Госпоже Сирени, Довакину Тамриэля и моей милой барышне в поместье «Горноцвет», что возле Солитьюда
Прочитал и оставил письмо на столе нетронутым. В мрачных раздумьях о том, что в очередной раз потребовалось Джи-Ха от Сирени, Телдрин дошел до фермы Катлы, где по счастливой случайности наткнулся на Блеза, чистящего копыта старой гнедой кобылки. — А, это ты, — без особой радости протянул паренек и смахнул волосы со лба. — Чего тебе? — Знаешь, где Сирень? — Ни здрасте, ни до свидания, — в той же интонации протянул Блез. — Все данмеры такие неприветливые или ты один такой? Раздражение запустило хлыст в мозг, смачно долбанув им прямо на мякоти. Как нервный импульс прошелся по всему телу, достигнув даже кончиков пальцев на ногах — Телдрин почувствовал, как его трясет. Почему ты так злишься? Глубокий вдох. Паренек смотрит на него как на сбежавшего с дурки психа. Что ж, справедливо, наверное, он сейчас так и выглядел. Медленный выдох, рассчитанный на четыре секунды. Спокойно, Серо. Он просто тупой. — Слушай, пацан, — Телдрин навис над ним грозной серой тенью, что, конечно, немало напрягло норда, ибо в тени Серо выглядел еще страшнее, чем при свете солнца. Кажется, у него даже периодически появлялся маниакальный блеск в глазах, что слегка настораживало. А, может, Блез просто был фантазером, — препираться будешь с теткой своей, а мне прямо говори: знаешь или нет. — Ну, знаю, допустим… — неуверенно протянул Блез. — Но вообще-то Сирень сказала не говорить, хотя ее уже давно нет, и я начинаю волноваться. А, вот оно как, значит. Значит, ушла еще и с намерением. Проигнорировав сгусток гнева, который почти вырвался наружу, как дикий зверь, он буквально выдавил из себя слова как можно миролюбивее, но получилось херово: — Куда. Она. Пошла? — К пещере Волчий Череп. Это на запад от Солитьюда, — паренек махнул рукой в западном направлении. — Не очень далеко, она должна была уже вернуться. — К Волчьему Черепу?! — взвизнул Телдрин, чем напугал старую кобылу, и она протестующе заржала, чуть не пнув Блеза в челюсть. — Она сбрендила туда одна идти?! Нет, ты сбрендила? Блез хотел было спросить, а что в этом такого, но наемник уже стрелой мчался вверх по склону в сторону поместья. И, кажется, шипел, как змей.***
— Нет, да это ни в какие ворота… — прорычал данмер, несясь на лошади в сторону забытой пещеры, куда по словам Блеза направилась Довакин. Проблема заключалась не в том, что Сирень пошла в пещеру. В конце концов, она — Довакин, так что, в принципе, смогла бы справиться в одиночку. Проблема была в том, что она пошла в Волчий Череп одна, хотя у нее под носом был ее наемник, так что ее действия нельзя было назвать разумными. Что она хотела этим сказать? Телдрин, отлипни от меня, дай самой пройти пещеру и побыть в одиночестве? Телдрин, смотри, какая я крутая и без тебя справлюсь? Телдрин, я демонстративно залезу одна в опасную пещеру, чтоб тебе стало стыдно за свое поведение и ты начал беспокоиться? Он обдумал последний вариант и наконец решил, что это бред полный, потому что, слава предкам, Сирень не была из таких, кто делал что-то демонстративно и назло другим, что резко отличало ее от большинства обиженных женщин. Она его выбесила, конечно, но что-то подсказывало ему, что это он был объективен. Нет, Сирень была умнее, и Серо вообще не стоило волноваться на ее счет, но его крайне оскорбляло то, что она не позвала его с собой. Крайне оскорбляло, это как будто не быть приглашенным на совместную попойку с друзьями. То, что он случайно услышал от трактирщика в Драконьем Мосту, пока доедал свой ужин, совсем не давало поводов для успокоения. Трактирщик негромко шептался с каким-то рыжим имперцем о том, что в Волчьем Черепе, по слухам, завелись некроманты. Мол кто-то из местных своими глазами видел, как туда стекались люди в черных одеждах, а за ними, скрипя и кряхтя, под покровом ночи двигалась орда скелетов. Телдрин не придал этому особого значения, ну кто их знает, этих крестьян. Однако тот факт, что Довакин резко направилась к ту пещеру и к тому же долго не возвращалась, заставлял задуматься и… Телдрин выдавил из себя это признание: забеспокоиться: а случаем, не правда ли некроманты? Кто этих шизиков знает? Кто вообще в здравом уме захочет расхаживать с трупами за спиной? На это способны только больные, по-настоящему больные люди. Сознание услужливо рисовало ему сто и одну сцену, как Сирень избивают, как поджаривают в клетке над огнем, как ее прихлопывает ловушка, как, не дай Мефала, ее убивают и… заставляют подняться в форме трэлла. Фу, блять, нет, это слишком. Он обязательно найдет ее живой и обязательно скажет всё то, что он о ней думает. Непременно. Выскажет всё, чтоб она заткнулась нахрен и больше не высовывала свой курносый эльфийский нос в сторону очередной пещерки без его ведома. У него в запасе даже есть пару отличный острот, которые, правда, могут лишить его глаза, но это того стоит. Остановив лошадь у старых елок, Серо буквально сполз с седла и посмотрел на вход в пещеру, который зиял средь цветущего леса темной и страшной дырой. Напряжение загудело, вибрируя в животе и в районе лопаток, когда он присмотрелся к лазу. — Ну и на какой черт я сюда приперся? — спросил сам себя данмер и, сняв рюкзак с кобылы, медленно направился к входу, заприметив двух скелетов, разбросанных по частям возле ели. Вот уж точно — работа Сирени. Пещера встретила его холодным воздухом и запахом сырой травы. На зеленом мху еще виднелись капли росы, и, пройдя чуть глубже, Телдрин заметил свет, отражающийся на каменных стенах. «Значит, тут точно кто-то есть», — невесело пронеслось в голове у наемника. Вряд ли какие-то животные стали бы зажигать свет, а Сирень и подавно. Ее способность двигаться во тьме впечатляла. Иногда он даже думал, что сраный кошак научил ее видеть, как его сородичи, потому что она уж очень проворно двигалась в ночи, словно это была ее среда. Телдрин так не умел. Пещера точно была обитаема и причем людьми. Он миновал старую, поросшую плесенью деревянную телегу, которую Боэтия знает как занесло сюда, оступился на косточках животных, пнул череп оленя и пошел дальше, озираясь по сторонам. Ни души. Завернув за угол, он таки наткнулся на труп, умертвленный повторно: на земле лежал драугр с простреленной головой, нелепо раскинув руки в стороны. Его древняя нордская коса беспомощно валялась рядом — скорее всего бедняга даже не успел ею замахнуться, как получил стрелу промеж глаз. Телдрин пригляделся — стрела с пестрым оперением. Драконья. Значит, точно Сирень. В последующих коридорах он заметил толпу некромантов (к счастью, также мертвых) и несколько драугров. Кое-где виднелись пятна крови. Напряжение зазвенело в ушах, как сраный колокольчик, сердце предательски застучало громче. Черт. Когда он дошел до дыры в полу, то в очередной раз вспомнил весь пантеон и, поколебавшись полминуты, спрыгнул вниз, решительно стараясь не думать о том, как он потом будет выбираться отсюда. На своем пути он не встретил никого живого, что его обрадовало и огорчило одновременно, ведь Сирень он также не встретил. Хотя с другой стороны, это значило, что она справилась с заданием, точнее, почти справилась, потому что пещера еще не кончилась, и наемник не знал, как глубоко она простиралась. Он шел, прислушиваясь к малейшим звукам, боясь, как бы что не подкралось сзади. Через несколько минут слишком тихой ходьбы он вдруг услышал издали узкого лаза до боли знакомые звуки: механическое шуршание, звук выпускаемого пара и быстрый бег коротких металлических ножек. Ну точно, к нему несся Ом. Двемерский паук выскочил из темноты, как летучая мышь, сверкнув золотистым боком, и, кажется, издал приветственное шипение, заметив знакомое лицо. Телдрин пригляделся: на ногах механизма и на его импровизированной голове виднелись кровавые отпечатки пальцев. Червь страха скрутился где-то в животе Серо и начал злодейски, прямо паскудски точить его изнутри: он мог поклясться, что куски его органов вмиг заледенели и начали отваливаться — один за другим. Сам не понимая зачем, спросил и не узнал собственного голоса: — Где она? Двемерский паук щелкнул клешнями и скрылся обратно во тьме, но на этот раз не один: эльф поспешил следом. Данмер несся вслед за Омом, молясь всем богам, чтобы его худшие опасения не подтвердились. Вдруг паук резко остановился, так что Телдрин чуть не налетел на него. Ом что-то шикнул и пошел далее уже спокойнее, тише, что означало опасность. Кто-то мог их услышать. Кто-то там был. Завернув за угол, Серо прошел два шага и, выходя из лаза, обомлел от вида представшей ему картины. Огромный древний форт, находящийся внутри пещеры, был озарен ярко-фиолетовым светом. Сгусток темной материи возвышался над самой высокой башней, изредка приобретая форму человеческого силуэта. Из-за каменной стенки одной из башен наемник не мог разобрать, что там творилось, но давал руку на отсечение, что прямо сейчас там проводился какой-то некромантский ритуал. Отлично, он поспел прямо вовремя: сейчас что-то будет. — ПОТЕМА! — раздались голоса по меньшей мере двадцати человек. — Мы призываем тебя, Королева-Волчица! Пробудись от своего долгого и темного сна, явись перед нами! От их хора Телдрин непроизвольно сжался. — Плохо дело… — прошептал он. Ом тихонько сполз по каменной гряде, и мужчина последовал его примеру. Бесшумно, словно ассасин Мораг Тонг, он миновал разрушенную стену старого форта и завидел вдалеке пару ходячих мертвецов, которые, как стражники-часовые, ковыляли между освещенными пролетами и комнатами. Изредка из таких комнат показывались еще некроманты, которые не принимали непосредственного участия в ритуале, но явно находились там не просто так. Ом, тихонько шипя, пролез в одну из комнат, и данмер последовал за ним. В отличие от прочих, эта комнатка была почти полностью завалена и скрыта от других повалившейся стеной, но именно это и нужно было для хорошего временного убежища — сюда никто не заглядывал, да и не за чем было. Ресурсы все завалило, кровати были сломлены, а чтобы добраться сюда, стоило постараться. Серо пригнулся и, войдя в комнату, увидел Сирень, внимательно наблюдавшую из дырки в стене за остальным фортом. Он физически ощутил, как от сердца отлегло. И даже не смог проконтролировать громкий выдох облегчения, который непроизвольно вырвался из его груди, выдавая хозяина с потрохами. На несколько мгновений злость отступила, давая место тяжелому облегчению, которое сдавило плечи. Она здесь и она жива. Услышав, что кто-то идет, Сирень схватила лук и направила наконечник стрелы в сторону шума, но, заприметив знакомые лица, тут же опустила и, не сказав ни слова, вернулась к наблюдению, сосредоточенно изучая маршруты врагов. Да, засранка, я тоже счастлив тебя видеть, может, хоть поприветствуешь? Спасительная злоба возвращалась, вытесняя место облегчения. Или это облегчение выражалось через злобу, потому что нет, в этот раз она должна была точно уяснить, что проебалась. О, как много он ей хотел сказать за этот период! У него было достаточно времени, чтобы в деталях придумать и сказать всё то, что он о ней думает, и Шеогорат свидетель, он готов был это сделать прямо сейчас. Не волновали даже несчастные некроманты, которые творили явную херню прямо в метрах пятидесяти от них. Какая разница, что там делают эти больные засранцы, когда у него к ней серьезный разговор? Телдрин молча подошел к Довакину, сел рядом и, также уставившись через окно на форт, прошипел: — Какого хера, — начал убедительно и настолько злобно, что аж сам удивился, — ты сюда одна полезла, а? — Я не одна, а с Омом, — в той же манере прошипела Довакин. Не сдаешься? Отлично. Значит, попляшем, Шеогоратова дочь. — И много ли пользы от мелкой двемерской хреновины? Хорошо работается? — Он же тебя нашел. Значит, польза есть, — Сирень раздраженно смахнула волосы с плеча, и Телдрин заметил, что ее рука кровоточила. Значит, отпечатки на двемерской хрени всё-таки ее. Эта мысль разозлила его еще больше, заставляя кожу под ногтями зудеть от желания схватить Довакина за плечи, грубо, очень грубо встряхнуть и вытянуть ее отсюда ко всем херам собачьим на воздух, на чистый и свежий воздух, подальше от всего этого дерьма, которое грозилось вырваться прямо… сейчас. Слава Азуре, она не могла слышать его мыслей, иначе бы они сцепились прямо здесь. Слава Азуре. — Почему ты меня не разбудила? — Ты не думаешь, что сейчас не лучшее время выяснять отношения?! — босмерка, кажется, совсем не желала признавать то, что ее положение оставляло желать лучшего. — А по мне, самое время! — что бесило их обоих друг в друге, так это то, что оба были чертовски упрямые и совсем не хотели сдавать позиции в любом споре. Сирень не удержалась и метнула на него уничтожающе-злобный взгляд, прищурившись. Он встретил его достойно: красные, как кровь, текущая с ее ладони, глаза обдали эльфийку волной холода. Телдрин был в тихой ярости — она видела это. И’ффре, да даже если бы она закрыла глаза, то кожей почувствовала бы эти волны его бешенства, которые накатывали с каждой секундой всё сильнее и сильнее. Кажется, она его серьезно разозлила. Но в чем причина? Она решила сходить сюда, чтобы просто… проветрить мозги. Чтобы не было скучно, взяла Ома. Ну не хотела она идти зачищать очередную, с виду простенькую пещерку вместе с Серо. Тем более, вчера он знатно выбесил ее, так что желание не будить Серо было утроено его вчерашней выходкой. Ну не взяла его, но зачем же так беситься-то? Кто же знал, что здесь происходит воскрешение… Потемы. — Ты так сладко спал после своей вчерашней попойки, что мне не хотелось будить его высочество, — съязвила эльф, пренебрежительно фыркнув. — Вот и спал бы дальше. Это замечание больно укололо Телдрина в сердце, потому что он не мог его парировать. Вчерашняя вина дала о себе знать, что вылилось в очередную вспышку гнева, который переполнял его так, что глядишь, еще один этот ее взгляд или эта-ее-язвительная-фразочка, то он разорвет ее нахрен. Гнев начнет вытекать из ушей и из носа. Польется, блять, как рвота. «И когда я стал таким совестливым?!» — проорал внутри себя данмер. Сирень искоса взглянула на него с каким-то странным видом, но Серо было уже просто все равно. Открыла рот, чтобы продолжить, но видит Боэтия, он бы не стерпел еще одного раза. — Надеюсь, — его голос превратился в рык, — в следующий раз, когда мы поссоримся, мне не придется тащиться за тобой через всю пещеру прямиком в логово некромантов, чтобы спасти твою босмерскую задницу. Сирень хмыкнула. — Серо, с моей задницей всё в порядке, а вот с рукой — не очень. Если бы взгляды были чуть материальнее, босмерка сгорела бы заживо уже раз сто. Недобрый огонек засветился в глазах данмера, и эльфы по меньшей мере минуту сверлили друг друга смертоносными взглядами, не произнося ни слова. Безмолвная перепалка была частью их конфликта. Эдаким этапом, после которого шли взаимные посылы, а потом медленные шажочки в сторону мировой. Телдрину нравилось это их правило: не говорить ничего и меряться взглядами. У кого злобнее? Кто первым сдастся? Почему-то его крайне раздражало, что она сидела здесь и прохлаждала свою пятую точку, пока он, вообще-то, за нее волновался. В чем вообще была проблема его растолкать? Нет, мы такие упертые и самостоятельные, мы крутые Довакины. Прекрасно, блять, вот пусть сидит и наслаждается пейзажами, пока он не вырежет всю эту братию в одиночку. Или они вырежут его, что вероятнее, потому что данмер вообще не представлял, как им отсюда выбираться. Перед ними простирался целый сраный форт со сраными магами, каждый из которых хотел поджарить их жопу на вертеле, а потом воскресить, чтобы они подтирали за хозяевами каждый плевок. Смотря в глаза Сирени, он понимал, что дело дрянь. Он, может, смог бы ее подкинуть на верх той огромной дыры, в которую он сам прыгнул, но Сирень вряд ли смогла бы подтянуть его, потому что расстояние там было приличное. В идеале бы вырезать всех хреномагов и посидеть, подумать, как выбираться отсюда. В конце концов, маги же как-то циркулировали туда-сюда. Значит, ход есть. Но где? Он понял, что пялится на эльфийку дольше, чем нужно, медленно растеривая ярость, слишком поздно. Сирень тоже растеряла прежний настрой и теперь просто молча глядела на него, мрачно и как-то задумчиво-неприятно. Одновременно фыркнув, они синхронно отвернули головы. Начала она. — Есть план. Нужна мана и стрелы. Телдрин глянул на колчан Довакина и заметил, что стрел там почти не осталось. Эльф тяжело дышала, но с виду не было серьезных ран, значит, проблема заключалась в другом. Серо не стал подкалывать ее тем фактом, что у нее почти не осталось снаряжения, зная, что сейчас она настроена изложить свой гениальный план съеба отсюда. — Рука? — коротко бросил он, доставая из мешка склянки с темно-синей жидкостью. — А, это… — небрежно бросила Сирень. — Ничего, пустяк. Я почти не чувствую боли, зелья лечения еще остались. — Ты — лучник, руки беречь надо, в курсе? Что, Серо? Это что, забота, Серо? Ха-ха, смешно, обхохочешься. Нахрена я сейчас это сказал. Просто. Нахрена? — Их оказалось слишком много, — она, казалось, совсем не обратила внимания на это, что его даже обрадовало. — Сначала обходилась стрелами и атронахом, но потом стали попадаться большие группы, пришлось использовать бешенство. Маны не осталось. Кратко и понятно разложила, как проебалась. Прямо четко, по полочкам, как делала всегда, когда от нее ждали объяснений — молчаливых, как Телдрин, или нет. — И как ты планируешь вычистить всю эту магическую толпу? — поинтересовался Телдрин, кивнув на огромный форт. — Катавасией. Надо тихо, если поднимем шум, нам крышка. Катавасией. Прекрасно, превосходно. Ты истратила всю ману и собираешься использовать Катавасию, чтобы сдохнуть наконец? Ты хренова мазохистка, детка, ты в курсе? — Ты серьезно собираешься использовать заклинание мастера в таком состоянии? Ману ты в себя, конечно, вольешь, но надо хоть подождать чуть-чуть, пока организм примет такую дозу, — он старался говорить спокойно. У него получилось. Получилось до такой степени, что это даже звучало как-то равнодушно. Будто попросил передать салат. А ты чертов актер, Телдрин Серо. Может, еще и в барды пойти? Приобщиться к искусству. Давно хотелось на самом деле, но у него чертовски мало времени в перерывах между «спасать задницу Сирени» и «спасать свою задницу и задницу Сирени», так что, пожалуй, он попридержит эту идею на другой раз. — Нет времени ждать, Телдрин! — из раздумий его вырвал громкий шепот. Он посмотрел напарнице в глаза и увидел то, что почти не ожидал увидеть. Страх. И голое отчаяние. Сирень действительно выглядело плохо — не физически, хотя раненая рука и вправду не придавала ей красоты, а морально. Она как будто знала что-то, чего Телдрин не знал. И это «что-то» было нечто ужасающим, отчего страх Сирени перешел к нему. Они столкнулись с чем-то, чего они не знали, от чего они были далеки. Что-то неведомое, злое и ужасающее просыпалось на их глазах прямо в этом старом, пыльном и затхлом форте посреди пещеры. — Скоро они призовут Потему, ты понимаешь, что может случиться?! — Сирень в несколько глотков осушила флакон с зельем и принялась за второй. Телдрин как-то тупо смотрел на то, как сокращаются мышцы ее горла, вбирая жидкость. Кажется, она никогда в жизни не пила так быстро. — Не силен в истории, — признался данмер. — Если выберемся отсюда, я тебя просвещу, — пообещала босмерка. — Ома оставим здесь, а сами подойдем поближе к центру, мне надо точно зацепить тех некромантов, что на высшей точке форта. Пока они будут драться между собой, перебьем остальных. Надо действовать быстро, а иначе быть беде. Сирень забрала свой колчан с луком и, застегнув ремень, уже хотела выползти из укрытия, но крепкая рука резко остановила ее, схватив за локоть. Босмерка повернулась с удивленным и слегка недовольным взглядом, всем своим видом показывая, что не догоняла, в каком месте ее план был непонятен. Данмер покачал головой, также безмолвно отвечая на ее вопрос и, открыв наплечный мешок, бросил ей бинт. Она поймала. Отличная реакция. Впрочем, он другого и не ждал. Босмерка лишь слегка кивнула. И даже не посмотрела на него. Ему это не понравилось. Он подошел, сам же выхватил повязку, которую кинул ей и которую она только-только начала разматывать, и посмотрел холодным, каким-то воспитательным взглядом. — Мне очень приятно, — неспешно начал он, сузив глаза, — что ты так ценишь мою помощь. — Серо, мир может погибнуть из-за Потемы, а ты серьезно читаешь мне нотации? Она не знала, то ли у него такое хреновое чувство юмора, то ли он серьезно. Но по его взгляду не было видно, что он шутил, так что босмерка проглотила рвавшийся с языка колкий комментарий и, тяжело выдохнув, произнесла: — Спасибо. — За что. Он хотел, чтобы она произнесла простое «за помощь». Чтобы вслух. Чтобы признала, что одна бы не справилась. Чтобы осознала, что он всё-таки нужен ей. — За то, что пришел за мной. Он не успел проконтролировать: брови сами приподнялись в удивлении. Осознав сказанное, он моргнул пару раз и, изо всех сил не выдавая облегченного состояния, подошел к ней. — Повязку-то отдашь? Я намотаю. — Нет. Сирень покосилась на него в искреннем изумлении и собиралась что-то сказать, но наемник ее перебил: — Ты как обычно замотаешь по-косячному, и всё размотается посреди боя. Довакин, твою мать, — буркнул он, приседая на корточки рядом, — Довакин, не умеющий перевязываться, это просто пиздец. Сирень хотела гаркнуть, что умеет перевязываться и вообще выживала в таких ситуациях, которые ему и не снились, но что-то ей подсказывало, что абсолютно все ее слова пролетят мимо его длиннющих серых ушей и даже их не заденут. Как и всегда, когда Телдрин что-то там для себя решил. Поэтому она позволила ему перевязать руку. Молча. Даже не съязвила. И задней мыслью отметила, что сделал он это достаточно… нежно, в контраст тому, как выглядел несколько минут назад. Она думала, что он сильно перетянет, все еще злясь на что-то, но нет. Получилось даже как-то заботливо, так что на секунду она позволила себе расслабиться. Хирсин с ним. Пусть делает, что хочет. Когда всё было закончено, она медленно выползла из своего укрытия, старательно избегая освещенных жаровнями мест. Совместная работа началась. Телдрин бесшумной тенью следовал за ней, не задавая лишних вопросов, что помогало ей сосредоточиться на планировке своей стратегии. Они спрятались за большим камнем как раз перед комнатой, где находилась пара некромантов. Мимо них, как-то по-старчески кряхтя, прошествовал драугр, размахивая длинным черным мечом из стороны в сторону. Его загробные звуки жутко не нравились Серо, который не любил нежить в принципе, но в этот раз он ни слова не сказал по поводу того, какие же драугры все-таки отвратительные. — Драугры тупые, — прошептала эльфийка. — Если не спугнуть, они ходят по одному и тому же маршруту. Этот, — она указала на драугра-военачальника, недавно прошедшего мимо, — сейчас пойдет в башню, а ты пойдешь за ним. Ни в коем случае не позволяй ему крикнуть — крик некроманты на башне услышат точно, а вот звук заклинания могут и не заметить. Увидев вопросительно склоненную голову, Сирень также шепотом пояснила: — Шум и гудение заклинания вызова Потемы частично заглушают звуки, так что если постараться, то всё пройдет гладко. Некромантов беру на себя. Телдрин проскользнул дальше, а Сирень осталась за камнем, выжидая. Один из некромантов, бретон с коротко остриженными волосами, вышел из башни и, пройдя несколько шагов, остановился у края небольшого обрыва. Еще немного, и он заметил бы данмера, но Сирень не шутила, когда говорила, что некроманты останутся за ней. Босмерка отпустила руку, и стрела со знакомым свистом пролетела вперед, пронзив голову мага насквозь. Тот, издав предсмертный всхлип, рухнул вниз и безвольной куклой покатился по камням. Телдрин залез в башню и остановился. Второй некромант сидел к нему спиной, читая книгу, а мертвый военачальник стоял рядом, тупо упершись в стену. «Вот уж точно кто-то умом не блещет», — подумал наемник и хотел было подкрасться к некроманту, чтоб оглушить его и резко вдарить драугру, но тот слишком стремительно для нежити и неожиданно для Телдрина обернулся и протестующе замахал мечом. Некромант, встрепенувшись, обернулся, и его лицо исказила злая и удивленная гримаса. — Ты кто та… Не успел он докончить фразу, как Серо услышал звук летящей стрелы. Всё же, он никогда не спутает выстрел Сирени с чьим-то другим. Быстрый, меткий, расчетливый и этот… свист Как предсмертная песенка. Стрела вонзилась врагу в плечо, и тот вскрикнул от боли, хотя Телдрину был уже не до того. Он уворачивался от меча военачальника, стремясь не отходить достаточно далеко, чтобы нежить не начала использовать дальние атаки. К удивлению наемника, драугр, похоже, не зря носил заржавевшие доспехи и шлем с рогами, которые выдавали военачальникам, потому что даже после смерти этот парень фехтовал отлично. Некромант поднял руку, чтобы выстрелить магией в сражающихся, но не успел прочесть заклинание: Сирень пустила еще одну стрелу, которая на сей раз попала в шею раненого. Некромант неуклюже упал лицом в камень, а босмерка, проскользнув в башню, вынула клинок и ударила драугра по ногам, пока тот был занят боем с ее напарником. Драугр застыл, как вкопанный, выронил меч и грохнулся вслед за некромагом. — Голову руби… — прохрипела эльф. — Пока не очухался… Серо не стал медлить и занес нордский меч над его прежним владельцем, затем одним точным и мощным ударом отсек прогнившую голову нежити, заставляя глаза драугра потухнуть навсегда. — Мда, ассасин из тебя такой себе… — потирая плечо, пробормотала Сирень. — С Джи-Ха было бы проще. — Вот пусть тебя в следующий раз Джи-Ха и спасает… — огрызнулся данмер в ответ, пнув голову драугра подальше от себя. — Кстати, тебе от него весточка пришла. — Правда? — лицо Сирени вдруг переменилось, посветлело, и она даже улыбнулась, что не осталось незамеченным. Почему ты так реагируешь на это? — Аж расцвела вся, смотри-ка, — фыркнул Телдрин. — Если выживешь, то наверное даже сможешь прочесть его письмо, смотри только не захлебнись от цветочных ароматов. — Не будь таким черствым, — усмехнулась босмерка. — Мы давние знакомые, нет ничего такого в том, что мы шлем друг другу письма. — Да-да, знаю я таких «давних знакомых», которым цветочные букеты и поцелуи через гонцов шлют, — всё в той же угрюмой манере ответил наемник. — Он цветы послал? — Сирень спросила это с таким энтузиазмом, одновременно вытаскивая стрелу из кровоточащей шеи врага, что при другом раскладе вещей Телдрина бы это даже позабавило, но только не сейчас. — Небось красные розы… Верно? Почему тебе радостно? Закатив глаза, Серо двинулся дальше, оставив вопрос Довакина без ответа. Они прокрались к центральной нижней комнате форта, уже не рискнув вступать в драки. И вот они уже внутри комнаты, до призывающих рукой подать, заклинание призыва гудит, как чертов паровой котел, да так, что старые фортовские стены дрожат, как картонные. Сыплется каменная крошка. Сирень поворачивается и что-то говорит ему. Он не слышит, она не может орать — привлечет внимание. Поняв, что ее напарник не может читать по губам (с Джи-Ха, опять же, было бы проще, он умел), она скользнула к нему, оказавшись, наверное, слишком близко внезапно, потому что Серо как-то испуганно отпрянул. Ты ведешь себя, как затравленный пацан, который боится женщин. Ха-ха, гетерофобный кретин. Нет, на самом деле, он не боялся женщин, о, скорее, наоборот, он их обожал. Прекрасная половина живых существ. Достаточно нежные, до ужаса хрупкие и такие… доставучие. Сирень раздраженно закатила глаза и придвинулась ближе, склонившись над ухом эльфа и обдав того горячим и злым дыханием. — Катавасия заберет много сил, — горячо зашептала она, — я поняла сейчас, что не полностью восстановилась и… Стыдно признать, но он мало соображал, что она говорила. Горячее дыхание другого живого существа так резко контрастировало с холодным воздухом форта, от которого мерзло тело, что кожа на шее покрылась мурашками, и Телдрин непроизвольно содрогнулся. Тепло. Как же, Мефала, от нее тепло. Он даже позволил закрыть себе глаза, чтобы на секунду отвлечься от мрачных мыслей, которые не покидали его в последние два дня. — …так что если я откинусь, ты должен будешь… И резко распахнул их, повернувшись к ней. — В смысле ты «откинешься»? — Магнус, Телдрин, ты вообще меня слушал?! — ее глаза, он мог поклясться, превратились в две изумрудные молнии, готовые сжечь его заживо прямо на этом месте. — Да. Ему определенно стоило бы сегодня вручить медаль за убедительность. Где зал с сотнями аплодирующих людей и меров? Он заслужил сегодня все лавры бардовского красноречия. Так нагло пиздеть надо было уметь. — Я могу потерять сознание после сотворения Катавасии, тело еще не восстановилось в достаточной мере, маны едва хватает. Так что поручаю сохранность своего тела тебе и надеюсь, что не зря. Понял? Он кивнул с таким отрешенным видом, как будто его оглушили лопатой и заставили подняться с земли. — Отлично, погнали. Сирень поднялась, чувствуя волнующее напряжение в мышцах, которое давало сил. Давало уверенности. Всё пройдет хорошо, отлично — если она не откинется посреди сотворения заклинания, вообще замечательно — если Серо перестанет витать в своих пепельных облаках и прикроет ей спину. Она спасет Солитьюд. Она не даст Потеме возродиться, а иначе — конец. Ей, Солитьюду, Серо, вообще всему Скайриму, а может и Тамриэлю, если Королева-Волчица проснется. Если она пробудится, то начнется ад. Сотни мертвецов вылезут наружу и вампиры, почувствовав себя в своем тарелке, начнут нападать с утроенной силой. Она уже слышала, как некоторые нагло врывались в города прямо с гончими смерти, наивно полагая, что смогут одолеть целый город с помощью своих непревзойденных вампирских умений, но черта с два. Черта с два, кровососы, вы что получите. Нихрена вам не перепадет. Королева-Волчица не выйдет из своей клетки. Ни-ко-гда. — Долго ты спала смертным сном без снов, Потема! — грохот голосов оглушил ее. — Он кончился! Услышь нас. Королева-Волчица! Что вы делаете, придурки? Вы погрузите весь мир в хаос! — МЫ ПРИЗЫВАЕМ ТЕБЯ! Заклинание, будто песнь. Будто молитва. Мелодичная, срывающаяся с губ на последнем вздохе от отчаяния в тяжелый момент. Слаженный набор букв, как перебор струн на арфе. Ей нравилась школа Колдовства за ее мелодичность. Призыв — как ритуальный танец губ. Красивый стих, сложенный в сильном желании хозяина, хозяина, подчинившего себе нечто могущественное, темное. Она не любила некромантов, но понимала их, разделяла, что самое ужасное, их страсть к потустороннему, пусть это и выражалось у нее в несколько другой форме. Атронах — вот, кто царь. Могущественное существо, пропитанное магией, сотканное из нее, сотворенное ей. Сгусток магии — прямиком посылка из Обливиона. Призыв — и словно отдаешь пару минут собственной жизни. Для Сирени это было почти ощутимо, ее магический сосуд был… не идеален. Далеко не идеален. Несмотря на то, что она мастерски владела Иллюзией и Колдовством, магия ей… не подчинялась. Духом. Не подчинялась. Не то что лук. Каждый божий раз, когда атронах являлся по ее призыву, она ликовала, словно младенец. Получилось. Получилось. Магия… поддалась. Дала схватить себя за шкирку в этот раз. Позволила протечь по сосудам, мелькнуть желанием в мозгу, собралась чистым концентратом в руке и явила чудо. Призванное существо. Готовое рвать на части ради своей хозяйки. Сирень почти плакала, когда видела, как дремора возникал по ее велению и врывался в бой, словно огненная комета. Как прекрасно горел его меч, соприкасаясь с плотью ненавистных врагов. Как лучник, нацелившийся на нее, падал замертво, потому что меткий грозовой атронах вынул из него жизнь точным ударом молнии. Забрал ее, как игрушку у ребенка. Тыл Телдрина прикрыт дреморой. Ее тыл — грозовым атронахом. Не это ли чудо, когда магия спасает тебя? Не это ли чудо, когда на минуту, на две, на вечность ты становишься хозяином? — Пожалуйста, — так тихо, как только могла, прошептала босмерка. — Дай мне силу… сейчас… Дай силу спасти себя и остальных. Медленные движения руками, словно танец. Как жрица в храме Кинарет, только совсем, совсем другое. Она вспомнила Йоханна и его плавные, нежные движения руками. Ты учил меня. Ты учил меня: не торопись. Как хватаешь бабочку. Всё внимание на ней, концентрация взгляда, чувств, эмоций, мыслей. Всё на этом. Поток восстанавливающей магии сочится из его пальцев, как благодатный, святой ручей. Магия любит его. Он знает это и пользуется ее дарами. Благословлен. Довольствуйся милостью Кинарет, жрец Йоханн. Довольствуйся и не знай Катавасии мыслей. Она — совсем не святой свет, не очищающая мольба Кинарет. Сирень закрывает глаза, ведя руками. Неспешно, спокойно. Сосредоточение. Словно держишь поводья — раз — щелчок — ДАВАЙ! Почти тишина. Исчезает всё: пещера, каменные стены во мху, голоса призывателей, фиолетово-страшный свет заклинания призыва, Телдрин. Исчезает мир. И, кажется, она сама. Ее молитва богу хаоса. На секунду мир погружается в абсолютную тишину лишь для того, чтобы в следующую секунду разорваться на части. Взрыв. Настолько мощный, что Телдрина откидывает в сторону. Из-под ног, из рук, из кожи, из головы — сочится красный. Кровавый, бешеный, боже, он видит… дьявола? или… нет, иллюзорный образ, вылетающий на секунду из ее рук, расщепляющийся, разлетающийся по всем сторонам, как болезнь. Словно она открывает врата Обливиона и выпускает Дагона. Первое, что слышит Серо, чей-то визг. Затем крик. И начинается резня. Хохот такой, что хочется зажать уши, сжаться в комок и плакать. Телдрин ненавидит Катавасию — мысли путаются, желание убивать трясется в поджилках, пена бешенство заполняет рот, ярость вскипает в крови так, что он уже совсем не соображает. Но Серо держится. Сдерживается. Сирень не направляет дьявола на него, но остаточный эффект он чувствует, даже предварительно выпив зелье сопротивления магии. Это животное желание растерзать всех на части. Эта слепая ярость от осознания, что кто-то рядом с тобой еще жив. Как ты справляешься с этим? Кругом крики, визги, сумасшедший хохот, топот ног. Лязг кинжалов и пульсация, толчки магии. Взрывы огня, иглы мороза, грохот молний: там — на верхушке башни, здесь — во всем форте творился сущий ад. Она стоит в одной позе, пока всё это вырывается из нее. Стоит, как кукла, как изваяние, словно замерев навсегда. Исполнив танец. Реверанс богу хаоса. Почтительный жест — со склоненной головой. Он хочет подбежать к ней, вырвать из этого ужаса, защитить, спрятать, спрятать от всех. Спрятать от того, что она выпустила, спрятать от самой себя. Он боится её. Её рука дергается, и она отмирает — Телдрин выдыхает душу с этим жестом — и покачивается. Ноги не держат. Она такая маленькая в этом взрыве. Крошечная, как муравей. Показатели маны, наверное, катастрофически нестабильны. Воздух начинает наполняться смрадом. Кровь, озон и запах горелого мяса. Чтобы быть волшебником школы Иллюзии, нужно быть борцом. Нужно смотреть своим страхам в глаза и смеяться над ними, превращая их во что-то потешное в своем мозгу, успокаивая их или же заставляя бежать от самой себя. Не всем своим страхам она готова была смотреть в глаза — вот почему ее Иллюзия, как и ее психика, была нестабильна. Даже произвести чистое заклинание не можешь. Полукровная слабачка. Полукровная слабачка, трясущаяся от упоминания одного только имени. Дьявол, вырывающийся с Катавасией. Её ярость. Её боль. Её крик. Бешеный, злой, с надрывом, с диким, первобытным рычанием. Её крик, ее взрыв, ее Катавасия — эпитафия лишь одному человеку. Сирень стояла, и взгляд ее не выражал ничего. Пустой взгляд, равнодушный. Как у мертвеца. А в щеках — красный. Из волос струился красный. По бедрам сочился красный. Она не видела, лишь безразлично глядела куда-то мимо всего пространства. Зеленые глаза посерели так же быстро, как всё вокруг окрасилось алым. Когда она смотрела так… Господи, как же Телдрин боялся её.***
Она услышала чей-то крик. Крик, наполненный таким безысходным ужасом, что сердце могло остановиться от первых секунд этого поистине страшного звука. Кто… кто кричал? Голос будто знакомый… вырванный кусочек прошлого, так нехотя возвращающийся к ней. Кто может так истошно кричать? Кто ты? Важно помнить, что ваше волшебство — это отражение вас самих. Ваше эмоциональное состояние непременно воздействует на то, что вы колдуете, будь то разрушение или изменение, — неважно. Знаете, мисс Сирень… — Да? …чем мне нравится Иллюзия, так это тем, что она непосредственно влияет на мозг. Учитель ей подмигнул. А уж на чей — оппонента или ваш — вам решать. — Да. Бессвязно пробормотала. — Не стоит приходить в форт, господин Нелорен, тут может быть опасно… — снова бессвязный лепет. А я и не приходил, мисс Сирень. Я думаю, вам стоит… чуть больше практиковаться. Добрая улыбка учителя возникает в голове. Сирень отсутствующе кивает. Внутренний голос кричит ей «отдохни», второй голос орет «еще рано», третий «манаманаманама…мамама». Ноги адски тяжелые, но Сирень уверена — это очередные проделки ее учителя. Иллюзия — он так любит делать мелкие пакости, они приносят ему удовольствие. Древис, будь добры, отцепите камни с моих ног, мне нужно к Телдрину… сказать кое-что. Как скоро вы сможете сделать это? У вас нет ног, мисс Сирень. — Да как же нет… вот же… — переводит затуманенный взгляд и не видит собственные ноги. — Как… Проклятье, я думал, что это я невидим! Поздравляю, мисс Сирень, вы — невидимка! — П-подождите… Вдруг — резкое касание чего-то постороннего. Где-то возле щек. Теплые жесткие пальцы. Ее встряхивают так сильно, что остатки бреда разлетаются. Ой, мне пора, мисс Сирень. Будьте здоровы. — Ч-что… И где-то издалека, словно в нескольких тысячах километрах, слышит крик. Очнись. Глаза пытаются сфокусироваться — тщетно. Кто это? Кто-то знакомый. Она тянет к нему руки, и руки, боже, хватают что-то материальное. Ткань? Нет, доспех. Это я, Телдрин. Облегчение. — А, Телдрин, — Сирень вмиг успокаивается, хотя всё еще не может различить его лица. Что-то внутри начинает пищать. Всё громче и громче. — Хорошо, что ты пришел. Нужно сделать одно дело… ты нужен мне… дело сделать… Последнее, что она помнит, это тепло. В районе щек и лба. Жар? Мне так тепло. Хорошо, что ты здесь. Телдрин смотрел на нее сначала в ужасе, но потом ужас заменился страхом, а еще чуть позже — тревогой, когда Сирень закрыла посеревшие глаза и повиснула на нем, как безвольная кукла. От былой прыти не осталось и следа: она была такой холодной и выглядела совершенно мертвой, что Серо и впрямь подумал, что она «откинулась». Лишь прижав нос к ее щекам, он уловил едва различимое дыхание. Уснула. Ее вид заставлял каждую клеточку его тела содрогаться и холодеть. Никогда, он поклялся себе в этом, он больше не позволит ей использовать такие заклинания на ослабленный организм. Может быть ей, как Довакину, это было не впервой, но для него это было уже слишком. Раз она не заботилась о своей шкурке, то он позаботится. В конце концов, именно она его об этом и попросила. Ее кожа была настолько побелевшей, что впору было сравнивать с простынями в доме ярла. Отвратительный белый цвет. Серо сам не понял, тело действовало по инерции — наклонился и подхватил за колени, отнес на кровать, стоявшую чуть поодаль, и сел рядом. Осталось выждать, когда маги перебьют друг друга. И добить оставшихся. Добить их к чертовой матери. Он увидел, как сквозь магическую мясорубку к нему спешит, точнее, почти летит Ом, подгибая свои короткие двемерские ножки. Это выглядело забавно: паук, как золотой шарик, перекатывался между валунов и быстро-быстро шевелил лапками, напоминая грязевого краба, улепетывающего от опасности. Пару раз в него прилетела цепная молния, отскочив от какого-нибудь незадачливого некроманта, но Ом стойко сносил магические удары и бежал в центральную комнату, прямо к ним. Телдрин даже обрадовался, что паук нашел их, хотя Сирень до последнего не хотела втягивать свою двемерскую собачонку в заварушку. Но теперь Сирень ничего не могла сказать, так что шефствовал Телдрин. Ом в один прыжок перелетел через балкончик и приземлился прямо у входа в комнату, уставившись на Серо. — Так, мой членистоногий друг, ты остаешься здесь и присматриваешь вот за этой, — данмер указал пальцем на спящего Довакина, — а папка пойдет все дерьмо расхлебывать. Паук издал какой-то механический (или ему показалось) стон, когда увидел хозяйку. Он прыгнул на кровать и терпеливо уселся на шкуре оленя, ожидая чего-то. — Если сюда кто нос сунет — убей. Чтобы ни на шаг к ней не подходили. Ом свое дело знал, так что смысла ему говорить об этом не было. Но Телдрин все равно почувствовал облегчение от того, что оставлял ее не одну, а хотя бы в компании ее механизированного дружка. Выбравшись из комнаты, он огляделся и заметил, что нижние яруса форта пребывали в спокойствии — во многом потому, что все друг друга уже поубивали. Он перешагнул через пару сожженных и закоченевших трупов в темных одеждах и достал меч. Бои еще шли на самом верху и на средних ярусах — там, по-видимому, оказались самые стойкие волшебники. Пора было заканчивать. Телдрин не хвастал ассасиновым терпением и выдержкой — он хотел убить всех прямо сейчас. За то, что слишком медленно умирали. За то, что призывали кого-то очень могущественного. За то, что заставили Сирень использовать Катавасию. Не зная, ведомый остаточным эффектом от заклятия или же собственным гневом, он сосредоточился и взмахнул рукой. Врата Обливиона раскрылись, и тут же из них вышла огненный атронах, почтительно кивнув рогатой головой. — Время умирать, н’вахи, — прошипел эльф и ринулся вперед, чувствуя, как жар огненного элементаля по пятам следует за ним.***
Она проснулась в собственной постели в «Горноцвете» и сперва не поверила этому. Глядела на окружающие вещи таким взглядом, как будто видела их впервые. Ом сопел паром на своем привычном месте, и Сирень на секунду подумала, что это всё было одним большим сном, но, взглянув на руку, она убедилась в том, что эта мысль была сумасшедшей. Рука, к слову, была перебинтована новой, чистой повязкой, а доспех, который она надела для зачистки пещеры, был заботливо вычищен от грязи и травы и повешен на манекен. Сирень оглядела себя и увидела, что была одета в простое платье полыневого цвета. «Это же не Телдрин меня переодел?» — пронеслось у нее в мозгу, и легкий приступ паники сдавил пищевод. «И’ффре, только не он…» Она приподнялась на локтях и, просидев так секунд пять, тут же рухнула обратно с легким стоном. Голова всё еще болела, но спать больше не хотелось. Босмерка так и не смогла выспаться за те две ночи, которые они с Серо провели здесь. Сначала пришлось идти к Фолку, затем с утра пораньше зачищать пещеру, потому что спалось плохо, а действовать надо было быстро. Накопившаяся усталость от того долгого путешествия еще не сошла, отразившись на вылазке в Волчий Череп, — Драконорожденная действительно устала. Впрочем, после обморока ей стало получше, словно она выкроила себе часов восемь для отдыха. С надеждой, что так оно и было, эльфийка хотела снова приподняться, но вдруг услышала шаги в коридоре и осталась смиренно лежать в кровати, накрывшись одеялом до носу. Вставать резко расхотелось, и она, затаив дыхание, слушала, как шаги все приближаются. Наверняка, это был Телдрин, но чувство, сосущее где-то под ложечкой, все равно было неприятным. Сердце екнуло, когда дверь медленно стала отворяться. Босмерка повернула голову и выдохнула, увидев, кто к ней явился. Телдрин. Всё хорошо. Данмер сначала смело зашел в комнату, как будто уже делал это не раз, но когда заметил, что из-под одеяла на него косят два внимательных изумрудных глаза, будто резко растерял обыденность в своих действиях. — А, ты проснулась наконец… — пробормотал он и даже улыбнулся. — Ну как, спящая красавица, снились сны? Он присел на край кровати, и Сирень расслабилась, стянув с себя одеяло. — По мне, так я была далека от образа спящей красавицы после сотворения Катавасии, — фыркнула девушка со смехом. — Скорее уж как мать-дымок. И она, в общем-то, была права. Но Телдрин ей ничего не ответил. Лишь хмуро свел брови и к ее неожиданности, расцепив пальцы, приложил одну ладонь к ее лбу. Жара не было. От этого знака недозаботы что-то внутри сделало кульбит. Списав всё это на болезнь, Сирень мягко отодвинулась. — Как себя чувствуешь? — Голова болит. Телдрин, как я тут… — Принес тебя, — просто ответил наемник. — Нашел выход и вытащил нас оттуда. — А… одежда… — Дамы с фермы Катлы любезно согласились помочь, когда увидели тебя в таком состоянии. Отмыли, причесали, перевязали. И всё, как новенькая, — он улыбнулся. Получилось как-то устало. — Что-то случилось? — она обеспокоенно посмотрела на его лицо, стараясь уловить малейшую деталь, указывающую на причину его хмурого настроения. Случилось? Всё внутри него сдавленно хмыкнуло. Да нет, ничего особенного, просто на протяжении двоих суток он каждый час заглядывал в эту дурацкую комнату и каждый раз надежд на скорейшее пробуждение у него становилось всё меньше. — Нет, ничего, — Серо отмахнулся. — Просто рад, что ты наконец проснулась. Он оторвался от лицезрения собственных пальцев и посмотрел на нее. Спутанные светлые волосы, встревоженные зеленые глаза и слегка растрепанный вид вызывали некоторое умиление — уж очень она сейчас напоминала ребенка. Ее вид шел в полный контраст тому, который он видел тогда, в форте — серьезный, злой взгляд, напряженные руки, искусанные в нервном напряжении до крови губы и мрачный вид. — Сколько я спала? — Два дня. — Два дня? — на выдохе произнесла босмерка. — Магнус, какая трата времени… Телдрин с укором уставился на нее. — Ты отдохнула, Сирень. Так что это — не трата времени. — Мне надо сходить к Фолку… — она потерла лицо ладонью. — Отчитаться о том, что там Потему вызывали. Пусть туда явится бригада паладинов, посмотрят, нет ли остаточных явлений черной магии, которая могла бы обрести… нежелательную форму. Не хотелось бы, чтобы остатки черной магии навредили Солитьюду и Драконьему Мосту, он ведь совсем недалеко оттуда. Услышав имя управляющего, Серо скривился. — Огнебород… — прорычал он, сжав кулак. — Наведался я к нему уже… рожу подправить хотел. Внутри босмерки всё похолодело. — Серо… — в ее голосе прозвучали звенящие нотки угрозы и страха. — Какого… — А какого хрена он тебя туда одну, мелкую такую, послал, хотя там дохли отряды взрослых мужиков из городской стражи? Всегда хотелось ему врезать — вот идеальный случай и представился. — Ты же не… — Нет, — помотал головой данмер и, не скрывая, добавил: — к сожалению. Рыжий хер свинтил куда-то по своим управительским делам как раз тогда, когда я явился в Элисиф гадюшник. Так что дерьмо из него вытрясти не получилось. — Слава Кинарет, — выдохнула Сирень. — Я пойду к нему через пару часов, как отойду немного. — Нет, никуда ты не пойдешь! — решительно замотал головой наемник. — Я не хочу, чтобы ты там свалилась посреди улицы. — Именно поэтому ты пойдешь со мной, — она чистосердечно улыбнулась. — И постарайся, ради Азуры, не набить кому-нибудь рожу до того, как мы получим деньги за работу. Данмер, кажется, успокоился, что обрадовало ее. Сейчас нужны были его мозги, его трезвый ум, а не злость. — Тогда я… пойду, наверное… — он поднялся. Вид его выражал странное смятение и то, что он не горел желанием уходить, но правила приличия, которые он терпеть не мог, его обязывали. Он, снова нахмурившись, отвернулся и хотел было сделать шаг, как его остановили пальцы, сжатые на конце рубашки. Зачем ты остановила его? Она не знала, но ей очень хотелось что-то сказать или сделать, потому что это «что-то» тяжелым грузом недосказанности висело в воздухе, и ей это не нравилось. Серо обернулся. Давай, соображай. Что сказать? Что сделать? И примитивное: — Спасибо, что все-таки позаботился обо мне. Он засунул руки в карманы, уставившись на свои ботинки. Молчал с полминуты, а потом негромко выдал: — С тебя еще бутылка суджаммы. — Эй! И он впервые, спустя долгое время, рассмеялся.***
«Аджо Сирень…» Она улыбнулась. Он всегда начинал так свои письма к ней, употребляя это каджитское слово. Это было их… традицией, эдакой личной мелочью, которую они сохранили в общении друг с другом. Она любила это. «Искренне надеюсь, что твоя дорога гладка и сияешь ты еще ярче…» Улыбка стала чуть шире. В каждой фразе, слове, букве она видела его пушистую, плутоватую морду и в легком волнении извивающийся хвост. Джи-Ха писал в нетерпении — видно по почерку — волновался. Глаза быстро проскользнули по содержанию письма, ухватывая основную суть. «…вступил в Стражу Рассвета…» Хм, интересно, зачем? «…ряд нападений в Рифтене…» Что? Вампиры в Рифтене? «…отправился на задание и встретился с, не поверишь…» Сирень удивленно приподняла брови, не ожидая увидеть это имя. «…Атропосом.» Как давно она не виделась с ним? Давненько. С тех пор, как они спасли мир от Алдуина, их дороги разошлись. Атропос всегда оставался для нее непонятным, но интересным товарищем. Интересным во многом из-за, как раз таки, его непонятности. Конечно, она была рада его видеть, но при несколько… других обстоятельствах. Темный ящер и Стража Рассвета? Это что-то новенькое. «Я слышал, что ты направляешься в Солитьюд. Держу путь туда же и надеюсь на встречу. Не откажешь мне в визите в Горноцвет?» Что-то ей подсказывало, что вопрос он поставил в конце просто из вежливости, потому что обычно он гостил в Озерном даже без ее ведома. Что ж, на Райю можно было положиться, так что там ничего не пропадало. А если бы и пропало, Джи-Ха всегда сам находил лазейки и виделся с ней, так что воспитательно наступить ему на хвост и потребовать вещь обратно не представляло труда. «Пусть солнце тебя греет даже на этой холодной земле.» Она свернула пергамент и засунула его в карман полыневого платья. Прикрыла глаза, наслаждаясь теплом камина и треском дров. Джи-Ха едет. Сюда, в Солитьюд. От этой новости наконец-то потеплело на сердце. Отлично. Просто замечательно. Она давно хотела его увидеть. Странно признать, но очень, очень сильно соскучилась по нему. Они не виделись достаточно времени: он был занят делами Гильдии, которая как никогда нуждалась в проводнике и сильной руке, а она занималась спасением мира и ездила по всему Скайриму по своим делам, так что они не пересекались, что, конечно, расстраивало, потому что временами она совсем не понимала, как ей нужно было поступить, а каджит был тем, кто всегда выводил ее из состояния выбора и указывал прямой путь. Мне. Не хватает. Тебя. Телдрин смотрел на нее, опершись о столик и скрестив руки на груди. Вот распечатывает конверт — медленно, аккуратно, почти с трясущимися от волнения руками. Глубоко вздыхает, разворачивает письмо. Громко треснуло сосновое полено. Она улыбается — видимо, кошак напомнил ей о чем-то приятном. Поудобнее перехватывает пергамент, откидывается на спинку обшитого красным бархатом кресла и погружается с головой в мир, который он открывает ей. Ваза с красными розами стоит рядом, и в свете огня розы кажутся еще багровее, чем раньше. Сраные духи постарались — позаботились о букете. Телдрин надеялся, что он засохнет к их приходу. Однако ж не только не засох, но и распустился, весь расцвел, запах с прежней силой. Их магия вернула ему жизнь, и это раздражало Серо. Ему не хотелось, чтобы что-то от кошака оставалось в этом доме. Ни чертов букет, ни чертово письмо. Просто… не хотелось. Предметы от него казались чужеродными, неправильными, они будто портили картину. То же самое, если бы в тарелку со спелыми фруктами засунули прогнившее яблоко и сказали «оно тоже когда-то было спелым и сочным». Джи-Ха был прогнившим яблоком в корзине фруктов, которое заставляло Сирень возвращаться в прошлое. Пускай и ненадолго, но она все равно делала это, и каждый божий раз, когда они виделись с этим каджитом, существование Телдрина Серо напрочь забывалось. Так она чуть ли не отправила его обратно на Солстхейм, разгребая дела Гильдии. Нет, конечно, он понимал, что не мог участвовать в делах преступной, по сути, организации, не являясь ее членом, но Сирень иной раз даже не приходила на ночь, а вместе со своим мохнатым дружком таскалась целыми сутками черт знает где. В такие моменты, лежа в кровати в поместье этого мразотного каджита, Телдрин чувствовал себя настоящим придурком. Она шаталась где-то третий день, а он не знал, что ему делать дальше. Он был один. Он ненавидел это ощущение. И сейчас, глядя на читающую письмо Сирень, он понял, что он снова один. Почему ты так улыбаешься? Даже тихо хихикнула. О чем он пишет тебе? Свернула пергамент и откинулась на спинку кресла с видом полного удовлетворения, словно все ее жизненные цели только что исполнились. Словно можно помирать со спокойной душой. Посидела, помолчала, видно смакуя ощущение своего тихого, личного счастья, а потом — он уверен — заставила себя открыть глаза и посмотреть на него. — Собирайся, Телдрин, идем в Солитьюд. Что? Серьезно? Ты даже ничего не скажешь? Не ответишь на вопрос, почему у тебя такой вид, будто твое самое сокровенное желание исполнилось? «А может, так оно и сеть?» — шепнул голос, но Серо отбросил его куда подальше в глубины сознания. Потом обдумает эту мысль. Не сейчас. — Что он написал? — Он заглянет в Солитьюд вместе с Атропосом чуть позже. Сердце камнем упало в желудок. Боэтия, за что? Почему он всегда появляется так не вовремя? — И что ему надо? — суше, чем в прошлый раз. Сухость давит на гланды. Облепляет язык. — Он доставляет кое-какую посылку, а на обратном пути хочет остановиться погостить, — она не могла скрыть энтузиазма в голосе. — Идем, Телдрин, нам пора! Почти вскочила с места и, коснувшись плеча наемника в подбадривающем жесте, ускользнула к себе в комнату, напевая что-то. Телдрин стоял, смотря в огонь. Снова полено треснуло слишком громко.***
Она любила ночной Солитьюд. Большой, темный и высокий — он будто тянулся к такому же темному небу, касаясь шпилями холодных звезд. У каждого из домиков приветливо горел квадратный фонарь, освещая входные ступеньки. И такие же фонарики висели, сцепленные веревкой, между домами, создавая сказочную атмосферу пролитого света на главную улицу. Люди медленно, как сонные мухи, выходили из дверей заведений и заходили в них же. Стражники ходили туда-сюда с факелами, больше напоминая двигающиеся огоньки во тьме, чем людей. Кто-то пьяным голосом пел о славе Скайрима. Площадь, где когда-то казнили Роггвира, пустовала. Сирень подняла голову и увидела, какая какая-то птица черной стрелой прорезала небо, закрывая своим телом его небольшой звездный кусочек. Тут же снова вспомнились их выходки с Джи-Ха, совместные дела. Гонки по крышам. Всё-таки хорошо, что он приезжает. Им есть, о чем поговорить. — Солитьюд… — ворчал Телдрин, со скептицизмом смотря и на красивые фонарики, и на веселых людей, и даже на солитьюдское небо (будто оно ему чем-то насолило). — Вотчина Восточно-имперской компании. Бессердечные ублюдки. — Смотри, как красиво, — пропустив его слова мимо ушей, восторженно прошептала босмерка, схватив его под руку и указав вперед себя, на главную улицу и на фонарики. Свет огня отражался в ее распахнутых в детском удивлении глазах. Телдрин задержался на них чуть дольше, чем хотел, а затем перевел взгляд туда, куда она указывала. — Да, пожалуй… — нехотя признал он, — неплохо. Ее, кажется, вполне удовлетворил такой ответ, и она, так и не убрав руку с локтя данмера, бодрым шагом направилась вперед, к возвышающейся вдалеке обители ярла. Серо ничего не оставалось, как пойти следом, старательно отгоняя мысли о том, что ее рука снова теплая и мягкая. Живая. Больше не дергается в предсмертном мандраже Катавасии. Хочется взять за руку. Огни Солитьюда горят так сильно в ночной мгле, что Телдрин почти успокаивается. Всё хорошо. Она рядом и она жива. Она рядом и она жива. Когда они зашли в Синий дворец и поднялись на второй этаж, Элисиф уже не было. Скорее всего, ярл трапезничала в столовой или, может, даже легла спать — в последнее время она выглядела болезненно. Рядом с пустующим, каким-то сиротливым ярловским троном подметала Эрди. — Эрди! — окликнула девушку эльфийка, и та испуганно развернулась, прижав к себе метлу. — Госпожа Сирень! — пискнула она. — Вы сегодня поздновато. И тут Эрди посмотрела на ее спутника, которого Драконорожденная держала под руку. — Ой, мадам… — служанка залилась краской до самых ушей и кончика носа. — Вы… вы с молодым человеком? Телдрин окатил ее настолько холодным взглядом, что та съежилась. — А, это, — Сирень махнула свободной рукой, — это Телдрин. Милейший молодой человек и рыцарь в хитиновых доспехах. Мой компаньон. — Р-рыцарь? — глаза Эрди засияли. — Настоящий? — Ага, даже клятву верности давал. «…кошельку монет», — хотелось добавить ей, но отчего-то передумала. — Б-Божечки! — взвизгнула девушка, уронив метлу. — А где он вас нашел? — Скорее, она меня нашла… — фыркнул данмер, вспоминая встречу со своей нанимательницей. О, это было поистине самое странное и запоминающееся знакомство в его жизни. Она ворвалась в Пьяный нетч, распахнув двери так, что они ударились о каменные стены, быстрыми шагами прошествовала на середину таверны, прямо к барной стойке, и остановилась возле застывшего от удивления Гелдиса, который забыл, что натирал бокал, поэтому теперь глупо держал его в одной руке, а тряпочку в другой. — Здесь. Наемники. Есть? — процедила она, впившись взглядом в бедного трактирщика. Гелдис хотел было открыть рот, чтобы промямлить что-то про Телдрина, но не успел. — И чего тебе от меня потребовалось? — послышался насмешливый голос сзади. — Мешки с мукой перетаскать? Сирень молниеносно повернулась, почти уткнувшись в лицо, скрытое шлемом. Оценивающе-презрительно оглядела воина и впилась таким же взглядом в хитиновый шлем. — Окуляры сними, посмотреть на тебя хочу. — Чтобы ты меня взглядом сожгла? Вот уж нет, спасибо. Босмерка прищурилась. — Я — Сирень. — Телдрин Серо. — Так вот, Телдрин Серо, я не нанимаю таких, как ты, — она кивнула подбородком в сторону его эльфийского меча, прикрепленного к поясу, — ради муки. Не побоишься форт зачистить? Заодно устроишь мне экскурсию, я не из местных. — Это я уже понял, — не убавляя насмешливости в голосе, ответил наемник. — 500 септимов, и я поработаю для тебя гидом. — Надеюсь, твой меч входит в стоимость, — она кинула ему кошель с монетами, где было явно больше, чем 500 септимов. — У меня и магия есть. Она улыбнулась и положила руки на пояс, глядя на него с вызовом. — Отлично, значит, мы поладим. Да, этот ее взгляд намертво врезался тогда ему в память и данмерское чутье подсказало — с ней скучать точно не придется. Он взглянул на ту, которая когда-то давно чуть не сломала входные двери несчастному Гелдису и которая сейчас мило беседовала с солитьюдской служанкой. Чутье, как всегда, не обмануло. Слова нордки вывели его из раздумий: — Господин Фолк сейчас в приемной, вы можете зайти к нему, пока он не отправился на ужин. — Спасибо, Эрди, мы пойдем. — До свидания, госпожа Сирень! — она махнула рукой. — До свидания, Телдрин! Данмер промычал в ответ что-то похожее на прощание, пока Сирень увлекала его за собой вглубь замка, к приемной. Фолк выглядел плохо. Сидел, сгорбившись, над какими-то пергаментами. Его руки были сцеплены в тугой замок, а уставший взгляд безразлично бродил по написанному тексту. Интересно, он вообще понимал, что читал? Острые плечи, как шпили защищаемого им города, тянулись вверх, а голова камнем сползала вниз. Кажется, управляющий засыпал прямо на рабочем месте. Телдрину на секунду даже стало его жаль, но потом привычное раздражение вернулось к нему. Еще б он жалел норда. Ага, конечно. Хрена с два. Будто у его человечьей задницы меньше проблем, чем у них с Сиренью. Огнебород, похоже, даже не заметил, что к нему кто-то вошел. Он слегка шевелил губами, читая пергамент, видимо для того, чтобы слова врезались ему в мозг и он не забывал их. Эльфы переглянулись. Кажется, у норда была масса проблем и без их невеселой новости. — Фолк? — мягко позвала девушка, отстраняясь от данмера и подходя ближе к мужчине. Тот не обратил внимания. — Фолк, — чуть настойчивее сказала она и положила руку ему на плечо. Норд содрогнулся и резко вскинул голову наверх, глядя туманным карим взглядом на Довакина. — Всё хорошо? — А? — тупо переспросил управляющий. — А, Сирень, да-да, — засуетился он и снова вздрогнул, как будто его ударили, — присаживайся, пожалуйста. Что-то случилось? Сирень послушно села на стул напротив стола управляющего. — Послушай, Фолк, мне крайне неприятно сообщать эту новость тебе сейчас, — она взглянула на его растрепанный вид, — но придется. Твой наводчик был прав, в пещере действительно было опасно. Огнебород тупо пялился сквозь нее и, кажется, слушал вполуха. — Фолк, там были некроманты, и они вызывали Потему. Только это имя заставило норда ожить. Он встрепенулся, его посеревшее лицо ожило, вытянулось, а в глазах начал расползаться такой ужас, что Серо даже заинтересовался личностью этой таинственной Потемы, которая так напугала управляющего. — Ч-что? — заикнувшись, выдал он. — Внутри пещеры был форт. Некромантов было около тридцати, большая часть из них находилась на верхних ярусах, они и призывали Потему. Нужно будет отправить туда кого-нибудь, чтобы очистили место на всякий случай, но мы там всех перебили. — С-спасибо, Сирень, с-спасибо! — Фолк вскочил. — Только Потемы нам сейчас не хватало. Нет, только не сейчас. — А что такое? — Проклятые Братья Бури! — вскрикнул управляющий, раскинув руками. — Давят со всех сторон, как будто я тут ярл, а не Элисиф, во имя Стендарра! Чтоб им пусто было, я что, виноват, что у нее душевная болезнь?! Телдрин с удивленно приподнятыми бровями косился на мужчину и отчего-то подумал, что это было удачным стечением обстоятельств: когда он пришел к Фолку и не застал его. Потому что мордобой был бы крепким с учетом того, в каком бешенстве сейчас находился Огнебород. Сирень же спокойно выслушала норда и его проклятья в сторону всех врагов Солитьюда. Братьев Бури, имперцев, эльфов, Талмора, бездельников и даже плохого повара на кухне. Вообще-то, он не имел права выливать это всё на постороннего, но Телдрину показалось, что в данный момент Фолк вообще клал батат на всё, что можно и нельзя было. Она подошла, похлопала его по плечу и понимающе кивнула. Сказала что-то про то, что он мог бы нанять заместителя и сложить часть работы на него и на танов. А она в свою очередь поговорила бы с теми, кто ему досаждал. Фолк даже не спросил, с какого черта солдаты Бури должны были ее слушать, потому что все его мысли явно были далеко от размышлений на эту тему. Но Телдрин видел, как острые плечи начали медленно опускаться и сглаживаться. Фолк успокаивался. — В-вот, возьми, ты молодец, — он достал из ящика кошель с монетами. — Не знаю, что делал бы, если б ты не остановилась в Солитьюде. Ты надолго к нам? — Побуду еще некоторое время, — пообещала босмерка. — А потом, куда нос потянет. — Понял. Тогда спокойной ночи, Сирень. — И тебе, Фолк. Кивнув, эльфийка отвернулась от управляющего и, легко коснувшись Серо, поманила его за собой. Данмер пошел следом, оставляя норда в одиночестве разбираться с кипой бумаг. — Никогда не приходи к Фолку без меня, — негромко сказала Сирень, петляя по коридорам. — Окажешься либо у главных ворот, выброшенный из города, либо в тюрьме. А там несладко. — А ты проверяла? — улыбнулся данмер. — Я — нет. А вот один мой знакомый просидел там чуть ли не всю жизнь в изолированной камере. Кстати, она как раз выходила на площадь, где с утра смертникам рубили головы. — Счастливчик. Каждый день лицезреть, как палач играет с толпой в мячик. — К слову, именно поэтому он и не любит игры с мячом, — она улыбнулась. Телдрин расхохотался. И, взявшись под руки, они направились прочь из города, а огни уличных фонарей еще какое-то время хранили на дороге их тени.