всему виной океан

каково это — возвращаться домой? спустя долгое время оглядывать комнату, которая называлась твоей, вспоминать, в каком состоянии она была в последний раз перед тем, как ты вышел из нее, не зная, что больше не вернешься? идти на кухню, замечать голубой чайник, который всегда стоял на плите, небольшой столик с четырьмя стульями, два из которых всегда были отодвинуты, приглашая на них сесть. выглядывать в окно, видеть все ту же улицу, тех же людей, те же дома. с тех пор, как чонгук уехал, ничего не изменилось. их соседи все так же дружелюбно здоровались с ними, когда встречались на лестнице; внизу все так же играла музыка из ближайшего кафе и пахло свежим хлебом. небо, воздух, постельное белье, стены, разбросанные по столу книги — все было на месте., но почему-то чонгук чувствовал внутри пустоту, ту самую дыру, которая ему однажды приснилась в кошмаре и после которой его чуть не задушил уже мертвый чепуха. смотря в окно из своей комнаты, чонгук видел, как чепуха заносил нож и вонзал себе в шею, как хлестала кровь и как улыбался, потому что видел, что чонгук смотрел. он слышал крики людей, плач норбу, ощущал, как сильно дрожавшие руки прижимали мальчишечье тело к его собственному. казалось, смерть, которую он наблюдал только этим утром, еще сильнее расширила в нем дыру, высосала все жизненные силы, которые он успел накопить, толкнула его в бездну, из которой он практически вылез, и отпечаталась в памяти ярким пятном, которое нельзя было выстирать даже самым дорогим отбеливателем в мире. «тот мир беспощаден, чон чонгук, — услышал парень, смотря на серые тучи, которые предзнаменовали сильный дождь. — ты никогда не сможешь его осилить и всю жизнь будешь жить с этими жрущими тебя чувствами!» «твоя невинная душа, ранее ничего не знавшая, не искушавшая ничего более сильного, чем алкоголь в безобидных количествах, оказалась отравленной и изуродованной. ты до сих пор помнишь глаза любимых, которые были пропитаны отвращением, помнишь их крики и слезы, мольбу о прекращении твоих грязных дел…» чонгук ощущал чужое дыхание на своей щеке, то дыхание, которое не давало ему пошевелиться. он чувствовал присутствие чепухи рядом с собой, тонкие, похожие на корявые ветки пальцы, трогавшие его скулу, безрассудные глаза. он пытался сконцентрировать внимание на небе, подумать о чем-то хорошем, но ничего в голову не лезло, кроме окровавленного тела, бившегося в конвульсиях, крика норбу и безумного смеха. его охватил озноб, сковало невидимыми цепями, его кинули в ледяную воду. он тонул. он все это время продолжал тонуть, просто иногда не замечал. океан больше не щадил. не любил. не ценил. потому что первым сдался чонгук, оттолкнув его ради наркотиков. он был загнан в клетку, из которой не было выхода. на месте чепухи появилась момои, чье лицо было освещено тусклым светом лампы. чонгук моментально переместился в ту ночь, когда его использовали. он помнил раздиравшую его боль, противную тошноту и головокружение, помнил, как на следующий день блевал в вонючий унитаз, еле подпирая себя трясущими руками. он помнил, как момои с размазанным макияжем, выглядя как проститутка с обочины, подала ему стакан с несколькими таблетками, присела рядом и с размытой улыбкой погладила его по грязным волосам. ее платье было разодрано и висело на ней как никуда не годившаяся тряпка, вся в пятнах, как будто не она принуждала к сексу, а ее. он помнил, как они обессиленно сидели в ванной комнате и смотрели друг на друга, помнил ее взгляд, в котором явно было что-то больше, чем наркотическое опьянение, помнил, как она оседлала его, грубо зацепила лицо за подбородок и впилась в его губы. он помнил, как оттолкнул ее, промычав что-то нечленораздельное, как она свалилась, ударилась головой о раковину и закричала., а дальше чернота. — гука, — встревоженно позвала его мама, зайдя в комнату, но парень не ответил, оказавшись во власти своих воспоминаний слишком сильно. с настороженным выражением лица она осторожно подошла к нему и снова позвала, аккуратно положив ладонь на его плечо. — гука. — м? — слабо промычал он, чувствуя себя обессиленным и очень уставшим. глаза болезненно щипали. — чай готов, мой мальчик, — она гладила его по спине, даже не представляя, что сейчас творилось у него в душе. о самоубийстве чепухи он не сказал ни слова, не проплакал ни слезинки, ни разу не поменялся в лице. его осмотрел психиатр и уверил женщину, что он просто был в шоке из-за случившегося и это вскоре должно было пройти., но «вскоре» — понятие было весьма растяжимым и никто не знал, когда оно должно было наступить. миссис чон смотрела на своего сына и с ужасом осознавала, что он может не вернуться — тот самый чонгук, каким его все знали, был на грани исчезновения, если, конечно, он уже не исчез. озорной огонек и страсть к жизни в глазах сменились на глушь в лесу, в котором все время шелестели листва с травой и вдалеке пели птицы. казалось, посмотришь в его глаза, попытаешься узнать, о чем он думает и что чувствует, и заблудишься, не заметив, как сошел с тропинки., а теперь на месте этой лесной глуши была пустота. черная, бездонная пустота. вместо того, чтобы самому отвернуться и избавить себя от психологической травмы, чонгук закрывал глаза норбу, в первую очередь думая о его детской психике. вместо того, чтобы спасти себя, он, как подобает альтруисту, каким он всегда был, спас жизнь своему другу. даже не задумываясь, просто интуитивно. миссис чон даже не поняла, когда начала плакать, но из своих размышлений ее вывели холодные пальцы сына, которые заботливо утирали ее слезы. — все будет хорошо, мам, — выдавил из себя чонгук, виня себя за то, что заставил ее плакать. сколько бы времени ни прошло, он все равно делал родным больно. был ли выход из этого бесконечного цикла страданий, на которые он обрек не только себя, но и его любимых? когда все пошло не так? день четырнадцатый. по вечерам выходных дней здесь смотрят фильмы. в этот раз показывали тот фильм, который мы с тобой смотрели на одной из вечеринок у момои. тогда мы ещё впервые поцеловались… я очень скучаю по твоим губам и трепетной улыбке сквозь поцелуи, которая была чрезвычайно заразительной. я до сих пор не могу понять, почему ты продолжал пускать меня в дом после всего, что я делал. из жалости? из чувства ответственности? чем скорее ты бы выкинул меня, тем было бы лучше для всех вас. я не буду в обиде, если ты возненавидел меня. я тоже возненавидел себя, так что все в порядке. доктор сказал, что в этот четверг меня наконец-то смогут навестить мама с чонхи. мне страшно смотреть им в глаза, но ничего не поделаешь. возможно, они не появятся. это нормально. если бы у меня был такой сын или брат, я бы тоже не приехал к нему. психолог говорит, что, не считая депрессии, у меня повышенный уровень вины, и это сказывается на мне физически: у меня нет аппетита, есть серьёзная слабость. ещё из симптомов: нежелание жить, вялость, апатия, дереализация, навязчивые мысли… интересно, так ли ты ощущал себя раньше? я бы ни за что на свете этого не хотел, но я бы сделал все, чтобы забрать все твои проблемы с собой сюда. надеюсь, с моим отсутствием ты чувствуешь себя лучше. если это так, то я рад, что меня больше нет рядом с тобой. главное — чтобы ты был счастлив, а моё счастье уже зависит от твоего. — не реви, — сказал тэхен, когда увидел, как чиминова нижняя губа дрожала. они сидели в шумном пабе, ожидая своего заказа, который состоял из непристойно больших гамбургеров, огромной порции картошки фри и пива. заканчивался третий день их скитаний по стране, который они провели, гуляя по незнакомому небольшому городку, в котором было чрезвычайно легко дышать. как будто воздух здесь был девственным, не испорченным фабриками и миллионами машин, плохими словами и мыслями. казалось, они попали в горы, где пахло прохладной свежестью и легким оттенком полевых цветов. эта провинция круто отличалась от того, откуда они приехали. здесь хотелось жить беззаботно, так же беззаботно любить и быть любимым. — не реву, — сразу взяв себя в руки, ответил чимин, и закрыл блокнот, предварительно перечитав четырнадцатый день. — каково это — читать его мысли? — положив на скрещенные руки голову, спросил тэхен, с любопытством уставившись на друга. как только он собрался ответить, официантка с пышными формами принесла им заказ и мило улыбнулась. оба парня поблагодарили ее, едва одарив ее взглядами, чего нельзя было сказать о всех остальных присутствовавших в пабе мужчинах. они сжирали бедную девушку глазами, но, видимо, ей это даже нравилось, судя по тому, как она виляла бедрами и смотрела в ответ. пара сделала пару больших глотков освежавшего пива и принялись за гамбургеры. — тяжело, — признался чимин. — то он описывает свои будни, то резко переходит на то, как скучает по поцелуям и моей улыбке, то опять перепрыгивает на свое состояние и какие-то рандомные мысли., но знаешь, никогда бы не подумал, что он умеет так хорошо писать. ему всегда было сложно выражать свои мысли. он — человек действий., а тут я наблюдаю его скрытые хорошие навыки в письме и… это так странно. — как будто он совсем другой? чимин кивнул с набитым ртом, прожевал и проглотил, положил гамбургер обратно на тарелку, вытер рот салфеткой и потянулся к стакану пива. — все же проскальзывает его манера речи, но мысли, — он покачал головой, — совершенно иные. я знаю, что сказываются последствия ломки, но мне страшно думать, что в конце он так и не выбрался из этого омута, окольцованного колючей проволокой. — но ведь лечение на то и лечение, чтобы подать ему руку и вытащить оттуда, — тэхен окунул картошку фри в сырный соус и захрустел, закинув ее в рот. — иначе смысл вообще его проходить? чимин задумался, продолжая жевать гамбургер. как бы он ни старался мыслить позитивно, какое-то маленькое чувство все равно продолжало сидеть в темном уголке его подсознания и травить весь оптимизм. — он же сегодня вернулся домой, да? — вспомнил тэхен, забавно вскинув брови. — может, позвонишь ему? — не знаю… хотелось бы увидеться лично… — но ведь чонхи просила нас звонить время от времени, чтобы дать ей знать, что мы живы, — с улыбкой сказал ким, вспоминая, как крепко его обнимала девушка, боясь, что они не вернутся. — попугаем ее еще немного молчанием и позвоним в конце недели, — смеясь, ответил чимин, все еще мыслями гуляя где-то рядом с чонгуком. они продолжали болтать, набивая животы жирной и вредной пищей, но зато очищая свой ум от лишних мыслей. в колонках тихо играл рок, на телевизорах — трансляция футбола, за столами — ярые болельщики, которые не переставали кричать, поддерживая свою команду. на подвыпившую голову парни планировали следующий день, уже решив, что выедут они вечером, успев отоспаться, отрезвиться и прогуляться по улицам, чтобы сделать фотографии на полароид тэхена. во время гола в ворота противника и радостных воплей, к ним подошла официантка, спросила, нужно ли что-нибудь еще, слишком оценивающе оглядела их и улыбнулась, когда они попросили счет. — она пожирала нас взглядами, — заметил чимин, пьяно хихикнув с забавности ситуации. тэхен громко засмеялся и сказал: — ну конечно, пришли привлекательные парни в паб, где обычно сидят потные мужики и хлещут пиво, как тут не накинуться на них? я бы так же сделал. чимин глянул на экран телевизора, оглядел помещение и подумал, что никогда в своей жизни в подобном месте не был просто потому, что не с кем было сюда приходить. заметил возвращавшуюся к ним официантку, которая подмигнула ему с хитрой улыбкой. — ваш чек. когда тэхен заплатил, добавив чаевые, она сверкнула глазами, наклонилась, выставив свою грудь на показ всему белому свету, и в знак благодарности неожиданно затянула тэхена в глубокий поцелуй. пак вытаращил глаза и хихикнул в кулак, заметив, как его друг не растерялся и с жаром ответил, но не прошло и пяти секунд, как девушка отстранилась, взяла деньги и отошла обратно к стойке. им оставалось лишь покинуть паб, убежденными в том, что этот отпуск предвещал им что-то суматошное. — я тебе серьезно говорю! — воскликнул тэхен, когда они, поднимаясь по лестнице мотеля на второй этаж к своему номеру, продолжали обсуждать то, что недавно произошло. — ее язык, будто какая-то проворная щупальца, ворвался в мой рот, как будто хотел проскользнуть прямо к гландам! чимин валился с ног от смеха, хватаясь за перила руками. — но тебе же понравилось? — да ну! это было отвратительно! — тэхен поискал ключ от номера по карманам. — что-то я не видел отвращения на твоем лице, когда ты отвечал ей! они вошли в номер и включили свет, захлопнув дверь. — я притворялся. на самом деле я так не целуюсь, — успокоившись, ответил тэхен, и снял с себя свитер, кинув на пол. — а как же? — с легкой улыбкой спросил чимин, сделав то же самое. ким повернулся к нему, пару секунд смотрел ему в глаза, будто пытаясь прочитать, о чем думал парень, а потом резко приблизился и накрыл его губы своими, породив удивленный вздох. они целовались тягуче, как обычно лился с ложки каштановый лед, медленно, но пылко и резко. чимин обвил его шею руками, коснулся спиной стены и почувствовал внезапную жажду, которую утолял губами своего друга. он не думал, что делал. он просто целовал — так, как будто в последний раз, как будто никогда не целовался, как будто это было чем-то очень важным и жизненно необходимым. — вот так, — прошептал тэхен, отстранившись, и улыбнулся, когда увидел хмельной румянец на щеках пака. — так целоваться мне нравится намного больше. и с этими словами поплелся в ванную комнату, оставив чимина опираться спиной к стене и переводить дыхание. этот отдых точно ему запомнится.