония. – Моё правительство не голосовало за его утверждение и согласилось с ним вынужденно, поэтому я не имею права его зачитывать.       — Угх, ну ты ж… – сдавленно буркнул Америка.       — И вообще, Америка, – продолжил гнуть свою линию Англия, – в основном твоё правительство выступало за принятие этого документа. Так что… тебе и обдуваться за них.       Альфред раздражённо скрипнул зубами и выхватил из рук всё так же довольно лыбящегося Артура любезно протянутый документ. Пробежавшись взглядом по написанным строчкам, Америка поднял хмурый взгляд на остальных.       — И всё же я считаю… – захотел ещё что-то сказать Джонс, но неожиданно заметил, что Англия со строгим взглядом отрицательно качает головой.       Непонимающе выгнув одну бровь, Америка обернулся и увидел причину такой резкой перемены в поведении Кёркленда.       — Всем доброго утра! – с улыбкой поприветствовал присутствующих Россия. – Простите за опоздание. Ужасно неловко, но я банально заблудился. Стыдоба жуткая.       — Ничего страшного, – неловко откашлявшись в кулак, Германия встал со своего места, чтобы поприветствовать пришедшего. – Что ж, займите свои места, пожалуйста.       Брагинский прошёл в помещение и занял свободное место между Францией и Канадой, второму приветственно кивнув, из-за чего Уильямс вздрогнул от неловкости. Выложив на стол документы, Россия окинул взглядом остальных, чувствуя напряжение почти что в каждом из них. Канада даже не пытался сделать так, чтобы его заметили и обратили внимание, и старался не смотреть по сторонам, зарывшись в свои документы, хотя раньше всегда хотел, чтобы его хоть кто-то заметил. Байльшмидт до странности дёргано и нервно выглядел, хотя на него это не похоже, и даже не сделал замечания из-за опоздания, хотя все знали, что на этот счёт у него пунктик. Джонс старался смотреть куда угодно, только не на присутствующих, и не торопился начать говорить, хотя обычно он готов был из штанов выпрыгнуть, чтобы начать выступать и привлечь к себе всеобщее внимание. Варгас больше обычного старался держаться ближе к Германии и выглядел слишком уж напуганным, хотя для этого даже повода нет. Хонда как обычно был беспристрастен, однако был очень сосредоточен на происходящем, словно боялся пропустить что-то важное. Бонфуа неожиданно стало волновать состояние собственных ногтей, которые он пристально рассматривал, что ярко выражало волнение. Один только Кёркленд был хмур как тучка за окошком, однако его скованная поза выдавала в нём напряжение. Настороженно прищурившись, Иван постарался не выдать себя и продолжил улыбаться привычной улыбкой.       — А почему Яо не позвали? – как бы невзначай поинтересовался Россия, непринуждённо перебирая свои документы. – Мне казалось, он стал частым гостем на наших собраниях.       — Формат сегодняшней встречи не предусматривает его присутствие, – сухо отчеканил Людвиг, стараясь говорить в привычной деловой манере.       — Оу… Даже так? – с той же улыбкой Брагинский изобразил лёгкое удивление, хотя ситуация начинала его раздражать, но из роли выходить он не собирался. – Тогда, может, мы начнём? У меня на сегодня назначено много дел дома, и мне следует вернуться к вечеру.       — Конечно, – сквозь зубы отозвался Англия, кинув требовательный взгляд на Америку. – Начинай, Америка. Слово за тобой.       Нервно сглотнув, Альфред встал у центра овального стола так, чтобы все его видели, и поднёс к лицу документ, который от нервозности успел помять.       — Эм… Ну… – неуверенно замямлил Америка, но, понимая, что ему придётся озвучить содержимое документа, решительно вздохнул. – Сегодняшняя встреча посвящена одному важному вопросу. И этот вопрос касается тебя, Россия, – с опаской посмотрев в сторону Ивана, Джонс ожидал, что он удивится, но в его выражении лица не произошло никаких перемен. – В твоё отсутствие главы стран Большой Восьмёрки, включая Евросоюз и не считая твоего главу, провели негласное закрытое заседание, на котором приняли решение.       Америка снова сделал паузу, теперь видя ожидание на лице России, и решил продолжить.       — Решение о твоём исключении из Большой Восьмёрки, – с опаской произнёс Альфред, теперь увидев, как Брагинский шокировано уставился точно на него. – Этот документ является подтверждением об исключении из организации из-за отказа выполнения Минских соглашений и возврата оккупированной территории Крымского полуострова Украине. С сегодняшнего дня собрания переходят в формат G7. Дальнейшее собрание посвящается детальному разбору документа и разъяснению всех претензий и требований от глав государств, в частности от самой Украины. А также выявлению возникших вопросов.       Все выжидающе посмотрели на Россию, рассчитывая увидеть хоть какую-то реакцию на услышанное. А он пребывал в неподдельном шоковом состоянии. Остальные государства и их руководители у него за спиной провели заседание, на котором решили исключить его из Большой Восьмёрки? Это с трудом укладывалось в голове. Как он должен отреагировать на это? Как он должен сообщить президенту об этом? Что он должен сказать? Вопросы? У него была масса вопросов, хотя больше других выделялся следующий: «Неужели вы так ненавидите и боитесь меня, что приняли такое важное решение в моё отсутствие?», но он решил ничего не озвучивать. Он не хотел выглядеть слабохарактерным в глазах этих предателей. Именно поэтому Иван, сбросив с себя оцепенение, как и прежде улыбнулся, сложив руки на столе и сплетя пальцы друг с другом.       — Хорошо. Я жду разъяснений, – требовательно сказал Россия, однако каждый смог уловить леденящий холод в его голосе.       Как и было сказано ранее, собрание было посвящено тому, что документ детально разбирали. Брагинскому объяснили всю суть предъявленных требований и претензий, выполнение которых могло способствовать его возвращению в состав Большой Восьмёрки. Выслушав всё и от всех, Россия хмыкнул, сказал учтивое «я вас понял» и стал собирать свои вещи, чтобы покинуть конференц-зал.       То, как собрание прошло и в какой форме, Америке совершенно не нравилось. Осознавая своё превосходство, остальные словно сорвались с цепи и просто скопом устроили моральное и психологическое давление. Видя, что Иван на силу держится, чтобы не начать психовать, Альфред уже решительно собрался подойти к нему, чтобы поговорить, но едва он тронулся с места, как его перехватил за локоть идущий навстречу Артур.       — Что это ты задумал? – строго спросил Англия, стараясь говорить тихо.       — Я хочу поговорить с ним, объясниться, – нахмурившись, ответил Америка, попытавшись воплотить свои намерения в жизнь.       — Не глупи, Альфред, – Кёркленд отрицательно покачал головой и хмыкнул. – Что ты ему скажешь? Что это не наше личное решение, а правителей? Ему от этого легче не станет, и его отношение к нам от этого не изменится, особенно к тебе. Всё равно мы уже ничего не можем изменить.       Джонс лишь фыркнул, вырвав свою руку из чужой хватки, и вновь посмотрел в сторону России, а тот невозмутимо закончил сбор своих вещей и, не говоря слов прощания, вышел из помещения, только в коридоре, где никого не было, позволив себе снять с лица маску беззаботности. Хмыкнув в ответ на происходящее, Англия слишком гордо прошествовал к своему месту за столом, тоже принявшись собирать документы. В помещении его примеру последовали все, однако осадок от прошедшей встречи остался не самый приятный. Поправив причёску и собрав свои немногочисленные документы, Франция решил поскорее уйти, чтобы как можно скорее покинуть промозглый Лондон, и тут своим цепким взглядом заметил, что Америка так и смотрит на двери с неподдельной виной в глазах и вздыхает. Осознание всей ситуации заставило Франциска улыбнуться, однако о своей осведомлённости он решил сообщить своеобразным способом. Как бы невзначай проходя мимо Альфреда, Франция, будто размышляя сам с собой, начал говорить, но так, чтобы его слышал только Америка:       — Ах, mon ami! Что за потрясающее и при этом сложное чувство – любовь. Но, увы, любовь приходит и уходит.       — Знаешь, что... – испугавшись неожиданного монолога рядом с собой, Джонс уже захотел начать возмущаться.       — И только искренняя любовь остаётся навсегда, – непринуждённо продолжил Бонфуа, сделав вид, будто он рад, что нашёл собеседника, и по-товарищески положил руку на плечи Америки.       — Что? – Альфред скривил непонимающее лицо, заметив, что Франция уводит его из конференц-зала в коридор. – Я... не понимаю. В чём разница? И вообще, к чему ты это?       — Искреннюю любовь очень сложно отличить от чего-то другого, – словно не замечая вопросов, продолжил свой монолог Франциск, стараясь увести Америку из-под взора оставшегося в конференц-зале Артура. – Иногда мы называем любовью влюблённость, иногда простую привязанность, иногда одержимость. А иногда не называем любовью то, что на самом деле ей является.       — Э?.. – Джонс лишь приподнял одну бровь.       — Как-то раз я сказал тебе, что ты подбиваешь клинья к России, а ты смущённо стал отрицать это, – широко улыбнувшись, Франция искоса глянул на Америку, заметив, как его щёки зарделись лёгким румянцем. – А я вижу массу подтверждений, что это действительно так. И я говорю не только об этом России. Сотню лет назад я замечал за тобой похожие взгляды. Вот скажи мне. Ты любишь Россию?       — С чего я должен его любить? – переведя возмущённый взгляд на Бонфуа, в ступоре спросил Альфред.       — А как ты отреагируешь, если я скажу, что у него есть с кем-то отношения? – возведя к потолку задумчивый взгляд, Франция вновь благополучно проигнорировал вопрос и задал свой. – Например, с Китаем.       — Мне-то что? – Америка недовольно фыркнул и раздражённо скрестил руки на груди. – Плевать.       — Плевать ли? Почему тогда ты злишься? Тебе это не нравится. Ты ревнуешь, – Франциск хитро улыбнулся и прищурился, коснувшись указательным пальцем кончика носа Джонса, словно он маленький ребёнок.       — Ревную?! – остановившись, Америка резко вырвался из так называемых объятий и отпихнул от своего лица чужую руку. – Да с чего я должен ревновать?! Пусть встречается, с кем хочет!       — Только ли встречается? – Франция сложил руки на груди и одной ладонью провёл по подбородку, изображая задумчивость, при этом улыбаясь и многозначительно играя бровями.       — Что? Ты о чём? – Альфред лишь непонимающе покачал головой в ответ на эти странные жестикуляции.       — Не уж-то ты настолько наивен, что не догадываешься, что, когда взрослые люди встречаются, они не только держатся за руки и целуются в укромном месте? – разведя руки в объясняющем жесте, ласково спросил Бонфуа. – Вот тебе и ещё одно понятие любви. Страсть и похоть. Их тоже иногда называют любовью.       — Это лишь твои домыслы, – Америка раздражённо махнул рукой, собравшись уйти.       — Ох, я сильно в этом сомневаюсь, – самодовольно отозвался Франция, своим тоном заставив Джонса остановиться и обернуться. – Включил самозащиту? Дай-ка подумать, – Франциск с прежней улыбкой задумчиво посмотрел в потолок. – Если вспомнить, сначала Россия хотел, чтобы его прошлые воплощения поскорее вернули в их время. А когда пришло время расставаться, он не хотел их отпускать. А ты слышал, что напоследок сказал Республика?       Америка отвёл задумчивый взгляд, пытаясь вспомнить упомянутый момент, ведь, похоже, он сам не придал ему особого значения.       — Что если России кто-то навредит, то он ещё вернётся, чтобы расправиться с обидчиками, хотя, когда он только появился здесь, он убить его хотел. А уж насколько мне было известно, Республика никогда не страдал эмоциональной привязанностью, а тем более симпатией к другим, за исключением старшей сестры, – тонко намекнул Франция.       — Только не говори, что... – Альфред отрицательно сам себе покачал головой, отказываясь верить в эти предположения.       — Тебе не нравится сама мысль, что Россия предпочёл в качестве партнёра самого себя из прошлого? – Бонфуа состроил на лице удивление, будто он не ожидал такой реакции. – Хотя в этом нет ничего удивительного. Страну в принципе будет тянуть к самой себе как психологически, так и физически. Ведь для неё она сама будет идеалом во всём, как в беседе, так и в постели.       — Это... странно. Вот и всё, – Америка отвёл взгляд, чтобы не было видно возникших в его глазах эмоций.       — Хотя мне кажется, что тебе не нравится, что он тебя не воспринимает всерьёз, не видит в тебе возможного партнёра. Ну ещё бы. Ты как глупый мальчишка-школьник, всё время задираешь его, нарываешься на драку, провоцируешь его. А когда твоя затея увенчивается успехом, ты победно смеёшься, выводя из себя ещё больше. Эта тактика никогда не работала. Ты вроде пытаешься привлечь к себе внимание, показать свои чувства, но так ты только больше отталкиваешь от себя объект своих чувств. Неосознанно заставляешь его ненавидеть тебя, – безжалостно принялся говорить Франция, лёгкой походкой расхаживая рядом с Джонсом. – Просто признай, что ты упустил свой шанс. Ещё так пару десятков лет назад. И твоё сегодняшнее поведение было неуместно.       Остановившись, Франциск довольно улыбнулся, но неожиданно заметил, что Америка никак не реагирует на его слова.       — Америка? Мои слова задели тебя? Но ты ведь сказал, что тебе плевать, – Франция взял Альфреда за плечо, повернув к себе, и с удивлением увидел на его глазах слёзы, но потом, сделав выводы, снова разложил губы в улыбке. – Что, правда глаза режет, да? Хотя всё-таки тебе не плевать. Ведь это обида не на мои слова, а на самого себя. Твои слёзы говорят куда более красноречиво и правдиво, чем твои слова. Вот, что такое искренняя любовь. Это когда наперекор окружающим ты хочешь быть рядом с этим человеком. Это когда тебе обидно от мысли, что твой любимый с кем-то другим. Это когда тебе больно здесь... – он приложил ладонь к груди Америки напротив сердца, – когда ты понимаешь, что тебя ненавидит тот, кого ты любишь.       — И что? – Джонс снял очки и утёр с лица слёзы рукавом куртки, посмотрев прямо в глаза Бонфуа. – Ты сам сказал, я упустил свой шанс. Да и я сам знаю это и смирился, а ты только надавил на больное.       — Я сказал признать тебе это, – поправил его Франция, важно вскинув указательный палец. – Но ты не обязан поступать так, как я сказал.       — Что?.. – Америка вопросительно изогнул одну бровь.       — Ты можешь поступить иначе, по-умному, так сказать, – наставительно произнёс Франциск. – Только ответь мне на вопрос, на который ты так и не ответил: ты любишь Россию?       Альфред ненадолго замолчал и отвёл взгляд, опустив голову.       — Да, люблю…       — Когда ты стал честен с самим собой, ты можешь быть честен с окружающими, – с улыбкой раскинув руки в довольном жесте, радостно сказал Франция. – В данном случае с одной конкретной личностью. Скажи ему о своих чувствах.       — Он мне не поверит, – Америка с уверенностью отрицательно покачал головой. – После всего, что я делал по отношению к нему... Да и момент сейчас неподходящий.       — Как раз самый подходящий! – ещё более радостно возразил Бонфуа, схватив Джонса за плечи и развернув к себе лицом.       — Что ты имеешь ввиду? – Америка испуганно вытаращился на него.       — Сейчас самое время показать свою искренность, – с хитринкой произнёс Франция. – От него все отвернулись, даже родная сестра против него, никто его не поддержал, он многого лишился, в особенности – доверия. Покажи ему, что, несмотря на политическую позицию твоего правительства, как личность ты хочешь помочь и поддержать. Но не навязывай себя. Говори искренне и честно, что чувствуешь.       — Ты думаешь, это сработает? – Альфред скептически хмыкнул, высвободившись из хватки. – Ты плохо его знаешь. Он не Империя, чтобы принять меня с распростёртыми объятиями, несмотря на политические события. И не Республика, чтобы просто послать или начать угрожать. Он до последнего будет терпеть, пока я сам не уйду.       — К России всегда нужен был тонкий подход. Кому, как не мне, знать об этом. Выслушай его, прими его точку зрения, позволь ему высказаться, – серьёзно предложил Франциск. – Угомони своё эго и умерь злость и обиду. И ненавязчиво намекни на свои чувства, – тут Франция хихикнул, отведя хитрый взгляд. – Ну а если и это не поможет... Есть у меня на примете одна девушка, которая очень хочет с ним познакомиться, но не может этого сделать из-за накалившейся политической обстановки.       — Девушка?! – неожиданно вспылил Америка. – Ты предлагаешь мне познакомить его с девушкой, когда я...       — Ш-ш-ш! – Бонфуа заткнул Джонса, приложив указательный палец к его губам. – Эта девушка только хочет увидеть его. А если ты ей поможешь это сделать, она не откажется помочь тебе. И даже встать на твою сторону. Опять же, если ты будешь честен.       — Эй! – раздался возмущённый возглас на весь коридор. – Ты чего это делаешь, бородатище?!       — А-а-а, Артур! – отстранив от себя Америку, Франция приветственно раскинул руки в стороны. – День мой непогожий, зайчик солнечный! – пойдя навстречу, он обхватил одной рукой плечи Англии и повёл его к выходу из здания. – Я как раз собирался предложить тебе сходить со мной пообедать.       — С чего я должен… – раздражённо сопротивляясь, хотел возразить Кёркленд.       — Ну же, Альфред. Действуй, – проходя мимо пребывающего в состоянии шока Америки, Франциск помахал ему ладонью, намекая идти. – Всё зависит от тебя.       — Что? – непонимающе вмешался Англия, переводя взгляд то на одного, то на другого. – Что за…       — Пообедаешь со мной, mon amour, и я тебе расскажу. Может быть. Если вежливо попросишь, – заигрывающе проворковал Франция, уверенно уводя Артура за собой.       Джонс ещё какое-то время наблюдал за тем, как Англия, брыкаясь и отпинываясь, пытается выпутаться из цепких и загребущих лапок Бонфуа, а потом опустил взгляд в пол, принявшись рассматривать собственные ботинки. В прочем, он не был удивлён, что Франция раскусил его. Всё-таки не зря его называют страной любви. Да и самому себе уже стоило признаться, что он действительно заигрался. Если есть шанс исправить положение, как-то изменить ситуацию в лучшую сторону, стоит попытаться, несмотря на собственную позицию, о которой он говорил раньше, заключающейся в обоюдной ненависти. Однако, чтобы осуществить задуманное, требуется некоторая подготовка, которая не известно, сколько времени займёт. Но лучше не тратить время впустую. Поэтому Америка уверенно направился к выходу, решив созвониться с Франциском чуть позже, чтобы проконсультироваться по одному важному вопросу.       Подготовка заняла не так много времени, как опасался Альфред. Просто в один прекрасный момент он пришёл к президенту, сказал, что у него срочные дела заграницей, вернётся не скоро, искать его не надо и, оставив охреневающего руководителя наблюдать за захлопнувшейся дверью, на всех парах поскакал в Европу, перед этим захватив из дома предметы первой необходимости и переодевшись. Раз уж операция не военная (хотя это с какой стороны посмотреть), военную форму можно снять. Правда свою любимую куртку Америка решил оставить при себе, а вот вместо формы надел белую футболку, джинсы и кеды, поспешив в аэропорт. По пути до него он созвонился с Францией и решил обсудить вопрос, касающийся той самой загадочной девушки, так как Джонс считал, что план «бэ» всегда должен быть наготове, для подстраховки воспользовавшись общественным автоматом. Однако ему пришлось сначала выслушать длительную возмущённую речь на счёт часовых поясов и отсутствия совести, а потом сильно удивиться, когда он узнал, о какой девушке идёт речь, и сначала подумал, что Бонфуа решил подшутить над ним. Ан нет. Он был полностью серьёзен. Но как только Франция начал говорить о прелестях этой самой девушки, Америка поспешил попрощаться и бросил трубку. Теперь становилось уже даже интересно, и даже изначальная причина встречи с этой девушкой кардинально изменилась, когда стало известно, кто она такая. Это уже был вопрос чести, а не просто личной выгоды.       На осуществление всех задумок понадобилось два дня. Уже оказавшись в Москве, Альфред стал сильно нервничать. Он не хотел предупреждать Россию о своём приезде, поэтому решил действовать скрытно, но самостоятельно, искренне надеясь, что какой-нибудь русский чиновник не надумает позвонить своей стране и сообщить, что на его территорию без разрешения на посещение притащилась другая страна. Да не какая-то там, а сам Америка. Стараясь действовать осторожно и деликатно, он выяснил, что Брагинский сейчас не в Кремле. Миленькая секретарша с локонами солнечного цвета и изумрудными глазами, которая как раз работала с Россией и по совместительству оказалась Московской Областью, узнавшей гостя, но, на удивление, никому его не сдавшей, с беспокойством сообщила, что на рабочем месте Иван не появился ни после встречи с правительством после прошедшего последнего собрания, ни после выходных сегодня в понедельник. По удивительно честной и точной наводке Москвы Джонс нашёл водителя, который возил Россию, и у него узнал, что за все эти три дня Брагинский ни разу не связался с ним, чтобы куда-то съездить, в то время как сам водитель немного прибалдел, когда увидел англоязычного иностранца, пытающегося найти Россию. Ему не составило труда догадаться, кто перед ним, ведь не каждый человек, особенно иностранец, знает, что где-то в России живёт некто, являющийся олицетворением страны. Узнав всё, что ему было нужно, Америка решил обратиться в службу аренды автомобилей, ведь на колёсах будет куда сподручнее и удобнее перемещаться по городу. Заправив полный бак и вбив в навигаторе нужный адрес, который запомнил ещё с прошлого раза, Альфред уверенно поехал по выведенному маршруту.       Приехав к загородному дому Брагинского, Америка вышел из машины и неуверенно осмотрелся. Дом выглядит вполне ухоженным, в саду уже что-то начинает цвести, но возникало ощущение, что в доме давно никого не было. Предположив, что его мнение может быть ошибочным, Джонс всё-таки направился к дому. Войдя на веранду и ещё раз ради предосторожности осмотрев входную дверь, Америка вздохнул и нажал на кнопку дверного звонка. Ответа не последовало. В доме наблюдалась гробовая тишина. Подождав немного, Альфред позвонил ещё раз, уже начиная нервничать. Не мог же Россия уехать куда-то из Москвы, ведь больше мест его дислокации, кроме Кремля и личного жилья, попросту не было, как стало известно от того же водителя, а никаких встреч и важных заседаний за рубежом, требующих его присутствия, по словам Москвы сейчас не проходит. Ответа опять нет. Нахмурившись, Америка захотел прислониться к двери, чтобы послушать, действительно ли за ней никого нет, и выяснить, что происходит в доме, но стоило приложить к двери ладони, как она сама от его веса с тихим шуршанием отворилась. Ещё больше испугавшись, Джонс сделал неуверенный шаг в дом. Его встретила только пугающая тишина. Вдруг раздалось какое-то тихое цоканье по паркету, которое почему-то у Америки сразу вызвало ассоциацию с собаками-зомби из одного ужастика, и он уже захотел полезть за оружием, в последний момент вспомнив, что его у него сейчас нет, но к его удивлению из гостиной в прихожую выплыла знакомая пушистая тушка. Котяра осмотрел гостя внимательным взглядом голубых льдинок глаз, а потом едва слышно зарычал. Стоило Альфреду сделать неуверенный шаг в сторону, как Дымок рьяно зашипел и уже более громко зарычал. Грешным делом Америка подумал, что Иван попросту забыл закрыть дверь в дом, а это мохнатое безобразие защищает свою территорию, но, как оказалось, он частично ошибался. Видимо рычание кота было очень громким, что не могло не привлечь внимание, поэтому из-за поворота в прихожую уже вышел Россия. Его внешний вид немного поразил Джонса. Насколько он помнил, Брагинский всегда был опрятным и аккуратным и бережно относился к своей форме, но сейчас одет он был в военные брюки и рубашку с закатанными рукавами и выпущенным подолом, галстук приспущенный болтался на шее, волосы его были растрёпаны, а лицо покрасневшее. Увидев посетителя, Россия засмеялся.       — А! Америка, – отсмеявшись, с ухмылкой отозвался Иван. – Что, тоже пришёл отпраздновать?       — Отпраздновать? – находясь в шоке, переспросил Альфред. – Что отпраздновать?       — Как «что»? – Россия злобно хихикнул и пошатнулся, опёршись на стену боком. – Моё исключение из Большой Восьмёрки! – Брагинский, так же пошатываясь, развернулся и направился в сторону кухни. – Ты проходи, не стесняйся.       Америка неуверенно покосился на Россию, который, шатаясь, ушёл вглубь дома, и скосил опасливый взгляд на котяру, который сидел на полу и с прищуренными глазами вилял хвостом, даже не пытаясь скрыть свою враждебность. Весь в хозяина. Постаравшись пройти вдоль стеночки, когда Дымок стал шипеть в ответ на его шаги, Джонс поспешил проследовать за хозяином дома. Нашёл он его на кухне, сидящим за столом. На столе стояли две полностью пустые и одна почти пустая бутылка... абсента. Заметив реакцию Америки, Иван хмыкнул, отхлебнув абсент прямо из горла бутылки.       — Думаешь, я расстроен, что меня исключили? Ошибаешься. Я рад, что, наконец, покинул этот гадюшник, где каждый так и норовит вгрызться другому в глотку. А ещё я должен сказать вам всем спасибо, – Россия со всей иронией усмехнулся и обернулся к непонимающему Альфреду. – Если бы не вы, я бы никогда не понял, как Оля в действительности ко мне относится.       — И давно ты... празднуешь? – настороженно поинтересовался Америка, заметив, что на столе нет никакой пищи, в раковине и на плите нет посуды, соответственно Брагинский почти ничего не ел. – Ты хоть чем-то питался всё это время?       — Тебе-то какое дело? – Россия кинул недобрый взгляд в его сторону и сделал ещё один глоток, после чего ухмыльнулся и протянул Джонсу бутылку. – Ты можешь присоединиться. Серьёзно. Теперь ты наверняка счастлив. Это будет твоим величайшим достижением на ближайшие лет десять.       — Это не так... – тихо буркнул себе под нос Америка.       — Что, прости? – задумчиво прищурившись, Иван с интересом посмотрел на Альфреда.       «Ну же, возьми себя в руки! Вспомни, зачем приехал! Будь честен и искренен! Прояви поддержку! Твою мать...» – размышлял сам с собой Америка.       — Что ж, если ты не хочешь выпить, то проваливай, – Россия пожал плечами и вновь собрался сделать глоток из бутылки. – Мне не нужна компания ради компании. Особенно твоя.       — Это ведь не правда, – Джонс поднял решительный взгляд, нахмурившись.       — Э? – Брагинский непонимающе замер с бутылкой у рта, покосившись на Америку. – Ты о чём вообще?       — На самом деле ведь ты не рад, что тебя исключили, – уверенно сказал Альфред, сжав пальцы в кулаки. – Ведь так? Иначе ты бы не сидел сейчас в таком состоянии и не думал об этом всё это время.       — Чего ты пытаешься добиться? – отставив бутылку на стол, раздражённо спросил Россия.       — Я не мог лично влиять на это решение. Будь моя воля, я бы не позволил этому случиться. Ведь теперь... – Америка нерешительно поджал губы и отвёл смущённый взгляд, – я не смогу видеться с тобой.       — Ну конечно! – Иван от души расхохотался. – Кого теперь ты будешь выводить из себя? Кто тебя сможет столько терпеть? Сомневаюсь, что у Германии или Англии хватит выдержки мириться с твоим заносчивым характером и поведением несносного ребёнка.       — Я не это...       — А вообще ты прав, – перебил, не дав сказать, Россия и перевёл мрачный взгляд на окно. – Я не рад этому исключению. Как ни посмотри, а от этого куча минусов. На меня даже моё правительство теперь косо смотрит, стоило мне сообщить им о вашем решении. Как будто я виноват в случившемся.       — Возможно, – Джонс сделал неуверенный шаг навстречу, – тебе стоит обратить внимание на положительные стороны?       — И что же тут положительного? – Брагинский ухмыльнулся и выжидающе посмотрел на Америку, облокотившись на стол и подперев голову рукой. – Давай, поделись своей американской мудростью.       — У тебя теперь есть Крым, – незамедлительно ответил Альфред.       — Пф-ф-ф! – Россия раздражённо фыркнул, отвернувшись. – Из-за него всё это и случилось. Не проведи он референдум...       — Он так и был бы под гнётом украинской власти, – не дав закончить, строго досказал Америка, нахмурившись. – Ты сейчас сидишь и жалеешь себя, даже не пытаясь думать о том, в каком выигрыше ты оказался.       — В выигрыше?! – не выдержав, Иван резко вскочил из-за стола, но тут же сморщился, схватившись за голову ладонями, и сел обратно на стул, переведя дыхание. – Да и вообще... Что ты можешь знать о том, что я чувствую?! Дайте мне хоть раз себя пожалеть! Тебе не приходилось сталкиваться с тем, с чем сталкивался я! Все твои проблемы всегда возникали по твоей собственной вине! Террористы, война в Иране, Вьетнаме и Афганистане, экономическая нестабильность, расовая дискриминация… И ты всегда жалел себя, какой ты несчастный, тебе никто не помогает, все желают твоего исчезновения! Только это твои личные предрассудки, словно у подростка с кучей комплексов! Тебе всегда помогали, несмотря на то, какой дрянью ты бывал, всегда был кто-то, кто поддерживал тебя! У тебя есть брат, который искренне тебя любит, несмотря на то, как ты к нему относишься и не замечаешь его, всегда принижаешь его заслуги и достоинства и вспоминаешь о нём только тогда, когда он тебе нужен! Я же никогда не просил помощи, всегда помогал другим, ничего не прося взамен и порой действуя в ущерб самому себе, делился вооружением, отправлял своих людей на смерть в чужие государства, просто разбрасывался гуманитарной помощью, медикаментами, специалистами разных областей! Да даже вспомни, Америка, на чьих ракетоносителях твои астронавты летают в космос?! Как помочь, так НАСА в Роскосмос бежит, а как почести – шиш вам с маслом и хрен по всей морде! И при этом меня продолжают ненавидеть просто за то, что я существую! Даже сестра, как оказалось, никогда не любила меня, а видела во мне соперника! Поэтому не тебе судить меня и учить чему-то, Америка!       Выдохнув, Россия отвернулся, упёршись лицом в ладони. Джонс молча слушал, против воли узнавая, что думают о нём самом. Но ведь Франция предупреждал его, что нужно выслушать и принять чужую точку зрения. Даже если она окажется обидной. Поэтому он не перебивал, не встревал, не оправдывался и не защищался, ведь в глубине души он понимал и признавал, что сам виноват в том, что о нём так думают. Поэтому просто молча слушал, потому что в действительности это нужно было им обоим. Брагинскому нужно было выговориться, высказать то, что накипело, и было уже даже не важно, что слушателем является Америка. А Альфреду это нужно было, чтобы лучше понять Россию, а также понять самого себя и свои чувства, которые он испытывает. Действительно ли они именно такие, как он думает, или же он просто обманывает себя?..       — Ты смотришь новости? – неожиданно спросил Джонс.       — Зачем мне это? – не оборачиваясь, устало спросил Иван.       — А я смотрю новости, – проигнорировав вопрос, Америка невозмутимо продолжил говорить. – Разумеется, свои. Конечно, СМИ выставляют присоединение Крыма к тебе как оккупацию, захват территории, но искренние эмоции людей нельзя подделать. Их не купишь ни за какие деньги и обещания и не вызовешь угрозами.       Альфред прошёл вглубь помещения и подошёл к окну, посмотрев на улицу, а Россия непонимающе уставился на него.       — На записях видно, что народ счастлив. Они улыбаются, смеются, распевают твой гимн, размахивают на параде твоим флагом, в спешке меняют автомобильные номера на российские, волонтёры на улицах раздают георгиевские ленты. Да, я знаю об этом обычае у тебя, в моей стране тоже проходит такая акция. И ты до сих пор считаешь это ошибкой? – Америка обернулся и с тоской посмотрел в глаза Брагинского. – Разве ты не чувствуешь этих людей? Не чувствуешь, что они любят тебя? Разве это не является доказательством того, что есть в мире кто-то, кто действительно тебя любит?       Россия отвёл взгляд, нахмурившись, а Джонс подошёл к столу и упёрся в него ладонями, таким образом оказывая моральное давление.       — Я был в Крыму, – решительно сообщил Америка, а Иван в ответ поднял на него шокированный взгляд. – Я говорил с людьми, которые там живут. Знаешь, что они говорят? Они не кричат "Слава Украине!", они не требуют вернуться назад, они не утверждают, что их захватили или оккупировали, они не говорят, что они народ Украины. Они говорят, что они россияне. И говорят "Наконец мы снова с Россией". И ты считаешь это поражением? И готов променять это на компанию лицемеров из Восьмёрки?       Россия внимательно выслушал и опустил взгляд, глядя на собственные ладони, пытаясь осознать услышанное, а также принять это.       — Для нас, стран, нет ничего важнее того, что чувствует наш народ, – отстранившись от стола, как-то мрачно произнёс Альфред. – И когда счастлив наш народ, у нас на душе становится спокойно и радостно. Это высшая награда, которую мы можем желать.       — Зачем ты мне всё это говоришь? – отрицательно покачав головой, непонимающе спросил Брагинский.       — Чтобы показать тебе, что ты ошибаешься, – серьёзно признался Америка, как вдруг неожиданно тряхнул головой, словно отбрасывая ненужные мысли, улыбнулся и довольно упёр руки в пояс. – Кстати. Я приехал не один.       — Только не говори, что кто-то ещё из… Семёрки сюда притащился, – устало закатив глаза, Россия потёр виски и поморщился. – Я тебя-то с трудом терплю.       — Нет, – Джонс обиженно фыркнул. – У них своих забот хватает. А вот у неё как раз появилось свободное время, чтобы навестить тебя.       — У неё? – Иван непонимающе изогнул одну бровь. – Мне казалось, она больше не хочет видеть меня.       — Э? Что? – Америка аж немного растерялся. – Не может быть. Она же мне все уши прожужжала, пока ехала со мной, что хочет тебя увидеть.       — Так, – Россия решительно хлопнул ладонями по столу. – Мы точно говорим об одной и той же личности?       — Уже сомневаюсь, – с усталым выражением на лице ответил Альфред. – Ты о ком подумал?       — А что, так много, кто подходит под критерий «она», знакомых со мной? – язвительно спросил Брагинский.       — Я не сказал, что она твоя знакомая, – Америка скривил кислую рожицу.       — Так кого ты привёз с собой? – начиная терять терпение, спросил Россия.       Джонс улыбнулся и направился в прихожую. Иван любопытно посмотрел в ту сторону и вскоре услышал шаги двух человек, а также слова Америки: «Да не бойся, он не кусается. Проходи-проходи, я буду рядом». Совсем впав в ступор, Россия решил всё-таки дождаться очередного гостя. Вскоре на пороге показался Альфред, сопровождая достаточно высокую девушку, которая была почти одного с ним роста. У неё были длинные платиновые волосы, завязанные в хвост, перекинутый на плечо, и милое округлое личико с розовыми щеками, несмотря на то, что кожа была достаточно загорелой. Одета она была в длинную расклешённую юбку синего цвета и белую блузку с глубоким декольте, а на шее у неё висел красивый кулон в виде ракушки.       — Здравствуй, Россия, – девушка сжала вместе ладошки в жесте неловкости и кротко улыбнулась.       — А... мы знакомы? – Брагинский от непонимания аж встал со стула.       — В какой-то мере. Я Татьяна, – с улыбкой представилась девушка. – Татьяна Брагинская.       — Что?! – Россия в ужасе схватился одной рукой за грудь, думая, что он ослышался.       — Я – Республика Крым, – поспешила объясниться Татьяна.       — Крым... девушка?! – шокировано уточнил Иван.       — Я тоже думала, что Россия-матушка – женщина, – с лукавым взглядом отозвалась Крым и тихо хихикнула.       Америка не удержался из-за этого комментария и тоже захихикал, стараясь делать это не громко, а то глядишь действительно в лобешник дадут.       — РУСЬ-матушка! – неодобрительно указав пальцем на посетителей, возмутился Россия. – Не путайте. Русь была женщина.       — Россия, я о тебе чего-то не знаю? – беззлобно усмехнувшись, решил приколоться Джонс.       — Ну сколько можно с этим подкалывать уже?.. – Брагинский рухнул обратно на стул, устало проведя ладонью по лицу.       — Эм... – Америка неловко провёл ладонью по затылку. – Ну что ж, моя миссия выполнена. Оставляю вас наедине. Наверняка вам есть, что обсудить. До встречи. Махнув на прощание ладонью, Альфред развернулся и направился к выходу из дома.       Татьяна дождалась, когда хлопнет входная дверь, после чего перевела взгляд на Россию.       — Можно… я буду называть тебя по имени? – неловко поинтересовалась Крым.       — Конечно, – Иван постарался улыбнуться, посмотрев на собеседницу.       Неожиданно Татьяна крепко обняла Россию, прижимая его к себе, что его поразило, заставив вздрогнуть.       — Я так рада встретиться с тобой... Ваня, – сквозь слёзы сказала Крым, а слегка отстранившись, улыбнулась счастливой улыбкой. – Я счастлива быть частью тебя.       Брагинский ещё больше поразился, видя такую искренность в её глазах и неподдельное счастье. Глаза, кстати, его тоже удивили. У Татьяны была ярко выраженная гетерохромия. Левый глаз был небесно-голубой, а правый нежного фиалкового цвета. Не удержавшись, Россия провёл большим пальцем по щеке Крыма как раз рядом с глазом.       — У тебя...       — Да, глаза разного цвета, – догадавшись о содержании фразы, подтвердила Татьяна и усмехнулась, стерев слёзы ладонью. – Раньше у меня глаза были голубые, но после того, как был подписан документ о моём вхождении в состав твоей страны, один глаз у меня изменился на фиалковый, – Крым с мягкой улыбкой внимательно посмотрела в глаза Ивана. – Прям как у тебя, – выпрямившись, она улыбнулась ещё радостней и сложила ладони в некоем молебном жесте. – Обещаю, я буду стараться. Я буду хорошей Республикой.       — Спасибо, Таня, – Россия ответно улыбнулся, взяв Крым за руки.       — Спасибо тебе, что защищаешь меня, – смущённо поведя плечом, сказала Татьяна, но неожиданно вздрогнула, оглянувшись в сторону прихожей. – Надо будет ещё Альфреда поблагодарить.       — Альфреда? – Брагинский недовольно хмыкнул. – Он позволил тебе называть его по имени?       — А? Он и не запрещал, – Крым только недоумённо пожала плечами. – Я знала, что он – Америка. Но когда я спросила его имя, он сказал его мне.       — Что же он такого сделал, что заслуживает твоей благодарности? – с раздражением спросил Россия.       — Он приехал ко мне на полуостров и уговорил меня приехать к тебе, сказал, что сейчас ты нуждаешься в поддержке, – отведя стыдливый взгляд, призналась Крым. – Я боялась ехать к тебе, всё никак не могла собраться с духом, да и не могла поверить, что такой стране, как тебе, нужна поддержка нежеланной территории. Я думала, что ты такой же, как Украина... Думала, что если ты узнаешь о моих курортах, земледелии и выходе в море, то будешь видеть во мне только ценный регион, а не личность. А он убедил меня, что ты не такой. Что в первую очередь ты увидишь во мне личность, а не территорию. Так и оказалось. И он помог мне добраться до тебя. Сначала до Москвы, а потом до твоего дома. А! – взволнованно воскликнула Татьяна, невольно заставив Ивана вздрогнуть. – А ещё я ему деньги должна вернуть.       — Что?! – поражённо воскликнул Россия. – Когда...       — Он, правда, сказал, чтобы я не думала об этом, но как-то неловко получается... – проигнорировав прозвучавшие вопросы, продолжила Крым. – Я с собой взяла мало денег, и он заплатил за мой номер в гостинице.       Брагинский хмуро опустил взгляд.       — Наверняка ищет какой-то выгоды для себя.       Услышав тон, которым были сказаны слова, и видя, как ведёт себя Россия, Татьяна опустилась перед ним на колени, сжав в своих ладонях его ладони, и заглянула ему в глаза.       — Я так не думаю.       — Ты его не знаешь так, как я, – уверенно возразил Иван.       — Я его не так хорошо знаю, но могу отличить его самого от его правительства, – с той же уверенностью высказалась Крым, крепче сжав в своих ладонях тонкие пальцы России. – Когда он говорил о тебе... он был таким подавленным. В его глазах была печаль. Он рассказал мне о твоём исключении из Большой Восьмёрки. В его голосе не было радости. Было разочарование. И всякий раз, когда я спрашивала у него о тебе, он... так тяжело вздыхал, – Татьяна мягко улыбнулась, отведя хитрый взгляд. – Знаешь, мне кажется, что он неравнодушен к тебе. От такого неожиданного предположения Брагинский аж икнул, подняв ошарашенный взгляд.       — Он не такой, каким ты его считаешь. Ведь стал бы он наперекор своему правительству ехать к тебе только ради того, чтобы добиться какой-то выгоды или просто досадить тебе? – слегка наклонив голову на бок, Крым невинным взглядом посмотрела в глаза России. – Кажется, он искренне сожалеет о том, что делал. Только знаешь, как это бывает? Мы что-то делаем, в самый последний момент понимая, что это глупо, но уже поздно, и исправить содеянное нельзя. Может быть, ты дашь ему шанс?       Иван не знал, как ответить. Он чувствовал, что Татьяна не обманывает его, да и к чему ей это делать. Но он был поражён, что всё, что рассказала ему Крым, Джонс сделал по собственной воле, не ища выгоду. Татьяна лишь улыбнулась и поднялась на ноги.       — Ты подумай пока. А мне нужно возвращаться к себе. Скоро нужно предоставить правительству отчёт, да и к встрече с президентом тоже надо подготовиться, – тут Крым неожиданно радостно воскликнула, прижав ладони к груди, в очередной раз напугав своей резкостью. – А ещё скоро лето! Нужно готовиться к курортному и пляжному сезону! Да и в этом году наверняка много детишек приедет в Артек. А ведь первая смена начинается уже в мае! Со всех твоих регионов приедут! Ах, столько работы, столько работы! – неожиданно Татьяна схватила опешившего Россию за руки. – Ваня, ты обязан приехать ко мне на море летом! Я покажу тебе всё-всё, что у меня есть! Мы обязательно посетим Севастополь, я покажу все его достопримечательности! Ты посмотришь на Ласточкино гнездо, Воронцовский дворец, у меня даже водопады есть! А ещё я обязательно свожу тебя в картинную галерею имени Айвазовского! Альфред сказал, что ты любишь искусство. На море, правда, лучше ездить осенью, в сентябре, или в конце лета, но ты приезжай в июле, там уже начнётся сбор урожая. Какие у меня виноградники, черешня, персики! Ты ведь приедешь, правда?       Брагинский с улыбкой покачал головой, поражаясь задору и жизнерадостности своей новой области, а ещё её личной привязанности к нему.       — Конечно, – Россия поднялся со стула и взял Татьяну за плечи. – Постараюсь выделить время, чтобы приехать к тебе.       — И не вздумай приезжать по работе! – Крым состроила сердитую мордашку, указательным пальцем ткнув в грудь Ивана. – Недельку не помрёт без тебя правительство, а ты отдохнёшь и от них, и от всех этих европейских дрязг. Понял меня? – Татьяна выжидающе прищурилась и, дождавшись согласного кивка, довольно улыбнулась. – Ладно. Тогда я побежала. Меня Альфред ждёт.       Россия постарался не скукситься при озвучивании этого имени, потому что уж больно приятно было смотреть на то, какая Крым счастливая.       — Надо будет и его пригласить в гости, – Татьяна задумчиво подвела палец к губам, но неожиданно запнулась и неуверенно глянула на Брагинского. – Ты ведь не будешь против? Всё-таки я являюсь частью твоих территорий...       Россия сдержанно вздохнул и прикрыл глаза, отпустив плечи Крыма. С этим надо что-то делать.       — Таня, а... он случайно не говорил тебе, на сколько приехал? – с опаской спросил Иван.       — А! – Татьяна слишком уж радостно оживилась от вопроса. – Он сказал, что у него сегодня вечером вылет. Сказал, что не хочет задерживаться и лишний раз тебя нервировать.       «Тц! Он что, издевается надо мной?!» – мысленно разозлился Россия.       — Я тоже вылетаю сегодня. А пока вернусь в гостиницу, в которой мы номера сняли, – собравшись уходить, для справки сказала Крым.       — Он тоже? – вопросом остановил её Брагинский.       — Что? – непонимающе обернулась Татьяна.       — Будет в гостинице? – с какой-то неохотой уточнил Россия.       — Он мне не говорил, что куда-то собирается, – Крым отвела задумчивый взгляд и довольно улыбнулась. – Мы остановились прямо рядом с аэропортом Шереметьево. Что ж... – тут она посмотрела на стол и, увидев бутылку с абсентом, схватила её и сделала глоток, ошарашив Ивана, после чего вскинула руку с ней к потолку. – За нашу победу! За моё единение с Россией! Да здравствует Россия!       Поставив бутылку обратно на стол, Татьяна по-ребячески отсалютировала, развернулась и направилась в прихожую. Россия, немного придя в себя после небольшого шока, решил проводить её, чтобы не казаться совсем уж раздолбаем и безответственным хозяином, и вышел следом, увидев, что Крым накинула на себя лёгкую кожаную курточку и обула аккуратные лакированные туфельки. Обняв Брагинского на прощание, Крым выскочила из дома, закрыв за собой дверь. Из гостиной одним глазом выглянул Дымок, явно недовольный тем, что у хозяина столько гостей снова появилось, а потом гордой походкой прошествовал на кухню с весьма недвусмысленными намерениями. Хмыкнув в ответ на действия котяры, Россия вошёл в гостиную и, подойдя к окну, посмотрел в него, увидев, что Татьяна подбежала к машине, возле которой с задумчивым видом стоял Америка и курил. Не теряя времени, Крым выхватила у него изо рта сигарету и, бросив на землю, затоптала её, грозно покачав пальчиком перед носом, а Джонс только рассмеялся и сел за руль. Глядя на это, Иван невольно улыбнулся и с тоской проследил, как машина уехала. Сняв с себя галстук и кинув его на диван, Россия тяжело вздохнул и устало провёл ладонями по лицу. Выйдя в прихожую, Брагинский упёр руки в пояс и посмотрел в потолок, размышляя над вопросом «Как быть дальше?». Опустив взгляд и посмотрев на полку в прихожей, он обратил внимание на папку документов. Это ведь та самая папка, которую Америка привёз, когда был у России в прошлый раз. Сначала Иван забросил их, считая ненужными, а потом и вовсе забыл про них, но а потом его попросту не было дома, чтобы прочитать. Взяв папку в руки, Россия вернулся в комнату и сел на диван, раскрыв её, желая проверить содержимое. Перекладывая верхние листы вниз, Брагинский взглядом пробегался по написанным строчкам, чтобы уловить основной смысл документов. Там были некоторые финансовые отчёты о поставках нефти, документы об очередной подготовке космической экспедиции, предложение на принятие участия в переговорах по вопросу снижения количества ядерного вооружения. Чем дальше, тем больше хмурился Россия. Зачем нужно было передавать эти документы ему лично в руки? Президент был способен и сам распределить их между необходимыми министрами. Если только чиновники в действительности, как передал Альфред, не собирались ему просто досадить, скинув на него работу, пока он находится дома. Добравшись до самого конца, Иван к собственному удивлению обнаружил лист, написанный от руки, без подписей и печатей, что больше придавало ему вид обычной записки, нежели важного документа. Опознав в размашистом почерке руку Америки, Россия ещё больше удивился, решив прочитать содержимое листа:

«Я очень надеюсь, что ты прочитаешь это вовремя и не оставишь документы на потом, приняв их за ненужные записульки, как ты обычно поступаешь с документами от меня. В общем, мне запретили об этом говорить, но я не могу отмалчиваться, потому что считаю это неправильным. Лично передать тебе это я не могу, по телефону сообщить тоже, его прослушивают. Да и вряд ли ты бы поверил моим словам. Поэтому передаю таким доисторическим способом. Забавно писать тебе письмо с предупреждением при такой конспирации. Двадцать первого апреля в десять часов до полудня в Вашингтоне в Белом Доме (как символично и пафосно, не правда ли?) пройдёт негласное заседание глав Большой Восьмёрки. Тебя туда не приглашали, так как ты стал причиной созыва. Будут присутствовать все страны и их руководители. Тебя хотят исключить из состава организации. Если можешь, предупреди своё правительство, только прошу, не упоминай меня. Хотя… думаю, остальные итак догадаются, что это я тебя предупредил, ведь я был против собрания и вопроса, по которому оно было организовано. Или, если хочешь, можешь приехать сам и устроить остальным сюрприз. От себя хочу извиниться за эту секретность, что не могу сказать тебе это, глядя в глаза. Короче… Если всё-таки мой план провалится, и ты ни о чём не узнаешь до следующего совещания, на котором кто-то, скорее всего я, сообщит тебе о результате встречи… Значит я облажался и сам виноват. Ещё раз извини»       Закончив читать, Брагинский выронил листок из ладоней, уставившись пустым взглядом в никуда. Да, на листе не было подписи, указывающей на автора записки, но он без сомнения знал, что это написал Джонс. Он пытался предупредить его, единственным возможным способом. Россия знал, что американское правительство грешит прослушкой телефонов важных политических деятелей всего мира, поэтому он не удивился, что они решили так поступить с собственной страной, и не усомнился в упоминании Америкой, что его телефон прослушивается. Выходит, в прошлый раз Альфред приехал к нему сам, придумав историю о том, что российские чиновники отправили его с документами к Ивану. Скорее всего, Америка сам приехал в правительство России и убедил их, что эти документы нужно вручить ему лично, таким образом узнав, где Брагинский живёт. Неужели Татьяна всё-таки права, и Джонс действительно действует без корыстных целей, просто проявляя беспокойство? Зачем ему это? С этим надо что-то делать, пока есть такая возможность. Возможно, даже действовать жёстко и грубо. Чтобы узнать правду, оно того стоит. А потом уже будет проще прийти к окончательному решению. Поднявшись с дивана и пройдясь по комнате туда-сюда, Брагинский остановился посреди гостиной и, нахмурившись, достал из кармана брюк мобильник, принявшись набирать какой-то номер. Приложив телефон к уху, он стал ждать ответа, нетерпеливо топая ногой, слыша лишь затяжные гудки. И вот, наконец, гудок прервался, что означало, что собеседник ответил на звонок.       — Великий Я у аппарата.       — Привет, Гил, – незамедлительно откликнулся Россия. – Ты ещё не уехал из Москвы?       — О-па! – послышался злорадный смешок на другом конце трубки. – Что это ты мне решил позвонить? Вообще нет, я ещё в Москве. А что?       — Мне нужна твоя помощь... – нехотя признался Иван.       — У-у-у! Ничего себе! – продолжил злорадствовать Пруссия. – Есть что-то, с чем не можешь справиться ты или твоя труба?       — Просто... – полностью игнорируя тон, которым говорит Гилберт, Россия тяжело вздохнул, – не хочу привлекать к этому людей. И я надеюсь на твою тактичность.       — Да я просто сама тактичность воплоти! – с готовностью отозвался Пруссия, захихикав. – Где пожар, шкипер?       — Приезжай ко мне настолько быстро, насколько можешь. Мне нужно кое-куда съездить, – решительно взглянув в окно, сказал Брагинский.       — Э? – судя по голосу, Байльшмидт явно задумался. – Ну ладно. Сейчас поеду.       — Спасибо... – с облегчением ответил Россия.       — Ты меня пугаешь, Russe, – настороженно сказал в трубку Пруссия и отключился. Закончив вызов, Иван ещё какое-то время смотрел на отключенный экран, видя в нём лишь своё отражение, чувствуя к самому себе отвращение.       — Я сам себя пугаю...       В Москве уже наступил вечер, однако темнота даже не думала подбираться. В городе до сих пор было светло, а на улицах кипела жизнь. Люди неторопливо возвращались с работы, а в каких-то частях города активность только начиналась. Зажигались огни витрин, фонарей, арт-объектов, на улицах всё чаще можно было заметить бродячих музыкантов и певцов, шумные молодёжные компании. В общем, шумиха только начиналась.       Находясь в своём номере в гостинице, Америка нервно вышагивал по комнате, смотря себе под ноги. Периодически он замедлял шаг, чтобы посмотреть на настенные часы и увидеть, сколько сейчас время. Через полчаса начнётся регистрация на самолёт. Остановившись у окна и посмотрев за его пределы, Джонс внимательно осмотрел улицу, проезжающие по дороге автомобили и людей, спешащих в аэропорт. В итоге он махнул рукой и полез в прикроватную тумбу, чтобы достать документы и некоторые свои вещи, которые успел достать из небольшой дорожной сумки, которую по приезду запихнул под кровать. Выудив сумку из-под кровати и сложив в неё вещи, Америка неуверенно посмотрел на свой паспорт и билет на самолёт, но в итоге нахмурился и убрал их во внутренний карман куртки. Крым он уже проводил как два часа назад и пожелал ей удачи, пообещав приехать к ней в гости, когда она его пригласила. Хотя он сомневался, что у него получится в этот раз сдержать обещание, ведь вряд ли у него выпадет возможность съездить на море в другое государство, не поставив его в известность. Да и президент наверняка сейчас зол на него, что он так в наглую куда-то слинял, поэтому на ближайшие полгода в наказание загрузит работой так, чтобы он из дома выйти не смог, а то и вовсе под домашний арест посадит. Но были и другие причины, почему Альфред считал, что ему придётся нарушить данное Татьяне слово. Возвращаться сюда ему больше не хотелось. Он использовал свою попытку. Он упустил свой шанс. Что ж. Теперь всё вернётся на свои места, всё будет так же, как и всегда, снова замкнутый круг ненависти и вечного противостояния, и он только зря пытался это изменить. Хотя, может, это и к лучшему.       — Ну... Прощай, Россия, – Америка вновь посмотрел в окно с печальной улыбкой. – Не скоро теперь увидимся.       Тут совершенно неожиданно раздался стук в дверь, заставивший впасть в ступор. Джонс удивлённо посмотрел в сторону двери и задался вопросом, кто это может быть, ведь никому, кроме сотрудников гостиницы и Крыма, не было известно, что он тут остановился. Но тут же он себя успокоил, подумав, что это, скорее всего, горничная пришла убрать в номере после него, ведь ему уже пора уходить. Усмехнувшись собственным параноидальным мыслям и поправив куртку и причёску, Америка подошёл к двери и открыл её, готовый встретить посетителя улыбкой. Только вот улыбка моментально исчезла, когда он увидел своего гостя.       — А... Россия?       — Что, хотел улететь, не попрощавшись? – Брагинский усмехнулся и, отстранив Америку с порога, прошёл в номер и осмотрелся.       Альфред непонимающе нахмурил брови и закрыл дверь, бросив на своего посетителя настороженный взгляд. Внешний вид России не особо изменился с того момента, как Америка видел его в последний раз. Он так и был одет в военные брюки, заправив их в высокие сапоги, рукава рубашки так же были завёрнуты до локтя, а подол теперь был заправлен в брюки, но вот галстука уже не наблюдалось, а две верхних пуговицы рубашки были расстёгнуты, оголяя шею и ключицу, волосы причёсаны, лицо имело привычный бледный оттенок. Из верхней одежды на нём был только китель, но он был просто накинут на плечи, словно его владельцу жарко.       — Как ты узнал, что я здесь? – задал волнующий вопрос Джонс.       — Это было не сложно, – Иван обернулся и с улыбкой пожал плечами. – Таня намекнула, что вы остановились в гостинице неподалёку от аэропорта, а это единственная гостиница, которую ты бы выбрал, потому что здесь Макдональдс через дорогу. Ну а консьерж уже по имени сообщил мне, в каком ты номере, ведь по собственной глупости шифроваться почему-то ты не стал, – Россия усмехнулся ошарашенному взгляду Америки. – Извини, что задержался. Пробки никто не отменял, а Гил не волшебник.       — Зачем ты приехал? – придя в себя, Альфред снова нахмурился.       — Я же сказал: чтобы попрощаться, – Брагинский развёл руки в объясняющем жесте и сделал шаг навстречу.       — Такое чувство, что ты приехал поиздеваться, – ощущая исходящую угрозу, Америка сделал опасливый шаг назад.       — Моё присутствие тебя нервирует? – ещё шаг навстречу.       — Вызывает опасение, – очередной шаг назад, и Джонс упёрся спиной в стену.       Америка попытался быстренько передислоцироваться, чтобы не быть зажатым в угол, но Россия сделал быстрый шаг навстречу и резко упёр ладони в стену по бокам от головы Америки, перестав улыбаться.       — У меня дома ты вёл себя куда увереннее, – похолодевшим тоном сказал Иван. – Всё думал, когда ты скинешь с себя эту маску любезности и подхалимажа.       — Я не... – Альфред только отрицательно покачал головой, но резкий голос прервал его.       — Хватит притворяться! – озлобленно нахмурившись, выкрикнул Россия. – Зачем ты приплёл к своему спектаклю Крым? Хочешь использовать наивную девушку против меня? Мало было настроить против меня весь мир, теперь ты хочешь внутри моей страны учинить раздор? Ну давай. Кто следующий? Калининград? Сахалин? Камчатка? Или может сразу Москва или Питер?       — Прекрати! – резко выкрикнул Америка со слезами на глазах. – У меня даже мыслей таких не было! Я не врал тебе! Всё, что я говорил – правда! Я был честен с тобой, как никогда в жизни! Ничего из того, что я сказал, не было ложью! Ни одного слова! И я не хотел вредить Крыму! Я действительно хотел ей помочь! Я обещал привезти её к тебе и посадить на обратный рейс, и я выполнил обещание! – Джонс снял с носа очки, убрав их в карман куртки, и потёр глаза ладонью, опустив голову. – Fuck... Зачем ты вообще приехал?.. Лучше бы ты застрял в пробке и не успел застать меня здесь, а я бы улетел в Вашингтон... – теперь Америка закрыл глаза обеими ладонями, чтобы не разреветься. – Зачем пытаться быть самим собой, если никто не верит, что это правда?.. Намного проще быть тем клоуном, которого я из себя строю каждый день...       Внимательно выслушав, Брагинский нахмурился.       — Америка...       — Уходи! – Альфред поднял озлобленный взгляд и попытался оттолкнуть его от себя. – Пусти меня, я опоздаю на самолёт!       — Америка, успокойся, – Россия перехватил пытающиеся оттолкнуть его руки и сжал запястья Америки, прижав их к стене       — Отпусти меня сейчас же! – чувствуя, что его загнали в угол, Джонс стал вырываться. – Я сделал всё, что хотел у тебя сделать! Больше меня здесь ничего не держит! Неожиданно Иван притянул к себе Америку и крепко обнял за плечи, поразив его.       — Успокойся, пожалуйста.       Альфред потрясённо замер, уставившись округлившимися глазами в потолок, а Россия ещё плотнее прижал его к себе, уткнувшись лицом в мех на воротнике кожаной куртки.       — Прости, что повёл себя так. Я просто... – не зная, что ещё сказать, Брагинский тяжело вздохнул. – Мне было трудно поверить, что ты не обманываешь меня. Было непривычно видеть тебя таким. Таким честным и... беспокоящимся. Особенно за меня. Я должен был знать правду и хотел убедиться, что ты не врёшь... Спасибо тебе. За то, что приехал и поддержал. И за то, что познакомил с Крымом. А ещё я хочу поблагодарить тебя за то, что ты пытался предупредить меня о моём исключении из Большой Восьмёрки, только я сам виноват, что вовремя этого не увидел. Ты не виноват в случившемся. И я, правда, благодарен тебе.       Выслушав, Америка не мог поверить, что это правда, но в итоге он неловко обнял Россию в ответ, уронив с его плеч китель, и закрыл глаза. Этот жест не мог не удивить Ивана. Чтобы Джонс был таким робким и осторожным по отношению к нему?.. Россия удивлённо слегка отстранился, когда почувствовал, что Америка дрожит. Он попытался посмотреть ему в лицо, чтобы понять, какие эмоции он сейчас испытывает, но Альфред, сжав Брагинского в объятиях, уткнулся лицом ему в плечо, будто нарочно не желая показывать, какое выражение сейчас отразилось на нём. Но в лицо даже не понадобилось смотреть, потому что спустя пару мгновений Россия понял, что Америка плачет, ибо рубашка стала намокать от стекающих слёз. Совсем растерявшись от такого поведения, Иван погладил Джонса по волосам и попробовал поднять его голову, проведя ладонью по щеке, чтобы посмотреть в глаза. Подняв голову, Америка посмотрел России в глаза близоруким взглядом и тихо всхлипнул. В этот момент Брагинский невольно сам себе признался, что у Альфреда очень красивые глаза, особенно сейчас, блестящие из-за слёз, они были так же красивы, как чистейшие аквамарины.       — Ну, успокойся, – улыбнувшись, Россия убрал со лба Америки чёлку, чтобы лучше было видно его взгляд. – Всё хорошо.       — Нет… – тихо возразил Джонс, опустив глаза. – Это не так…       — Почему? – Иван неподдельно удивился такому возражению.       — Как бы я себя ни повёл, что бы я ни делал и ни говорил, ты всё равно не сможешь мне доверять… Ты будешь так же ненавидеть меня… – Америка ослабил объятия и упёрся руками в грудь России, чтобы отстраниться. – Я знаю, что сам себе могилу вырыл, но…       — Америка, – строго прервал его Брагинский, вновь заставив посмотреть себе в глаза, взяв Джонса за подбородок. – С чего ты взял, что я тебя ненавижу?       — Но…       — Я и моё правительство – это не одно целое. Я олицетворяю свой народ, но не являюсь его полным отражением. У меня есть свои личные чувства. Да, ты меня порой раздражаешь, да, мне часто хочется тебя стукнуть, – усмехнулся Россия, заметив потрясённый взгляд Америки. – Но это не значит, что я тебя ненавижу.       Альфред нервно закусил нижнюю губу и опустил виноватый взгляд. Иван внимательно следил за его действиями, с удивлением осознавая, что Америка смущён.       — Однако, в целом ситуация остаётся прежней, – будто сам себе сказал Джонс.       — О чём ты? – непонимающе нахмурился Россия.       — Не важно, – Америка вновь попытался отстранить Брагинского от себя, но тот не пустил. – Прошу тебя, отпусти меня. Прекрати, мне итак больно…       — От чего тебе больно? – Россия плотно прижал к себе Альфреда, глядя в его напуганные глаза.       — Отпусти… Я хочу поскорее вернуться к себе домой… – Америка отвернулся, чтобы скрыть наворачивающиеся слёзы, презирая и ненавидя себя за такое поведение.       — Ответь, и я тебя отпущу, – понемногу начиная терять терпение, Иван сильнее сжал объятия.       — Я не хочу отвечать, – Джонс всхлипнул из-за болезненных объятий. – Пожалуйста, отпусти… Я ведь… Самолёт скоро… Я опоздаю…       — К чёрту самолёт! – озлобленно выкрикнул Россия, а заметив торчащий из внутреннего кармана куртки билет на самолёт, вытащил его и порвал.       — Россия! – ошарашенно выкрикнул Америка, не сдержав слёз.       — Ты ведь с какой-то целью приехал ко мне, – прижав Альфреда к стене, Брагинский приблизился к его лицу, видя, что он напуган. – И твоей целью не было познакомить меня с Крымом или поддержать меня. Это всё только средства достижения цели. Я что-то упустил? Из того, что ты мне говорил. Ты хотел что-то сказать, что скрыл за всеми ободряющими словами.       Америка слегка отвернулся, не желая смотреть в глаза России, но тот вновь заставил его посмотреть на себя, явно настаивая на ответе.       — Что же ты хотел мне сказать?.. – Иван внимательно осмотрел лицо Джонса и, аккуратно взяв его за подбородок, провёл большим пальцем по его губам.       — Что я люблю тебя! – не выдержал Америка, перейдя на крик, и отпихнул от своего лица ладонь России. – Я тоже отыгрываю тот образ, который для меня создало правительство, из-за чего я и стал посмешищем на собраниях, вот только мои личные чувства не волнуют людей и другие страны! Собственно, тебя тоже. Главное, чтобы я выполнял свою работу, а чувства попросту до лампочки. Доволен? А теперь прекрати издеваться надо мной и отпусти наконец…       Брагинский на мгновение ошарашено замер, но быстро взял себя в руки и, обработав услышанное, слабо улыбнулся. Пока Альфред не вырывался, Россия решил этим воспользоваться, приблизившись к его уху.       — Америка, ты знаешь, что я никого так не обнимал, как тебя сегодня? – прошептал прямо на ухо Иван. – Даже своих сестёр. Самого себя я в счёт не беру.       Америка потрясённо замер, стараясь обработать услышанное, и попытался посмотреть России в лицо, а он в свою очередь перевёл взгляд на него. Протянув ладонь к лицу Джонса, Брагинский пальцами стёр с его щеки слёзы.       — Ну же. Прекращай лить слёзы. Ведь на самом деле всё хорошо, – не отводя взгляда от глаз Америки, Россия ласково провёл ладонью по его щеке.       Плавным движением переместив ладонь с щеки на заднюю часть шеи Альфреда, Иван притянул его к себе и прикоснулся к его губам своими в лёгком, почти невесомом поцелуе. Америка вздрогнул и широко распахнул глаза, но не стал противиться. Когда Россия отстранился от него и вновь посмотрел в глаза, Джонс нахмурился.       — Хочешь поиздеваться, да?       — Америка, я с такими вещами не шучу, – на лице Брагинского отразилось неподдельное непонимание. – И никогда не использую чужие чувства как возможность для издёвки.       — Тогда зачем? – обиженно поджав губы, спросил Америка. – Из жалости?       — Ох, Америка… – снисходительно вздохнув и обняв Альфреда, Россия прижал его к своей груди. – Ты как маленький ребёнок. Я сказал, что у меня нет к тебе ненависти. А это не значит, что чувства не могут быть противоположными. На самом деле… я не против твоей любви. Я просто… – Иван в нерешительности замолчал, а Америка поднял на него выжидающий взгляд. – Я сомневаюсь в себе и не умею выражать чувства. Ты мне симпатичен. Таким, каким я тебя сегодня увидел, я не ожидал тебя увидеть. Если это твоё истинное лицо, то мне оно нравится. Если ты будешь таким только со мной и дальше, вряд ли я устою перед тобой…       Джонс внимательно выслушал и сам себе слабо улыбнулся, после чего слегка отстранился от России, чтобы смотреть ему в глаза, и провёл ладонями по его волосам, перебирая светлые пряди и накручивая их на пальцы.       — Ради тебя я готов и дальше быть клоуном для остальных, – Америка обнял Брагинского за шею и притянул ближе к себе, – и только для тебя быть самим собой.       Приблизившись к губам России, Альфред прикрыл глаза и вовлёк его в поцелуй, скользя языком по губам и пробуя их на вкус. Иван, не раздумывая, ответил, обняв Америку за талию и ладонями погладив по его спине под курткой. Нехотя отстранившись, Джонс усмехнулся.       — Ты мне должен билет на самолёт.       — Куплю тебе билет на завтра, – с каким-то самодовольством ухмыльнувшись, Россия ладонями провёл по бёдрам Америки.       — На завтра?! – потрясённо переспросил Альфред.       — Ты не хочешь остаться? – не меняясь в выражении лица, Иван наклонился к шее Америки и поцеловал её.       — Я… Ах! – захотел что-то сказать Джонс, но вздрогнул, почувствовав, что по его ягодицам скользят чужие ладони. – Но… меня президент убьёт, если я…       — А мне казалось, тебе плевать на мнение президента, когда ты решился ехать ко мне. В принципе, если ты так торопишься, билет всё ещё действителен по паспорту. Ты можешь лететь сейчас, – Россия хитро улыбнулся и попытался отстраниться. Америка в ответ с гневным взглядом притянул Брагинского к себе.       — Сначала поигрался, а теперь хочешь спровадить меня?       — Ты же сам хотел уйти, – Россия только пожал плечами и состроил невинно-непонимающее выражение лица.       — Издеваешься? – с ледяным холодом во взгляде спросил Альфред.       — В этот раз да, – честно признался Иван.       Довольно улыбнувшись, Россия снова поцеловал Америку, в этот раз более настойчиво и напористо, языком проникая в рот сквозь неплотно сжатые зубы, касаясь чужого языка и переплетаясь с ним, и стал снимать с него куртку. Джонс не стал сопротивляться, расслабив и опустив руки и немного сведя лопатки, чтобы облегчить и ускорить процесс. И вот куртка упала на пол, а Америка крепко обнял Брагинского за шею, углубляя поцелуй, едва давая возможность вздохнуть. Притянув Альфреда к себе за талию, плотно прижимая его к своему телу, Россия повернулся в сторону кровати и толкнул Америку в её направлении. Делая неуверенные шаги назад, Джонс так и не выпустил Ивана из объятий, а когда он почувствовал, что ноги упёрлись в кровать, то плавно опустился на неё, увлекая Россию за собой. Ненадолго отстранившись от, как оказалось, сладких на вкус губ Америки, чтобы сделать глоток воздуха, Брагинский провёл губами по его шее, обдавая загорелую кожу лёгким тёплым воздухом своего дыхания, а одну ладонь скользящим движением переместил с бедра на пах. От полученных ощущений Альфред прогнулся в спине и тихонько заскулил.       — Ты уже возбуждён… – Россия пальцами слегка надавил и погладил ладонью по твёрдому бугорку между ног Америки. – Ты всегда так быстро возбуждаешься?       — Не знаю… – Джонс отвернул покрасневшее лицо. – Ты первый, кто касается меня так…       Иван поднял потрясённый взгляд на Америку и уставился на то, как он смущённо приложил тыльную сторону ладони к губам и отвернулся. Что-то в этот момент будто кольнуло в груди, и Россия поморщился от неприятных ощущений. Глубоко вздохнув, он склонился над лицом ничего не понимающего Альфреда и, приподняв ладонью чёлку, лёгким движением коснулся губами его лба.       — Америка, ты девственник? – Брагинский посмотрел в лазурные глаза серьёзным взглядом.       — Пожалуйста, не говори так прямо… – Америка ещё сильнее раскраснелся. – Это смущает…       — Ответь мне, – настоял на своём Россия. – Это твой первый раз?       Джонс только отвёл стыдливый взгляд.       — Да…       — И ты… хочешь этого? Со мной? – не веря, спросил Иван. – Ещё не поздно остановиться и подумать.       — Если бы не хотел, – Америка остановил Россию, когда тот попытался отстраниться, – я бы не был таким покорным. Но я хочу этого. С тобой.       Брагинский поразился этим словам. Что-то в них его тронуло, и он, не сумев сдержать эмоции, крепко обнял Альфреда, прижав к себе, уткнувшись лицом в его шею. Америка мягко улыбнулся и провёл одной ладонью по его волосам, а второй ладонью погладил по пояснице, слегка проникнув пальцами под брюки, вытаскивая из них рубашку. Приподнявшись, Россия посмотрел в глаза Джонсу, а после очень настойчиво поцеловал, принявшись задирать его футболку, водя руками по талии и груди, пальцами вырисовывая какие-то причудливые узоры, очерчивая рельеф мышц, касаясь легко и невесомо, вызывая мелкую дрожь в теле. Проскулив сквозь поцелуй, Америка в нетерпении поджал ноги и прогнулся в спине, подставляя тело под прикосновения, желая дальнейшего продолжения. Разорвав поцелуй, Иван спустился ниже к шее и заскользил языком вдоль артерии, медленно и растянуто, чтобы возбудить ещё сильнее, заставить желать. Одной рукой Россия задрал футболку Джонса, оголив его до груди, а другой рукой принялся стаскивать с него носки. Америка как мог содействовал в этом процессе, а сам попытался расстегнуть рубашку Брагинского, но это с трудом получалось. Маленькие пуговки совершенно не слушались и не желали подчиняться дрожащим пальцам, из-за чего возникало желание просто наброситься и разорвать неподатливую рубашку на лоскутки ткани. Заметив это, Россия приподнялся и стал сам расстёгивать свою рубашку, а Альфред окончательно стянул с себя футболку, кинув её куда-то в сторону. И тогда-то стало видно широкий и глубокий шрам на его груди, скорее всего от штык-ножа, оставшийся со времён гражданской войны, тот самый, о котором как-то упомянул Николай. Чуть левее, и удар пронзил бы сердце. Вот оно, свидетельство того, что его хотел убить собственный народ. Эти мысли заставили Ивана содрогнуться, а когда он наклонился к Америке, не став снимать с себя рубашку, тот доверительно потянулся к нему, обняв за шею, руками забравшись под рубашку и погладив ладонями по спине. А Россия тем временем, постаравшись отбросить от себя ненужные на данный момент размышления, вновь склонился и решил продолжить начатое, от шеи спустившись ниже и поцеловав ключицу Джонса, проведя по ней языком, а потом спустился ниже, к груди, и вобрал в рот затвердевший сосок, посасывая его и слегка покусывая зубами. Америка вскрикнул от полученных ощущений и одной ладонью плотнее прижал голову Брагинского к себе, как бы настаивая на продолжении. Поиграв с одним соском, Россия переместился к другому, языком скользя по груди, оставляя на коже влажную дорожку, невольно задержавшись у шрама, уделив ему отдельное внимание. В то же время руками Иван принялся расстёгивать джинсы Альфреда, а он сам стал извиваться от разных и непривычных ощущений. Отстранившись от груди Америки, Россия выдохнул горячий воздух на один из сосков, что заставило Джонса повторно вскрикнуть и чаще задышать, а руками заскоблить простыни под собой. Разобравшись с пряжкой ремня и замком джинсов, Брагинский проник рукой под бельё Америки, с удивлением отметив, что на нём не звёздно-полосатые труселя, как все считают, а обычные плавки армейской расцветки, и потрогал уже давно как твёрдый член. Альфред сильно выгнулся навстречу прикосновению и запрокинул голову, тяжело дыша. С трудом контролируя собственные руки, Америка стал стягивать с плеч России рубашку, пальцами стараясь коснуться мышц на руках и спине, про себя отметив, что он достаточно мускулист и развит физически, тщательно пряча своё тело за военной формой и пальто, каждый раз заставляя будоражить воображение. Посмотрев в глаза Джонса, Иван увидел, что взгляд его затуманен, на лбу выступил пот, из-за чего светло-русые волосы становились влажными и липли к коже, а с уголка рта стекает слюна. Всё это лучше, чем что-либо показывало, насколько Америка возбуждён. Всё же сжалившись, Россия позволил снять с себя рубашку и, спустив с Альфреда джинсы с бельём, обхватил ладонью член, принявшись двигаться вверх-вниз. Америка весь извивался и постанывал, стараясь плотнее прижаться к телу Брагинского, инстинктивно двигая бёдрами навстречу прикосновениям. Совладав с собственными руками, Джонс обхватил ими плечи России, грудью прижавшись к его груди, чувствуя неровное сердцебиение. Приблизившись к губам Ивана, Америка со всей страстью впился в них, настойчиво проникая в рот языком, посасывая и периодически кусая губы, при этом пальцами нетерпеливо скобля кожу на спине России. Отстранившись от губ Брагинского, Альфред на мгновение посмотрел в его глаза, а потом коснулся губами его щеки, прикусил мочку уха.       — Я… я люблю тебя… Люблю… тебя… Ваня… – прерывисто дыша, прошептал Америка, на удивление сказав это на русском почти без акцента.       Поразившись услышанному, теперь Россия окончательно убедился, что Джонс не врёт о своих чувствах. Если бы он искал кому-то замену в нём, он бы не назвал его по имени с такой уверенностью и лёгкостью, да ещё и на чужом языке в ласковой форме произношения. Ведь человеческие имена являются достаточно интимной составляющей личности страны, и называют друг друга по имени страны только в случае сильной близости, семейной, дружеской или же куда более личной. Прежние слова любви не были ложью, ведь будь оно так, сейчас Америка не признавался бы с такой страстью во время секса. Да и если б Альфред не любил Ивана, он бы вообще не согласился на секс, особенно в положении снизу, позволяя полностью себя контролировать, что необычно, учитывая его свободолюбивую натуру. Тем более, это для него первый сексуальный опыт, а возможно и вовсе даже просто первые отношения. Первый раз хочется провести с тем, кого действительно любишь, отдать ему всего себя без остатка. Думая об этом, Россия не смог сдержаться и со всей нежностью, на какую способен, стал целовать шею Америки, губами касаясь челюсти, задевая уши. Ему очень хотелось оставить свои отметины на шее Джонса, чтобы показать окружающим, а заодно убедить самого себя, что теперь он будет принадлежать ему, что он не повременил сделать, засосав нежную кожу, оставив на ней багровый след.       — Альфред… Ты просто сводишь меня с ума… – прямо ему в шею выдохнул Брагинский, одной ладонью сжимая бедро Америки, а другой не прекратив прикосновений к паху.       Джонс снова прогнулся в спине и застонал, когда почувствовал, как по головке члена провели пальцами, собирая выступившую естественную смазку, а потом эти пальцы разместили у промежности.       — Прости, если будет больно… – прошептал Россия. – И постарайся не зажиматься…       Прислушавшись к совету, Америка развёл пошире бёдра и попытался расслабиться. Однако, когда в него стал проникать один палец, он тут же напрягся, невольно сжав мышцы. В тот же момент его шею стали буквально выцеловывать короткими и невесомыми прикосновениями, а потом плавно перешли к губам, мягко припав к ним. Как только палец погрузился целиком, Альфред застонал сквозь поцелуй, а когда Иван стал двигать в нём пальцем, он отстранился и громко вскрикнул. Тяжело дыша, Америка рискнул посмотреть на происходящее и сильно смутился, тут же отведя взгляд. Однако он посчитал несправедливым, что удовольствие получает только он, поэтому он протянул ладонь к паху России и потрогал член через ткань брюк. Тут же он ощутил горячее дыхание у себя на шее и услышал приглушённый стон.       — А… Альфред… – склонившись над лицом Джонса, Брагинский посмотрел на него потемневшими глазами. – Не… торопи события…       — Тебе… не нравится?.. – расстроено спросил Америка.       — Нравится… – Россия довольно улыбнулся и, воспользовавшись моментом, протолкнул ещё один палец, из-за чего Альфред закусил нижнюю губу. – Мне… никогда не было так приятно… Но… если мы хотим дойти до конца… я должен подготовить тебя как следует, а сам не кончить раньше времени…       Америка лишь согласно кивнул и отстранил ладонь от чужого паха, разместив руки на спине Ивана, а он сам стал размеренно двигать пальцами, медленно и аккуратно растягивая проход. Вскоре Джонс стал получать удовольствие от этих движений и откровенно стонать, пальцами сжимая плечи России. А вот третий палец стал для него неожиданностью, заставившей потрясённо распахнуть глаза.       — Б… больно… – Америка скривился от неприятных ощущений и протянул ладони к руке России, чтобы убрать его пальцы.       Однако Брагинский не дал ему совершить задуманное и, перехватив руки Альфреда, прижал их к кровати у него над головой       — Потерпи немного… Я, знаешь ли, не хвастаюсь, но я там совсем не маленький, – заметив вновь появившиеся слёзы на глазах Америки, Россия наклонился и поцеловал его в висок. – Я хочу, чтобы тебе было хорошо со мной. Сейчас потерпи, а потом, обещаю, ты получишь удовольствие.       Джонс зажмурился, чтобы сдержать подступившие к глазам слёзы, и болезненно сжал ноги на бёдрах Ивана, а он продолжил аккуратно растягивать анальные мышцы, осторожно двигая пальцами, стараясь как можно меньше доставить неприятных или болезненных ощущений. Спустя небольшой промежуток времени, Америка приспособился к таким размерам, и Россия решил, что он достаточно подготовлен. Вытащив пальцы, он ненадолго отстранился, чтобы снять с себя сапоги и расстегнуть брюки. Пытаясь нормализовать дыхание, Альфред немного потерянно осмотрелся и сфокусировался на вновь склонившимся над ним Брагинским. Посмотрев вниз, Америка понял, что Россия не соврал, когда сказал, что он не маленький в этом месте. В какой-то момент Джонс даже испугался, что нестерпимой боли всё равно не избежать. Видя этот взгляд, Иван приблизился к Америке и аккуратно провёл пальцами по его щеке.       — Всё ещё хочешь этого? Я не буду возражать, если ты захочешь остановиться.       Восприняв это как оскорбление, Альфред нахмурился и уверенно обхватил шею России руками, удивив его.       — Я же сказал, что хочу этого. Именно с тобой… Я доверяю тебе… Ты обещал, что доставишь мне удовольствие. Так давай…       Брагинский улыбнулся этим словам и мягко припал к губам Америки. В тот же момент Джонс почувствовал, что ему в промежность уткнулось что-то твёрдое, заставившее его напрячься.       — Если будет слишком больно, ты только скажи, и я остановлюсь, – отстранившись от чужих губ, в этот раз с полной серьёзностью предупредил Россия.       — Я этого не скажу, – соблазнительно облизнув губы, с уверенностью возразил Америка, показывая явное нетерпение.       Иван сдержанно вздохнул, понимая, что таким поведением Альфред провоцирует его, но при этом сам хочет избавиться от внутреннего страха. Поэтому Россия ласково провёл ладонями по коленям Америки, этим жестом желая успокоить его и придать уверенности.       — Тогда… можешь царапать, можешь ударить или схватить за волосы, но терпи, – слегка разведя ноги Джонса в стороны, утешительно сказал Брагинский, лишь почувствовав, что его с таким же утешением ладонями погладили по шее и волосам.       Решив больше не оттягивать, Россия взял его за ноги под колени, заставив сильно поднять бёдра, и толкнулся вперёд. Америка сильно сжал губы, задержав дыхание, и зажмурился, чувствуя, что по щекам стекают слёзы. Несмотря на тщательную подготовку, ему всё равно было достаточно больно, когда член медленно, но напористо проникал в его нутро, растягивая девственные мышцы. Иван замер на некоторое время, давая Альфреду возможность свыкнуться с размерами, и только тогда, когда он вздохнул, Россия начал осторожно и медленно двигаться, едва подавляя стон из-за просто переполняющего чувства тесноты. Америка всё ещё зажимался из-за боли, прерывисто дыша, жмурясь и кусая свои губы. Брагинский чувствовал, что ногтями он поцарапал ему спину до крови, из-за чего он невольно напрягся, хотя морально и был готов к этому. Чувствуя, что постепенно Джонс стал расслабляться, Россия стал ускорять темп, двигаясь ритмично и размеренно. Спустя ещё немного времени, Америка уже стонал в такт движениям, соблазнительно выгибался, демонстрируя спортивное и слаженное тело, и всё активнее двигал бёдрами, стараясь сильнее насаживаться на член, а Иван позволил себе удовлетворённо выдохнуть от осознания, что сейчас они оба получают удовольствие на обоюдном согласии. А ведь раньше он даже представить не мог, что до такого когда-нибудь дойдёт. В те моменты, когда движения попадали по определённой точке, Альфреда буквально подкидывало от удовольствия, заставляя его вскрикивать громче и сильнее сжимать пальцы на бледной коже.       — С… сильнее… – практически потребовал Америка, несдержанно проведя ногтями по спине России.       — Ты ненасытен, – Брагинский усмехнулся услышанному, но темп ускорил и сделал более резким       — Да! Так…       Джонс попытался протянуть ладонь к своему члену, но Россия не позволил ему. Отпустив его ноги, разместив их у себя на уровне плеч, Иван взял обе его ладони, сжав в своих ладонях, переплетя пальцы, и прижав их к кровати рядом с его головой, а сам склонился к лицу Америки, не перестав двигаться.       — Не надо… – страстно выдохнул горячий воздух на губы Альфреда Россия. – Ты и без этого кончишь…       Америка даже возмущенно простонать не успел, как его вновь вовлекли в поцелуй, только больше дразня. И так продолжалось ещё какое-то время. Резкие толчки, стоны сквозь поцелуи, ласковые прикосновения пальцев, лёгкие судороги в теле, заставляющие вздрагивать и вскрикивать. Пусть для Джонса всё это было в новинку, но он чувствовал, что ещё чуть-чуть, и он просто не выдержит. Тело дрожало, от получаемых ощущений бросало то в жар, то в холод, по коже скатывались капли пота, а внизу живота было жгучее, но такое приятное ощущение, заставляющее терять рассудок. Брагинский чувствовал то же самое, понимая, что долго он не продержится, поэтому отпустил руки Америки и взялся за его бёдра, чтобы быстрее двигаться. С наступлением развязки Альфред громко вскрикнул и излился себе на живот. Россия ещё какое-то время держался, но, чувствуя свой предел, вышел из Америки и со стоном кончил. Отдышавшись, он рухнул на тело под собой, почувствовав, что его обвили расслабленные и слегка дрожащие руки. Они оба были потные, разгорячённые, тяжело дышали, но не хотели отстраняться друг от друга. Прижав к себе Ивана одной рукой, другой Джонс перебирал его волосы и смотрел в потолок, шумно выдыхая. Россия же уткнулся лицом ему в шею, тяжело дыша, и обнял его поперёк талии.       — Альфред… – прозвучал слегка охрипший голос.       — А? – так же хрипло отозвался Америка       — Прости меня… – виновато сказал Брагинский.       — За что? – Альфред слегка приподнял голову и окинул Россию удивлённым взглядом.       — За то, что всё же причинил тебе боль, – ответил Иван.       Америка тихо засмеялся, вновь откинув голову, но с нескрываемым обожанием осмотрел Россию.       — Всё в порядке. Я же сказал, что доверяю тебе. И ты доставил мне неописуемое удовольствие.       Брагинский слегка приподнялся и поражённо посмотрел Альфреду в глаза.       — А ты веришь мне? – любопытно поинтересовался Америка.       — Верю, – зажмурившись, Россия крепко обнял Джонса, прижимая его к себе. – Слушай. А поехали сегодня ко мне.       — Ты меня приглашаешь к себе? – поражённо спросил Америка, но не скрывая улыбки.       — Будь такая возможность, я бы предложил тебе остаться у меня, но знаю, что это невозможно. Поэтому просто приглашаю переночевать у меня, – со всей серьёзностью ответил Иван. – И не волнуйся, билет я тебе куплю.       — Забей. Скажу, что в пробке застрял, поэтому не успел. Хотя бы частичный возврат сделают, а может и другой рейс предложат, – Альфред усмехнулся, пожав плечами.       — Так что? Поедешь ко мне? – выжидающе спросил Россия, посмотрев на Америку серьёзным взглядом.       — А ты скажешь, что чувствуешь ко мне? – ответно спросил Джонс, но только засмеялся, когда Брагинский задумчиво нахмурил брови. – Я пошутил. Всё-таки ты не обязан мне ни в чём признаваться. Мы ведь даже не встречаемся.       — Ты так считаешь? После того, что было? Или ты настолько низкого мнения о себе, что готов был просто переспать со мной? – Россия хитро улыбнулся, вопросительно приподняв брови.       — Что?.. – Америка изумлённо округлил глаза.       — Или ты против? – Иван недовольно скривил губы.       — А… нет… Я просто… думал, что тебе это не нужно… – Альфред лишь отвёл пристыженный взгляд.       — В этом твоя проблема. Ты думаешь за других, что им нужно или не нужно. А на счёт чувств… – Россия намеренно сделал паузу, заметив взволнованный взгляд Америки. – Сейчас я с уверенностью могу сказать, что ты мне нужен. Нужен больше, чем мне самому этого хотелось бы.       — Могу ли я со временем рассчитывать на взаимность моих чувств? – с надеждой в голосе спросил Джонс.       — Думаю, ты на пути к достижению цели, – Брагинский хитро прищурил глаза.       Америка довольно улыбнулся и, приподнявшись с кровати, приблизился к России, чтобы поцеловать его, на что последовал незамедлительный ответ.       Медленно, но верно в городе наступал вечер, а солнце с уверенностью стало закатываться за горизонт, выполнив свою работу на сегодня. На парковке у гостиницы Пруссия сидел в машине и нервно постукивал пальцами по рулю, глядя в окно и наблюдая за проходящими мимо людьми. Было дико скучно, но, в конце концов, он пообещал дождаться Ивана, ибо выглядел он совсем уж расстроенным и подавленным. Но что-то он задерживался. Вроде сказал, что это совсем ненадолго, а прошёл уже как минимум час, если не больше. В итоге Гилберт не выдержал и, раздражённо вскинув руки, откинулся на спинку сидения, скрестив руки на груди.       — И чем можно заниматься так долго в гостинице? Он что, все номера осматривает?! Не мог что ли заранее договориться о встрече? – разговаривая с самим собой, в пустоту бурчал Пруссия. – Правильно говорю?       Оказывается, говорил он не сам с собой. На плече у него сидел птах и вроде как даже внимательно слушал.       — Пи! – на ухо чирикнул цыплёнок.       — Вот и я о том же, – усмехнулся Байльшмидт, пальцем почесав грудку питомца. – И вообще. С кем у него может быть встреча так поздно вечером в гостинице у аэропорта? Да ещё и посторонних в это впутывать не хотел. Так! Давай договоримся, если через пять минут он не появится, разворачиваемся и валим отсюда, а потом скажем, что возникли срочные дела.       — Пи-пи! – утвердительно чирикнул птах.       Глянув время на приборной панели, Пруссия ради интереса перевёл взгляд на улицу. Посмотрев на вход в гостиницу, он не мог поверить своим глазам, когда увидел, что из неё вышел Россия, да не один, а с Америкой. И странно было, что их не выгоняли за драку, не растаскивали прохожие, а вышли они вполне себе сами, да ещё и оба улыбались. От такого шока Гилберт чуть челюсть не потерял и вовремя вспомнил, как надо дышать, ведь такое не каждый день увидишь. Цыпа перелетел с плеча на голову своему хозяину, зарывшись в белые волосы, и с отрешённым взглядом стал смотреть туда же, куда Пруссия. Дойдя до машины, Брагинский открыл заднюю дверь и предложил Альфреду сесть. Забравшись в машину, постаравшись сесть аккуратнее и поудобнее, Америка обратил внимание на водителя.       — О! Привет, Гил, – приветственно помахав ладонью, радостно воскликнул Джонс.       — Здорова, Ал, – нервно улыбнувшись, ответил Байльшмидт. – Тебя каким ветром сюда занесло?       — Я… кхем… был здесь по делам, – почесав щёку в жесте неловкости, оправдался Америка.       — Ну вот, – неожиданно рядом с Пруссией на пассажирское сидение сел Россия, захлопнув за собой дверь, – можем ехать.       — Я так понимаю, в какой-нибудь ближайший лес, – усмехнувшись, предположил Гилберт и кивнул на заднее сидение, – где ты его пристукнешь, и мы его закопаем.       Иван рассмеялся, услышав это, а Альфред нервно хихикнул, искренне надеясь, что это была шутка.       — Да, в лес, – перестав смеяться, но также улыбаясь, подтвердил Россия, поразив остальных, – только ко мне домой.       — Ась? – Пруссия поражённо вылупился в его сторону. – И он тоже?       — И он тоже, – скосив усталый взгляд, ответил Брагинский. – Ты тоже можешь остаться, чтобы не шляться ночью, где попало. Я знаю, что сегодня ты уже никуда не полетишь. Так что поехали, – откинувшись на спинку сидения, Россия с каким-то недовольством скривился. – Есть что-то так хочется.       — А ты не заболел случаем? – настороженно приподняв одну бровь, спросил Байльшмидт. – Ты сегодня с самого начала ведёшь себя странно.       — Калининград, – с угрозой в голосе произнёс Иван.       — Всё, понял, – вскинув ладони в защитном жесте, Пруссия поспешил завести двигатель.       Америка с недоумением наблюдал за происходящим, но в итоге тихо хихикнул, подумав о том, что Гилберт ничуть не изменился, разве что стал более покорным в присутствии России. Сейчас Джонс решил понаблюдать за происходящим на улице, пока они едут, а также немножко подумать над произошедшим. Он не рассчитывал на такие резкие перемены, но был им крайне рад. Сейчас он чувствовал себя по-настоящему счастливым, даже несмотря на то, что Брагинский не сказал ему о своих чувствах. Что ж. Со временем это наверняка случится, нужно только следовать своим курсом. Дорога прошла в молчании. Правда, спустя десять минут езды, Байльшмидт не выдержал, возмутившись тому, что уж от кого, а от Америки он не ожидал молчаливости, и включил радио. А спустя ещё какое-то время, Альфред к своему удивлению обнаружил, что ему решил составить компанию птах, и оставшуюся часть пути Пруссии и России пришлось терпеть доносящиеся сзади звуки наподобие «ути-пути, какая прелесть», «кто тут хорошая птичка?», «какой милый пернатик».       Добрались до дома Ивана они уже ближе к темноте. Гилберт оставил машину неподалёку от дома и вместе со всеми решил зайти в помещение, так как на улице ощутимо похолодало. Дома их встретил недовольный Дымок, причину недовольства которого понять было сложно, однако котяра тут же оживился, только увидев пернатого товарища, а стоило цыпе улететь в гостиную, Дымок направился за ним.       — Они по любому в тайном сговоре, – состроив серьёзное лицо, шепнул Америке Пруссия, из-за чего тот захихикал.       — Гил, поможешь с ужином? – стащив с себя сапоги и повесив китель на вешалку, Россия отправился прямиком на кухню.       — Говно вопрос! – с готовностью отозвался Байльшмидт, быстро стянув с себя кроссовки и джинсовую куртку.       Пока эти двое ушли вглубь дома, Джонс снял куртку, повесив её на крючок так же, как и все, и, наклонившись, стал разуваться, когда к нему незаметно подкатил котяра. Замерев на месте в полусогнутом положении, Америка стал следить за всеми действиями Дымка, ожидая от него какого-нибудь выкидона, направленного на вред его здоровью. Однако кот лишь подошёл ближе и тщательно обнюхал его. Очевидно, почувствовав на госте запах своего хозяина и признав его, Дымок потёрся об его ноги и будто случайно махнул пушистым хвостом ему по носу, хотя и ежу понятно было, что сделано это было нарочно, мол «знай своё место». Раздражённо шмыгнув носом, Альфред облегчённо вздохнул, когда осознал, что ему не будут расцарапывать лицо, а котяра, важно виляя задницей, направился в гостиную. Однако тут же Америка чуть не подскочил на месте из-за раздавшегося из кухни вопля на чисто русском языке:       — Брагинский, ты что, охренел, скотина?! Так вот, почему ты за руль не сел! Бухал, сука, и без меня?! А как же твоё кредо про алкоголизм?! Это что, абсент?!! Хреначил это швейцарское пойло в одно рыло?!       — Прекрати вопить, как ревнивая жёнушка, Гил, лучше достань кастрюлю, – раздался насмешливый ответ.       — А сковородку не хочешь?! Прямиком по котелку! – не унимался Пруссия, а из кухни почему-то донёсся какой-то грохот.       — Какой же ты неумеха, – захихикал в ответ Россия. – На, приложи, а то синяк останется.       Слушая это сумасбродство, творящееся на кухне, Джонс даже не знал, что думать. Интересно, а они всегда себя так ведут? Оставив в прихожей свою сумку, Америка неуверенно вошёл на кухню и обнаружил Гилберта, сидящего на табуретке, а Иван, стараясь подавить смех, держал его за голову и прикладывал ко лбу пакетик с кубиками льда.       — Чё ржёшь, придурок? – раздражённо спросил Пруссия.       — Только ты мог умудриться стукнуться о плиту, доставая сковородку, – с улыбкой ответил Россия. – Зачем она тебе, кстати?       — Сказал же, чтобы тебя ей стукнуть! – оттолкнув от себя Брагинского и забрав из его рук пакетик со льдом, с неподдельным возмущением высказался Байльшмидт. – Алкаш хренов.       — Уж кто бы говорил, пивной маньяк, – парировал Россия, всё так же довольно улыбаясь.       — Эм… – решил вмешаться Альфред, на появление которого, кажется, не обратили внимания, продолжив переговоры на русском. – Может быть, я помогу с готовкой, пока вы разбираетесь?       — Ну нет! – тут же переменившись в лице и натянув широченную улыбку, Пруссия соскочил со стула и полез в шкаф за кастрюлей. – Что у нас на ужин?       — Да хотя бы вареники, – пожал плечами Иван. – Готовить что-то серьёзное нет ни сил, ни желания, а в морозилке как раз завалялась пара пачек.       — Лады, я сам с этим справлюсь, – с непонятной гордостью сказал Гилберт, уже набирая в кастрюлю воду и ставя её на плиту. – А ты покажи гостю комнату, в которой он будет ночевать. Или предпочтёшь разместить его на коврике в прихожей?       — Я бы предпочёл разместить на нём тебя, но, так и быть, уступлю диван в гостиной, – оценив шутку, Россия переиначил её в свою пользу.       — Класс! – показав соответствующий жест ладонью, не сдался Пруссия, как вдруг удивлённо осмотрел Америку. – М? Что это у тебя, Ал?       — Где? – вздрогнув, Джонс стал вертеться вокруг себя, пытаясь понять, что с ним не так.       — Вот здесь, – Байльшмидт расплылся в улыбке и показал пальцем на свою шею. – Вроде же насекомых ещё нет. Кто тебя так тяпнуть мог?       Америка чуть не вскипел на месте, осознав, о чём именно идёт речь, и со звонким шлепком закрыл красный след на шее ладонью, постаравшись при этом не смотреть в сторону виновника сего маленького недоразумения.       — Эм… я… – не зная, какое придумать оправдание, замямлил Альфред.       — Знаешь, хорошая мысль на счёт ночлега, – вмешался Брагинский, задумчиво проведя пальцами по подбородку, и направился к выходу из кухни. – Пойдём, Америка. Покажу тебе комнату.       Кинув настороженный взгляд в сторону почему-то слишком довольного Пруссии, Джонс последовал за хозяином дома, решив умолчать на счёт следа на шее и не поднимать эту тему вновь, и, перед тем, как пойти к лестнице, забрал из прихожей свою сумку. Поднявшись на второй этаж, Россия остановился в коридоре, развернувшись лицом к Америке, и развёл руки, указывая на двери, расположенные вдоль стен по бокам.       — Какую выберешь? – с улыбкой спросил Иван.       — А какая из них твоя? – осматривая двери, серьёзно ответно спросил Альфред.       — Вот так, да? – Россия довольно ухмыльнулся. – А присутствие Гилберта тебя не смущает?       — Сомневаюсь, что ты позволяешь ему входить в твою комнату, – сложив руки на груди, победно заявил Америка. – К тому же, я просто хочу переночевать с тобой, – в этот момент Джонс опустил руки и неловко провёл ладонью по плечу. – Если ты не против…       Брагинский проследил за всеми действиями Америки и лишь сам себе улыбнулся, после чего кивнул головой, намекая следовать за ним. Пройдя до самой крайней двери, Россия открыл её и вошёл в спальное помещение, а следом за ним как-то неуверенно проскользнул Альфред, закрыв за собой дверь. Комната показалась ему достаточно просторной, но при этом очень простой и скромной. Это не сравнить с его комнатой, за которую ему порой самому становилось стыдно из-за излишнего сходства со спальней какого-нибудь пятнадцатилетнего подростка.       — Располагайся, – указав на шкаф для одежды и кровать в приглашающем жесте, сказал Иван. – А я, с твоего позволения, хочу переодеться.       Пока Россия рылся в шкафу в поисках сменной одежды, Америка поставил сумку на пол и ещё раз осмотрел комнату, а после обратил внимание, что Брагинский выудил-таки для себя одежду и стал расстёгивать рубашку, стоя к Джонсу спиной. Стоило ему снять с себя верхнюю часть гардероба, Америка невольно закусил губу.       — Россия… – неуверенно позвал его Альфред.       — М-м-м? – обернувшись через плечо, вопросительно отозвался Иван.       — Твоя… спина… – отведя стыдливый взгляд, Америка в жесте неловкости поднёс пальцы к носу.       Россия непонимающе приподнял одну бровь и попытался посмотреть, что же не так с его спиной, но в итоге пришлось воспользоваться зеркалом, расположенным на внутренней стороне дверцы шкафа.       — Ох… – увидев царапины от ногтей и кровоподтёки, только и отозвался Брагинский, но после закрыл дверцу шкафа и непринуждённо стал искать среди вытащенных вещей футболку. – Ну… Ничего страшного. Заживёт.       — Давай, я обработаю их, – с искренней виной во взгляде предложил Джонс. – У тебя есть здесь аптечка?       Не понимая этого излишнего беспокойства, Россия всё же решил не противиться и достал из прикроватной тумбы то, о чём просили, а сам присел на край кровати. Порывшись в аптечке, Америка достал из неё перекись водорода и ватные диски, один из них тщательно смочив жидкостью. Присев на кровать рядом с Иваном, Альфред заставил его развернуться спиной хотя бы вполоборота и, решительно вздохнув, провёл смоченным диском вдоль царапин. Россия только цыкнул от неприятных ощущений, а Америка тем временем успел сменить диск, так как первый полностью пропитался кровью.       — Прости меня… – виновато шепнул Джонс.       — Не переживай, – постарался искренне ответить Брагинский, несмотря на неприятные ощущения.       Неожиданно Россия ощутил, что Америка обнял его за талию со спины и прислонился к нему лбом между лопаток.       — Я не хочу больше причинять тебе боль. Никакую, – со вздохом решительно сказал Альфред. – Я извинялся не только за это, – кончиками пальцев одной руки Америка аккуратно провёл рядом с царапинами на спине России, – но и за всё, что было раньше. Я вёл себя глупо, как ребёнок, не зная, как правильно привлечь к себе внимание. В своё время… мне нравился Российская Империя. Он… был добр со мной, когда я только вставал с колен, перестав быть колонией. Он был мне как заботливый старший брат, а я стал со временем испытывать нечто иное и хотел быть ближе к нему, даже выучил русский язык, но нужных слов сказать так и не успел. Ведь потом, после случившейся революции, он умер, и появился Советская Республика. Я пытался быть для него другом, каким был для Империи, но он мне не позволил, ясно дав понять, что ему не нужны никакие отношения, кроме «начальник-подчинённый». А я презирал притеснение чужих прав и свобод. Поэтому я его ненавидел, как и он меня. В то время наши чувства были полностью взаимны, а Холодная Война стала средством выброса обоюдного негатива. А после его смерти появился ты. Я думал, что ты будешь таким же, как он, или даже хуже, поэтому я сохранил моё отношение к Республике, но только уже по отношению к тебе. Но всё оказалось не так. Хуже стал только я сам, ведя себя несправедливо с тобой, испытывая старую ненависть к уже умершему государству, но осознал это слишком поздно, как и то, что полюбил тебя… Сдержанного и терпеливого, никогда не унывающего и не падающего духом, даже когда весь мир видит в тебе худшее зло. В действительности я всегда восхищался твоей стойкостью и выдержкой, силой духа и твёрдостью убеждений. Несмотря ни на что… ты выстоишь. Как и впредь никому не позволяй уничтожить тебя. Если тебя не станет, именно тебя, такого, какой ты есть… я этого не перенесу…       Иван только опустил взгляд, задумчиво посмотрев в пол. Никто ещё не говорил ему таких слов. Никто не признавал своих ошибок по отношению к нему, никто не говорил ему, что для кого-то нужно, чтобы жил именно он. Ему говорили комплименты, но все они в основном были вынужденными и подчёркивали черты его государства, а не его собственные. То, что было сказано сейчас, не относилось к нему, как к стране. Всё вышесказанное относилось к нему, как к личности. И это осознание заставило Россию в очередной раз искренне улыбнуться. Неожиданно Брагинский вздрогнул, когда осознал, что царапин на его спине касается вовсе не холодный и влажный ватный диск, а теплые и мягкие губы. В то же время руки, обнимающие его за талию, пальцами провели по мышцам пресса.       — Альфред, что ты делаешь? – слегка обернувшись через плечо, будто бы непонимающе спросил Россия.       — Просто хочу больше прикасаться к тебе, – прижавшись к спине Ивана, Джонс легонько чмокнул его в шею. – Слишком долго я валял дурака. Больше двадцати лет, если точнее. Хочу наверстать упущенное.       — Неужели ты действительно так сильно любишь меня? – с лёгким недоверием произнёс Россия.       — Ты всё ещё сомневаешься? – Америка недобро сощурил глаза и надул губы. – Ну ничего. Я избавлю тебя от сомнений.       — Да ты сбежишь от меня спустя две недели, – покачав головой, Брагинский усмехнулся. – У меня скверный характер и странные привычки. А ещё тебе следует знать, что я очень ревнивый и жуткий собственник.       — Мне это известно, – Альфред состроил лицо, а-ля «тоже мне, удивил», и ткнул пальцем себе в шею, указывая на засос. – Поэтому ты сделал это, да? Не испугал. Попробуй что-нибудь ещё.       Тут к удивлению обоих обитателей комнаты, в коридоре послышались грузные шаги. Сразу стало ясно, кто это идёт, но никто не ожидал, что у него хватит смелости и наглости распахнуть дверь комнаты.       — Так! Ужин почти готов, так что спу… – с самодовольной усмешкой хотел сообщить Гилберт, как неожиданно заткнулся и замер.       Взгляд России и Америки надо было видеть в тот момент, чтобы мысленно перекреститься и пожелать Пруссии, так сказать, «ни пуха». Байльшмидт только мельком увидел окровавленный ватный диск в одной ладони Джонса.       — А что это вы тут делаете? – бессовестно сплагиатив фразу из известного советского фильма, с глупой улыбкой спросил Пруссия.       По вытянутым лицам Гилберт догадался, что вопрос был дурацким, и надо бы давать дёру.       — Э-э-э… Ладно-ладно, только не бейте, – отрицательно замахав ладонями перед собой, Пруссия стал делать опасливые шаги назад.       — Бить не буду, – поднявшись с кровати, Иван зловеще улыбнулся. – Я просто убью тебя.       Стоило ему сделать шаг навстречу, как Байльшмидт с воплем ломанулся в сторону лестницы. Естественно, Россия не последовал за ним, а только подошёл к дверному проёму и выглянул в коридор.       — В следующий раз стучи, рожа твоя немецкая! – рявкнул на весь дом Брагинский.       — Так вы идёте? А то я без вас всё съем, – как ни в чём не бывало захихикал в ответ Пруссия.       Фыркнув в ответ на такую наглость, Россия с грохотом захлопнул дверь и вернулся в помещение, кинув строгий взгляд на Джонса.       — Извини… – опустив виноватый взгляд, тихо буркнул Америка.       — Ты не виноват, – отмахнулся Иван, взяв с кровати футболку. – Просто… это же Гилберт. Чего я ещё от него ждал? Наверняка он уже всё понял и сделал это специально.       — Тебе… неприятны эти отношения? – с подавленным взглядом спросил Альфред, нервно прикусив нижнюю губу.       — Что? – надев футболку, Россия удивлённо обернулся в его сторону, после чего подошёл и, взяв Америку за ладони, заставил его встать с кровати. – Вовсе нет.       — Значит, ты не хочешь, чтобы о них знали, – стараясь не смотреть Брагинскому в лицо, уверенно сказал Джонс.       — Я о тебе беспокоюсь, дурачок, – взяв Америку за подбородок и посмотрев ему в глаза, серьёзно возразил Россия. – Не забывай, кто мы такие. Если посторонним станет известно об этих отношениях, разразится скандал, от которого пострадаешь больше ты, чем я, и тогда не то что о встречах придётся забыть, а даже о телефонных звонках, если вспомнить, какое ксенофобное и подозрительное у тебя правительство. У нас с тобой как у России и Америки нет будущего, нет права на счастье и взаимность, нет никаких шансов быть вместе открыто.       От услышанного Альфред опустил мрачный взгляд.       — Но, – многозначительно произнёс Иван, моментально вызвав интерес, – как у Ивана Брагинского и Альфреда Джонса у нас есть шанс стать счастливыми. Так давай будем держаться этих рамок. Мы ведь оба не хотим усугубить политическое положение. Ты согласен со мной?       — Я… не совсем тебя понимаю, – слегка качнув головой в знак отрицания, нахмурился Америка.       — Я предлагаю тебе во время встреч и заседаний, где мы представляем свою страну на глазах у всех, быть такими, как и раньше, играть небольшой спектакль, в котором, как всем привычно, Россия и Америка враги и соперники, – с улыбкой пожав плечами, решил объяснить Россия. – Но, когда мы будем наедине или там, где не будет других стран, мы можем быть самими собой и перестать играть отведённые роли. Согласен?       — Хорошо, – ответив слабой улыбкой, Джонс обнял Брагинского за шею, глядя ему в глаза. – А как же Гилберт?       — Гилберт – моя область, не забывай, – Россия с каким-то раздражением хмыкнул.       — Но он же всё ещё общается со своим братом. Не думаешь, что он расскажет обо всём Германии? – вполне разумные доводы привёл Америка.       — Не расскажет, – уверенно возразил Иван.       — Ладно, раз ты так уверен, – Альфред только настороженно приподнял одну бровь.       — Эй, вы там!!! – послышался вопль с первого этажа. – Скоро всё остынет!       — Какой он у тебя хозяйственный, – захихикал Америка, выпуская Россию из объятий.       — Статус теперь у него такой, – с усмешкой ответил Брагинский, сняв с себя брюки и надев спортивные штаны. – Ладно, идём. А то действительно без ужина останемся, если он решил сварить вареники с картошкой.       Джонс непонимающе вскинул брови, но решил прислушаться к совету и прошёл следом за Россией на первый этаж, а там уже на кухню. Там их уже ждал Пруссия, уминая за обе щёки вареники, предварительно макая их в сметану. Сейчас он ничуть не отличался от Дымка, который, кстати, тоже лопал сметану из своей миски, а птах гордо восседал на голове хозяина. Получив-таки затрещину, Байльшмидт только пригрозил жестоко отомстить, но потом всё же решил заткнуться и продолжил поедать вареники. Америку удивило как и само блюдо, так и манера принятия его в пищу. Но на этом удивления его не закончились. Как только Пруссия посчитал, что наелся, он поставил греться чайник, а сам стал по-хозяйски рыться в кухонных ящиках. Естественно, Ивана это возмутило, но воплощать в жизнь угрозы, которые он озвучил, всё-таки не стал, а Гилберт победно выудил из шкафа банку с клубничным вареньем.       Как только все поели, а чайник подогрелся, варенье было налито в вазочку, а хлеб нарезан на ломтики, Пруссия всё это утащил в гостиную, назначив Россию ответственным за наведение чая. От такой несусветной наглости Брагинский не насыпал в кружку Байльшмидта соль вместо сахара только потому, что Альфред уговорил его этого не делать, хотя сам и хихикал из-за всего происходящего. Когда все собрались в гостиной и стали пить чай, Пруссия конечно же стал вспоминать о своём великом прошлом, о былых подвигах и славе, в то время как остальные делали умные и задумчивые лица, якобы они внимательно слушают. Хотя… что тут обманывать, они его действительно слушали, потому что пусть Гилберт рассказывал одно и то же каждый раз, но всегда по-разному.       На втором заходе уже проявил инициативу Америка, предложив всем посмотреть какой-нибудь фильм, так как сна не было ни в одном глазу, но тут же с удивлением отметил, что телевизор в комнате не подключён к спутниковому, соответственно, фиг что посмотришь в такой глуши. Для России это был дополнительный повод, чтобы отказаться от просмотра, но Пруссия спалил его, как бы случайно спросив о ноутбуке. Тут уж пришлось пойти на уступки, притащить в комнату ноутбук и подключиться к модему, чтобы выйти в интернет. Когда зашла речь о выборе фильма, Байльшмидт и Джонс сошлись на том, что хотят пересмотреть трилогию «Назад в будущее». Иван же был не в восторге от такого выбора. Слишком уж свежи были воспоминания о путешествии во времени, пусть и сам лично он в них не принимал участие. Но зато в течение просмотра первой части фильма местами он даже усмехался, когда герои пересекались с прошлыми версиями своих близких, и думал о том, как же заблуждались создатели фильма на счёт путешествий во времени. К концу второй части Америка и Россия, что разместились на ковре на полу возле дивана, услышали у себя за спиной похрапывание. Обернувшись, они увидели, что Пруссия благополучно дрыхнет, улыбаясь во сне как идиот, обнимая подушку и пуская в неё слюни. На спинке дивана довольно устроился Дымок и сонно мурлыкал, а на его пушистом боку себе промял гнёздышко цыпа и тоже спал, уткнув клюв в спину. Решив на этом завершить просмотр, Альфред помог Брагинскому убрать из гостиной посуду на кухню и уже собрался идти в спальню, как обратил внимание, что Россия с какой-то заботой укрыл Гилберта пледом, хотя совсем недавно они собачились и грозили друг другу черепушки проломить. В этот момент Америка подумал о том, почему все другие страны считают его злым, жестоким и холодным? Да даже взять его собственное правительство. Откуда взялось это ошибочное представление? Ведь на самом деле он вовсе не такой. Иван очень добр к окружающим, даже когда они сами этого не заслуживают, он заботится о тех, кто ему дорог, и делает это со всей теплотой, на какую способен. Жаль, что окружающие видят в нём только «северного гиганта», «мировое зло» и… каких только оскорбительных прозвищ ему не давали… Сильно задумавшись, Джонс не сразу заметил, что Россия подошёл к нему и окинул вопросительным взглядом. Отбросив от себя ненужные и мрачные мысли, Америка улыбнулся и стал подниматься по лестнице. Когда они добрались до спальни и вошли в неё, в этот раз Брагинский закрыл дверь на щеколду. Так, на всякий случай. Раздевшись и оставив на себе только нижнее бельё, они оба забрались на кровать, и Альфред сразу же прильнул к России, обняв его за грудь.       — Ты такой тёплый, – блаженно прикрыв глаза, Америка уткнулся лицом в шею Ивана.       — Ну, я ведь живой, – усмехнулся Россия, обняв Джонса в ответ и погладив ладонью по его спине, ощутив под пальцами огрубевшую кожу длинного шрама между лопаток. Перл-Харбор.       — И я рад этому, – слегка приподнявшись, Америка приблизился к лицу Брагинского и коротко поцеловал его. – Я люблю тебя.       — Я знаю, – проведя ладонью по волосам Альфреда, Россия устроил его головой у себя на плече. – А теперь отдохни. Не скоро появится такая возможность.       Америка ничуть не обиделся такому ответу. Он знал и понимал, что Иван сразу же не скажет ему, что любит его. Но он был всерьёз настроен на то, чтобы услышать от него ответное признание, эти заветные три слова. А пока Джонса устраивало и то, что он может насладиться его обществом и не опасаться, что ему влетит затрещина, быть в его объятиях, которые действительно были очень тёплыми и по-настоящему искренними. Хотя некоторые мысли всё-таки омрачали обстановку. Всё же Россия прав. Они страны, и им придётся делать то, чего хотят от них правительство и народ, даже если это будет идти наперекор их собственным желаниям и личному мнению. Америка понимал, что их отношениям придётся пройти серьёзное испытание, когда на встречах и заседаниях им придётся делать вид, что они ненавидят друг друга, а после каждый наверняка будет извиняться за злую шутку, брошенную в адрес оппонента, оскорбление и издёвку. Главное, чтобы настоящие отношения, те, что происходят за кулисами политической жизни, не стали основной сценой, на которой будет проходить спектакль. От этих мыслей Альфред невольно сильнее сжал объятия. Переведя осторожный взгляд на лицо Брагинского, Америка заметил, что тот либо очень естественно притворяется спящим, либо действительно спит, однако своих объятий Россия не ослабил. Протянув ладонь к лицу Ивана, Джонс кончиками пальцев провёл по его щеке и подбородку, слегка сместил густую чёлку со лба, чтобы было лучше видно черты лица. Америка с какой-то грустью улыбнулся, считая, что ему очень повезло, что он смог добиться того, чего хотел, но также он понимал, что за счастье придётся побороться. Не только с окружающими или даже всем миром, но и с самим собой. Постаравшись отбросить от себя эти мысли, Альфред устроился поудобнее в объятиях России и закрыл глаза, стараясь уснуть. Вернуться к насущным проблемам он ещё успеет.       В гостиной на спинке дивана довольно мурчал котяра. Не только от того, что он так удобно устроился, а бок греет цыпа, но и из-за того, что ему чесали лоб. Пруссии не спалось. Он сидел на диване, почёсывая Дымка, и с улыбкой смотрел в потолок. Тогда он просто прикинулся спящим, чтобы дать этим двоим больше времени побыть наедине. Конечно, Байльшмидт не дурак, он обо всём догадался почти сразу, когда увидел их возле гостиницы, а обнаруженный на шее Америки засос только подтвердил его догадки. Да и Брагинского Пруссия узнал слишком хорошо за двадцать лет, чтобы понять, что он не станет приглашать к себе домой просто так из вежливости, причём, опять же, прямиком из гостиницы. От этих мыслей Гилберт усмехнулся. Россия, похоже, действительно стал испытывать к кому-то симпатию, да тем более не к кому-то там, а к Джонсу. Вряд ли сейчас идёт речь о любви, но Америка со временем наверняка добьётся своего.       — Знаешь ли ты, Альфред, на какой риск пошёл? – в пустоту шёпотом произнёс Пруссия, погладив уже птаха по голове. – Тут только два исхода: либо Ваня действительно полюбит тебя, несмотря на политику, либо случится война. Хотя я хочу верить, что вы оба наконец обретёте своё счастье друг в друге. Ваня очень привязчив и влюбчив, поэтому не разочаруй его и не смей обидеть, Джонс. Я за этим прослежу.